Дверь реанимационной палаты открылась, и Юлиан почувствовал, как на секунду его сердце остановилось. Оттуда вышла Марта Бергер – рукава её халата были закатаны по локоть, а на лице стоял безмолвный ужас.
Юлиан виновен перед ней. Он боялся смотреть в глаза матери Хелен, потому что они могли прожечь его насквозь, заставив упасть на колени и умолять о прощении.
– Она жива? – робко спросил Юлиан.
Возможно, вопрос был неуместен, но Юлиан не мог больше ждать.
Марта Бергер присела рядом с ним и уставшим голосом ответила:
– Конечно, жива. Ты и впрямь считаешь, Юлиан Мерлин, что я позволила бы моей дочери умереть? Скорее небеса рухнут на землю, чем кто-то из Бергеров умрёт.
Юлиан выдохнул. Фрау Бергер хотелось верить.
– Как она себя чувствует? – спросил он.
– Мягко говоря, не очень. Серьёзные обморожения, не говоря о шоке… Может быть, ты скажешь мне, что же там произошло? Каким образом возможно так замёрзнуть в середине марта?
– Это был ледяной элементаль, – не задумываясь, сказал Юлиан.
Фрау Бергер выпучила глаза и с пониманием посмотрела на Юлиана. Именно такое выражение лица присуще работникам психиатрических клиник в отношении своих пациентов.
– Ах, элементаль, – сказала она. – Надеюсь, ты передал ему, что если такое повторится, я лично, своими руками, испепелю всех элементалей Свайзлаутерна?
Как ни странно, в это тоже хотелось верить.
– Думаю, увидев вас, он сам бы это понял. Жаль, что вас не было рядом.
Марта Бергер откинулась на спинку стула и, не открывая рта, произвела короткую и непринуждённую мелодию.
– Главное, что ты был рядом, – сказала она.
– Я? Простите, но я был тем, кто едва не погубил её. Я пытался отвести её домой, но она отпиралась. Если бы я смог, если бы настоял на своём, ничего бы этого не было. Простите, фрау Бергер.
– Ты герой, Юлиан Мерлин, – выпалила мама Хелен и взяла Юлиана за руку. – Если бы ты знал, какую гордость я сейчас испытываю за свою дочь. За то, каких друзей она выбирает.
– Я не смог защитить её.
– Достаточно того, что ты был рядом и смог принять верное решение. Ты вызвал скорую, хотя мог забиться в угол в панике. Ты пожертвовал ради неё теплом своего тела. Если бы не это, она не дотянула бы до больницы.
– На моём месте так поступил бы каждый.
– Я навсегда перед тобой в долгу. Боже, что с твоими руками? – встрепенулась Марта Бергер, увидев ожоги.
Юлиан мгновенно среагировал и убрал руки.
– Нет-нет, не смей, – настояла фрау Бергер. – Ты что, хотел согреть мою дочь огнём? Совсем неумеючи им пользоваться?
– Хотел сжечь элементаля.
– Не вздумай никуда уходить. Я за бинтами и мазью.
Юлиан опустил голову вниз. Если в прошлый раз он мог посчитать, что Йохан пострадал из-за него, то в этот раз вырисовывалась совершенно иная картина. У зловещего близнеца не было никаких планов на Юлиана – его элементаль целенаправленно атаковал Хелен.
Он смирился, что покой впредь будет ныне сниться.
– Готово, – сказала фрау Бергер, завязывая узел на руке Юлиана. – Через три дня будут как новые.
Мазь обжигала ладони. До тех пор, пока боль не утихнет, Юлиан будет помнить о произошедшем сегодня. Жжение не позволит избавиться от чувства вины, что преследовало его из-за случившегося с Йоханом и Хелен.
Было ли чудом то, что они выжили, или двойник всё так и спланировал? Юлиану не хотелось третьего раза, чтобы окончательно удостовериться в этом. Что сегодня, что месяц назад, друзей Юлиана спасло лишь чьё-то вмешательство – тогда это был Лиам Тейлор, а сегодня он сам.
Никто не обещает, что в следующий раз кто-то будет рядом.
– Я к Хелен, – сказала фрау Бергер. – Не буду отходить от неё всю ночь. Поедешь домой?
– Пожалуй, побуду здесь. Не хочу, чтобы из-за меня кто-то ещё пострадал.
