Безымянная невольно прижалась к стволу, когда сноходец рванулся вперед. Она не ожидала такой скорости от высоченного существа: сгорбленное тело вытянулось, точно выпущенная стрела. Накидка приподнялась, открывая мохнатое, звериное тело и далеко не одну пару когтистых лап.
Расколотый взвизгнул, но отскочить не успел. Цепкие пальцы сноходца сдавили плоть, на белой коже проступили багровые пятна. Тварь рвалась и извивалась, верещала оглушительно и пыталась дотянуться зубами до врага, но сноходец оборвал крики одним движением.
Просто откусив расколотому голову.
От омерзительного хруста и хлюпанья скрутило желудок. Безымянная прижала руку ко рту и отвернулась. Если бы была возможность заткнуть уши, то она бы ей точно воспользовалась.
– Уходим, – тихий голос иномирца отозвался дрожью в руках, – где один, там и стая.
На его ладони снова заплясал красный путеводный огонек. Он мерцал и дрожал, рвался вперед, вглубь рощи.
– Иди первой, – сказал он, – я всего в шаге позади.
Стараясь не оборачиваться, Безымянная зашагала вперед. Только бы не слышать этот хруст, только бы не смотреть на кровавую расправу!
В памяти всплыло сражение на мосту, где она сносила головы и не испытывала ни жалости, ни стыда, ни тошноты.
Почему невозможно так же спокойно реагировать на смерть сейчас?
В мысли закралась странная двойственность.
Именно этот расколотый не угрожал им лично. Он не воспринимался как враг, хотя с легкостью вспорол бы горло, если бы добрался. Так можно жалеть ядовитый цветок, если его сорвали, потому что он красив, но при этом ненавидеть его, если растению довелось оказаться в желудке и с лихвой расплескать смертельный яд.
– Где-то здесь, – пробормотал иномирец и остановился. Светляк в руке мигнул, ослепительно вспыхнул и рассыпался снопом искр. Мир перед глазами завибрировал, точно воздух в жаркий день, но больше ничего не произошло.
Ш’янт удивленно моргнул, подошел ближе. Его рука будто погрузилась в плотное колышущееся марево, которое отозвалось на прикосновение тусклым золотистым блеском.
– Что происходит? – Безымянная осматривалась по сторонам. Шипение и порыкивание расколотых мерещились ей повсюду.
Иномирец поджал губы. Выглядел он мрачнее грозовой тучи.
– Происходит невероятное.
– Не можешь открыть?
– Никто не сможет это открыть! – рявкнул Ш’янт. – Проход запечатали. С другой стороны.
***
Невозможно! Совершенно невозможно!
Чувство горького разочарования, знакомое и ненавистное, стиснуло голову в стальных тисках так, что потемнело в глазах. Будь у него такая возможность, и Ш’янт бы разорвал ткань между мирами собственными руками, но проход наглухо закрыт.
Запечатан древней силой. У нее даже был свой незнакомый запах – странный, кисловатый, как у плохого вина.
Первородная не могла сделать это сама. Даже если королева заправляла здесь все эти годы, то она лишь повелительница кошмаров, иллюзорной стороны мира, где есть место расколотым, но и только.
Нужен был кто-то извне, чтобы выполнять указания. Пришлый, случайно заглянувший в мир снов и попавший под влияние Первородной? У него должно быть достаточно сил, чтобы вмешиваться в ткань между мирами, видеть входы и выходы.
Опасный и умный противник.
Ш’янт поморщился. Чувство собственной беспомощности нервировало и пугало, словно власть и сила находились совсем рядом, но между ними пролегла непреодолимая пропасть, а моста не было – на другую сторону не перебраться, не перепрыгнуть.
Девчонка смотрела на него с непониманием и удивлением. На бледном лице эмоции менялись стремительно, но все они застыли, стоило только мелкой принять какое-то решение. Губы сжались в тонкую нить, в глазах мелькнула знакомая отчаянная решимость.
– Если нельзя выйти здесь, то остается только один путь, – сказала она и посмотрела в сторону башни. Беренганд почти обрел плоть. Черная шкура колоссального зверя лоснилась в лучах красного солнца, острая вершина вот-вот вспорет редкие облака.
