Алая Завеса. Наследие Меркольта

– Так же старая Скуэйн не знала, что такое умирать. Мы меняемся, Юлиан. Вот-вот случится что-то, что всё изменит. Не знаю, в лучшую или худшую сторону, но ничего не останется прежним. Поэтому я умоляю тебя насладиться последними моментами этого затишья перед бурей. Ты прекрасно справился со своей ролью, даже, учитывая твой провал с документами Глесона.

– Я провалил всё, за что брался.

– Пока что мы не знаем конечного результата. И не будем томиться в ожидании. Забудем на время о Сорвенгере, Люциэле и твоей маленькой проблеме. Отпразднуем день твоего рождения, после чего начнём войну.

– Думаю, вы правы.

– Покойся с миром, Уэствуд, – положила руку на могильный камень Ривальда. – Неловко признавать, но мне… Будет тебя не хватать.

Юлиан стиснул зубы. Он до сих пор считал, что никто не скорбит по мистеру Глесону столь же сильно, как он сам.

– Пора оставить Уэствуда в покое, – сказала Ривальда, когда вернулась обратно к Юлиану. – Нам нужно навестить ещё одну могилу.

Юлиан почти сразу понял, какую могилу она имеет в виду, но, дабы не портить замыслов Ривальды, ничего не сказал.

Ему было стыдно перед Глесоном за то, что он не посещал его могилу, но, куда больше должно было быть стыдно за то, что он так ни разу не навестил Ривальду после того, как покинул Свайзлаутерн. Несмотря на то, что теперь она жива, целых полгода под этим могильным камнем лежало её тело.

Юлиану было неловко смотреть в её глаза. Он мог бы соврать, что приходил сюда каждую неделю, но вряд ли смог бы обмануть миссис Скуэйн. Потому, пришлось уповать на то, что она не спросит у него об этом.

«Ты смогла обмануть Молтембера. Значит, можешь обмануть и смерть. Если ты меня слышишь, не проигнорируй мои слова. Просто однажды будь живой».

И ей удалось обмануть смерть. Она не проигнорировала слова Юлиана. Она оказалась живой. Юлиан не знал, помогла ли тогда эта отчаянная молитва или нет, но он готов был благодарить за это кого угодно – будь то Бог, Дьявол или Люциэль.

– А по тебе я скучать не буду, – произнесла Ривальда, глядя на свой же надгробный камень.

Несомненно, это было иронией. Юлиану хотелось признаться, как сильно он скучал по ней и сколько времени провёл в депрессии из-за её потери, но знал, что она не является поклонником сантиментов и вряд ли оценит его откровения.

– Как мне жить с этим? – спросил он совета. – Как мне делать вид, что всё в порядке, зная, что являюсь перерождением Отречённого?

– Так же, как и раньше, – коротко ответила Ривальда.

– У меня не выйдет, как раньше. Я всегда был Юлианом Мерлином. Но кто я сейчас?

– Ты тот же, кем и был всегда. Быть может, Отречённому нужен был второй шанс? Быть может, он хотел бы родиться заново и пойти другой дорогой? Прожить жизнь, как обычный человек?

В её словах была доля истины, потому что Юлиан как раз такую жизнь и хотел прожить. И, если согласиться с тем, что он – олицетворение Халари, то можно предположить, что именно так Отречённый и думает.

– Тогда почему, родившись в облике Меркольта, он не отошёл от старого? – противопоставил Юлиан. – Он основал культ поклонения Халари, построил свою церковь и проповедовал учение Отречённого.

Ривальда Скуэйн на секунду задумалась. Несмотря на свою исключительность, она всё ещё оставалась почти смертным человеком, в рукаве у которого не было ответов абсолютно на все вопросы.

– Халари не был абсолютным злом, – предположила она. – Он совершил много ужасного, но всегда считал, что действовал во благо. Внутри него соседствовали благоразумие и безумие. А душа была столь великой мощи, что её не мог выдержать один человек, поэтому разделилась на три части – Смерть, Слово и Бытие.

– Стало быть, я Слово? Это хорошо или плохо?

