Раскол

– Да, буду дома, – ответил он ровным голосом.

– Бреки приведет Кьяртана… Ты встреть их, если я вдруг задержусь, – произнесла она колеблясь.

Бреки, отца мальчика, Роберт терпеть не мог.

– Конечно, – кивнул он и, прежде чем Сюнна успела выйти из кухни, добавил: – Послушай, дорогая… Он что, так и не оставляет тебя в покое?

– Бреки?

– Да. Ты же помнишь, что говорил адвокат… Тебе нельзя вступать с ним сейчас ни в какие споры. Теперь все ваше общение должно вестись через юристов. Он тебе что, звонил?

– Нет, – ответила Сюнна. – Да ты не беспокойся из-за Бреки. Я сама с ним разберусь, – улыбнулась она.

5

Усевшись на свое место в самолете, который должен был унести ее обратно домой, в Рейкьявик, Исрун почувствовала, как от страха у нее засосало под ложечкой. Перелет до Фарерских островов она перенесла более-менее сносно, а вот когда самолет стал заходить на посадку, буквально лавируя между вздымающимися к небу горами, у нее по телу побежали мурашки. Она попробовала закрыть глаза, но легче ей от этого не стало: снижаясь, самолет вошел в зону турбулентности, от чего воображение Исрун разыгралось не на шутку, и у нее перед глазами замелькали ужасающие картины возможных последствий неудачной посадки. Прощаясь с ней, стюард выразил надежду, что полет ей понравился, хотя наверняка заметил, какая она бледная.

– Ну да, – ответила Исрун, слегка запинаясь. – Если, конечно, не считать посадки…

– Да что вы? – удивился стюард. – Сегодня-то как раз все прошло наилучшим образом – благоприятные условия и лишь небольшая турбулентность.

Тем не менее Исрун очень надеялась, что взлет с этого крошечного аэродрома окажется менее неприятным, чем посадка. Потуже затянув ремень безопасности, Исрун мысленно вернулась к нескольким дням своего пребывания на Фарерских островах. Она прилетела сюда не для того, чтобы развеяться, – как раз наоборот. Исрун испытывала самые теплые чувства к этой стране и ее народу и неоднократно бывала здесь с родителями. Однако в этот раз Исрун путешествовала в одиночестве – она оказалась тут, чтобы встретиться с матерью.

Мать Исрун, Анна, родилась на Фарерах в семье рыбака. Родители Анны уже умерли, но на островах у нее остались две сестры, с которыми она поддерживала добрые отношения. Сама Анна переехала в Исландию, когда ей было чуть больше двадцати, познакомившись с исландцем Орри, который работал водителем на Фарерах. Работа эта была временной – лишь на одно лето. Анна всегда рассказывала Исрун, что влюбилась в ее отца с первого взгляда. Даже не успев пожениться, пара выстроила себе дом в Коупавогюре, недалеко от столицы; позднее, правда, они переехали в Рейкьявик, в район Граварвогюр, – и Анна поступила на филфак в университет, а через несколько лет родилась Исрун.

Орри продолжал работать шофером – он крутил баранку и на грузовиках, и на автобусах, – а Анна, получив диплом о высшем образовании, открыла небольшой издательский бизнес. Изначально она поставила перед собой цель познакомить исландского читателя с произведениями фарерской литературы. Однако, опубликовав несколько переводов, Анна расширила поле своей деятельности и стала заниматься также изданием детской литературы, в чем достигла известных успехов. В последние несколько лет в издательстве Анны стали выходить и путеводители, которые продавались, как горячие пирожки.