– У меня почти нет сил, – Ш’янт отвел взгляд. – Самоубийство! Беренганд – это три этажа ловушек. Кошмаров, которые охраняют сон своей госпожи. Эта башня – живой безумный механизм, который раздавит нас, стоит только войти. Я не смогу тебя сберечь.
– Мы не можем вечно прятаться! Я не хочу оставаться здесь. Даже наяву я вижу все, что проникло в кровь с укусом расколотого. Чувствую дыхание чужих снов в груди.
Она умолкла, будто устыдилась этих слов. Закусила губу и отвернулась, делая вид, что внимательно разглядывает башню.
– Давай разрубим этот узел, – устало пробормотала мелкая, – войдем туда. Выберемся? Отлично. А если нет…
– Первородная получит твое тело, а меня развеет по ветру, – скрестив руки на груди, Ш’янт склонил голову набок.
Девчонка вздрогнула, повернулась и шагнула вперед. Тонкие пальцы легли на пластины перчатки, сжали до дрожи. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Сила может вернуться. Мы ведь не знаем, что на это влияет! – положив руку на грудь, она безошибочно нашла отметину связи. Ш’янт вздрогнул, но не подумал отстраниться. Тонкая нить обмоталась вокруг пальца, вспыхнула и завибрировала, точно живая, – и никогда не узнаем, если погибнем здесь.
– Тебя не подменили, пока я не смотрел? – Ш’янт широко улыбнулся, – совсем недавно ты дрожала и боялась ко мне прикасаться. Думала о том, не убью ли я тебя, когда получу силу назад.
Щеки малявки вспыхнули, и она собиралась было отойти, но его рука крепко сжала дрожащую ладонь.
– Я мыслей не читаю. Зачем, если все на лице написано. Каждый раз, стоит мне обернуться, и эта тревога мелькает в твоих глазах, – Ш’янт наклонился. – Я чувствую. Я все вижу.
– Раз ты все видишь, то понимаешь, что другого выхода нет, – девушка смело выдержала его взгляд, – мы должны войти в Беренганд. И, если потребуется, прорубить себе путь к свободе!
– Безрассудное и самоубийственное заявление.
– Единственное из возможных! – выпалила она.
– Мне нравится, – сказал Ш’янт, – я бы посмотрел, как ты прорубаешь путь к свободе.
Безымянная хотела что-то сказать, но ее прервал вопль расколотого. Совсем близко, за ближайшими деревьями. Ему вторили еще несколько голосов. Стая шла по следу, собиралась окружить беглецов.
– Бежим, пока я не передумал!
***
Каменные платформы, повисшие между башней и кромкой леса, были всего три на три фута. Ничего не стоило упасть в пропасть, где совершенно точно не было дна. Безымянная не помнила, чтобы видела эти платформы, когда они вошли в рощу. Будто золотистые камни возникли только что, по велению чужой силы.
Возможно ли иметь такую власть над Изнанкой? Раскалывать землю и выстраивать подобные дороги одним движением мысли. На какие невероятные метаморфозы способна Первородная? Правда ли этот иллюзорный, хрупкий мир сжат в ее кулаке?
Платформы расположились близко друг к другу – можно было просто переступить с одной на другую. Каменная лента тянулась до самой башни, к черным сомкнутым створкам дверей, похожих на пасть монстра, замершего в ожидании добычи.
Зачем создавать подобное, если можно просто распахнуть дверь и позволить войти? Будто Первородная играла в какие-то свои игры, развлекалась за счет попавших в ловушку гостей.
Вопли расколотых становились все ближе.
Когда Безымянная стояла на четвертой платформе, пятерка преследователей показалась у кромки леса. Из раскрытых окровавленных пастей к земле тянулись нитки слюны, когтистые лапы разрывали корни.
Она рванула вперед, не оборачиваясь, чувствуя, как в спину упирается голодный взгляд расколотых. Скрип когтей по камням резанул слух, когда твари бросились в погоню.
Почему они продолжают преследовать их?
Башня! Вот она, рукой подать. Никто не собирается сворачивать с намеченного пути! Но твари только ускорились, рвали камень, визжали, словно перед ними было лакомое угощение. Один сместился и, цепляясь когтями за плиты, несся снизу, опережая собратьев, нацелившись на иномирца.