– Могло быть лучше, а могло быть хуже. Смерть сочетала внутри себя самые негативные черты характера Отречённого. И именно эту часть души Меркольт и унаследовал. Можно сказать, что он оказался самой худшей вариацией Халари. Бытие же, напротив, являлось частью души, которая отвечала за любовь, долг и самоотверженность. Слово было тем, что их объединяло – оно отвечало за сомнения. Не позволяло одной стороне взять верх над другой. Думаю, с этим связано твоё недоверие ко всему – ты во всём ищешь подвох.

– Выходит, даже эта черта не является моей собственной, – грустно выдохнул Юлиан. – Но почему осколки души Халари носят такие названия?

– Потому что Отречённый лишь немного уступал в силе всемогущему Люциэлю. И, естественно, человеческая оболочка, как я говорила ранее, просто взорвалась бы, удерживая эту мощь внутри себя. Собственно говоря, именно из-за этого и скончался Меркольт. Кроме сторон характера, осколки унаследовали и различные аспекты силы. Смерть позволяла убивать кого угодно на любом расстоянии. Бытие было способно щелчком пальцев менять реальность вокруг себя. Слово могло внушить кому угодно что угодно. Заставить делать что угодно.

– Но я не способен на это.

Он попытался вспомнить хоть какие-то моменты, которые намекали на присутствие у него этой силы, но не смог.

– Чем больше будешь помнить о прошлой жизни, тем будешь ближе к этому. До тех пор, пока тебя ничего не роднит с Халари, ты не овладеешь этой способностью.

– Выходит, если… Если однажды я смогу? Это будет означать, что я стал Отречённым?

Ривальда Скуэйн поджала губы и ничего не ответила. Похоже, она не видела в этом никакого смысла, равно как и Юлиан. Оба знали верный ответ.

– С днём рождения, Юлиан Мерлин, – улыбнулась Ривальда.

Юлиан кивнул и бросил взгляд вниз, обнаружив, что в её руке из воздуха начал появляться огромный молот. Сначала он нахмурил брови, но, поняв, что она не собирается убивать его этим оружием, затаился в надежде на то, что его предположения верны.

– Признайся, ты тоже мечтал? – азартно спросила она.

Юлиан сделал вид, что не понимает, о чём она. Но, когда Ривальда замахнулась молотом и резко ударила им по могильному камню, невольно улыбнулся.

От него отлетела едва ли не треть, и Юлиан поразился тому, откуда столько силы в руках хрупкой женщины.

– Ну же, – Ривальда протянула молот Юлиану. – Покажем смерти, что нам по силам одолеть её.

Юлиан не думал долго. С удовольствием взяв молот в руки, он, что есть мочи ударил по столь ненавистному камню. К удивлению, удар вышел слабее, чем у Ривальды, поэтому, вложив в замах всю мощь Эрхары и весь гнев Отречённого, он повторил.

Ривальда одобрительно кивнула. Юлиан сбился со счёта, сколько же ударов они нанесли, но, итога был однозначным – от мемориала остались лишь мелкие кусочки.

Юлиан и представить не мог, насколько приятным окажется подарок Ривальды ко дню рождения.

Атмосфера, царившая в доме Тейлоров, давно стала чуждой для Юлиана. Привыкший к страху, тревоги и потерям, он не мог поверить в то, что в невинном застолье по поводу его дня рождения не кроется каких-либо подвохов.

За столом собрались пятеро, и каждого из них Юлиан безумно рад был видеть – кроме него самого это были Лиам и Гарет Тейлоры, Ривальда Скуэйн и Хелен Бергер. Он ощущал нехватку Магдалены, Йохана и, возможно, Пенелопы, но старался радоваться, потому что осознавал, что все те, что были ему верны, не проигнорировали праздник.

Хотя, и праздником это назвать было трудно – Юлиан не считал день своего рождения за что-то исключительное и достойное.

– Хочу пожелать, чтобы жизнь не менялась и не меняла нас, – закончил тост Гарет и легонько поклонился всем окружающим.

Осадок после последней беседы Гарета и Юлиана, переросшей в лёгкий конфликт, ещё не исчез, но оба юноши предпочитали делать вид, что этот момент был вырван из истории.

– Хотел бы я вернуться к своей старой жизни, – тихо произнёс Юлиан, стараясь, чтобы его не услышали.

Неизвестно, что имел в виду Гарет, но Юлиан не хотел, чтобы вся его дальнейшая жизнь была подобна нынешней.