Путеводители обеспечивали Анне и Орри безбедное существование, а вот прочности их браку не прибавили. Нежданно-негаданно у Орри возникла идея поменять сферу деятельности и затеять туристический бизнес. Он воображал, как будет лопатой грести валюту, которой за его услуги станут расплачиваться иностранные туристы. Кроме того, он намеревался воспользоваться путеводителями Анны для саморекламы. Он приобрел микроавтобус, а потом его автопарк пополнился еще одной машиной. Именно она и стала каплей, переполнившей чашу. Анна, которой вскоре исполнялось шестьдесят, собиралась отойти от дел и подыскала покупателя, готового выложить за ее издательский бизнес кругленькую сумму. Хотя Орри был старше жены на семь лет, он и слышать не хотел о том, чтобы сворачивать свою деятельность, и в штыки принял решение Анны продать издательство. На свою беду Исрун стала свидетельницей сцены, во время которой разногласия родителей достигли наивысшей точки.

– Я купил автобус, – как бы невзначай сообщил отец, отправляя в рот очередной кусок стейка, приготовленного на ужин в то воскресенье.

– У тебя ведь уже есть автобус, – простодушно заметила Исрун.

– Есть, но я купил еще один – заказал из Германии.

– Еще один автобус?! – выпалила Анна, безуспешно пытаясь в присутствии дочери не дать вырваться наружу своему возмущению.

Она уставилась на мужа, а тот как ни в чем не бывало продолжал:

– Цена была очень выгодная, и пробег всего-то сто тысяч. Еще и с кондиционером, – с гордостью добавил Орри.

Слово «кондиционер» он произнес на английском, которым овладел, пока год жил в Штатах в начале восьмидесятых.

– И какова же цена? – поинтересовалась Анна.

– Он очень быстро окупится, – оставил ее вопрос без ответа Орри. – Я все рассчитал. Сейчас такой сумасшедший спрос на туры по Золотому кольцу^[3]. Это просто эльдорадо! – Он сконфуженно улыбнулся.

– Но разве мы не собирались сбавить обороты? – спросила Анна, но ответа не удостоилась, и разговор сошел на нет. Однако спор наверняка разгорелся с новой силой после того, как ушла Исрун.

И вот два месяца спустя Анна уехала. И не куда-нибудь, а за границу – на Фареры, где поселилась в большом доме одной из своих сестер, предварительно продав издательство. Тем временем Орри прилагал все усилия, чтобы его турбизнес оставался на плаву, но Исрун считала, что он поставил себе слишком высокую планку. Кроме того, без поддержки Анны он был уже не тем энергичным Орри – отъезд жены лишил его энтузиазма.

Исрун решила во что бы то ни стало убедить мать вернуться домой в Исландию, для чего воспользовалась отгулами на работе и полетела на Фарерские острова. Затея была, конечно, совершенно бесперспективная, но в последнее время Исрун имела склонность поддаваться спонтанным порывам. Прошло больше полутора лет с тех пор, как она обратилась к врачам, подозревая, что унаследовала болезнь, которая приводит к образованию различных опухолей и когда-то давным-давно унесла жизнь ее бабушки. Обнаруженная у Исрун опухоль оказалась доброкачественной, но доктор предупредил о необходимости быть готовой к тому, что болезнь может в любой момент пойти по гораздо менее благоприятному сценарию. Тем не менее он посоветовал Исрун не терять оптимизма, и она пыталась жить так, будто ничего не случилось, и никому не рассказывала о своих проблемах со здоровьем – даже собственным родителям. Правда, мысль поделиться неприятной новостью с матерью ее все же посещала – вдруг это убедит Анну вернуться в Исландию? Однако Исрун почти сразу отказалась от этой идеи, посчитав, что поступила бы несправедливо по отношению ко всем, кого такое положение вещей могло затронуть. Плюс ко всему разлад между родителями лишь добавлял напряжения, которого ей с лихвой хватало на работе. Врач рекомендовал Исрун не пренебрегать физическими упражнениями, правильно питаться и избегать стресса. Особый упор он сделал на то, что ей следовало бы распрощаться с журналистикой. Но Исрун сразу отмела этот совет.

– Уж лучше умереть, – не задумываясь, выпалила она и мгновенно поняла, насколько неуместна ее реплика.