Когда он прыгнул, Безымянная закричала. Ш’янт остановился и встретил тварь ударом в горло, но платформа была слишком маленькой.
Иномирец покачнулся, когда расколотый влетел в него на полном ходу.
Соскользнув вниз, он успел ухватиться за край, прочертив когтями глубокие борозды. Всего одно мгновение отделяло его от нового нападения: враг уже занес лапу, чтобы разорвать Ш’янту горло.
Увернуться просто невозможно.
В воздухе сверкнуло люзовое лезвие, на камни брызнула густая кровь. Еще один преследователь навис над Безымянной, но лицо его смялось и треснуло, раздавленное когтистой перчаткой.
Не сговариваясь, они развернулись одновременно и бросились к вратам, на этот раз чуть приоткрытым. Платформы крошились под ногами, а от визга врагов закладывало уши.
Сжав руку Безымянной, иномирец прыгнул вместе с ней, когда камень ушел из-под ног. Мир закружился перед глазами, земля стремительно приближалась, но удара не последовало. Мгла обняла девушку со всех сторон, завернула в кокон. Сознание на мгновение ускользнуло, растворилось в абсолютной тишине.
Грохот схлопнувшихся створок и протяжный болезненный стон были такими неожиданными, что дрожь пробежала по спине.
Что-то влажное текло по щеке.
Открыв глаза, до этого плотно зажмуренные, Безымянная рассмотрела лицо иномирца в опасной близости от своего. Его правая щека была измазана кровью, темные волосы отяжелели от влаги.
– Это не моя, – сказал мужчина и повернул голову.
Посмотрев туда, куда был устремлен его взгляд, она едва подавила тошноту.
Один из расколотых почти успел проскочить.
Врата раскроили его пополам. Когтистые лапы все еще подергивались, а крови вокруг хватило бы на десяток человек. Пальцы тонули в тепловатой жиже, вытекающей из искалеченного тела.
Безымянная дернулась, попыталась отползти в сторону. Поднялась на ноги и отвернулась, только бы не смотреть на жуткую картину. Воздух пах пылью и шалфеем, сухим разнотравьем, плиты под ногами отливали травянистой зеленью.
– Первый этаж, – голос Ш’янта громыхнул в тишине, точно удар колокола. – Зал испытаний воли.
Глава 10. Невидимые цепи
Тяжело и горячо, в груди плескался томительный огонь, в животе скручивался болезненный узел. Чувство усталости и слабость накатили внезапно.
Безымянная чувствовала себя совершенно нормально минуту назад! Метка связи болезненно пульсировала: ниточка дергалась, точно хотела что-то передать, влить в хрупкое тело нечто незнакомое, чужеродное.
Запершило в горле. Язык прилип к небу, нестерпимо захотелось пить, но вокруг не было ничего, кроме зеленоватого камня. Прислушавшись, она не уловила ни единого постороннего звука, кроме дыхания Ш’янта и слабого скрежета когтей по стене. От каждого скрипа кожа покрывалась мурашками.
Потолки терялись в кромешной мгле – не рассмотреть – даже отблесков не видно, будто над головой колыхалось невидимое море, готовое поглотить любого, кто осмелится поднять взгляд.
На самом деле комната, где они оказались, была похожа на крохотную прихожую в мрачном и таинственном особняке. Тонкая прослойка пустоты и безопасности между гостями и Беренганд.
Голову пронзила острая боль. Руки дернулись, пальцы стиснули горячие виски, пульсирующие, разрывающиеся изнутри. С губ сорвался судорожный вдох, когда в мысли ворвались чужие, непрошеные образы. Обрывки сна, видение темного коридора и Ш’янт, сжимавший в руках хрупкое безжизненное тело.
Что-то изменилось в этот раз.
Вокруг мужчины клубилась полупрозрачная сероватая дымка, которой раньше не было. Будто чувство скорби и ярости обрело плоть и кружилось вокруг иномирца, прикасаясь к нему цепкими щупальцами. Оно держалось лишь мгновение, прежде чем скрутиться в тугой клубок и раствориться.