– Ты разбил мне сердце, когда выбрал Пенелопу, – произнесла Хелен, вызвав тем самым безмолвное негодование Гарета. – Потихоньку я начинала ненавидеть тебя за это, но, благодаря тебе, встретила его, – она кивнула подбородком в сторону Тейлору. – Потому, обязана сказать тебе «спасибо». Я к чему это… Считаю тебя лучшим человеком в этом городе… Одним из, вернее. Потому что всё, что ты делаешь, только ради нас. Даже тогда, когда считаешь, что поступаешь неправильно, несёшь людям добро. Спасибо за спасённую жизнь, Юлиан Мерлин. Оставайся таким же добрым и достойным.

Похоже, Хелен всё ещё пребывала в состоянии шока из-за встречи с Ривальдой, поэтому слегка запиналась. Юлиан понимал её – он и сам потерял сознание, увидев восставшую из мёртвых.

– Я как-то сказал тебе, что забочусь о тебе по просьбе миссис Скуэйн, – сказал мистер Тейлор. – И это верно, но, только с одной стороны. За это время ты стал мне не только другом, но и родственником. Я счастлив, что такие люди, как ты, есть не только в моём окружении, но и в окружении моего сына. Возможно, он не понимает этого, но ты подаёшь ему хороший. Лучший, чем я. Надеюсь, наша дружба не только поможет нам пережить это тяжелое время, но пройдёт сквозь нашу жизнь.

Юлиан улыбнулся. Несмотря на всю душевную теплоту сегодняшнего вечера, он всё ещё ощущал себя чужим на своём празднике. Кто бы мог подумать, что в честь Отречённого будет петься столько деферамб? Кому могло прийти в голову называть Халари достойным человеком, подающим хороший пример?

Юлиан не заслужил этого. Вслушиваясь в каждое слово, он всё больше и больше понимал, что разочаровывает тех людей, которые верят в него. Хотелось встать и признаться всем разом, что он не тот, за кого они его считают, но Юлиан не мог.

Он смотрели во все эти глаза. И они не лгали. Лиам, Гарет и Хелен были откровенны. Они были счастливы знать Юлиана. Отречённого.

– Видимо, настала моя очередь, – спустя несколько минут произнесла Ривальда Скуэйн. – Честно говоря, я рассчитывала, что гостей будет куда больше, и я среди них затеряюсь. Печально не видеть здесь Эриксена и Лютнер, но, им же хуже. Вино изумительное, Лиам. Раньше считала, что у тебя абсолютно нет вкуса.

Хелен не сводила взгляда с воскресшей Ривальды. Возможно, Юлиан допустил ошибку, не предупредив её об этом во время приглашения.

– Приношу извинения, отвлеклась, – опомнилась Скуэйн. – Сегодня же день рождения Юлиана Мерлина. Казалось бы, самое время преподнести подарок, но он уже есть. Моё возвращение. Что может быть лучше? Не так ли?

В силу объективных причин мы с тобой полгода не виделись, и твоим воспитанием занимались вот эти вот люди. Справились приемлемо, но, могли и лучше. Я же встретила тебя куда раньше, чем они. Ты же помнишь тот день? Спонтанный побег в Свайзлаутерн? Столь глупый арест?

Меня, столь бессердечного человека, в тот день будто бы пробило на эмоции. Мне стало тебя жаль. Весь такой напуганный и юный, ты даже не понимал, где находишься. А тут ещё и Иллиций. Подумать только. Я решила дать тебе шанс. Думала, ты бродяжка какой-то, а ты оказался внуком Джампаоло Раньери. Признаться, я была в шоке. Немедленно ему позвонила, а он заявил мне «перевоспитай его».

И, клянусь, у меня бы вышло, если бы не эта треклятая смерть. Всегда приходит не вовремя. И, бы посочувствовала тебе, но… Довольно, никаких масок. Нет никаких «но». Мне очень жаль, Юлиан. Я хочу извиниться перед тобой за то, что меня не было рядом всё это время. Ты остался один против всего мира. Вернее, так думал, но, сути дела это не меняет.

Ты казался мне абсолютно безнадёжным. Невероятно глупым и нелепым. Ты делал отвратительный глинтвейн. Про яичницу с беконом и вовсе молчу. Цветы едва не погибли. А Драго… Поражаюсь, как он остался жив. Но внутри… Это «внутри», о существовании которого я раньше только подозревала, что-то нашёптывало мне и заставляло в тебя верить.