Истина заключалась в том, что она обожала скорость и азарт, сопряженные с работой в СМИ. Еще будучи студенткой, Исрун с перерывами работала в отделе новостей на телевидении, и ей это очень нравилось. Там у нее сложился круг друзей из числа коллег, но были и недоброжелатели. Например, сотрудник отдела по имени Ивар. Исрун была на сто процентов уверена, что он плетет интриги, чтобы выжить ее из коллектива. Поскольку Ивар регулярно выполнял функции выпускающего редактора, Исрун чаще всего приходилось работать под его началом, и именно он решал, какие задания ей поручать. Задания эти были в большинстве своем пустяковыми, но все изменилось прошлым летом. Исрун получила журналистскую премию за подробнейшее освещение торговли людьми в Исландии, чем заслужила расположение главного редактора Марии, а позиции Ивара заметно ослабли. Исрун не сомневалась, что последний намеревался в будущем сам занять место главного редактора (должность, о которой, надо сказать, мечтала и Исрун), так что меньше всего Ивару хотелось восстанавливать против себя Марию, и он стал обходиться с Исрун более любезно, хотя, как всем было очевидно, ему это претило.

Поездка на Фареры закончилась полным фиаско. Мать ничуть не уступала ей в упрямстве и была полна решимости оставаться там, где находится, – по крайней мере, пока. А Исрун пожалела о времени и деньгах, потраченных на путешествие, но, несмотря на это, дала себе зарок бывать на островах чаще. Она не поддерживала контактов со своими родственниками со стороны матери и почти не говорила по-фарерски, имея весьма поверхностные знания о стране и живущих там людях, так что ей было за себя даже немного неловко.

– Просто наши с папой пути разошлись, доченька, – сказала Анна. – На данный момент, по крайней мере. А дальше – посмотрим.

Затем она задала вопрос, который ожидала услышать Исрун:

– Это он тебя сюда прислал?

– С чего ты взяла? Я что, не могу приехать к тебе в гости просто так?

– Прости… Можешь, конечно, – ответила Анна смущенно.

– У папы сейчас дела не очень… – продолжила Исрун.

– А я его предупреждала. Придется ему теперь самому все расхлебывать. У нас достаточно денег… на достойную жизнь на пенсии. А этот его турбизнес слишком дорого обходится.

– Но вы же не позволите каким-то туристам разрушить брак длиною в несколько десятков лет?

– Все не так просто. Меня стали раздражать всякие мелочи – да и папу тоже. Его ничто не интересовало, кроме работы – естественно, кроме этих его злополучных автобусов. А я хотела наслаждаться жизнью: путешествовать, копаться в саду, ходить на концерты, в театр… Ему до всего этого не было дела. Я даже почитать перед сном не могла – весь свет должен быть погашен, как только он ложился спать. Мы устали друг от друга. Брак – совсем не вечный праздник. Ты и сама это когда-нибудь поймешь, – тонко намекнула Анна на отсутствие мужчины в жизни Исрун.

Последние романтические отношения у нее закончились уже довольно давно. Свою роль тут сыграла и ее болезнь, и тот факт, что ей с трудом удалось восстановиться после одного серьезного испытания, которое ей пришлось пройти. Так что заниматься поисками жениха у нее не было ни времени, ни сил.

Перелет с Фарерских островов прошел гладко, и прямо из аэропорта Исрун поехала на работу. Она переступила порог отдела новостей за считаные минуты до начала своей смены.

– Исрун! – окрикнул ее выпускающий редактор Ивар, бросая взгляд на настенные часы.

Она направилась к нему, стараясь, чтобы на лице у нее не дрогнул ни один мускул. Пасовать перед Иваром ей было никак нельзя – ведь это не его полку украшал почетный трофей обладателя журналистской премии, и им обоим было это известно, но что еще важнее, это было известно главному редактору Марии.

Исрун глядела на Ивара, не произнося ни слова.

– У тебя ведь смены в ближайшие дни, верно? – наконец спросил он после неловкого молчания.

– Да, – ответила Исрун, не поведя бровью.

– Я могу тебе поручить отслеживать ситуацию в Сиглуфьордюре? Я имею в виду этот смертельный вирус. Ты ведь там была прошлым летом, так?

