Loe raamatut: «Князь полозов», lehekülg 3
Глава 7
Этой ночью я плохо сплю. Горло спирает, а грудь сдавливает от частого дыхания. Я вижу бескрайние вересковые поля и беспамятно бреду по ним, наступая в лужи крови, бьющие ключом прямо из земли. Крики и стоны вокруг. Я мотаю руками что есть сил и прихожу в себя, рухнув с кровати на пол.
Вокруг тихо и темно. Дрожь пробирает липкое тело. Как же холодно здесь ночью. Приходится наощупь искать блюдце со свечой, и стоит мне только усесться на перину, как в дверях я вижу мужской силуэт. Замираю, стараясь вглядеться в него, и леший меня раздери, он стоит уже напротив меня, прямо как вкопанный, но я не вижу лица, лишь сильнее стискиваю зубы, решаясь спросить:
– Что тебе нужно? – он молчит. – Оставь меня! – он протягивает мне руку и рассеивается, словно дым, едва успевая коснуться моих пальцев ладонью. Я улавливаю яркий аромат розмарина с тархуном и точно знаю, кто посетил меня этой ночью.
***
Наутро в мои покои заходит незнакомая мне дама в бежевом платье из восточного шёлка с поверху надетым силуэтным жилетом из золотой чешуи. В руках она держит корзинку с завтраком и новый наряд. Взгляд её не добр и холоден, но она всё же, будто через силу, выплёвывает пару фраз в мою сторону.
– Наденешь сегодня это, – небрежно швыряет она платье мне на кровать и ставит корзинку с едой на столик. – С сегодняшнего дня можешь свободно покидать эти покои.
– С чего такая щедрость?
– Одевайся, – откидывает она толстенную русую косу назад и выходит за дверь, лихо ей хлопнув.
Хороший разговор получился. Моё появление никому не по душе. Будто мне больно здесь нравится.
Отведав парочку ещё тёплых пирожков с ежевикой из корзинки, я спешу переодеться и покинуть опочивальню, которая являлась темницей для меня последнюю неделю.
Я слоняюсь по коридорам, стараясь изучить все ходы, встречающиеся мне на пути, и оказываюсь в широком помещении с колонами. Здесь, как и везде, тускло горят свечи, а по периметру расставлена стража. Стало быть, это место особенно охраняется, значит, есть что-то очень ценное, например выход.
Мысль проследить за охраной и проверить каждую подозрительную дверь в этом месте приходит почти молниеносно, но не успеваю я ступить и шагу, как мощные руки, затянутые металлическими наручами, утягивают меня в темноту, зажимая рот. Я вздрагиваю с тихим писком и вижу перед собой Юста. Да, сомнений нет: миловидные черты лица и серый плащ вырисовываются в тени колонн.
– Т-сс! Это я. Не кричи, – держит он указательный палец у моих губ, а затем крепко схватив ведёт за собой, и я всё глубже проваливаюсь во всепожирающую темноту.
Наконец, Юст выводит меня к месту, где совсем нет стражников, но есть алтарь со змеем, вылепленным из обожженной глины.
– Мы в зале для обрядов. Именно здесь завтра пройдёт твой, – грохочет словами Юст.
– Что со мной будет?
– Это как обменяться клятвой, только без слов… Послушай! – Юст берёт меня за плечи. В его карих глазах горит тревога. – После всего этого ты уже никогда не станешь прежней. Некоторые сходят с ума. Обряд уже завтра. Тебе надо бежать! Я помогу, но один я не справлюсь.
Бежать! Я будто ждала этих слов. Не хочу оставаться здесь ни минуты!
– Чем я смогу помочь? – замираю я в предвкушении удрать отсюда прямо сейчас.
– Сегодня перед сном служанки отведут тебя в купель. Вели отпустить их тотчас, как зайдёшь. – Его мягкий голос и глаза цвета терновника поглощают меня, точно ворожат над разумом. Меня кидает в жар. Что это я?