– О чём ты?
– Переведу дух и поеду, – отмахнулся Юлиан.
Марта Бергер пожала плечами и, помахав на прощание рукой, удалилась. Она была настоящим талисманом для Хелен. Увы, в Свайзлаутерне не было человека, который заботился бы о Юлиане так же. И никогда уже не будет, потому что те, кого он считал самыми близкими, покинули его – Ривальда Скуэйн погибла, а Пенелопа Лютнер бросила его в угоду своим родителем.
Справа послышались шаги, и Юлиан машинально поднял голову. В больницу ворвался растрёпанный и запыханный Гарет Тейлор – один конец шарфа располагался куда ниже другого, а рубашка под пальто была неуклюже распущена.
– Что случилось? – сходу спросил он. – Она жива?
Юлиан не выдержал и встал. Приблизившись к Гарету, он посмотрел в его лживые глаза и процедил, отрезая каждое слово ножом:
– Как ты посмел прийти сюда?
– Что с тобой? Прежде чем ты совершишь какую-то глупость, скажи мне – с Хелен всё в порядке?
– Как ты мог так поступить? Она застала тебя в гостиной нашего общежития с какой-то девицей. Почему ты молчишь? Постой… Ты даже не заметил её?
– Ты действительно считаешь, что сейчас лучший момент для того, чтобы обсудить это? – развёл руками Гарет.
– Она плакала на качелях и не хотела уходить. Если бы не ты, она не подверглась бы атаке элементаля, потому что была бы дома.
– Ты решил предъявить мне обвинения?
– Ты наблюдателен, Гарет. Если бы не я, она бы погибла. Посмотри на мои руки!
Юлиан приподнял вверх свои ладони, но это не произвело никакого впечатления на Гарета. Он брезгливо отвёл их в сторону и сказал:
– Надо же – в герои записался. Мне стоит поблагодарить тебя? Где она? В той палате?
Он указал пальцем на дверь, за которой находились Хелен и её мать.
– Тебя не пустят туда, – сообщил Юлиан.
– Да плевать, – ответил Гарет и, оттолкнув Юлиана, гордой поступью направился в сторону реанимационной палаты.
Это ещё больше разозлило Юлиана. Ещё минуту назад он считал виновным в нападении на Хелен только себя, но появление Гарета мгновенно переубедило его.
Возможно, он был не прав. В этой ситуации и вовсе не могло быть правых – каждый виновен перед Хелен по-своему. Тем более, никто не гарантировал того, что ничего не случилось бы, если б Хелен сидела дома или бы миловалась с Гаретом в гостиной.
Если у близнеца заранее были планы в её отношении, его никто не смог бы остановить. Он обладал серьёзной мощью – создать элементаля было под силу далеко не каждому, а значит, стены дома или объятия Гарета были для него сомнительной преградой.
Тейлор-младший вылетел из реанимации примерно через пять секунд. К счастью, Юлиану этого времени хватило, чтобы немного прийти в себя. В какой-то мере это даже удивляло – он ожидал, что будет ненавидеть Гарета ещё несколько дней.
– Прогнали, – пожаловался Гарет.
Юлиан отошёл от него и приблизился к большому стеклянному окну, открывающему вид на ночной город. Он обожал подобные панорамы – в них было нечто величественное и загадочное.
Ночной город помогал привести мысли в порядок.
В углу работал маленький телевизор. Он показывал очередное бессмысленое ток-шоу, популярность которых добралась и до спокойного некогда Свайзлаутерна.
– Что случилось, Юлиан? – осторожно спросил Гарет, встав плечом к плечу с соседом.
– Может, прежде ты расскажешь мне, как тебе пришло в голову изменить ей?
– Изменить? Не было никакой измены, Юлиан. Я просто…
– Целовался с первой встречной.
– Я не знал, что мы с Хелен встречаемся, – сказал Гарет, надеясь на понимание со стороны Юлиана. – Погуляли пару раз, поцеловались на дне рождения у Пенелопы. Это разве что-то значит? У нас не было ничего большего. Тем более, она сама говорила мне что-то вроде «Хелен Бергер скорее сменит имя, чем привяжется к какому-то парню».
Увы, понимания от Юлиана он не дождался.