Исрун действительно ездила на север в связи с проводившимся там расследованием убийства, и эта поездка даже зарядила ее энергией, которая помогала ей справляться с болезнью.

– Без проблем. – Не удостоив Ивара улыбкой, она села за свой рабочий стол, включила компьютер и нашла там номер телефона полиции Сиглуфьордюра.

6

Томас пришел на работу в семь; на смене был Ари. В первые утренние часы поступила информация, что состояние медсестры значительно ухудшилось, а потом и о том, что она скончалась, не дотянув до отделения интенсивной терапии в Рейкьявике.

Созвали срочное совещание с руководителями больницы, эпидемиологом и представителями Управления общественной безопасности – совещание было, разумеется, селекторным. Ни о каких других способах общения не могло быть и речи – никому не хотелось становиться следующей жертвой вируса. Томас, конечно, пытался создать впечатление, что он полностью владеет ситуацией и что работа для него важнее, чем собственное здоровье. Но на самом деле это было далеко не так – он как черт ладана боялся этого проклятого вируса и насколько возможно избегал любых контактов.

Томасу нужно было подготовить пресс-релиз о кончине медсестры. Вся страна – с безопасного расстояния – наблюдала за положением дел в Сиглуфьордюре. Жители городка и те, кто волею судеб там оказался, будто превратились в подопытных животных, накрепко запертых в стеклянной клетке, которую никто не испытывал желания открыть. Пресс-релиз был чистой формальностью, поскольку трагическая весть уже и так успела распространиться: о смерти медсестры сообщили в утренних выпусках новостей задолго до того, как Томас уселся перед компьютером. Однако основной целью пресс-релиза было не оповещение о печальной участи медсестры, а попытка успокоить местное население и заверить жителей других регионов, что инфекцию удалось локализовать. Томас надеялся, что так оно и было.

Физически Томас чувствовал себя хорошо – вирус обошел его стороной. Однако он испытывал некоторую усталость: они с Ари дежурили по очереди, поскольку в участке требовалось чье-либо присутствие в любое время дня и ночи. Было объявлено о вакансии на должность третьего полицейского, однако в свете сложившихся обстоятельств процесс отбора застопорился. К счастью, в участке имелась видавшая виды раскладушка, на которую можно было прилечь во время ночной смены.

Томас не так давно вернулся из длительного отпуска – он целых три месяца провел в Рейкьявике, где его жена училась на факультете искусствоведения. Ему, конечно, хотелось, чтобы она была рядом, но сейчас он был рад, что жена находится вне зоны досягаемости вируса. Она жила в небольшой съемной квартире недалеко от Исландского университета и чувствовала себя там очень уютно. Это она предложила Томасу приехать в Рейкьявик – хотя бы на некоторое время. Если бы ему там понравилось, они могли бы попытаться продать свой довольно-таки большой дом в Сиглуфьордюре и купить квартиру в столице. Прошло много времени, прежде чем Томас решился на поездку; естественно, он скучал по жене, да и разогретая в микроволновке еда порядком ему надоела. И вот, совершив долгий переезд с севера на юг, он оказался на пороге рейкьявикского жилища своей супруги. Было время ужина, и она его ждала, однако в тесной квартирке находилось чересчур много людей – однокурсников, как объяснила жена. Два молодых человека и девушка – все гораздо моложе Томаса. Они сидели на потертом синем диване у знавшего лучшие времена журнального столика, когда в комнату вошел Томас и смущенно их поприветствовал. На столике теснились бокалы с красным вином, а рядом красовалась наполовину опорожненная бутылка, возле которой стояла еще одна – уже пустая.

– Выпьешь вина? – спросила жена.