И, в нужный момент ты не подвёл. Ты отлично справился. Если бы не ты, мы с Лиамом ни за что бы не справились, и Молтембер давно гулял бы на свободе. Возможно, ты зол, потому что выступил в качестве отвлекающего манёвра, игрушки в чужих руках, но… Сделал ты это безупречно. И, весь город должен сказать тебе «спасибо». И, сказал бы, если бы умел благодарить.

Ты – боец. Отважный солдат. Тот, на кого всегда можно положиться. Тот, кому можно и нужно верить. Я бы пожелала тебе никогда не меняться, но я сама не позволю тебе стать кем-то другим. За тебя, Юлиан Мерлин. За всех нас.

– Спасибо, – ответил Юлиан.

Он почувствовал, как слезятся глаза, поэтому отвернулся. Ривальда никогда не была такой. Настолько настоящей и живой. Возможно, смерть пошла ей на пользу, и изречение «иногда, для того, чтобы выжить, нужно умереть» оказалось правдивым.

– Отлучусь ненадолго, – сказал юноша, захватив с собой бокал вина.

Ему нужно было переварить это. Не объяснив причин, он покинул гостиную и, минуя прихожую, оказался на веранде. После часового нахождения в душной гостиной глоток свежего, пока ещё весеннего воздуха, казался Юлиану спасительным.

В эти моменты хочется верить, что жизнь чего-то стоит. И этот запах, напоминающий о свободе, здорово объясняет, ради чего стоит жить и за что нужно бороться.

Юлиан облокотился на перила и слегка забылся, вглядываясь в ночную пустоту. Он пытался рассмотреть что-то, но не мог. Тьма молчала.

Справа от Юлиана висел небольшой стенд с чёрно-белыми фотокарточками. Неизвестно – считали ли Тейлоры это место за самое видное и достойное памяти или же попросту, списав в хлам, отправили стенд куда подальше, но, Юлиан посчитал весьма любознательным изучить фотографии.

На одной из них молодой Лиам, ещё больше, чем обычно, напоминающий Гарета, в тех же очках и бакалаврской мантии, сжимал в руках диплом. Должно быть, для человека, посвятившего себя науке, это событие было очень памятным.

На другой фотографии на коленях Лиама сидел совсем маленький Гарет – в смешном камбинезончике и оттопыренными ушами. Юлиан почувствовал умиление и невольно улыбнулся.

Где-то Лиам и Гарет были запечатлены в компании друзей, где-то попадались их общие фотографии из парка или с какого-то мероприятия, но, ни на одной из них Юлиан так и не увидел матери Гарета. Возможно, она так сильно разбила сердце Лиама, что он попросту предпочёл стереть её из памяти. Но, никто не исключал того, что она так и не успела сделать общее фото с сыном из-за того, что не позволил какой-то несчастный случай.

Когда-то Юлиан узнает о ней. Он и про своего отца, как оказалось, целых семнадцать лет ничего не знал, но в итоге докопался до истины.

Его взгляд застыл на одной из фотографий. Молодой Лиам, скрестив руки на груди, стоял возле какого-то памятника, а подле него находился тот, о ком Юлиан только что вспомнил – Вильгельм Мерлин.

Юлиан сорвал карточку со стенда, для того, чтобы вглядеться поближе и удостовериться в том, что глаза не обманули его.

Это и впрямь был отец. Вильгельм Мерлин. Уильям Монрок. Герой Союза Шмельцера. Совсем молодой, с горящими глазами, жаждущий жить долго и счастливо. Но так этой цели и не достигший.

Эта фотография не была собственностью Юлиана. Она принадлежала Лиаму Тейлору, но, в силу известных причин, юноше очень сильно не хотелось отпускать её из рук.

Он видел отца только на редких фотографиях и, единожды, на видеозаписи. Юлиан не был знаком с человеком, подарившим ему жизнь, и не познакомится никогда. Но каждое напоминание о нём было дороже золота.

– Надеюсь, тебе не слишком стыдно за меня, – прошептал Юлиан. – Ты – герой Союза. А я – твой неудавшийся сын. Отречённый. Только позорю твоё славное имя.

– Он гордился бы тобой, – произнёс подкравшийся сзади мистер Тейлор.