Красная нить натянулась, вспыхнула, серая дымка коснулась ее. Возникла всего в дюйме от глаз, сжала горло невидимыми пальцами.
Безымянная вскрикнула и отскочила назад, крепко зажмурившись. Врезавшись спиной во что-то твердое, она резко обернулась и оказалась в цепких руках Ш’янта. Нахмурившись, он вопросительно качнул головой.
– Ты в порядке? – в голосе проскочила странная дрожь. Всего на мгновение, но волнение отразилось на лице.
– Нет, – ответила Безымянная, – я совсем не в порядке.
Коготь скользнул по щеке, заправил за ухо непослушную прядь.
– Мы выберемся отсюда, – уголки губ дрогнули, – башня давит на нас. Такова ее суть.
Что это? Он пытался ее ободрить? Было непривычно и странно слышать подобное, но отчего-то стало даже легче. Тошнотворный комок больше не мешал дышать, но усталость давила на плечи все сильнее, будто камень вокруг вытягивал последние силы, иссушал Безымянную до капли.
От слабости подкашивались ноги. Хотелось расслабиться и уткнуться лбом в широкую грудь. Забыться сном, проспать тысячу лет.
Прохладная ладонь легла на затылок, притягивая ближе, под кожей чувствовалась шершавость черных лент. Когти бездумно перебирали белые пряди, мягко поглаживая, и от этой простой ласки защемило под ребрами.
Откуда и зачем эта забота? Как-то все неправильно, странно.
Болезненно.
Но отойти невозможно, просто немыслимо. Хотелось вжаться сильнее, забыться, а прохлада перчатки приносила такое сладкое облегчение, что просто не было сил сделать шаг назад.
Будто мысли прочитал…
Сцепив руки за спиной иномирца, Безымянная прижалась к сильному телу так, что под пальцами вот-вот должны были затрещать кости.
Хорошо. Слишком хорошо, чтобы задумываться.
Запах жимолости въелся в одежду, вплелся в волосы. Он был повсюду, окружал ее, был в ней. Казалось, что нет в мире ничего роднее и безопаснее этого запаха.
– Я, кстати, хотел спасибо сказать, – марево в голове прояснилось.
– За что? – вяло спросила Безымянная. Язык едва ворочался.
– Ты спасла мою шкуру! Это было смело.
– Тебя не подменили, пока я не смотрела? – вымученно усмехнулась она. Прохлада, исходящая от крепкого тела, напоминала горный ручей, накрывший разгоряченную голову.
– Я, между прочим, умею быть благодарным, – в его голосе звучало какое-то мрачное веселье, – мы найдем место, где ты отдохнешь. Со временем давление ослабнет.
Только дело не в башне, Ш’янт. Совсем не в ней.
– Можешь идти? – тон стал привычно деловым. Он сжал ее плечи и отстранил, пристальный взгляд впился в лицо.
Кивнув, Безымянная сглотнула. Сердце колотилось так сильно, что могло в любой момент выскочить из груди. Слегка пошатываясь, она решила отвлечься, рассматривая стены этого странного колодца, где они оказались.
Камень, гладкий на вид, был испещрен крючками и зарубками. Тут и там скапливались капли влаги и тяжело скатывались вниз. Пол под ногами скользил, будто натертый жиром, отчего приходилось цепляться за крохотные выступы.
В один момент пальцы просто провалились в черноту. Охнув, Безымянная отдернула руку и присмотрелась к стене, которая пошла волнами, точно поверхность воды.
– Ш’янт! – крикнула она.
Иномирец оказался за спиной и с интересом рассматривал находку. Стена колебалась даже от легкого дыхания, где-то в глубине вспыхивали изумрудные и золотые искры.
Качнувшись вперед, он наполовину скрылся за иллюзорной преградой.
– Эй! – Безымянная ухватила Ш’янта за руку и потянула назад, – ты рехнулся?!
Вынырнув из черного марева, он удивленно вскинул брови.
– Других дверей нет. Предлагаешь сидеть здесь?
– Мы даже не знаем, что там!
– Так давай узнаем!
– Но…
Иномирец приложил палец к ее губам, заставив замолчать.
– Если нам суждено умереть, то давай, хотя бы, не здесь.