Томас покачал головой и сказал, что приляжет после долгой дороги. Он-то надеялся, что жена выпроводит гостей как можно скорее, но какое там – они болтали чуть ли не до двух ночи. Томас ворочался с боку на бок в крошечной спальне в ожидании ухода однокурсников жены, чувствуя себя заключенным в одиночной камере. На кровати едва помещался один человек – она совсем не была рассчитана на супружескую пару. Оказалось, что жена думала предоставить кровать ему, а сама укладывалась бы на диван или просто спала на матрасе. А потом, задержись Томас дольше, чем на три месяца, они купили бы кровать побольше. Томас, однако, предложил ей спать на кровати, а сам устраивался на ночь на диване.

Лиха беда начало, думал Томас, но ничего не менялось: друзья жены могли нагрянуть к ним в любое время, и вся ее жизнь вертелась вокруг лекций и экзаменов – иной раз она сидела за книгами до рассвета. Томасу не удалось подружиться с ее сокурсниками, да он и особых усилий для этого не прикладывал. Бывало, жена проводила целый вечер в библиотеке, а он в гордом одиночестве сидел дома, ощущая полнейший душевный разлад и удивляясь, как жена, будучи всего на несколько лет моложе его, может вести такое хаотичное существование.

Однако к концу своего пребывания в Рейкьявике Томас уверился в одном: другого мужчины жена себе не нашла. Она просто наслаждалась своей новой жизнью. Томас осознал то, о чем окружающие – их друзья и знакомые – наверняка уже давно догадывались: их с женой отношения сходят на нет.

Момент был самый неподходящий – если вообще существовали подходящие моменты для расставания с юношеской любовью, – Томас все никак не мог оправиться от шока, в который его прошлым летом повергло самоубийство его коллеги-полицейского. В довершение всех бед в тот трагический вечер получил ножевое ранение и Ари. Слава богу, жизненно важные органы оказались не затронуты, хотя рана была нешуточная. Было проведено расследование, и все свидетели утверждали, что речь идет о несчастном случае. Вероятно, так оно и было, но Томас не сомневался, что там не все так просто; возможно, между Ари и их коллегой, который размахивал ножом, произошла потасовка. Дело закрыли, и Томас делал вид, что ничего не случилось. Он ни разу не обсуждал трагедию с Ари – не хотел вынуждать того лгать.

Теперь Томас старался с головой уйти в работу, чтобы не думать о своем разваливающемся браке. Он должен был обеспечивать непрерывное поступление продовольствия в Сиглуфьордюр; и с этой задачей он справлялся довольно успешно, хотя она была не из простых. Немногие водители отваживались привозить продукты в городок: в их воображении он был буквально пропитан смертоносным вирусом, так что они просто выгружали товар у въезда в один из туннелей, что вели в Сиглуфьордюр. В свою очередь, жители городка не горели желанием выходить из дома, да и охотников стоять на кассе в продуктовом магазине было днем с огнем не найти, поэтому директору пришлось взять на себя прием заказов и их доставку на дом покупателям. Томасу и самому приходилось пользоваться этой услугой: он платил через виртуальный кошелек – и в тот же день пакет с продуктами оказывался у него перед дверью.

Томас как раз собирался позвонить директору продуктового магазина, когда на его столе ожил телефон. Звонила молодая тележурналистка Исрун – та самая, со шрамом на щеке. Ее имя было на слуху с тех пор, как прошлым летом в соседнем Скагафьордюре, у горячего источника Греттислёйг, обнаружили труп мужчины. Исрун оказалась первым репортером на месте трагедии.

Она хотела получить информацию о состоянии дел в городке, где вирус уже унес две жизни. Томасу было недосуг беседовать с журналисткой, поэтому он записал ее номер на желтом стикере, пообещав, что перезвонит. Стикер он прилепил на экран компьютера Ари – пусть парень разбирается с докучливыми медийщиками, когда вечером заступит на дежурство.

7

Роберт вздрогнул.

Неужели кто-то постучал в окно?

Он приподнялся на диване. Кроме него, в квартире никого не было, – по крайней мере, он на это надеялся. Гулявший по комнате сквозняк вернул его к реальности: ну конечно! Он же уснул прямо у открытого окна.

Роберт бросил взгляд на висевшие на стене часы – почти полдень. Его знобило, появился насморк, а в горле першило – он явно подхватил простуду.

