Подвох

1

Солнце. Яркое. Слепит глаза, заставляет отвернуться.

С вершины горной гряды открывается шикарный вид: бескрайние голубые горизонты небес, а чуть ниже – скрывающиеся за легкой дымкой охристо-серые извилины каньона, ужасающие глубиной впадины и обрывы.

Ветер. Его свист не выходит из головы. Он гнет к земле ветки кустов и гоняет по плато песчаную пыль. Кажется, его порывы могут унести тебя, как одну из этих песчинок, но он стоит ровно, лишь изредка щуря от пыли глаза.

Его взгляд обращается вниз, и под ногами обретают ясные очертания травинки – тонкие, невысокие, с тремя овальными лепестками на конце. Хочется присесть и сорвать один из этих стебельков, чтобы, размяв пальцами листочки, поднести их к носу и ощутить яркий сливовый запах.

Вдруг справа, на соседней гряде, мелькает светлое пятно. Он оборачивается. Пятно двигается, стремительно несется вперед по узкой скалистой тропе.

– Наконец-то!

Он бросает смятые листики и устремляется вперед – по крутому склону вниз, едва успевая переставлять ноги, а затем вправо и вверх, прямо на вершину левой стороны ущелья.

Пятно продолжает удаляться и ему приходится ускорить бег. Он несется так быстро и так стремительно, что порывы ветра в его ушах сливаются в мерный гул, а окружение по бокам расплывается, словно небрежно нанесенная акварельная краска.

Еще усилие и пятно справа начинает увеличиваться, приобретая очертания человеческой фигуры. Она несется почти так же быстро, словно старается от него убежать.

Стороны ущелья начинают сближаться и становится видно, что фигура принадлежит девушке – у нее тонкая талия и длинные, развевающиеся по ветру волосы. Светлая у нее только блузка, прочая одежда сливается на фоне скалистой породы.

Оторвав от девушки взгляд, он обнаруживает на своем пути расщелину, не менее двадцати метров шириной. Испугавшись на миг, он взвинчивает темп и, достигнув обрыва, что есть сил отталкивается от края, чтобы взмыть в воздух и, перебирая в пустоте ногами, через несколько секунд приземлиться на другой стороне.

Кувырок вперед, чтобы не потерять равновесие и скорость, снова вперед.

Ноги несут с такой скоростью, словно они воздушные, словно не знают ни усталости, ни напряжения, будто им не мешают ни камни, ни выбоины.

Вскоре ущелье раздваивается, формируя посередине подобие полуострова. В самом его начале склон круто поднимается вверх, примерно на середине подъема имея ровную, широкую площадку, кажется, специально вырезанную тут гигантским ножом.

Девушка достигает развилки первой и, сначала забрав далеко вправо, берет длинный разбег и бесстрашно прыгает в пустоту, по направлению к той самой площадке. В полете она выставляет грудь вперед, оставляя позади руки и ноги, будто в груди ее скрыт двигатель, тянущий все тело к цели.

Достигнув земли, девушка приземляется на обе ноги, а затем, словно силы инерции не властны над ней, медленно выпрямляется. Она поворачивает голову в его сторону и, вероятно, улыбнувшись, устремляется вверх.

Он достигает развилки несколькими секундами позже. Как только расстояние до места приземления достигает минимума, он вновь взмывает ввысь, снова перебирая воздух ногами. Достигнув зенита, тело его устремляется вниз. Внутренние органы поднимаются к диафрагме, адреналин проникает в кровь, сердце выдает барабанную дробь.

Приземление, перекат, на ноги, рывок вперед.

– За ней!

Путь к вершине берет начало на узкой, идущей по левому склону тропинке. Местами она осыпается, местами пропадает, заставляя совершать один прыжок за другим. Примерно в десяти метрах от вершины тропа заканчивается.

Достигнув края, девушка прыгает вверх, цепляется за небольшой уступ и резко, словно пушинку, выдергивает свое тело вверх. Там еще один уступ, о который она уже упирается ногой и тут же выпрыгивает выше, хватаясь за край обрыва. Она ловко подтягивает свое тело, через секунду оказываясь наверху.

Он хочет повторить ее путь, но, зацепившись за первый уступ, понимает, что сил его для нужного рывка не хватит. Повиснув на левой руке, он ждет, пока тело его перестанет раскачивать из стороны в сторону, а затем цепляется и правой. Теперь сил достаточно.

Рывок, и он дотягивается левой рукой до следующего уступа. Снова нужно успокоить раскачку, опять добавить правую, чтобы затем вытолкнуть себя наверх. Еще усилие, и он тоже стоит на вершине.

Свист ветра быстро заполняет его уши. Он оглядывается по сторонам.

На ровном каменистом плато он видит девушку, подходящую к огромному каменному изваянию – лежащему мифическому зверю, внешне напоминающему крылатого саблезубого тигра.

Девушка подходит к статуе, подносит к морде ладонь, и в этот момент изваяние начинает оживать. Его мышцы напрягаются, каменная оболочка поверх них трескается, а когда зверь начинает подниматься и расправляет крылья, она кусками разлетается в стороны.

Зверь агрессивен и сразу нападает на ту, что потревожила его сон.

Быстрый размашистый удар лапой справа, выпад пастью, обратный удар лапой. Не добившись успеха, зверь усиленно машет крыльями, поднимая тяжеленное тело в воздух, а после обрушивается на девушку вниз, стремясь раздавить ее.

Спеша ей на помощь, он видит, как та едва выскальзывает из-под рухнувшей о каменную поверхность туши, как, вынув кинжал, она скребет зверя по ребрам, но тем не ранит, а лишь еще более злит его.

Когда до сражающихся остается пара десятков метров, он взмывает в воздух, целясь прямо на спину мифического животного. Летя, он достает из-за спины тяжелый меч, занося его для сокрушительного удара.

В этот момент чудовище неожиданно крутится влево, хлестким ударом хвоста сбивая девушку с ног. Не медля и секунды, зверь бросается на жертву, обрушивая на упавшую свою когтистую лапу.

Мигом позже пущенный двумя руками клинок настигает зверя, дробя его череп и проникая почти до середины головы.

Не сомневаясь в смерти чудовища, он оставляет оружие в трупе, приземляясь на каменистый песок. Убирает звериную лапу, извлекает из-под нее потерявшую сознание девушку. Подхватив ее, он вытирает с ее красивого лица брызги крови, целует ее в бледные губы, а затем прижимает к своей груди.

Сквозь порывы ветра он силится уловить дыхание девушки, но не слышит его. Вернув ее наземь, он припадает к ее грудной клетке ухом и только тогда понимает, что его любимая умерла.

***

Сергей Чигринский совершал обыденную утреннюю пробежку. Сумерки, слякоть, морось. Он машинально переставлял ноги, сам же пытаясь понять, почему так вышло.

Тот сон Сергей видел в своей жизни много раз. Сон необычный, сказочный, он являлся ему неожиданно, и, попадая в него, Чигринский часто узнавал свою фантазию, а узнав – старался немного изменить и приукрасить ее.

Так и этой ночью – в самом начале, когда события еще не успели набрать ход, он смог сфокусировать взгляд на травинке, а затем, размяв в руке, почувствовать ее запах.

Далее все шло по сценарию – и ветер, и беглянка, и захватывающие дух прыжки. Все, кроме его финала – в прежних «просмотрах» он лихо выдергивал свое тело на вершину и, что более значимо, девушка в них оставалась живой. После поцелуя и первых объятий, ранее она всегда приходила в сознание.

Ранее, но не в этот раз.

– Теперь даже сон мой испортился, – недовольно пробурчал Сергей, ускоряя бег.

За последний месяц жизнь Чигринского круто изменилась. Течение жизни оставалось во многом прежним – та же работа, дом, те же друзья и коллеги, – но ощущение от жизни, ее вкус, уже стали другими. Тут и там его преследовали неуверенность и недовольство собой.

Совсем иным образом он чувствовал себя прежде. Прежде он был всецело доволен собой и происходящим вокруг него. Доволен весьма продолжительно.

Всего полгода прошло с тех пор, как скопив достаточную сумму, он приобрел просторную квартиру в двухэтажном дуплексе. Возникший с завершением ремонта и расстановкой мебели уют создал пространство, которое не хотелось покидать. Новое жилье словно вдохнуло свежего воздуха в их с женой угасшие отношения, а довершила дело белая «Ауди», подарившая Сергею новые эмоции в серо-будничных московских поездках в офис и обратно.

Хотя Чигринский не строил себе четких планов, он ощущал, что всем этим закрыл ту материальную задачу-минимум, что ставит перед собой каждый более-менее амбициозный мужчина. Серьезная цель была достигнута, веха пройдена, он мог всецело наслаждаться заслуженным успехом.

– Ну ты же счастлив? – спросил его старый институтский товарищ, которого он только провел по своему новому, еще пахнущему свежей штукатуркой, жилищу.

Сергей чуть задумался и, впервые за все это время дав оценку своему мироощущению, согласился:

– Думаю, да, я счастлив!

Удовлетворение собой еще не успело иссякнуть естественным путем, когда наступил тот самый злополучный день. Сергей не мог ждать беды – ему предстоял лишь вечер у Паши Зверева – одноклассника, с которым они вместе уезжали на учебу в Москву, с которым с тех пор ни разу не виделись, и вдруг неделю назад неожиданно встретились на футбольном матче.

Сердце Чигринского встревожилось сразу, как он вышел из такси – местом жительства его одноклассника оказался большой белокаменный особняк, почти как у голливудских звезд, что время от времени щеголяют своими домами на MTV.

Сергей еще не оправился от первого удивления, как получил следующее – сразу за ним на удлиненном «Майбахе» прибыли новые гости, – с иголочки молодой человек и его спутница с оголенной спиной и сверкающим бриллиантами колье.

Вышедший им навстречу хозяин, едва бросив на Чигринского взгляд, сразу же устремился ко второй парочке, щечками «поцеловался» с дамой, обнялся с кавалером, обменялся дежурными любезностями и только тогда обернулся к ошеломленному товарищу:

– Ну?! Чего стоишь? – снисходительно, как показалось Сергею, улыбнулся тот. – Заходи же!

– Слушай, я ненадолго совсем, – ответил Чигринский, испортившееся настроение которого уже начало менять его планы. – У Татьяны проблемы… часик и…

– Ну заходи, заходи…

И он вошел.

Огромная гостиная. Самодовольные гости. Живая классическая музыка. Дамы в шикарных нарядах. Дорогущее шампанское.

Не раз Сергей мечтал о чем-то подобном. Однако, оказавшись среди этих атрибутов шика и роскоши, он вдруг почувствовал себя неуютно.

Его костюм за семьсот евро вдруг стал казаться Чигринскому неуместно дешевым, направленные на него взгляды – насмешливыми. Моментально он потерял присущие ему шарм и уверенность.

– Господа, познакомьтесь! – подлил масла в огонь хозяин. – Сергей, мой школьный товарищ и невообразимо перспективный банкир!

Старый приятель бесцеремонно выдал больших авансов Чигринскому, который был лишь руководителем одного из кредитных департаментов банка и к топ-менеджменту, а тем более к собственникам, никакого отношения не имел.

Сергей тут же подумал плохое: что приятелю стеснительно за его скромный для этой компании социальный статус. Что хуже, он сам уже стал ощущать себя неполноценно.

Зверев же совсем не стеснялся. Обычный программист, неожиданно и быстро разбогатевший на крипто-стартапе, он просто получал от себя удовольствие, – а потому говорил без оглядки все, что хотел, все искрометное, что приходило ему в голову.

– Милая, – обернулся он к идущей навстречу девушке, – это тот самый Серега, с которым мы в школе учителей стебали! Помнишь, я рассказывал тебе?

Яркая блондинка с первого взгляда очаровала Сергея – ее большие загадочные глаза, длинные стройные ноги, до бровей челка – практически все соответствовало представлениям Чигринского об идеале женской внешности. Все, кроме строгого каре, вместо которого он предпочел бы видеть длинные до груди волосы.

– Так это не враки? – вкрадчиво молвила она, обращаясь к гостю. – Прямо на уроках?

– Чистая правда, – завороженно ответил Чигринский, не в силах оторвать взгляд от ее обнаженных плеч.

Он уже позабыл о том давнем баловстве, суть которого заключалась в следующем: один готовил каверзные вопросы по будущей теме, выходящие далеко за рамки школьной программы, и задавал их учителю-жертве; если жертва отвечала неверно, вступался другой, критикуя и выставляя оплошность учителя на показ. Если же ответ был «не знаю», следовало нечто вроде «Да Паша, это ж элементарная штука! Каждый, кто мало-мальски понимает в физике (химии, биологии и т. д.), знает, что…».

Одни злились, другие плакали, иные бежали к директору – в общем, было весело.

– Зовут Алена, – Зверев бесцеремонно приобнял Сергея за шею, – моя будущая жена! Если вести себя хорошо будет!

– Круто!.. Подскажи, а уборная тут где?

Оставшись один около большого с синими диодами зеркала, Чигринский ополоснул лицо холодной водой и наконец смог взять себя в руки. Он все еще был сбит с толку, не мог успокоить волну ощущений и чувств, что его захлестнули, но уже пытался со всем этим совладать.

– Так, спокойно, Серега, – шептал он своему отражению, – ты просто оказался в необычной ситуации… Ну, красавица. Чего мотор-то заколотил?.. Банкир! Ну надо ж сказать так!.. Завидую?.. Да с какого черта?! Хотя… Алена, конечно, куколка просто… Ладно, как-нибудь разберусь со всем этим потом!

Повертевшись не в своей тарелке обещанный час, Чигринский сел в заказанное им премиум-такси и отбыл в свой «скромный» дуплекс.

В тот день он с порога нагрубил жене и получил в ответ маленький скандал. Вдоволь наоравшись и разбив хрустальный бокал, он взял бутылку скотча и заперся в своем кабинете.

На следующее утро ему полегчало. Краски вчерашних впечатлений стали уже не такими яркими, а похмельный туман не пускал в его голову новые мысли. Впервые за свою жизнь утро после пьянки принесло Чигринскому не боль, а облегчение.

– И несли они чушь полную! Через десять лет банки исчезнут! – говорил он себе наутро. – Ага, конечно! Их «Дося» заменит рубль! Угу, уже! А болезни и неудачи – это ниспосланные нам знаки, что мы делаем что-то не так! Ха! Барби тупая!

Хотя «рана» его быстро затянулась, ничто уже не могло сделать жизнь Чигринского прежней. Дом больше не радовал, «Ауди» быстро наскучила, непонимание жены раздражало. По инерции он все еще вкалывал на работе, бешенный ритм которой не давал времени задуматься о том, действительно ли эта гонка ему нужна.

Внешне же казалось, что ничего не меняется. Он больше не устраивал дома ссоры, ежедневно ездил в офис и каждое утро совершал свою обычную пробежку.

Слякоть, морось, собачники.

«Поворот и теперь домой».

Наскоро приняв душ, Чигринский спустился к завтраку. Горячий кофе уже ждал его на столе.

– Точно сегодня не сможешь? – спросила его супруга.

– Сто процентов, – недовольно пробормотал Сергей. – Хорошо, если в понедельник вырвусь.

Свой очередной отпуск Чигринские планировали провести как обычно вместе. Они давно спланировали тур по Европе, забронировали отели, автомобили, купили билеты в театр, запланировали встречу с Конюховыми, ранее эмигрировавшими в Италию, и Славскими, теперь проживающими в Австрии.

– Ты же не обидишься, что я без тебя полечу?

– Да что ты, Тань, нет, конечно. Ла-Скала, все-таки! Сходишь со Светкой, она рада будет. А я постараюсь во вторник вырваться.

– Люблю тебя, – широко улыбнулась Чигринская, целуя мужа в макушку.

– Ага, – вынужденно согласился Сергей. – И я тебя.

На самом деле он был даже рад тому, что в связи с реорганизацией банка шеф отказался отпустить его по запланированному графику. В сложившейся ситуации ему очень хотелось побыть одному, не торопясь в течение двух-трех дней обо всем поразмыслить и, возможно, даже восстановить нечаянно утраченную гармонию.

За рулем, во время пробежки, ложась спать – Чигринский уже пытался копаться в себе. Дельного из этого выходило мало.

Пожалуй, единственное, что ему удалось – это прийти к одному прискорбному для себя, но в то же время честному выводу:

– Мне никогда не успеть за ними. В этой чертовой гонке за успехом я слишком сильно от них отстал… А может, и не мог не отстать.

Прежде чем сказать себе это, Чигринский продумывал разное – оценивал свои карьерные перспективы, размышлял над тем, чтобы оставить банк и открыть свое дело, даже помышлял торговать на бирже. И каждый раз здравый смысл подсказывал ему, что большой успех прийти к нему может лишь по случаю, если сильно рискнуть, и если сильно повезет.

– И если успех – лишь дело случая, то есть ли повод гордиться им? – спрашивал себя он, не желая ставить на карту все. – И если гнаться за ним было ошибочно, то что тогда верно, что правильно?

2

Внутренний кризис Чигринского, однако, никак пока не сказался на его служебной деятельности. Приходя в банк, он по-прежнему, а то и сильнее прежнего, старался сделать максимум для решения поставленных перед ним задач. Выполнить квартальный план по кредитам, переманить крупного застройщика, ответить на обращения VIP-клиентов – все исполнялось исправно, несмотря на утерянную жизненную мотивацию.

Хотя ранее Сергей искренне стремился к богатству и славе, каждая такая задачка занимала его сама по себе. Ему всегда хотелось найти решение, одолеть эту задачку, безотносительно того, насколько она была важна для его прославления или обогащения.

Так вышло и в этот раз – серьезное поручение – подготовить программу унификации кредитных продуктов и выхода на сбалансированный кредитный портфель, поставленная в связи с грядущим слиянием с «Прайм-банком», была выполнена еще к вечеру пятницы. Оставалось лишь на полдня прийти в понедельник, дабы отчитаться перед шефом и официально передать дела своему заместителю.

Поздним пятничным вечером, с чувством удовлетворения от досрочно выполненной работы, Чигринский покинул свой офис.

Он не проехал и половины пути, как получил вызов по громкой связи – от Славы Князева, его лучшего друга еще с первых классов школы.

Князев не был прилежным учеником, оставил школу после девятого класса, ушел в колледж, сменил несколько мест работы и лишь ближе к двадцати пяти взялся за ум, начав выстраивать нормальный карьерный путь. Но строил он его в родном Воронеже, а здесь, в Москве, был всего лишь проездом.

– Из Кельна лечу, должен был сразу в Ворону стартануть, час стыковки, – пояснял он ситуацию. – А фрицы борт задержали, теперь до утра свободен. Такие дела! Ты же рад будешь мою рожу видеть?

– Славчик, ну конечно буду! Ты куда прилетел, в «Пушку»?

Через полтора часа два старых друга уже сидели на широком сером диване в гостиной Чигринского и активно поглощали бессмертный Jack Daniels.

Еще по пути домой Сергей решил, что обязательно поделится своими переживаниями с другом.

«Ну Славке-то можно, он поймет!» – говорил он себе, мысленно подыскивая нужные для этого слова.

К тому моменту, как Сергей собрался поведать товарищу о своем кризисе, он успел узнать о судьбоносных событиях, которые произошли в жизни самого Князева.

Вот уже три месяца, как тот развелся со своей первой женой, поселившись у бывшей любовницы (беременность которой и стала главной причиной развода). Помимо вечных хлопот по работе теперь Князев был озабочен покупкой новой квартиры, грядущим рождением малыша, материальной поддержкой оставшейся с женой дочери. И тем не менее он был бодр, весел и вполне рад своей непростой судьбе.

– Серега, твою мать, – по-дружески возмутился он, когда Чигринский попытался осторожно рассказать о своих проблемах, – ты просто с жиру бесишься!

Сергей понимал, что в сравнении с положением Князева у него все было неплохо, только легче от этого ему не становилось.

– Слава, да почему с жиру-то?! Какой вообще тут жир, блять?! Дом скромный по московским меркам, машина средняя. Работаю как вол с утра до вечера. Где жир?

Чигринский умолчал другу об их общем знакомом, Павле Звереве. Что-то внутри него не давало рассказать о той встрече, о тех унижении и смятении, которые он тогда почувствовал.

– Совсем не пойму тебя тогда! Раз есть куда стремиться, чего тогда завел это свое «Как правильно?»

– Да вот смотри, – под действием алкоголя и без того нестройные мысли с трудом собирались в нужную последовательность, – ну, будет у меня дом в три раза больше, будет не «Ауди», а «Порш» или «Бентли» – в чем смысл-то?

– Смысл-смысл, заладил, прям! – усмехнулся Князев. – Какая разница в чем смысл, но ведь круче будет, верно? Сейчас бы взяли, пошли к тебе в сауну посидели, в басике твоем поплавали. Потом бы в бильярд погоняли, кальян дунули вкусный! Ну, прикольно ведь было б?!

– Да ни хера! – эмоционально вскрикнул Чигринский.

– Как ни хера?

– Ну то есть да, было б прикольнее, конечно, но…

– Ну вот, а я про что говорю!

– Вот гляди! Сидим мы сейчас с тобой, бухаем, общаемся. Хорошо нам, так?

Князев согласно кивнул.

– Насколько хорошо? Допустим, на сто баллов. Теперь добавим сюда сауну, кальян, басик твой – насколько больше станет? Сто десять? Сто двадцать?!

– Да хер его знает! Любишь ты все зацифровать! Пусть сто двадцать.

– Ну вот, а стоит это все раз в десять больше! Представляешь, Слав, из-за этих двадцати, да пусть тридцати процентов! Из-за них надо в десять раз больше вкалывать, бабла вкладывать! Ну в чем смысл-то?

Довольный, что ему таки удалось связать одно с другим, Чигринский откинулся на спинку дивана и, состроив гримасу, уставился на друга.

– Вот тебе мой совет, дружище, – не раздумывая отвечал Князев, – тебе нужно хобби! Понимаешь? Что-то, что бы тебя увлекало. Сечешь?!

– Типа твоего тенниса? – недоверчиво скривился Чигринский.

Князев давно и хорошо играл в большой теннис, даже выступал на любительских турнирах.

– Верно мыслишь!

– Не знаю… Ничего меня так не привораживает. Но обещаю тебе подумать над этим.

У Чигринского было слишком мало свободного времени, чтобы иметь хобби.

– Сто процентов! Хандру твою как рукой снимет! – не отступал Князев.

– Да, Слава, будто его так просто найти, хобби это? – продолжал бурчать Сергей.

– Да найдешь, куда ты денешься! А для начала хоть любовницу заведи!

– Ага, а потом квартиру ей покупать!

– Подъеб засчитан! – рассмеялся Князев. – Да просто чтоб не скучно жить было. Если шалить не будешь, то и без квартиры обойдешься!

– Лучше я обойдусь без любовницы.

Они засиделись до самого утра, и в итоге Чигринский открыл глаза лишь ближе к полудню. Обычно скупое октябрьское солнце в тот день щедро расточало свои лучи, не дав ему как следует выспаться.

– Хобби, – прохрипел вслух Сергей, морщась и отворачивая лицо от надоедливого светила.

Данный другом совет в целом казался ему логичным.

«Заняться чем-то, что тебе нравится, от чего получаешь удовольствие, радость. И неважно, сколько денег тебе это приносит, – пытался рассуждать Чигринский, – важно, что мне нравится, что мне с ним хорошо!»

Почуяв близость решения, он тут же встал с кровати, засуетился с умыванием и завтраком.