– И ты воспринял это буквально? Ты, считающий себя великим знатоком мира женщин? Не ожидал такого от тебя. Если она для тебя ничего не значит, стоило сказать об этом сразу.
– Не думаю, что всё так однозначно. Мне нравилось с Хелен – в этом я не совру. Она довольно симпатична, интересна и совсем не глупая, как может показаться. Конечно, мне больше нравятся девушки в платьях, но… Я сам не думал, что это для неё что-то значит. Говоришь, она плакала?
– Плакала, Гарет, и звала меня напиться. Пожалуй, не буду рассказывать, как она тебя называла. И учти – я всё ещё очень зол на тебя.
– Понимаю тебя. Но, самое главное – мы все живы, а значит, всё образумится.
– Пока что живы, – поправил Гарета Юлиан.
– Думаю, не стоит спрашивать, кто напал на неё? Ледяной элементаль, не так ли?
Юлиан не отрываясь смотрел на город. С этой высоты он казался большим, кишащим жизнью муравейником – Юлиан едва видел раницу, разделяющую свет фонарей от леса, в котором царят злобные вервольфы. Но создавалось впечатление, что город огромный только свиду, а на самом деле он необычайно тесен – раз за разом Юлиан бывал в одной и той же больнице и одном-единственном полицейском участке.
Несомненно, их было куда больше. Но лживые ощущения создавали иллюзию неральности происходящего. Жизнь Юлиана протекала в одних и тех же локациях – академия, общежитие, больница, полиция и в редких случаях что-то новое. Что, если ничего другого в этом городе нет? Что, если это просто декорации, созданные для того, чтобы Юлиан поверил, что внешний мир существует?
– Да, – сказал Юлиан. – Я не сомневаюсь.
– И как ты справился с ним?
– Ты считаешь, что я справился? Да, я пытался, но в конечном итоге мне оставалось лишь лежать в снегу и наблюдать, как моё отражение проводит над телом Хелен какой-то ритуал.
– Выходит, то что ты видел в кабинете отца, не было галлюцинацией? Существует твой двойник, который проводит какие-то ритуалы над твоими друзьями?
– Или кто-то, кто в меня перевоплощается. Да, Гарет, мне кажется, что ты тоже в опасности. Если боишься, можешь перестать общаться со мной. Попроси мистера Тейлора выделить тебе отдельную комнату.
Гарет посмотрел на Юлиана как на сумасшедшего.
– Ещё чего, – сказал он. – В жизни не боялся, и бояться не собираюсь.
Юлиан молчал.
– Почему он не убивает их? – нарушил тишину Гарет.
– Ты бы хотел этого?
– Конечно, нет. Но мне кажется это странным. Такие красочные представления в виде элементалей, а в конечном счёте всё заканчивается нелепым ритуалом.
– Ты так хорошо разбираешься в ритуалах? Что, если в магической книге заклятий так и написано – не убивать, иначе не сработает? Мы не знаем наверняка.
– Но Густав Забитцер был убит.
– Тоже верно. Мы можем строить десятки предположений. К примеру, с Хелен и Йохан наш враг просто промахнулся и посчитал, что они мертвы. Или, убийство герра Забитцера было всего лишь совпадением. Может, на Йохане просто репетировали, а на мэре воплотили план в жизнь. Правда в том, что сколько бы мы версий не придумывали, ни одна не окажется правдивой. Потому что тот, кто это делает, куда умнее и сильнее нас. И это он манипулирует нами, а не мы им. Ведь мы даже не знаем, кто наш враг. Нам остаётся только молиться, чтобы мы пережили то, что ожидает нас впереди. У меня нет сомнений в том, что ничего ещё не закончено, и самое интересное впереди.
Меланхоличная речь не впечатлила Гарета.
– Ты намерен сдаться? – спросил он.
– Может быть. Я не знаю. Но всё, что я пытался сделать, заканчивалось провалом. Не смог доказать в суде, что Сорвенгер – сподвижник Молтембера, а не жадный до амбиций комиссар. Не смог выяснить, как убийство Густава Забитцера связано со мной. В конце концов, не смог найти проклятые «Откровения Меркольта». Я могу продолжать этот список бесконечно. У нас была хотя бы одна победа?
– Все наши друзья живы, а это – уже победа.
Гарет похлопал Юлиана по спине, но это не заставило его улыбнуться.