Вдруг снова раздался стук, громкий и настойчивый. Теперь это уже точно не сон, стук был вполне реальным.

Роберт резко оглянулся, и его словно парализовало: через окно на него смотрел какой-то незнакомец. Несколько мгновений Роберт не мог даже пошевелиться. Вообще-то, он был не робкого десятка, но события прошедшей ночи отразились на его нервах не лучшим образом.

Потом он вспомнил, что ожидал мастера, который заменит в доме замки.

Выйдя из оцепенения, Роберт кивнул стоявшему под дождем мужчине и, вскочив с дивана, поспешил в прихожую, чтобы пустить того в квартиру. Мастер оказался человеком среднего возраста с трехдневной щетиной и зализанными назад волосами, так что дождь мало повлиял на его прическу.

– Я пробовал звонить в дверь, – сказал он извиняющимся тоном. – А потом решил постучать в окно и заглянуть внутрь. Подумал, вдруг и дома никого нет?.. Совсем не хотелось прокатиться впустую – я ведь из Мосфедльсбайра приехал, семнадцать километров как-никак.

– Входите-входите, – все еще окончательно не проснувшись, ответил Роберт, протирая глаза. – Простите, звонок такой тихий, что я ничего не слышал; честно говоря, спал.

Мастер вытер ноги о коврик в прихожей, но обувь снимать явно не собирался.

– Так в чем проблема? Замок заело?

– Ну, не совсем. У нас потерялся ключ, так что я хотел бы, чтобы вы заменили замок здесь и на задней двери. На всякий случай.

Мастер кивнул – он наверняка слышал подобное объяснение не впервые – и сразу взялся за работу.

Роберт приготовил себе кофе и уселся с чашкой в руках у стола на кухне. Он хотел покончить со своей простудой в самом начале и сделал первый глоток горячего дымящегося напитка. Но единственное, в чем он преуспел, так это в том, что обжег язык. Как же он устал! Ему и так было трудно засыпать по ночам, а тут еще этот незваный гость… Роберт не думал, что ему будет настолько тяжело свыкнуться с некоторыми обстоятельствами своего прошлого.

– Хотите, я вам еще цепочку для надежности привинчу? – раздался из прихожей голос мастера.

Роберт на пару мгновений задумался, тем не менее ответил утвердительно, хотя и не без колебаний. Ему было досадно расписываться в собственном бессилии обеспечить безопасность своей семье.

Мастер справился с поставленной задачей быстрее, чем ожидал Роберт. Когда тот ушел, Роберт снова решил прилечь, на этот раз не преминув задернуть все занавески и закрыть обе двери на цепочку. Хотя если кому-нибудь взбредет в голову проникнуть в дом, применив грубую силу, от цепочки вряд ли будет толк. Роберта не покидало неприятное ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Он лег на диван и попытался отогнать неприятные мысли, но это оказалось совсем не просто.

Уснуть ему так и не удалось, и спустя полчаса тишину нарушил звонок в дверь. В этот раз Роберт услышал его очень ясно.

Открывать он не спешил, уверенный, что теперь явился Бреки, будь он неладен, и привел Кьяртана, их с Сюнной сына. Роберту никогда не нравился Бреки, хотя особых попыток познакомиться с ним поближе он и не предпринимал.

– Вы с ним чем-то похожи, – как-то сказала Сюнна.

Роберт понимал, на что она намекает. Сам он никогда никому не уступал и догадывался, что и Бреки из того же теста.

Роберт отворил дверь ровно настолько, насколько позволяла цепочка, и выглянул за порог. После этого он снова закрыл дверь и снял цепочку.

– Здравствуй, – поприветствовал он Бреки без тени радушия.

Они оба были высокого роста – под два метра. Бреки сверкал бритым черепом и был обладателем неухоженной бороды и на редкость больших глаз. Кивнув Роберту, он протянул ему свою гигантскую ладонь, смахивавшую на медвежью лапу.

Роберт сделал вид, что не заметил его жеста.