– Марьяна, ты меня слушаешь? – где-то тихо слышу отголоски голоса Юста.
Ничего не могу с собой поделать, осматриваю его лицо: тонкий прямой нос и пухлые алые губы так маняще приковывают к себе. Я облизываюсь в желании поцеловать их. Юст сдвигает брови и выводит меня ближе к свету.
– Твои зрачки… Ты сегодня ела что-нибудь?
– Да, пирожки с ягодой, – опомнившись, бормочу я, не отводя прикованного взгляда от молодца, что кажется мне необычайно красивым.
– Кто принёс их тебе? Служанка?
Я теряюсь с ответом, стук сердца отдаёт звоном в ушах.
– Нет, то есть да. Не знаю. Она не заходила раньше. Видела её впервые.
– Сколько пирожков ты съела?
– Не помню, – сжавшийся комок внутри трясётся всё сильнее, готовый вот-вот выпрыгнуть из груди, и я начинаю рвано хватать воздух. В горле пересыхает. Кажется, я сейчас задохнусь, но не могу обмолвиться и парой фраз, чтоб сказать об этом Юсту, который хватает меня на руки и несётся куда-то вдоль коридоров. Шаги его становятся всё шире, пролёты короче и, наконец, в глаза ударяет яркий ослепительный свет, что застилает их будто пеленой. Воздух меняется, будто становится чище. Я прижимаюсь крепче к груди Юста и щекой чувствую, как бешено колотится его сердце, как шаги сменяются на бег.
Во рту появляется горьковато-сладкий привкус и напирающая тошнота.
– Отравлена! – Кричит Юст позади стоящему мужчине и с лёгкостью укладывает меня на осиновый стол, скидывая с него плошку с яблоками.
– Клади её, чай не померла. Ух и злые же бабы нынче развелись, – слышу я от коренастого старца, роющегося в дальних полках звеня склянками.
Он подходит ко мне, протягивая пузырёк с мутной жижицей. На неё и смотреть-то больно, не то что пить. Внутри плавают ошмётки, издалека похожие на личинок с прозрачными крупицами на дне. От вида этой жидкости я чувствую себя ещё дурнее, но выбора нет.
– Разевай устыни8, милая! А то совсем зачахнешь!
Я покорно открываю рот и глотаю содержимое. Язык вяжет, как от горсти черёмухи, а после я понимаю, что тело моё немеет и моргать становится всё труднее. Перестаю чувствовать напряжение и дрожь, пронизывающую меня ещё минуту назад. Веки тяжелеют, и последнее, что я слышу, это тёплый голос Юста на фоне шелеста листьев. Похоже, мы не в замке сейчас.
***
Придя в себя, не тороплюсь открывать глаза. Надо мной идёт суровый мужской разговор:
– Нельзя проводить обряд, отец! Она слаба и может не выдержать! Сила Фрея выше, чем у всех нас вместе взятых! – сразу узнаю Юста.
– Что с ней случилось? – этот мне тоже знаком. Напористый и властный, но сейчас я слышу обеспокоенность. Будто князь боится.
– Её отравили дурман-ягодой. Яким чудом успел дать противоядие. Уж стоит ли мне говорить о том, что только у одного из нас имеется полный запас этих ягод?
– Х-м, теперь из-за девчонки ты станешь подозревать всех подряд? – Они не вдвоём. Здесь есть третий, жутко барабанящий, острый как лезвие голос. К тому же витающий аромат розмарина выдаёт его уже не впервой. Даже незрячий, единожды впитавший в себя этот запах, узнает его обладателя с первой попытки. Большое количество этого растения оставляет холодок на губах и кончике носа. Это Фрей.
– Нет, – сквозь зубы зло отвечает Юст. – Подозревать не стану. Знаю наверняка.
– Довольно брани! – ударил чем-то похожим на посох об пол князь Горан. – Ритуал случится. Якима сюда. Пусть поставит её на ноги до завтрашнего дня. Как оклемается, Фрей отведёт её в купель – проследит, чтоб не убежала. Больно шустрая она, а там единственное окно.
– Т-ц! Зачем же говорить, эта лисица давно в сознании, – цокает языком Фрей. Вот же бес курчавый! Глумится надо мной. Слышу, как его тяжёлые шаги удаляются за дверь, и открываю глаза. За ним в напряжённом безмолвии, громко дыша, удаляется и его светлость.
– Марьяна, как чувствуешь себя? – волнуется Юст.
Поднимаю ладонь и со всем усилием стараюсь сжать руку, но мои попытки тщетны.
– Никак! Никак не получается…
– Не трать силы зря. Скоро придёт Яким. Он поможет окрепнуть, – бережно обхватывает моё запястье Юст.
Вновь я чувствую приятное тепло внутри от его прикосновений. Его заботу.
– Что со мной было?
– Это дурман-ягода! На вкус не отличить от ежевики, но спустя час приходит чувство радости, влюблённости, а затем удушья. Далее яд обездвиживает…
– Спасибо. Достаточно, Юст, – прерываю увлёкшегося змея. Он улыбается, немного крепче сжимая моё запястье.
– Уж думал, потеряю тебя, – аккуратно, почти не касаясь, убирает прилипший к моей щеке локон. Он пахнет так, словно я стою на лугу в горькой полыни знойным днём. Этот запах притягивает меня ближе, пальцами Юст еле-еле касается моего подбородка.
– Марьяна, ты…
Скрипя проёмом, в который широкие мужские плечи пролезают с натугой, со звонким скрипом вклинивается крепкий целитель Яким, стараясь не разбить целый короб снадобий.
Нам ужасно неловко. Мысленно бью себя ладонью в лоб, и мне ничего не остаётся, как отстраниться, но Юст опережает меня в этом.
– Это… яд. Ещё действует… – хрипло произносит он и, подорвавшись с табурета, проносится мимо знахаря, вылетая из проёма.
Я отвлекаюсь на лекаря. Надо признать, он сильно отличается от здешней манеры одеваться. Его одёжа скорее похожа на жителей нашего Мирграда или Волхолецка – соседнего города.
Обычная рубаха, сделанная из коноплянки, порты на верёвке да безрукавка из овчины – вот вся его одежда. Наречье Якима из самых простых, деревенских. Отсюда меня начинают терзать смутные мысли. Что если мы совсем близко к дому? Но откуда тогда в наших краях жители с другими обычаями и нарядами?
– Ну ’с! – хрипит Яким, сбивая меня с толку. – Будем тебя с одра поднимать!
Спустя несколько упорных часов врачевания я наконец смогла встать сама. То ли от лекарств, то ли от большого нежелания посещать купель с мерзким змеем. Я собираюсь идти туда, не дожидаясь его.
– Спасибо вам! Вы спасли меня сегодня, – подхожу ближе к Якиму, болезненно поднимая уголки губ.
– Рано тебе, дочка, помирать! Ты вот что, ток’м запомни як скажу. – Он тихонько наклоняется над моим ухом. – На тебе бремя тяжкое! Пытает тебя судьба-то. А ты не страшись! Волю в кулак, а косу за пояс! – умалишённо глядит он на меня.
– О чём вы?
– Скоро узнаешь. Чем шибче хочешь сбежать отсюда, тем туже затянет тебя это место. А теперь иди куда собиралась, – добрым жестом отправляет меня старик.
Я с опаской потираю лоб и покидаю покои, не выдавив больше ни слова. Дрожь снова продирает до косточек. Жутковато слышать такие слова от здешнего знахаря. А может он тоже колдун?