Ток-шоу в телевизоре внезапно оборвалось, и послышался серьёзный и размеренный голос диктора:
– Внимание! Срочный выпуск новостей! Повторяю – срочный выпуск новостей!
Прямо сейчас скажут, что ледяной элементаль убил ещё одного политика. Юлиан не удивился бы этому, потому что отследил бы закономерность.
– И кто такой этот…
– Потише, Гарет. Давай посмотрим.
Диктор ещё дважды повторил своё послание, после чего действие переместилось в телевизионную студию. Красивая девушка с убранными назад белыми волосами, одетая в строгий серый костюм, с каменным лицом вещала:
– Срочный выпуск новостей на телеканале «Берлин плюс», здравствуйте. Два часа назад, по сообщениям исландской полиции, из особо охраняемой тюрьмы Хьормурд был совершён массовый побег. По сообщениям источников, тюрьму покинуло около двадцати восьми заключённых, включая некоторых особо опасных, осуждённых на пожизненное заключение. Подробности происшествия не сообщаются. В связи со сложившейся обстановкой убедительно требуем быть вас максимально бдительными, потому что всё ещё неясен масштаб произошедшего. С вами была Эмилия Хинц, передаю слово корреспонденту.
Юлиан совершенно забыл про город, о котором столь филосовски размышлял несколько минут.
– Сорвенгер, – прошептал он.
– Что? – удивился Гарет. – Причём тут Сорвенгер?
– Он сбежал вместе с ними…
– Ты про Ганса-чудака из лавки «Аттила»? Как он мог сбежать из Хьормурда, если был здесь?
– Не время для шуток, Тейлор, – резко ответил Юлиан. – Якоб Сорвенгер, убийца Ривальды Скуэйн только что бежал из тюрьмы и… И я не знаю, что будет.
Лицо Юлиана выражало невероятные по разнообразию гримасы – от откровенно негативных до полных безумия, но Гарет делал вид, что искренне не понимает, о чём он.
– Ты что-то недоговаривал мне? – спросил Тейлор-младший. – Кто такой Якоб Сорвенгер? Почему ты думаешь, что он бежал? Почему я только что узнаю о том, что он убил Ривальду Скуэйн, а не…
– Якоб Сорвенгер – бывший комиссар полиции, соратник Молтембера, помогал ему убить присяжных, чтобы тот смог выбраться из Эрхары, а в завершение он… Хотя кому я это рассказываю? Тебе же весело, не так ли? Люди умерли, а ты смеешь шутить?
Юлиан ударил кулаком по подоконнику, и, почувствовав сильную боль, героически сдержал её в себе.
Он демонстративно развернулся и отправился в сторону выхода, оставляя за собой лишь сполохи из ненависти ко всему окружающему.
– Юлиан, куда ты? – крикнул Гарет. – Клянусь тебе, я впервые слышу про человека по имени Якоб Сорвенгер!
– Я в полицию. К Уэствуду!
Он хлопнул дверью и со всех ног пустился вниз по лестнице.
Юлиан ворвался в полицейский участок, напоминая самому себе Ривальду Скуэйн. Несомненно, ему было далеко до неё – она заходила в кабинеты без стука, бестактно занимала кресло инспектора и не стеснялась выговорать полицейским всё, что думает о них. Но и она, наверняка, с чего-то начинала.
Пыл Юлиана потух, когда его остановил дежурный. Поначалу его хотели прогнать, но он, будучи невероятно мотивированным, уговорил сотрудника позвонить мистеру Глесону.
К счастью, Уэствуд был на работе. Временами казалось, что у него не бывает выходных, потому что всякий раз, когда Юлиан оказывался здесь – по своей воле или против, он встречал инспектора.
Глесон сидел за столом и дул в чашку с горячим чаем. Запах бергамота распространился по всему помещению – душному и тёмному, в котором уже долгое время не убирались.
– Мистер Глесон, – сообщил о своём прибытии Юлиан.
Уэствуд покашлял в кулак, после чего поприветствовал гостя в ответ:
– Доброго вечера, Юлиан.
– Я войду?
– Заходи, только… Не ожидал тебя увидеть здесь так поздно.
Юлиан закрыл за собой дверь и сел напротив инспектора. Ему тоже захотелось чая, но он не решился попросить.
– Я по очень важному делу, – сказал он. – Вы смотрели последний срочный выпуск новостей?