Другой рукой Бреки держал детское автомобильное сиденье, на котором мирно посапывал Кьяртан, укутанный от дождя и коварного холода в теплую одежду.

– Сюнна дома? – пробурчал Бреки, окидывая взглядом окружающую обстановку.

– Она на работе, – ответил Роберт, забирая у него сиденье и ставя его на пол.

Бреки лишь пожал плечами, развернулся и направился в сторону зеленого с ржавчиной пикапа, который оставил посреди узкой дороги.

– Послушай, – окликнул его Роберт, шмыгая носом – c простудой кофе не справился. – Послушай-ка, – повторил он. – Чем это ты тут занимался вчера ночью?

Роберт пристально наблюдал за реакцией Бреки. Тот обернулся и в недоумении уставился на него; глаза его, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

– Ты, вообще, о чем? Вчера ночью меня тут не было.

Роберт выжидал – пока этого было достаточно.

– А мне показалось, что я тебя видел, – наконец проговорил он и захлопнул дверь.

Роберт опасался, что произведенный им шум разбудит ребенка, но тот продолжал спать как ни в чем не бывало. Роберт подождал, пока Бреки отъедет на своей зеленой развалюхе, а потом осторожно достал мальчика из автомобильного сиденья и переложил в коляску, которая стояла в коридоре. После этого, не забыв сунуть в карман новые ключи, вышел на дождливую улицу.

Пройдя несколько метров, он остановился и почти неосознанно оглянулся. Позади никого не было, но воспоминание о ночном визитере преследовало его, как призрак.

8

Ари заступил в ночную смену. Выспаться днем у него не получилось, так что усталость давала о себе знать.

Делать было нечего. Может, ему все-таки удастся подремать этой ночью дома? С телефоном под рукой, разумеется. Ему, вообще-то, нужно было позвонить этой корреспондентке из Рейкьявика, но она наверняка уже вернулась с работы домой, так что с этим можно и подождать. Кроме того, ему следовало связаться с больницей и эпидемиологом, чтобы получить последнюю информацию, как развивается ситуация. Второй смертельный случай вызвал среди населения настоящую панику: симптомы убитой вирусом медсестры – от рвоты до внутреннего и наружного кровотечения – широко обсуждались в СМИ. Никому не хотелось быть следующим в печальном списке жертв коварной болезни. Из бесед с главврачом выяснилось, что персонал больницы находится в полном смятении, несмотря на строгие меры, принятые для сдерживания вируса-убийцы, а тот факт, что речь идет о завезенном заболевании, наводил еще больше ужаса.

После смерти медсестры репортеры всех мастей словно соревновались, у кого лучше получится пощекотать нервы и без того перепуганным людям, в то время как власти пытались убедить общественность, будто все могло быть гораздо печальнее и можно считать настоящей победой, что заразившихся не оказалось больше.

Однако был у Ари и повод для радости: в отношениях с Кристиной, его бывшей девушкой, появились явные признаки улучшения. Они уже давно расстались, когда он нанес Кристине неожиданный визит в Акюрейри^[4] – как оказалось, лишь для того, чтобы обнаружить в ее доме другого мужчину. В порыве жгучей ревности Ари вступил с ним в потасовку, в результате которой получил ножевое ранение. Ари взял всю вину на себя, и странным образом это происшествие снова сблизило его с Кристиной.

А потом, в начале января, раздался телефонный звонок, который опять все спутал. Это случилось в самый неподходящий момент и лишь усилило воздействие, которое оказывала на Ари повсюду царившая в этом зимнем месяце беспросветная мгла.

– Алло, это… Ари? – раздался женский голос на другом конце провода.

Звонок застал Ари в полицейском участке.

– Да, – коротко ответил он, не узнав голоса. Личные звонки на работу были редкостью. Первая мысль, что у него промелькнула, заключалась в том, что звонит какая-то жалобщица, недовольная его работой. Если б так оно и было!

– Может, ты уже не помнишь меня, – после небольшой паузы продолжила женщина. – Мы познакомились в Блёндюоусе.

Дальше она могла и не продолжать. Ари словно обухом по голове ударили, – конечно, он вспомнил ее, хотя это воспоминание было очень размытым, что немудрено, если учесть, сколько он выпил в тот вечер на сельской дискотеке в Блёндюоусе. Закончилось веселье тем, что он оказался в постели с рыжеволосой девушкой, которая сейчас ему и звонила. Это произошло той осенью, когда он расстался с Кристиной.

– Да-да, – только и смог он пробормотать.

– Нам нужно поговорить. – Она снова помолчала, а потом заговорила вновь: – У меня, вообще-то, была еще одна связь, когда мы познакомились, но в тот момент те отношения стояли на паузе… Ну, в общем, после того, как мы с тобой… Выяснилось, что я беременна.

Именно этих слов опасался Ари – и они прозвучали.

– А… ты считаешь, что отец я? – выдавил он из себя.

– Подозреваю, что да. Хотя я не уверена на сто процентов. Я уже рассталась с тем парнем. Сначала я сказала ему, что ребенок его, но потом призналась, что это неточно. И мы почти сразу разбежались. Нужно провести тест, чтобы убедиться окончательно.

Терзаемый сомнениями, Ари все же понимал, что от теста ему не отвертеться. Не ведь он может взять да и послать ее подальше! Перед тем как положить трубку, он спросил:

– Это мальчик или девочка?

– Мальчик, – ответила она не без материнской гордости. – Ему семь месяцев. Может, хочешь с ним познакомиться?

Ари не нашелся с ответом сразу, но потом все же произнес:

– Да нет… Лучше, наверно, сначала все выяснить.

Когда их разговор завершился, Ари испытывал всю палитру чувств – от тревоги до воодушевления. И как ему теперь рассказать об этом Кристине? Для себя он решил никогда не ставить ее в известность о той случайной связи, – в конце концов, тогда они уже не были парой, так что Кристины его любовное похождение в Блёндюоусе никак не касается. После этого рокового звонка Ари решил было оставить Кристину в блаженном неведении – пусть никакая туча не омрачает их отношений… Но ведь в один прекрасный день эта туча может снова выплыть и обрушиться на них дождем горькой правды. Поэтому Ари, собравшись с духом, выложил Кристине все как есть. Это было непросто, но Кристина восприняла новость лучше, чем он ожидал.

– Никакой уверенности, что отец ребенка – ты, нет, – сказала она.

– Хотя это не исключено, – заметил Ари.

– Ну и поговорим, когда будет о чем говорить, – ласково произнесла Кристина.

От Ари, однако, не укрылась нотка беспокойства в этой простой фразе, но он сделал вид, что не заметил ее. Так было проще всего.

Кровь на анализ взяли у Ари, его предполагаемого сына и бывшего жениха той девушки. Поскольку у последнего была та же группа крови, что и у Ари, пришлось провести тест ДНК, результатов которого теперь все и ждали, – и ожидание продолжалось уже два месяца.

Оживший на его столе телефон вывел Ари из задумчивости. Звонила местная старушка, которой было хорошо за восемьдесят, но жила она тем не менее одна. Она извинилась за беспокойство и пожаловалась, что целый день не может дозвониться до продуктового магазина, а ей требуется кое-какой провиант: рыбное филе, немного сыворотки и ржаного хлеба и, конечно, молоко для себя и любимого котика. Ари пообещал, что все уладит, – директор магазина, видимо, совсем выбился из сил.

Попрощавшись с пожилой женщиной, Ари решил воспользоваться временным затишьем, чтобы еще раз изучить содержимое папки с документами о давнем происшествии в Хьединсфьордюре. «Ничего не обещаю», – предупредил он Хьединна, который просил его разобраться с этим делом и постараться идентифицировать изображенного на фотографии подростка. Ари попробовал найти среди полицейских отчетов хоть какую-то информацию, которая касалась бы того случая, но все было тщетно; поэтому единственное, что ему оставалось, – это воспользоваться тем скудным набором материалов, которые передал ему Хьединн.