Юлиан вздрогнул.

– Простите, что взял фотографию, мистер Тейлор, – сказал он.

– Ничего страшного. Я сделаю для тебя копию, если ты, конечно, желаешь этого.

– Конечно, я хочу, – обрадовался Юлиан. – Так выходит, что вы… Были друзьями.

Лиам неловко замялся.

– Скорее, очень хорошими товарищами, – ответил он. – Уилл очень осторожно подходил к выбору друзей. И, ошибся лишь единожды, доверившись Иллицию.

– Я испытываю огромную радость, вспоминая его смерть.

– Не стоит. Смерть – это всегда плохо. Люди бывают добрыми и злыми, но, если жизнь была им дарована, то не напрасно. Не стоит желать злым людям смерти. Нужно молиться о живых.

– Так вы тоже были в «Алой Завесе»? Не отпирайтесь, мистер Тейлор. Всё настолько очевидно, что ясней и быть не может.

На лице Лиама проскользнула лёгкая, ностальгирующая улыбка, после чего он кивнул.

– Был. Но, совсем недолго. Оказался исключён за несостоятельность. Нужно было быть готовым драться и рвать зубами глотки, а мне для этого смелости не хватало. Я был секретарём, но, когда Молтембер подошёл слишком близко, оказался абсолютно бесполезен. Однако, после того, как большая часть агентов погибла, и орден фактически перестал существовать, я был завербован миссис Скуэйн. Немногие выжившие после падения Молтембера отошли от дел, но, Ривальда всё говорила о том, что нужно быть начеку. И мы с ней вдвоём образовывали неформальную «Алую Завесу». Любопытно, не правда ли?

– Наследие этого великого ордена должно жить, – кивнул Юлиан.

– И будет. До тех пор, пока есть такие люди, как я, ты, Гарет и Ривальда.

Означало ли это посвящение в «Алую Завесу»? Вряд ли это ныне имело значение, потому что, фактически, орден пал пятнадцать лет назад, а Юлиан, даже не имея привязки к нему, отстаивал интересы города и без почётного звания «агент».

Он молчал. Лесть в свой адрес начинала жутко раздражать Юлиана.

– Оставлю тебя, – сказал Лиам. – Возвращайся поскорее. Они ждут тебя.

Юлиан кивнул. Мистер Тейлор осторожно, дабы не нарушить прелестей ночной тишины, раскрыл дверь и отправился в гостиную. Юлиан не стал провожать его взглядом.

Преподаватель был прав – юноше пора вернуться на праздник. По той лишь причине, что этот самый праздник был организован в его честь самыми близкими на данный момент людьми.

Собравшись уже было с мыслями, Юлиан услышал неожиданно раздавшийся звонок в дверь. Это заставило его вздрогнуть, потому что непрошенные гости никогда не приносили благих вестей.

Юлиан колебался, когда принимал решение открыть дверь, но, решив, что зло доберётся до него в любом случае, сделал это.

Если бы зло выглядело так всегда, Юлиан даже и не думал бы бороться с ним – за порогом стояла Пенелопа Лютнер. Одетая не по погоде легко, она сжимала руки у груди и переминалась с ноги на ногу.

Молчание длилось несколько секунд – Юлиан не мог до конца поверить в то, что это не хитроумный морок, а самая настоящая Пенелопа Лютнер. Они не сводили глаз друг с друга – как тогда, когда впервые встретились после возвращения Юлиана в Свайзлаутерн.

– Пенелопа? – прошептал Юлиан.

По его телу бежала дрожь.

– Юлиан, – прошептала в ответ девушка.

Неловкое молчание вновь растянулось на несколько секунд.

– Что ты здесь делаешь? – робко спросил Юлиан.

Он не мог отвести от неё своего взгляда. Решив ещё недавно, что Магдалена является для него той самой – единственной и неповторимой, он не мог осознать сходу, как сильно ошибался.

– Пришла за тобой… К тебе. С днём рождения, Юлиан.

– Должно быть, ты замёрзла… Проходи. Не стой на пороге.

Девушка осторожно, словно остерегаясь ловушки, перешагнула через порог. Юлиан не мог заставить себя и сдвинуться с места, поэтому юноша и девушка, всё так же жадно съедая друг друга взглядами, оказались в полуметре друг от друга.

