Глеб открыл глаза. И сначала не понял, где находится. Пахло не домом. Пахло тиной – утробной, набившей внутренности. Язык не слушался. Глеб попытался шевельнуть ногой, но и она не двигалась. Тогда полежал еще с минуту, вслушиваясь в металлический вой. Вой еще был далеко – можно было не торопиться. Затекшая нога отошла, язык отлип от неба. Хотелось пить. Глеб дотронулся ступнями до ледяного пола и сел на кровать, через носки ощущая холод. Плечи передернулись сами собой.
Приехал подменить Игоря, а обморозился на трое суток. И какой из Глеба егерь? Как из Игоря – сисадмин. И отопление вырубилось… Надо признать, что ведь приехал не просто так. Звало ведь – это дебильное желание стать одним из выживших.
Глеб завернулся в куртку, нащупал ногами в темноте охотничьи сапоги, надел и подошел к окну.
Ночь была без звезд. Можно было вытянуть руку вперед и увидеть отрубленную тьмой культяпку – без пальцев. Зато голые стволы деревьев светились изнутри радиоактивным излучением, и красная луна просачивалась в маленький прострел туч. Мир закостенел. Как те, что воют металлическим скрежетом и застывают меж серых стволов. Тонкий вой гвоздями пробирался под кожу. Глеб взял с тумбы железную кружку и обжег горло холодной водой. Внутри сразу стало тише, понятнее.
В такую ночь космос вливается в дырявые слои атмосферы и образуется черный тоннель. Тоннель, как река Стикс, по которой Харон везет на своей лодке души в другой мир. И всегда что-то случается. Но не со всеми.
Глеб не сразу понял, что в комнате кто-то есть. Он просто ощущал присутствие момента. Как я – здесь и сейчас. И не коннект с миром, а отторжение. Тошнотворное чувство. Желудок свело судорогой. Глеб вдруг понял, что чувствует запах. Коктейль из тины, очищенного вареного яйца и лимонных корок. Но дело не в различимости компонентов, а в том, что этот запах щекотал нервы – провода внутренние – как чужеродное. И от этого запаха волосы у корней шевелились червями. И прямой позвоночник будто вниз сползал, приколачивая к полу внезапно одеревеневшее тело.
Несгибаемыми пальцами нащупал в кармане зажигалку и чиркнул колесиком. Тот, чье присутствие ощущал Глеб, был не где-то в противоположном углу комнаты, а прямо перед ним. Он имел длинное туловище с впалым животом и выделяющимися ребрами. Тонкие руки висели плетьми и почти доставали до пола. Ноги, в обхвате не шире запястий, цепко стояли на полу так, словно монстр цеплялся когтями, чтобы не упасть. Макушка существа едва доходила до грудной клетки Глеба. Голова с острым подбородком, по форме напоминала смайлик с инопланетянином. Нос – аккуратный, кукольно-человеческий; линия маленьких тонких губ совершенно прямая. Глаза полузакрыты. Верхнее веко не смыкается с нижним, отчего кажется, что существо наблюдает за своими ногами.
Глеб сделал шаг назад, но существо осталось неподвижным. Тогда Глеб в несколько шагов пересек комнату и нажал выключатель. Свет мгновенно заполнил комнату, существо раскрыло глаза, скривилось, словно от боли, и завыло визгом испорченного микрофона с обратной связью. Глеб по инерции сначала вырубил свет, потом снова включил.
Монстр лежал на полу, рядом с железным тазом, лицом кверху и часто-часто дышал. Ребра вздымались по несколько раз за секунду.
Говорят, что детеныши опасны, но кто их теперь разберет? Ведь никто не говорил, что у них человеческие лица.
Осторожно присел рядом с детенышем и тронул сложенным ножиком вытянутую кисть. Существо не шевельнулось. Тогда Глеб отложил нож и коснулся предплечья. Выжившие рассказывали, что кожа существ напоминает кору деревьев. