Tsitaadid raamatust «Коса»
- Вот сидим мы здесь, а жизнь... Да, странная штука жизнь... Просто сидим мы тут, и наша жизнь идет, а где-то еще на земле живут своей жизнью миллиарды других людей. Живем...Одиноко живем. Даже в собственной семье. Бывает так: тебя обнимают, а ты словно за миллион миль отсюда.
- Интересное наблюдение,- заметила его жена.
- Ты меня не так поняла,- объяснил он спокойно. Он не горячился, так как не чувствовал за собой никакой вины.- Я хотел сказать: у каждого из нас свои убеждения, своя маленькая жизнь. Другие люди живут совершенно иначе. Я хотел сказать - сидим мы тут в комнате, а тысячи людей сейчас умирают. Кто от рака, кто от воспаления легких, кто от туберкулеза. Уверен, где-нибудь в США в этот миг кто-то умирает в разбитой автомашине.
- Не слишком веселый разговор,- сказала его жена.
- Я хочу сказать: живем и не задумываемся над тем, как другие люди мыслят, как свою жизнь живут, как умирают. Ждем, когда к нам смерть придет.
- И не боятся?
- Чего им бояться - у них есть вера, религия.
- Мне бы такую веру.
- Знаешь, если бы у тебя появилась вера, ты бы очень быстро разучилась думать, - сказал Джозеф. - Если отдаться целиком какой-то одной идее, то в голове просто не останется места для чего-то другого.
Набрать вес? - Толстяк перекатил слова во рту, как нечто вкусное. -Вот послушай, что для этого нужно. Заведи себе склочную, болтливую жену, а заодно - чертову дюжину родственничков, способных из-за любого, самого невинного бугорка вспугнуть целый выводок кошмарных неприятностей. Добавь сюда щепотку деловых партнеров, чья первая, чуть ли не единственная цель в жизни - вытащить из твоего кармана последний, случайно завалявшийся там доллар - и ты на верном пути. Почему? Ты и сам не заметишь, как начнешь - абсолютно бессознательно! - отгораживаться от них жиром. Создавать эпидермиальные буферные государства, строить органическую Китайскую стену. Вскоре ты поймешь, что еда - единственное в мире удовольствие.
Этими самыми руками — не гляди, что они такие костлявые, — я связала сто шалей, двести свитеров и шестьсот грелок на чайники!
Лезвие неистово металось в море пшеницы, сверкая при каждом взмахе,
с бешенством человека, потерявшего все, потерявшего столько, что ему
уже наплевать на то, что он делает с миром.