– Шутник, – проворчала Безымянная, отстранившись.
– А я не шучу.
Ш’янт сжал ее руку и потянул во мрак. Лицо обдало холодом. Пришлось на секунду зажмуриться.
– Как здесь холодно, – она поежилась. Воздух пробрался под одежду и впился в разгоряченную кожу.
Ответа не последовало. Открыв глаза, Безымянная удивленно моргнула и резко крутанулась на месте.
Рядом никого не было.
***
Клаудия смотрела на мир затуманенным взглядом. На своего спасителя внимание не обращала, только время от времени шевелила губами и тяжело сглатывала.
Безымянный же старался к женщине не прикасаться.
Тошно и гадко было чувствовать под руками липкое от пота тело.
От Клаудии осталась только оболочка: навыки и рефлексы, умение выполнять простейшие команды, подобие мышления, какое может быть у кошек или собак. Привязанность к хозяину.
Этого достаточно.
Сейчас она медленно следовала за бывшей ученицей. Странно, что именно ее тело должно было выдержать всю мощь Первородной!
Девчонка совершенно ни на что не годилась: по сторонам не смотрела, когда была такая возможность; не боялась преследования, шла вперед, не понимая, что скоро угодит в ловушку. В голове – полная неразбериха, мысли только об иномирце.
Это было даже мило.
Мило и бессмысленно. Даже безрассудно. Совсем еще маленькая девочка растила в себе беспечное и безответное чувство. Уж он-то знал. Иномирцам нельзя доверять, они не способны на глубокую привязанность. Безжалостные и грубые твари, поправшие создателя! Похожие на людей, но совсем другие. Внешность не могла обмануть искушенного взломщика чужого рассудка.
Девочку было жаль. Она разочаруется.
Невидимая рука коснулась плеча, ухо обожгло тихим шепотом, сладким обещанием.
Тело прошиб пот, ноги дрожали, как у девицы, бредущей на встречу с возлюбленным. Ирония в том, что он не девица, а Первородная едва ли могла исполнять роль возлюбленной.
Слишком много в ней тщеславия, жажды власти и эгоизма. Клаудия наивна и глупа, раз думает, что сможет чего-то требовать от дочери самого тщеславного из божеств, перенявшей все отрицательные качества отца.
Можно лишь униженно умолять, и все равно не получить желаемое.
Пусть даже сердце учащенно бьется, стоит только услышать ее голос, ощутить прикосновение, но не следует забывать, что передо мной не человек и даже не энкулит.
В свое время он пришел на Изнанку, полный отчаянья. Изгнанный семьей за необычные способности. В поисках родственной души, способной разделить его скорбь, пришлось изрядно исследовать незнакомый и враждебный мир. Каково же было его удивление, когда расколотые легко подчинились внушению и следовали за новым хозяином, защищая от других тварей. Оказалось, что на Изнанке множество существ, готовых служить, если знать, куда давить и что приказывать.
Первородная приняла его, ей понравился дар незваного гостя. Ей нужен был доверенный помощник, сильный человек. Королева предложила связь, возможность послужить великой цели.
Знай Клаудия, чего желает королева, стала бы она так же безоговорочно служить ей?
Впрочем, вопрос не имел смысла. Она бы стала служить, даже если бы не хотела этого. Такой хрупкий разум не составило труда подчинить.
Ее роль – поймать девчонку.
Для иномирца, вторгшегося в планы Первородной, судьба приготовила более интересного противника.
***
Споткнувшись, Безымянная повалилась на землю и закашлялась. Пальцы провалились в сухой желтый песок. Облачко пыли взметнулось вверх, запорошив глаза и забив горло. Откуда он в башне? Стоило только перевернуться на спину, как по глазам резанул нестерпимо яркий свет. Неестественно белое солнце было похоже на застывший в небе снежный ком. Искрящееся, огромное, заслонившее собой все небо.
Прикрыв глаза рукой, Безымянная села и осмотрелась по сторонам. Колоссальный каменный колодец тянулся вверх, а крышкой служила решетка, тень от которой расчертила землю внизу огромными квадратами. От нестерпимой жары стало душно, пот струился по лицу, по спине, заливал глаза.
Стены окаймляла тонкая лента лестницы.