– И чем же тебе нравится заниматься, Серега? – заваривая крепкий кофе, начал он диалог с собой. – Бухать с друзьями? Ни разу не хобби. И печень не выдержит. Путешествовать? Пошло… и как-то… слишком ординарно, что ли.

Он уселся за стол, приберегая бутерброды до готовности ароматного напитка.

– Может, погонять?

До пятнадцати лет Чигринский три года ходил в школу картинга, благодаря которой за рулем чувствовал себя уверенно абсолютно в любой ситуации.

– Но…

В его голове сразу всплыли болезненные воспоминания, связанные с этой учебой. Первые два года все шло неплохо, даже здорово: он и еще пара мальчишек – Гоша и Вовчик – постоянно боролись за похвалу тренера и первые места на их маленьком треке. Все трое мечтали стать пилотами «Формулы-1» или мирового ралли, все вместе радовались каждой новой гонке – до тех самых пор, пока в секцию не пришел новенький. Щуплый, неразговорчивый, этот мальчик вдруг оказался на две головы выше их всех. В каждом вираже, на каждой шпильке он выигрывал у них по несколько десятых, в итоге приходя к финишу в гордом одиночестве.

Горечь от бессилия и унижения, испытанных тогда Сергеем, глубоко впиталась его сердцем. И даже сейчас, повзрослев почти втрое, Чигринский все еще ощущал этот противный привкус досады.

– А ведь история просто повторилась! – пораженный собственным открытием, иронично выкрикнул он. – Тогда с Костиком, сейчас с Пашкой Зверевым. Все то же самое! Там были гонки на треке, сейчас гонки за успехом. Да одна херня!

От возбуждения Сергей встал и несколько раз обошел стол кругом. Затем сел, стал нервно поглощать свои бутерброды.

Казавшееся было добрым, утро выходило испорченным.

– Херово хобби! – не стесняясь в выражениях, продолжал громить эту идею Чигринский.

Он снова кружил у стола, только теперь с ним была кружка бодрящей арабики.

– А знаешь, Серега, что такое твое хобби? Это самообман! Да, реально! Самообман, иллюзия, что ты все же хорош! Ты типа говоришь себе «ну это ж хобби, это ж не по-настоящему вроде», а тем самым просто… просто избавляешь себя от сравнения с лидерами, с теми, кто лучше тебя на голову! Так-так, и что у нас дальше? – Чигринский и сам не заметил, как увлекся новой задачкой. – А дальше ты сидишь в своем коконе и тащишься от того, что круче пары-тройки других калек. Блять!

Чигринский злился, что казавшееся близким решение вдруг развалилось.

– А когда вдруг уступаешь кому-то в этом хреновом хобби, есть отмазка, мол, «ну это ж профи» или, мол, «тот перегибает, превращает хобби из удовольствия в работу», или что «на настоящей работе, наверное, дела ни к черту!».

Сергей не мог внутренне принять этот обман самого себя, считая его и глупым, и нечестным.

– Единственный смысл хобби – это диверсификация рисков, – заключил он вслух. – Не выходит по службе, переключаешься на хобби, и наоборот. Или как средство от скуки.

Ни одно, ни другое в настоящий момент Чигринскому не требовалось и помочь не могло. Прекратив диалог с собой, он отнес кружку в раковину, там зацепился взглядом за пустую бутылку, не убранные со вчера тарелки и в итоге заключил, что надо бы прибраться.

За этим занятием его и застал звонок отца. Тот звонил редко и обычно по делу, однако в этот раз, по его собственным словам, «просто соскучился».

Несколько минут они болтали о том о сем, а когда повисло первое молчание, за которым часто следует фаза прощания, Чигринский неожиданно спросил:

– Пап, слушай, если б тебя спросили, как надо жить правильно, ты бы смог ответить?

– Как правильно?! – удивился отец. – Если бы дали немного подумать, конечно бы смог. А почему ты спрашиваешь?

– Просто любопытно, что ты по этому поводу думаешь, – усмехнувшись, соврал Сергей. – Так что, подумаешь и ответишь?

– Ладно, – усмехнулся и отец, польщенный тем, что его мнение все еще важно для сына. – Перезвоню тебе через полчаса!