– Я не думаю, что я надолго, – запинаясь, произнесла Пенелопа. – Только поздравить и… Извиниться.

– Спасибо, Пенелопа.

– Я не выдержала и… Убежала. Из дома убежала. Сказала, что насовсем.

Юлиан нахмурил брови.

– О чём ты думала?

– О тебе я думала. И ни о ком больше. Аарон признался во всём, но, это никак не повлияло на отца. Он не отменил свой запрет. Не разрешил возобновлять общение с тобой.

Юлиан втайне ненавидел Моритца Лютнера всё это время.

– Он сказал, чтобы я больше не возвращалась.

Юлиан стоял в ступоре.

– А я и не вернусь. Не хочу. Потому что, жизнь без тебя – не жизнь.

«И без тебя, Пенелопа» – подумал Юлиан. Но не сказал ничего вслух, потому что не был уверен в том, что это было бы правильно. У него уже есть девушка, которая любит его, и с которой ему самому комфортно. Он обещал Магдалене никогда не предавать её.

Но Пенелопа предательски манила к себе, и Юлиан чувствовал, как начинает терять контроль и переставать сопротивляться.

– Тебе стоило сто раз подумать, – выдавил из себя юноша.

– Я и подумала. Не хочу больше жить под чьим-то контролем. Не хочу скрывать свои чувства и притворяться кем-то другой.

«И я не хочу, Пенелопа» – подумал Юлиан, но ничего не сказал вслух. Его самоконтроль висел на волоске, но, юноша всё ещё подсознательно понимал, что такое хорошо, а что такое плохо.

– Проходи, – произнёс он. – Не могу позволить тебе замёрзнуть. Считай, что я приглашаю тебя на свой день рождения.

– Не могу. И, ты знаешь, почему. Вряд ли твоя девушка… Магдалена… Обрадуется мне.

Её здесь нет. Она променяла Юлиана на возможность поступить в академию искусств. Правильно ли она поступила? Несомненно – карьера не стоит такого сорванца, как Юлиан. Легче ли от этого стало самому Мерлину? Ни капли.

– Она не смогла прийти, – ответил Юлиан. – Её там нет.

– У вас что-то случилось? Вы поссорились? Если это так, то я искренне сожалею…

Юлиан не знал, говорить ли ей правду. Внутри его развернулась война – одна половина требовала поддаться чувствам, а другая настаивала на том, чтобы Юлиан поступил по совести. Но где она, та самая совесть? Стоит ли хоть что-то, ради чего стоит добровольно отрекаться от своей судьбы? И где она, судьба?

– Наши с ней дороги расходятся, – произнёс Юлиан.

– Если из-за меня… Я не хочу лезть в твою личную жизнь. Если она дорога тебе, и ты счастлив, то я буду только рада. Я же только поздравить…

Ниточка оборвалась, и Юлиан потерял контроль.

– Замолчи, – перебил он Пенелопу и, взяв за обе руки, начал целовать в губы.

Несколько секунд перед его глазами стоял образ обескураженной Магдалены. Она смотрела на эту счастливую парочку, даже не пытаясь сдерживать слёзы. Юлиан же никак не реагировал. Ему было всё равно. Он взглядом провожал её на поезд «Свайзлаутерн-Берлин». Поезд, который не вернётся никогда.

Одна отказалась от Юлиана в пользу Аарона и мнению своего отца. Другая – в пользу учёбы. И у той, и у другой были веские причины для того, чтобы совершить этот шаг – вряд ли Пенелопа справилась бы без поддержки семьи и, Магдалена, выросшая в бедности и не знающая большой части благ, не могла отказаться даже от иллюзорного шанса выпадения билета в жизнь.

Юлиан понимал их обеих. И любил обеих – каждую по-своему. Но, прямо сейчас, он не мог оторваться от губ Пенелопы – самых родных, по которым скучал ещё с ранней весны. Он так и не смог логически обосновать свой выбор. Поняв, что любое из решений окажется неверным, Юлиан полностью доверился своим чувствам.

– Я бы хотел навсегда остаться на этой террасе, – прошептала Пенелопу, положив голову Юлиана на плечо.

Она всё ещё оставалась холодный, но, даже этот холод был теплее всего на свете.

«И я бы хотел» – подумал Юлиан, но ничего не сказал вслух. Он сомневался в том, что всё останется прежним.