С лица Глесона исчез всякий позитив. Он понял, что Юлиан прибыл сюда не для того, чтобы поинтересоваться, как дела у старого инспектора и как поживает его лабрадор.
– Слышал, Юлиан. Ты поэтому здесь?
– Да, именно поэтому. Думаю, вам известно о произошедшем больше, чем мне. Был ли Сорвенгер в списке сбежавших?
Уэствуд погладил свои усы, обдумывая вопрос Юлиана. Тому стало не по себе, потому что он понял, к чему движется дело.
– У меня нет полных списков, – сказал инспектор. – Ты же понимаешь, что Свайзлаутерн не будет вести это дело?
– Но о нём вы должны знать.
– Позволь попытаться вспомнить. Сорвенгер… Ганс Сорвенгер, который притащил тебя сюда в феврале? Нет, он не сидел в Хьормурде.
Внутри Юлиана рухнул целый мир.
– Я не о нём, мистер Глесон. Я спрашиваю вас о Якобе Сорвенгере, вашем бывшем непосредственном начальнике.
Уэствуд молчал. Он явно не понимал, о чём говорил Юлиан и выглядел примерно так же, как Гарет.
– Я не знаю, о каком из Сорвенгеров ты говоришь, поэтому, может быть, обсудим то, что случилось с твоей подругой…
– Нет, – Юлиан решительно встал со стула. – Это ваша совместная шутка, не так ли? Поверить не могу, что вы сговорились с Гаретом Тейлором! Откуда вы вообще знакомы?
Юлиан развернулся и зашагал прочь. Ещё немного, и все станут считать его сумасшедшим. А когда пройдёт ещё пара дней, он и сам поверит в это и добровольно отправится в лечебницу.
– Стой, Юлиан, – остановил его Уэствуд. – Что случилось? Я понять не могу. У тебя стресс из-за того, что случилось около общежития? Я понимаю, это действительно страшно.
Слухи в Свайзлаутерне расползались со скоростью света, что ещё раз подтвердило теорию Юлиана о том, что город не такой большой, каким кажется.
– Стресс? – развёл руками он. – Конечно, у меня стресс, мистер Глесон. За последний месяц на моих глазах едва на куски не порвали двух моих друзей. Как бы вы себя чувствовали на моём месте? А ещё три месяца назад Якоб Сорвенгер вырвал сердце Ривальды Скуэйн. И сбежал сегодня из тюрьмы! А вы – второй человек, который говорит, что мне это всего лишь показалось.
Юлиан и сам не понимал, хочет он уходить или нет. Водиночку он может не перенести свалившуюся на его шею инфрмацию.
– Успокойся, Юлиан, – тоном армейского офицера произнёс Уэствуд. – И присядь.
Юлиан послушался.
Он не ожидал от себя подобной дерзости. Но эмоции переполняли его изнутри – день выдался невероятно насыщенным, и ни одно из свершившихся событий не радовало.
– Что случилось? – голосом воспитателя детского сада спросил Уэствуд.
Юлиан попытался успокоиться. Он должен рассказать кому-то о своих воспоминаниях, иначе сойдёт с ума.
Собравшись с духом, он спросил:
– Вы действительно не помните Якоба Сорвенгера?
– Я знаю Ганса Сорвенгера, – ответил Уэствуд. – Он недавно приехал в город для того, чтобы продавать тут антиквариат. Ты точно не имеешь в виду его?
Юлиан посмотрел в глаза Уэствуда. Сквозь пелену вечной усталости он рассмотрел там неумелого психиатра.
– Я имею в виду его старшего брата Якоба. По-вашему я болен? Или глуп? Ривальду Скуэйн вы тоже не знаете? Агнуса Иллиция?
– Остановись. Я знаю этих людей, и смерть миссис Скуэйн – ужасная катастрофа.
– Как она погибла?
– Она погибла, пытаясь предотвратить террористический акт.
– Кто его устроил?
– Наш бывший комиссар Феликс Зальцман.
– Что? Какой ещё Зальцман? По-моему, вы путаете его с Якобом Сорвенгером!
– Я не мог за столь короткий срок забыть имя комиссара, с которым работал восемь лет.
– Как всё было? Из-за чего он устроил террористический акт и зачем убил Ривальду Скуэйн?