Поднявшись на ноги, Безымянная поняла, что иномирца не было и здесь.
Куда же он подевался?! Не растворился же в воздухе, в самом деле!
Только она открыла рот, чтобы подать голос, как звенящая тишина обрушилась на плечи. Даже песок под подошвами сапог не шуршал. Стоило сделать шаг в сторону, как нога провалилась во что-то мягкое. Глянув вниз, девчонка непроизвольно вскрикнула и дернулась от отвращения. Щиколотку обвил черный скользкий щупалец.
Под чернильной шкурой мерцали и перекатывались странные блестки, словно звезды застыли во мраке и пристально наблюдали за происходящим.
Чтобы вырваться, пришлось дернуться что было сил и отступить к лестнице. Лужицы черноты растекались тут и там, стоило только сделать шаг.
Чуть не упав на первой ступеньке, Безымянная поднялась выше. Через секунду чернота уже покрывала весь песок. Она бурлила, колыхалась, раскачивалась подобно волнам неспокойного океана.
– Дитя.
Знакомый голос хлестнул ледяной плетью.
Клаудия двигалась через черное море так равнодушно, будто даже не замечала его. Мрак растекался в стороны, не решался коснуться ног женщины. Все та же серая одежда и пристальный взгляд зеленых глаз. От раны, оставленной Ш’янтом, не осталось и следа.
Что это за чары? Обман? Она же умерла!
– Все может закончиться прямо сейчас. Брось оружие.
Точно в сердце нацелилось острие черного клинка. Точно такого же, как тот, что Ш’янт недавно сломал.
Нет, это все иллюзия. Кошмар и только!
– Сдавайся, дитя. Такова твоя судьба.
– Я не умру здесь, – прошипела Безымянная, – это мое тело. Оно никому не достанется!
– Ты не можешь сбежать, – лицо Клаудии – безмятежное и спокойное, как лицо ребенка, – дрогнуло, озарилось изнутри. – Ты рождена для этого. Ты ведь хотела сделать в этой жизни что-то полезное. Быть нужной. Так будь! Послужи миру, спаси его от уничтожения.
Слова болью отдались в голове. Ведь она и правда хотела стать чем-то важным. Частицей чего-то большего! И все повернулось вот так…
Впереди только смерть и забвение. Роль сосуда.
Безымянная отстегнула клинок.
– Собираешься сражаться? – в голосе Клаудии слышалось неподдельное удивление.
– Всегда, – последовал твердый ответ.
Женщина атаковала стремительно. Меч в ее руке будто ожил, превратившись в смертоносную змею.
Безымянная отражала удары, сыпавшиеся со всех сторон, и при этом медленно поднималась по лестнице, ступенька за ступенькой.
В глазах женщины мелькали самые разные чувства, от ненависти до жалости, но рука оставалась твердой. Каждый выпад был четким, стремительным, слишком мощным, будто нечто чужеродное отдало ей часть сил, превратив в машину для убийства.
Чернота ужалила в плечо, и рукав окрасился красным.
Жидкий мрак за спиной Клаудии постоянно поднимался, хотя и не касался женщины. Первые ступени поглотила мерцающая тьма. Стиснув зубы, Безымянная развернулась и бросилась бежать. Ступени мелькали под ногами, свет белого солнца отблескивал на поверхности живой темноты. Стук каблуков за спиной медленно, но уверенно приближался.
Лестница казалась бесконечной, решетка не сдвинулась с места, не приблизилась ни на фут. Грудь горела огнем, а воздух со свистом срывался с губ.
Как же я слаба!
Слаба и бесполезна.
Споткнувшись, Безымянная растянулась на ступеньках. Рот наполнился вкусом соли и железа, а в затылок уперлось холодное острие клинка.
– Бежать некуда, дитя.
Перекатившись в сторону, она ударила наотмашь, отчаянно, из последних сил. Так, что затрещали мышцы. Клинки столкнулись, высекая искры. Клаудия нахмурилась и зло бросилась вперед, впечатывая меч в камень, всего в дюйме от лица.
Над головой мелькнула тень. Ударив еще раз, Безымянная заставила наставницу пошатнуться, выиграв несколько драгоценных мгновений. Сорвавшись с места, она рассмотрела узкий каменный выступ, зависший над морем черноты.