Долго слоняясь в лабиринте ходов, я всё-таки нахожу купель. Сюда я ходила только со служанками и совсем другим путём. За тёмной витражной дверью, что сотворена из разных кусочков стекла, выстланного в три ряда, я вновь наблюдаю самую светлую комнату всего замка. Пол и стены покрывает разноцветная мелкая мозаика, а вместо привычного мне дубового ушата, в котором я привыкла мыться, медная ванна, стоящая на плоском гладком камне. Подле неё котлище с носиком для набора воды. Мне же эта приспособа напоминает гигантский гостевой самовар.
В купели тепло и чем-то она даже похожа на баню. По полу стелится пар, а ванна набрана до краёв и всегда горячая. Нахожу на полке возле широкого зеркала мятное масло и букет из свежих трав. Ставлю полотняную ширму перед собой и, обнажившись, погружаюсь в ванну.
Вода приятно обволакивает и расслабляет моё тело. Являясь узницей этого места, я будто привыкла уже находиться здесь.
Любопытно оглядываюсь вокруг, но не нахожу окна, о котором обмолвился князь… как же выбраться от сюда?
– Предаёшься бренным размышлениям? – прозвучал издевательский голос в гробовой тишине.
Замираю на месте, отвернувшись к стене. Явился, мерзавец. Я трясусь от стыда, прикрывая грудь мокрыми волосами, стараясь быстрее собрать вокруг себя лепестки мяты.
– Что тебе надо? Тебе нельзя входить! Нельзя смотреть до свадьбы на…
– Тебя? Да там и смотреть то не на что. Тощая.
Тощая? Его голос, как и его появление, раздражают меня с каждым мгновением всё сильнее. Оборачиваюсь на запотевшее зеркало и встречаюсь взглядом с Фреем. Его нахальный вид пошло рыщет по мне.
– Отвернись! – тон мой исходит на крик.
– Не престало мужа стесняться!
– Ты мне не муж!
– Это пока… – он делает шаг, другой, и вот я всем нутром чую, как его дыхание жгуче разливается по моей влажной спине. Закрываю глаза, цепенея на месте. – Боишься меня? – издевается Фрей, убеждаясь в собственных словах. – Боишься. – Тело предательски дрожит, но я накрепко держу рот на замке. Тон его меняется со змеиного шёпота на дружелюбный, но всё же непристойный. – Как я уже говорил ранее: твоё тело меня не интересует. Однако я не говорил, что не буду на него смотреть.
Не могу больше терпеть это. Бью рукой по водной глади и, повернувшись, смотрю ему прямо в глаза. Он сдвигает брови и скалится белоснежными зубами, играет со мной.
– Злись. Воровка.
– Уходи!
– А то что? – я молчу, вцепившись в него бычьим взглядом. – Ну, что ты сделаешь?
На что надавить? Чего больше всего боится тёмный чародей? Потерять власть! Я немедля бью по зеркалу наотмашь. Осколки отлетают на пол и в воду, оставляя небольшие порезы и царапины. Хватаю один из них и сквозь рассекающую кожу боль подставляю его к запястью. Жадно гляжу в чёрные, вязкие очи и вижу промелькнувшую в них эмоцию. Он явно не ожидал такого исхода. Надо признать, я тоже.
– Глупая! И что мне до твоей смерти? – едко улыбается змей.
– Давай проверим! Я бы хотела увидеть это! Как молодой перевёртыш ищет себе новую невесту для обряда, без которого князем ему не стать! Поди-найди другую! – Улыбка на нём тлеет, взамен показывается злобный румянец. То-то же! Почти срывается с моих уст, но сказать получается только: – Прочь!
Фрей кивает на разбитое зеркало, потом на меня и тихонько пятится назад, растворяясь за витражами.
– Как отчаянно, глупая воровка. Ты всё-таки нашла то, зачем пришла сюда. Но тебе всё ровно не выйти, – слышу я эхом его почти исчезнувший голос.