Лицо Уэствуда было напряжено. Юлиан прочитал в его глазах полное непонимание и отрицание малейшей вероятности того, что всё произносимое – правда.
У Юлиана было то же ощущение, только он был на другой стороне баррикад, и восприятие действительности было совершенно противоположным.
– У меня есть газетная статья на эту тему. Сейчас сам всё увидишь.
Глесон осторожно поставил чай на стол и направился в сторону своего сейфа. Порывшись там, он вытащил выпуск «Экспресса Свайзлаутерна», зачитанный и замасленный, и протянул Юлиану.
Тот неуверенно взял газету. Искать нужную статью не пришлось – всё самое интересное было расположено на первой же полосе.
Четверть страницы занимала крупная фотография Феликса Зальцмана. Юлиан никогда ранее не видел этого человека – он не сомневался в этом. Бывший комиссар ничем не был похож на Сорвенгера – это была его диаметральная противоположность. Белые волосы, округлый тип лица и тонкая полоска усов не напоминали настоящего виновника даже приблизительно.
«Экспресс Свайзлаутерна» никогда не славился достоверностью. Но то, что Юлиан видел, было перебором даже для них. Он мельком пробежался по тексту, не надеясь увидеть там ничего интересного. История, рассказанная газетой, подозрительно напоминала ту, которую Юлиан озвучил в интервью Магдалене Хендрикс. Было только одно отличие, пусть и самое принципиальное – имя виновника торжества.
Обычно такие имена берут себе звёзды шоу-бизнеса или актёры большого кино – для звучности и придания яркости образу. Подобная фальшь только усиливала чувство неестественности происходящего.
– На фоне большой загруженности герр Зальцман начал страдать расстройством личности, – пояснял Уэствуд. – Маниакально-депрессивный психоз усиливался до тех пор, пока он не начал убивать. В один момент Зальцман решил взорвать главную достопримечательность нашего города, и одному Богу известно, какие мотивы им тогда двигали. Покойная Ривальда Скуэйн смогла разоблачить его, но предотвратить преступление у неё не вышло. Она смогла спасти тебя и Пенелопу Лютнер, но во время взрыва погибла. Как и Феликс Зальцман.
– Так он мёртв? Он не отправился в Хьормурд?
– Я могу проводить тебя на его могилу, чтобы ты поверил.
– Какая чушь… А я? Что я делал на этой крыше?
– Ты был приманкой для Ривальды Скуэйн. Она сознательно делала вид, будто подозревает тебя для того, чтобы виновный выдал тебя. План сработал. Скажем ей за это спасибо и почтим её память.
Ровно так, как Юлиан рассказывал Магдалене. Справедливости ради, это не делало её подозреваемой. Юлиан официально считался заложником ещё до того, как преступления Сорвенгера загадочным образом были забыты.
– Как вы можете ничего не помнить, мистер Глесон?
– Я помню всё как вчерашний день. И, думаю, не забуду даже тогда, когда окажусь в старческом маразме.
– Почему я помню совершенно другие события?
– Это невозможно, Юлиан.
– Как вы можете считать это невозможным, если я прямо здесь и сейчас утверждаю обратное? По-вашему, я сошёл с ума?
– Ты не сошёл с ума, – ответил Уэствуд и забрал газету у Юлиана. – Я думаю, тебе стоит пообщаться…
– С Грао Дюксом?
– Грао Дюкс мёртв.
– Хоть что-то в этом городе осталось неизменным.
У Юлиана было одно логичное объяснение происходящему – он спит. Сны бывают разными – приятными и кошмарными, реалистичными и не очень, но то, что он видел сейчас, было новым, ранее неизученным типом сновидений.
– Тебе не стоит так много нервничать.
Попытки Уэствуда привнести спокойствие возбуждали Юлиана ещё сильнее.
– Полагаю, Густав Забитцер тоже всё ещё мёртв? – спросил он.
В сложившейся обстановке было необходимо проверять любую информацию.
– Мёртв.
– Вы нашли оружие, из которого в него стреляли?
– Нет, – неловко ответил Уэствуд.
– Кольт Уокер, – выпалил Юлиан.
– Уокер? – удивился Уэствуд. – Я не большой знаток оружия, но мне кажется, что у этого револьвера слегка другой калибр.