Лестница плавно переходила в своеобразный пирс и обрывалась всего в сотне футов от решетки.
За спиной Клаудии плескался мрак, и путь к свободе отрезан. Медленно двигаясь над бездонной пропастью, Безымянная бросала по сторонам затравленные взгляды, но на этот раз спасать ее было некому.
Зал испытаний воли…
Чего ты боишься больше всего?
Испытание воли. Сражайся или умри!
– Мама не гаси свечу, я боюсь темноты!
Боюсь темноты…
Глубокий вдох, и чужой голос в голове. Зовет ее.
Тьма – твой лучший друг.
– Остановись, дитя! – вскрикнула Клаудия и рванулась вперед, но ее пальцы ухватили лишь пустоту.
– Тьма – мой лучший друг, – раскинув руки, чтобы встретиться с мраком лицом к лицу, Безымянная упала вниз.
***
В Энкуле не было белого снега.
Холодные хлопья, падавшие с небес, были совершенно черными. Будто невидимый гигант, рассматривавший угрюмый мир с недостижимой высоты, сгорел, и пепел его тела укрывал землю раз в год, на два коротких месяца.
Отмечать сезоны в мире, где почти ничего не меняется – невыполнимая задача. Энкулиты со временем поняли, что когда приходит «лето», то небо над головой светлеет, становится молочно белым, пенится и двигается, перекатывается волнами от края до края.
Ближе к «зиме» небо наливалось красным соком, превращалось в кровавое полотно, сверкающий монолит, застывший в ожидании.
И сейчас небеса над головой были багровыми и неподвижными. Гладкими, как шелковая простыня.
Площадь перед замком, вымощенная черным камнем – поле боя. Окруженное скелетами низкорослого кустарника, заваленное обугленными телами.
Чья-то рука тянулась к Ш’янту. Черная, испещренная трещинами, в которых проглядывала красная плоть. Тело все еще тлело. В воздухе повис густой смрад паленого мяса. Если бы глаза трупа не были выжжены, то смотрели бы на него с укором. Коснувшись пальцев, Ш’янт вздрогнул, стоило плоти и костям превратиться в пыль и осесть на стали перчатки.
Он чувствовал запахи утихшего боя. Горечи, магического огня и изувеченных тел. Чувствовал, как ветер, холодный и безжалостный, трепал волосы и бросал в лицо черную снежную крупу, смешанную с сажей.
Но ощущение нереальности было сильнее. Это лишь отголоски памяти, которые башня вытащила из самых дальних уголков, для испытания воли. Память о давних битвах, пережитых и забытых, отброшенных на окраину сознания и присыпанных пылью прожитых лет.
Не хватало только последнего штриха в этом театре абсурда.
За спиной что-то хрустнуло. Нарочито громко, чтобы привлечь внимание. Даже сдавленный возглас удивления прозвучал как по заказу. По камням застучали каблуки, зашуршала ткань.
Обернувшись, Ш’янт скрестил руки на груди – он не ожидал ничего другого. Если башня копается в памяти, чтобы вытянуть на поверхность страхи и воспоминания, то результат предсказуем, но сердце дрогнуло и застучало быстрее, игнорируя сигналы здравого смысла.
Во имя мрака, он даже чувствовал знакомый запах! Болью обожгло горло, порыв ветра будто выбил из головы все мысли, оставив лишь пепел и горечь.
В его памяти она осталась молодой и прекрасной. И явилась такой же.
Белоснежные волосы заплетены в тугую косу и перетянуты серебристой лентой, подол платья тянется позади, безжалостно пачкаясь о черный снег и гарь. На высоких скулах проступил легкий румянец, губы влажно поблескивают, а в серых глазах застыл немой вопрос.
И ответ на этот вопрос явно проступил на лице Ш’янта. Девушка замешкалась, смешалась и даже открыла рот, чтобы сказать банальность.
Наверное, это было бы что-то вроде: «Что с тобой, Ш’янт? Ты будто призрака увидел». Или что там еще могут выдать иллюзии?
И улыбка обнажила бы ровные жемчужные зубы, а голос был бы точь-в-точь, как у настоящей Хмель. От него подкашивались ноги.
От него сердце могло остановиться.
– Так себе иллюзия, – процедил он, нахмурившись.
– Серьезно? – Хмель – а точнее кто-то, нацепивший личину – удивленно вскинула брови и осмотрела испачканный наряд. Специально покрутилась на месте, медленно разглядывая почерневший подол, – мне казалось, что я все сделал правильно.
Мужчина?
– Испытание воли подпитывается внутренними страхами. Но я не боюсь.
– Самоуверенный лжец, – пухлые губы растянулись в мерзкой усмешке. Настолько отвратительной, что Ш’янта передернуло. – Если бы ты не боялся, то башня не создала бы это место!
В руках Хмель сверкнул меч, материализовавшись просто из воздуха. Люзовый, конечно. Начинало казаться, что в этом долбаном мире, даже бездомные таскают за пазухой люзовый кинжальчик!
Личина скрыла оружие, а незнакомец не воспользовался преимуществом? Странно. Почему бы не отыгрывать роль до самого конца? Подобраться тихо, ударить в спину. Попытаться убедить Ш’янта в том, что Хмель – это Хмель, а не плод воображения. Усыпить бдительность.
Нет! Тварь собралась встать с ним лицом к лицу.
То ли самоубийца, то ли идиот.
– Не обманывайтесь, ваше величество, – подняв клинок, незнакомец направил острие в грудь Ш’янта. – Госпожа приказала позаботиться о вас. Никаких игр и уловок, мне просто нравится представлять, как вы умрете от руки любимой женщины.
Влажный красный язык прошелся по нижней губе. Почему-то показалось, что он раздвоенный, как у змеи. Сжав в руке подол платья, Хмель отсекла его одним взмахом руки, обнажив крепкие бедра.
– А девочка? Ты и о ней позаботишься? – сжав руки в кулаки, Ш’янт внимательно следил за легкими движениями клинка в тонкой руке. Острие выписывало причудливые дуги, которые висли в воздухе. Мало того, что умелый мечник, так еще и маг, хоть и слабый.
Ловушка, которую он вычерчивал, могла разорваться от одного касания.
Он не знает. Или не уверен, вернул ли я себе силу. Вот и будет проверять на мне разные уловки, пока нужная не отыщется.
Незнакомец презрительно поморщился.
– Башня сломает ее без моей помощи! Да и мне запрещено вредить будущему телу госпожи.
Перед глазами мелькнула картина незнакомого места. Будто кто-то забрался в голову и подбрасывал чужие видения. Стиснув зубы, Ш’янт обжег Хмель ненавидящим взглядом, но выбросить чужака из сознания не мог. Тварь вцепилась крепко: запустила невидимые лапы в разум, точно паук.
Девчонка бежала по бесконечной лестнице, а за ее спиной мелькнуло лицо Клаудии. От неожиданности Ш’янт вздрогнул и отступил назад, будто женщина могла переступить тонкую грань и оказаться прямо перед ним.
Картинка медленно теряла четкость: малявка упала, попыталась отразить удар клинка. Тот врезался прямо у ее головы, высекая из камня искры.
– Клаудия – преданный помощник, – Хмель слабо улыбнулась. – От нее не сбежать.
– Грех недооценивать противника, – Ш’янт самодовольно оскалился. – Моя девочка разорвет ее на части.
– Слишком много веры для иномирца! – женщина расхохоталась и подняла клинок. Светящиеся дуги вокруг нее вспыхнули, разрослись, отгораживая площадь от всего остального мира.
– Недостаточно, – тихо ответил он и тряхнул головой, – долго будем болтать? У меня дел по самое горло накопилось.
Хмель вскинула голову и рванулась вперед. Клинок взвыл, точно живое существо, разрезал воздух всего в дюйме от лица Ш’янта.
Шаг в сторону и удар, золотистая дуга прокатилась снизу вверх.
Столкнулись когти и люз. Повалил пар, будто на морозный узор кто-то вылил кипяток. Пухлые губы растянулись в оскале, красный язык вытянулся, как у змеи, и коснулся кончиком перчатки. Содрогнувшись от отвращения, Ш’янт толкнул ее назад, но существо даже не качнулось.