Чигринский, давно привыкший жить самостоятельно и не надеяться на помощь родителей, конечно же, не ждал от отца финального решения. Но на подсказку, намек определенно рассчитывал.

Ровно через полчаса отец заявил, что правильно – это жить своим трудом, заботиться о семье, иметь верных друзей и никогда не предавать их, уважать родителей, держать слово и ладить с законом.

Этому набору правил Чигринский и так давно следовал; ему было очевидно, что этих правил явно недостаточно для комфортного мироощущения. Требовалось нечто большее.

В раздумьях он плюхнулся на широкий диван. Ладони самопроизвольно потянулись к лицу, легли на свежую щетину, начав прощупывать места, требующие бритья. Серо-зеленые глаза Чигринского уставились на случайно выбранный на потолке светильник. Мозг его, пусть и не свежий после вчерашних возлияний с Князевым, усиленно искал решение.

Сергея волновало, почему этот нехитрый набор принципов устраивал его отца, почему для него этого было достаточно. Сколько он помнил отца, тот никогда на жизнь не жаловался, хотя особых успехов и не сыскал. Родители Чигринского жили скромно, всегда варились в своих мелких заботах – то дача, то ремонт, то поездка в отпуск, то чья-нибудь болячка…

«Может, в этом и ключ? – спрашивал себя Сергей, продолжая сверлить взглядом потолок. – Они всегда были в небольшой нужде, им было совсем не до успеха и славы. Да и времена тогда другие были».

Полежав еще немного, он, однако, решил, что времена тут ни при чем. Просто критерии успеха были разными.

– Все равно ж были рядом соседи, знакомые, друзья; кто-то, кто добился заметно большего. Не верю, что ему так и не встретился его Паша Зверев… Нет, никак не верю!

Лезть, однако, к отцу, а тем более маме с новыми вопросами Чигринский не решился. Он знал, что чем больше странных вопросов будет задавать, тем больше будет беспокоиться и тревожиться за него мама, у которой и так со здоровьем проблем хватало.

– А спросим-ка мы деда! – вдруг осенило Сергея.

Дед его слыл человеком принципиальным, твердым и не раз критиковал внука за его избыточно потребительское отношение к миру.

– Главное, жить по справедливости! – не раздумывая ответил тот Чигринскому-младшему. – Вот что главное.

Сперва усмехнувшись столь простому ответу, Сергей вспомнил о нем во время прогулки по их маленькому поселку. Незнакомая женщина, проходя мимо двух ссорящихся ребятишек, неожиданно вмешалась в их спор:

– Посмотри, ты сильнее и выше его. Разве можно кататься на самокате больше только потому, что ты сильнее?

– Но это мой самокат! – не соглашался первый мальчик.

– Ты сам меня позвал! – возражал второй.

– Вот видишь, ты сам позвал его не для того же, что б он смотрел, как ты катаешься? А потому, надо кататься по очереди, согласен? Так будет справедливо!

Оставив детей, она улыбнулась оказавшемуся поблизости Чигринскому и, не снимая с лица улыбки, проследовала дальше. На секунду он почувствовал себя неловко, словно это он, как мужчина, должен был сделать это, научив уму-разуму эту парочку балбесов.

«Может, и правда в этом есть соль? – вопрошал себя он. – Можно не быть суперуспешным богатеем, но быть хорошим человеком. Не прохиндеем, не гнилушкой, а таким, которому за себя не стыдно – ни перед праотцами, ни перед Богом, ни перед самим собой!»

На миг представив «обновленного» Чигринского в компании Зверева и его приятелей, он ощутил себя намного увереннее. Как будто внутренняя твердость, этот стержень нравственных принципов, давали ему способность смотреть на них всех свысока, чуть ли не с презрением. Ведь, по суждению Чигринского, все они были готовы родную мать продать за кучку своих миллиардов и успех их «Доси».

– Определенно, в этом что-то есть, – пробурчал себе под нос Сергей, искренне удивленный такому повороту в ходе его мыслей. – Выходит, дело дед говорил!