– Это эксклюзивная модификация для отстрела оборотней. Не собираюсь никого обвинять, но буквально недавно один экземпляр был куплен Людвигом Циммерманом. Если, конечно, такой человек существует в этом обновлённом мире.
Глесон вскочил с места, едва не расплескав чай.
– Откуда у тебя эта информация?
– Получил от Ганса Сорвенгера на днях. Простите, что не сказал сразу. А как ваши успехи? Продвинулись вперёд?
Судя по всему, Уэствуду было стыдно отвечать на этот вопрос. В душе Юлиан легонько порадовался.
– Ганс Сорвенгер, говоришь? – спросил инспектор. – Ты уверен?
– Что, он тоже перестал существовать?
– Брось поясничать. Ганс Сорвенгер продал коллекционный кольт Людвигу Циммерману, который, на секундочку, помощник мэра. Я правильно тебя понял?
Юлиан изначально планировал придержать эту новость втайне, потому что не было никаких доказательств её правдивости. Но теперь, когда большая часть была сказана, отпираться было поздно.
– Со слов Ганса Сорвенгера, – поправил Юлиан. – Я был у него и показал фотографию пули. Возможно, будь я полицейским, как вы, он бы рассказал мне больше.
– Я непременно навещу его.
– Я не хочу быть тем, кто обвиняет помощника мэра в убийстве.
– Никто его ещё не обвиняет. Но я обязан проверить.
Уэствуд вытащил из-под стола блокнот, который, судя по всему, служил ему в качестве ежедневника, и что-то там отметил. У Юлиана не возникло никакого желания подсмотреть. Он и без этого догадывался, что Глесон включил в список ближайших планов посещение продавца антикварных безделушек. Наверное, память стариков имеет свойство ухудшаться, и это провоцирует использовать «резервный носитель».
– С тобой точно всё в порядке? – спросил Глесон. – Отвезти тебя домой?
– Нет, я поеду к Сорвенгеру и спрошу его о брате. Уж он-то должен пролить свет на случившееся.
– Ничего не случилось.
Головой Юлиан понимал, что ни Уэствуд, ни Гарет не виноваты в том, что не помнят Якоба Сорвенгера. Но разве можно было переубедить горячее юношеское сердце, которое всё ещё надеялось, что это глупый розыгрыш?
– До свидания, мистер Глесон.
– Шёл бы ты лучше домой. Время уже позднее.
Он постучал пальцем по наручным часам.
– Это не займёт много времени.
Юлиан демонстративно улыбнулся и вышел из кабинета.
Он не знал, какие отношения были между братьями Сорвенгерами. Не догадывался, дружили ли они в детстве. Не было предположений, поссорились ли они когда-то или вражда друг к другу была у них в крови. Вполне возможно, они и вовсе состоят в сговоре.
Всё плохое, что случилось с Юлианом в этом году, началось именно с появления в городе Ганса Сорвенгера. Банальные совпадения, несмотря на кажущуюся порой потрясающую неестественность, в природе встречались довольно часто. Юлиан предпочитал верить в это – математика редко врала, но он так же не отрицал, что существует и нечто большее, чем статистика.
Частота, с которой Юлиан начал посещать Сорвенгера-младшего, вызывала у него улыбку. В первый раз он зарёкся, что точно больше сюда не вернётся, во второй раз с осторожностью заметил, что не хотел бы возвращаться, но ничего исключать нельзя, а в третий раз был готов попрощаться фразой «до скорой встречи».
Было уже поздно, но Юлиан рассчитывал успеть на последний троллейбус, следующий к общежитию. Если же этого не случится, он не сильно расстроится, потому что в последнее время не только привык к пешим прогулкам, но и начал получать от них некоторое удовольствие.
Юлиану очень повезло – Ганс Сорвенгер не успел закрыть магазин. Приблизившись к месту, он заметил горящий свет, и внутри у него отлегло. В окне Юлиан увидел шимпанзе, сидящего на подоконнике, и невольно задумался о том, что же перед ним на самом деле – антикварная лавка или зоопарк.
Не торопясь, Юлиан вошёл внутрь. Он старался не делать резких движений, потому что понимал, что его появление может несколько шокировать Сорвенгера. Вряд ли хозяин лавки будет рад третьему появлению надоедливого юноши, с которым у него связаны не самые тёплые воспоминания.