Из последних сил дожидаюсь, пока его дух окончательно покинет это место, а после выпрыгиваю из ванны, глазами ища полотенце, чтобы туго перетянуть сочащуюся из ладони кровь. Замечаю, как на месте разбитого зеркала находится туннель. Ровный, во весь рост. Он похож на окно, за которым уже давно опустилась беззвёздная ночь: «Так вот о каком окне идёт речь?» – проговариваю я в слух и спешу вернуться в покои.
Глава 8
Много лет назад:
Королевство Озис расширялось и процветало. Вместе с ним росла и Лея.
Беззаботное детство сменила осмысленная юность. В замке от Леи ждали мудрых и выдержанных поступков. Часами она штудировала утомительные государственные дела, изучала своды правил и все прилегающие действующие указы своего королевства.
За дождливым запотевшим окном орлиной башни Лея услышала курлыканье белокрылой птицы, настойчиво бьющей клювом в стекло. Это орлица-почтальон. К её шершавой лапе привязан маленький свёрток. Торопливые руки королевны поспешили освободить озябшую птицу и развернуть долгожданное послание.
«Жду тебя на месте нашей первой встречи».
Губы растянулись в милую улыбку, а клочок оборванной бумаги тотчас же придался огню, растлеваясь синими огоньками.
Сию же минуту Лея отложила все дела. Дождавшись, пока уставшее солнце спрячется за свинцовый горизонт, а безлюдные улочки затуманят сумерки, она поспешила набросить на хрупкие плечи тёмный плащ с удлинённым капюшоном и отправилась в подвал замка, где исчезла за потайной дверью, ведущей в город. Эти ходы как кротовые норы, но Лея знала каждый их угол наизусть. Она могла бы выйти на утёс не обходя город вокруг, но, чтобы отбить от себя даже малейший намёк на слежку, она неспешно прогуливается по утомлённому беседами рынку, забегает в сырную лавку к старику Отису и только потом уносится прочь из города, к звёздным холмам на утёс плакучей ивы.
Дождь почти закончился, упавшие на гладкий плащ капельки скользили по нему от ветра, становясь на ходу крошечными льдинками. Ночами здесь становится холоднее; щёки и кончик носа Леи остывали всё больше, но жар от предстоящей встречи согревал грудь.
Принцесса обошла гранитные скалы, спустилась к озеру, что в своей глади отражало блистающее небо в ночи, и наконец сквозь звёздные холмы показался утёс. Круглая, огромная луна освещала ночными лучами навесистые ветви ивы и мужской силуэт, стоящий рядом с плетёной качелей.
Лея сбавила шаг, наслаждаясь мгновениями этого вечера. Сердце уже не стучало так дико.
– Луна сегодня очень близко, – произнёс терпкий спокойный голос. – Могу поспорить, ты тоже…
Она смутилась, притаившись за весьма возмужавшей с их последней встречи спиной. Без сомнения королевне хотелось наброситься на эту спину, обнять её так сильно, насколько могла. Улавливать каждый дрожащий мускул, каждое встречное движение, но вместо этого она лишь сдержанно поклонилась в ожидании, пока собеседник явит ей свой лик.
– Здравствуй Дион. – скромно, придерживаясь правил опустила она глаза.
– О Лея, – он взял её тонкие замёрзшие пальцы в свои ладони. – Прошу, никакого официоза! Я так устал кланяться… будь со мной не королевной. Будь со мной моей Леей.
Она молчала, задерживая сбитое от чувств дыхание. Почти год она не смотрела в эти тёмные глаза, не гладила его курчавые волосы. Коснуться сейчас его щеки своей было пределом её мечтаний всё это время.
Дион возмужал. Черты лица приобрели зрелую остроту. На подбородке появилась тёмная, но ещё мягкая щетина. Он стал почти на голову выше Леи, хотя ещё какой-то год назад ему приходилось вставать на цыпочки, чтоб сравняться с ней.
– Где ты пропадал так долго? – вжавшись в его грудь протяжно выдыхает она.