– У меня кое-что есть для тебя, – сказала Пенелопа, осторожная отпуская руку Юлиана.

Порывшись в своей сумочке – всем, что у неё осталось после побега из дома, девушка вытащила оттуда небольшое, размером с её ладонь, стеклянное сердце. В самом его центре горела красная точка – яркая, живая, напоминающая кровь лишь цветом.

– Что это? – спросил Юлиан, рассматривая подарок.

– Это сердце, внутри которого моя слеза.

– Почему она красная? – удивился юноша.

– Чтобы ты всегда мог её видеть.

Спустя несколько секунд точка начала расширяться, полностью заполнив внутреннюю часть сердца вязкой субстанцией.

– Оно будет полным до тех пор, пока я буду любить тебя, – положила голову на плечо Юлиана Пенелопа.

– Оно полное… Это самый лучший подарок.

Так же, как и с амулетом Ривальды, Юлиан никогда не расстанется с сердцем Пенелопу. Даже если, проснувшись однажды, он обнаружит его совсем пустым.

– Нас заждались, – сказал Юлиан. – Пошли уже внутрь.

От волнения у него совсем пересохло во рту. Он прокашлялся, когда открывал Пенелопе дверь в гостиную, а та в ответ лишь легко улыбнулась. Юлиан всё ещё чувствовал скованность – на его плечах лежала вина перед Магдаленой, которую он ещё не успел загладить.

Но за несколько месяцев знакомства с юной журналисткой Юлиан успел понять, что в девушке, как ни в ком другом, прекрасно развито чувство понимания. Ей будет больно, но, в конечном итоге, она, если и не простит Юлиана, то примет реальность такой, какая она есть.

Но сейчас Юлиан совсем не думал о том, что скажет Магдалене при встрече. Она заслужила большего, и он вложит в эти слова всю душу, но репетицию придётся отложить на потом.

Сегодня праздник Юлиана, и он заслужил свой подарок – столь долгожданный поцелуй Пенелопы Лютнер. Магдалена сама виновата в том, что не присутствует сегодня, ибо, в таком случае, всё могло было быть по-другому.

– Прошу поприветствовать нашего последнего гостя – Пенелопу Лютнер, – торжественно представил свою девушку Юлиан, разводя руками, подобно ведущему телешоу.

Он допустил ошибку, не предупредив Пенелопу заранее о том, что среди гостей окажется Ривальда Скуэйн. Из-за волнения и шока Юлиан совершенно забыл о том, что кое-кто вернулся из мёртвых и ещё не успел оповестить всех об этом.

Пенелопа, подобно Хелен, едва не потеряла сознание, но Юлиан успел поймать её. Несмотря на этот маленький казус, он наконец начал чувствовать себя счастливым, потому что получил последний, но самый важный элемент пазла – Пенелопу Лютнер.

Он ощущал себя не только гостем на чужом празднике, но и лишней деталью на своём же днём рождении. Теперь же, всё встало на свои места – Юлиан был окружён всеми, кто был ему нужен.

Подняв бокал, он и сам решил произнести тост – но не в свою честь, а для тех, кто пришёл сюда ради него.

Они прощались ближе к полуночи – Лиам и Гарет Тейлоры никуда не уходили, для Хелен вызвали такси, а остальные отправлялись на улицу Златокудрого Орла, потому что Ривальда разрешила Пенелопе и Юлиану там переночевать.

– Надеюсь, это не в последний раз, – вежливо произнёс Лиам, крепко пожимая руку Юлиана.

– Я бы хотел, чтобы это происходило каждое воскресенье, – столь же учтиво ответил юноша.

Ривальда с недоверием смотрела на них обоих – ей трудно было понять механику человеческих чувств. Пенелопа старалась держаться от неё в стороне – несмотря на уверения, она всё ещё не до конца верила, что перед ней не призрак или зомби.

Юлиан взял её за руку, но почувствовал лёгкую дрожь.

– Ещё раз с днём рождения, – улыбнулся Гарет.

– Довольно…

– Тише, – перебила всех Ривальда, подняв указательный палец вверх.

Никто не придал этому особого значения. Вдалеке послышался звук работающего двигателя – за кем-то подъезжало такси. Неожиданно звук затих, но, на это опять же никто не обратил внимания.

– Замолчите, говорю же! – повторила Скуэйн.