На подоконнике уже не было никакого шимпазе. Ганс Сорвенгер тихо и непринуждённо сидел за своим столом и благополучно почитывал газету.
– Я закрываюсь через пять минут, – сообщил он, не поднимая глаз.
Наверняка, он рассчитывал, что это отпугнёт посетителя, и он отправится домой. Но гость был не из тех.
– Выходит, у нас ещё много времени, – сказал Юлиан.
Увидев лицо гостя, Сорвенгер подорвался и резко убрал свою газету.
– Снова вы? – спросил он.
Юлиан приподнял голову, чтобы рассмотреть содержимое первой полосы газеты, но, к несчастью, по отношению к нему она лежала вверх ногами.
– У меня есть очень важный вопрос.
– Ещё важнее предыдущего? Повторяю вам ещё раз, как добропорядочный гражданин – я не продаю орудия убийства! О чём думают ваши родители! Передайте им, что нехорошо разрешать своим детям гулять в столь поздний час! Опасные преступники, напоминаю вам, бродят на свободе!
– Я живу без родителей. А ещё Исландия – это остров, и оттуда трудно добраться до Свайзлаутерна.
Ганса Сорвенгера эти слова совершенно не убедили. Он поднял свою газету и ткнул ей в лицо Юлиану.
– Посмотрите! – говорил он, не заботясь о том, что Юлиан не мог рассмотреть ни единой буквы из-за того, что ежесекундно газета двигалась из одной стороны в другую. – Ростислав Успенский – советский маньяк и серийный убийца, среди жертв которого были и дети! Джеймс Хатчерсон – один из выживших членов преступной группировки Акрура Молтембера, чернокнижник! Джошуа Пройс – изменник родины! Майкл Гилберт – американский шпион! И это далеко не полный перечень, мой дорогой друг!
– Среди них был ваш брат Якоб Сорвенгер? – решительно спросил Юлиан.
Возможно, стоило действововать несколько деликатней, но он больше не мог терпеть монологов Сорвенгера.
Хозяин лавки осёкся, услышав имя брата, и, бросив газету на стол, кинулся на Юлиана. Сначала казалось, что Сорвенгер схватит юношу за грудки, но в итоге он сдержался.
– Как ты смеешь, дерзкий мальчишка?
Определённо, имя Якоба Сорвенгера что-то значило для него, из чего можно было сделать вывод, что Юлиан не был последним, кого не коснулась изменённая реальность.
– Выходит, вы знаете его?
– Знаю ли я его? Выметайся из моей лавки, пока я не позвонил в полицию!
Если Юлиан помнил Якоба Сорвенгера, значит, должен был помнить кто-то ещё. Противного попросту не могло было быть – Юлиан никакой не избранный и не особенный.
– Я готов сам сдаться в их руки, но я прошу – скажите, что вы знаете о нём.
– Я не знаю, каким образом в твои руки попала информация об этом имени, но предупреждаю – это неудачная шутка.
– Буквально на днях вы не стеснялись говорить о нём. Из ваших уст звучали слова о том, что Якоб – пятно на репутации семьи и ваш личный позор.
– Этого не могло быть, потому что я рос один.
Возможно, после этой фразы разговор потерял любой смысл.
– Выходит, вы не помните своего брата? Выходит, в вашем понимании его тоже не существует?
– Вон отсюда. Магазин закрылся!
– Дайте мне ещё минуту, герр Сорвенгер. Вы не можете не помнить его. Я ещё могу принять тот факт, что не помнят другие, но вы – родной брат! Вы не могли быть не посвящены в его планы.
Настойчивость Юлиана перешла через все рамки приличия.
– Вы очень странный юноша, – сказал Сорвенгер. – Раз за разом вы врываетесь в мой магазин и задаёте странные вопросы. Я не обязан отвечать вам на них.
– Я больше никогда не вернусь сюда, если вы скажете мне, что вас связывает с Якобом Сорвенгером. Вам знакомо это имя – я вижу.
– А я вижу, что вы перешли рамки дозволенного. Кто дал вам право копаться в прошлом моей семьи?
– В прошлом? Выходит, вас связывало что-то с Якобом Сорвенгером? Когда-то давно, в прошлом?
– Мой брат родился мёртвым! – не выдержал Ганс Сорвенгер.
Он с силой топнул ногой, и в голове Юлиана отразились отзвуки этого удара.