– Я не мог, – шепчет Дион. – Сразу после моего приезда домой отец приказал отдать меня в стрелковую школу, что посреди ледяного моря на скале «Бесов лик». Это обязаны пройти все мальчики с пятнадцати лет в нашем краю, включая знатных. Прости, но там нет даже птиц, чтоб отправить письмо, – на миг задумался он, отведя взгляд. – Мы через многое прошли за это время… ещё многое предстоит…
– Ты снова уедешь?
– Да! Возможно, на год, может больше.
Принцесса замолчала, ослабив хватку. Было сложно даже слышать такое, не то, что мириться. Дион был прав: ещё многое предстоит. То было целое испытание на прочность для них обоих.
– Лея, послушай! – встревоженно роняет Дион. – Народ, где я живу, очень жесток и груб! Чтобы сбить спесь со своих сыновей и не сохранить в них ни капли любви и доброты, они оставляют их, обрекают на смерть на том острове. Выживают только сильные. Мой брат вернулся оттуда еле живым. Если сбегу, то опозорю честь отца, и все забудут обо мне как о наследнике. Если умру там – значит был слаб.
– Не говори так, – прижимает она Диона всё сильнее. – Ты вернёшься с почестями. Я буду ждать тебя.
Дион сжал её ладони в своих руках сильнее, а затем, едва коснувшись подбородком её щеки, без труда нашёл и бархатные губы.
Лея почувствовала, как тепло оставленное им на её устах, расходилось по всему телу, сменяя ощущения приятной дрожью.
Это был её первый поцелуй. Оттого и такой долгожданный. Со дня их знакомства Лея больше не могла спокойно есть и спать, но также и не могла с кем-то поделиться этим чувством. Заводить подруг она не умела и днями напролёт проводила в орлиной башне словно узница, считая дни до их с Дионом новой встречи.
Густой серый туман уже почти укрыл собой все холмы и постепенно подползал к утёсу. Расстелив меховую накидку, они изучали мерцающую звёздную синеву, вскинув руки вверх. Время для них сейчас потеряло значимость, лишь только они вдвоём и небо.
Дион развернулся к Лее, проводя по воздуху очертания её лица.
– Я не имею права пока даже прикасаться к тебе. Но когда я вернусь с острова, мне будет уже девятнадцать, и мы поженимся.
– Давай сбежим? – испуганно прикрикнула она, сжимаясь от тревоги.
– Что с тобой? – наблюдает он, как сквозь пальцы, что держат её скулы, сыплются хрустальные крупицы. – Ты плачешь?
И она плакала. Плакала так, что кровь шумела в ушах. Так, что сердце грохочущими ударами раздавалось по всему телу. Лея знала: каких бы женихов ни сватали с ней, её никогда не выдадут замуж ни за одного из них.
Её мать – Алира, как и другие советницы Озиса, с особым трепетом правила своим королевством. Она не брала налогов, отправляла всех живущих ныне детей в школы, чтобы обучить их грамоте, платя за них из личных средств. В Озисе рабы не гнули спины, а прислуги и работяги с полей получали достойное своей работе жалование. Свобода в этом королевстве не пустое слово, поэтому все жили здесь в гармонии и достатке.
Завистливые слухи об этом расползлись по Заморью, как чума. Многие, преисполнившись алчностью и излишним любопытном, пытались проникнуть в замок – разведать и разнюхать тайну их счастливого существования, кто-то пытался даже напасть. После этого Алира не закрыла вход для путников, но с тех пор добраться до королевства стало крайне сложно. То непроходимая вьюга затягивала места въезда, то густой туман ослеплял дорогу.
По всему Заморью начали считать Озис заколдованным и боялись ступить туда ногой, но некоторым всё же удавалась добраться до замка. Одним из таких когда-то был Дион со своим отцом. Алира тогда отказала Вериху в союзе их детей и попросила впредь не возвращаться горным князьям в эти места, поэтому все встречи Диона и Леи были тайными, но и они были мелкими провинностями по сравнению с тем, что королевне приходилось скрывать и от самого Диона.