– В чём дело, Ривальда?

– Вы слышите шум ветра? Шелестение листвы? Сверчков?

Лиам посмотрел на наручные часы.

– Господи, – прошептал он.

Услышав это слово, Ривальда невольно скривила губы.

– Что-то случилось? – настороженно спросил Юлиан.

Пенелопе сжала руку Юлиана ещё крепче. Хелен попыталась спрятать за своей спиной Гарета, но тот лишь отмахнулся и прикрыл её сам.

Тишина и впрямь была пугающей – создавалось впечатление, будто время остановилось.

– Пока ничего, – прошептала Ривальда.

Она сделала шаг вперёд. Аналогичное действие повторил и Лиам – стоя плечом к плечу, они закрывали за собой Юлиана, Пенелопу, Гарета и Хелен.

Лёгкий ветерок проскользил возле ноги Юлиана, и тот непроизвольно ей дёрнул. Калитка, ведущая в двор Тейлоров, отворилась, и внутрь, один за другим, протиснулись четыре фигуры в чёрных мантиях и капюшонах.

Юлиан видел ранее таких же – во время Хеллоуина. Но, до этого праздника оставалось едва ли не полгода, поэтому подобный маскарад был совсем неуместен.

Центральная из фигур, будучи самого низкого роста, остановилась, подав знак остальным сделать то же самое. После того, как она сняла капюшон, все увидели лицо Хлои Гёсснер.

Кулак Юлиана сжался.

– Не ожидали, что вас будет так много, – произнесла змееподобная девушка. – Праздник какой-то? Или дружеская встреча?

– Что тебе нужно? – дерзко спросил Лиам.

Хлоя облизала уголок губ. Сделала она это вызывающе, но совсем не привлекательно.

– Мы здесь без злых намерений, мистер Тейлор, – произнесла она. – Отдайте нам Гарета Тейлора, и мы уйдём.

– Зачем вам мой сын?

– Это приказ мэра города, Якоба Рейнхардта. Он не должен обсуждаться.

– Предъявите ордер! – настойчиво произнёс Тейлор-старший.

– Это не арест. Герр Рейнхард желает встретиться с мистером Тейлором для беседы, не более того.

– И вы приходите сюда, под покровом ночи, в этих пугающих плащах и останавливаете время? Гарет никуда не пойдёт. Точка.

Хлоя высокомерно улыбнулась. Трое остальных засмеялись.

– Боюсь, это не обсуждается, – издевательски ответила Гёсснер. – Если вы не заметили, на нашей стороне преимущество.

– Вас всего четверо, а нас шестеро.

Юлиан осознавал, насколько это спорный аргумент.

– Преподаватель естествознания, неизвестная мне женщина и четыре подростка. Среди которых два недоучки, депроксимат и мальчик, обрётший Проксиму пару недель назад.

Два агента «Алой Завесы», реинкарнация Отречённого, троекратно усиленный маг, талантливая Пенелопа и храбрая Хелен. Эти аргументы выглядели куда более убедительны.

Но люди в мантиях лишь засмеялись.

– В любом случае, это незаконно, – громко сказал Лиам. – Вы не имеете права вторгаться на мою территорию и забирать с собой моего сына. Я же имею право прогнать вас.

Гости вновь засмеялись. Глумление раздражало и Юлиана, и остальных. Скорее всего, каждый хотел наказать Гёсснер за высокомерие, но осознавал всю опасность данной выходки, поэтому держался.

– При Рейнхардте у нас другие законы, – пояснила Хлоя. – И, на данный момент, они на нашей стороне.

– Этот город никогда не будет ему принадлежать, – сделала шаг вперёд Ривальда. – Проваливайте, пока мы не отправили вас в Преисподнюю!

– Эти слова трактуются, как измена власти. Мы вынуждены принять крайние меры. Осознаёте ли вы тяжесть своего проступка, мисс… Как вас зовут?

Гёсснер сложила ладони друг с другом, и между ними загорелся жёлтый свет. Она готовилась атаковать. Ривальда и Лиам приняли оборонительные стойки. Юлиан и Гарет попытались вырваться вперёд, но им не позволили это сделать.

– Довольно, – послышался голос Сорвенгера.

Он появился прямо из воздуха – напоминающий сначала чёрную тень, он за несколько секунд преобразился в человека.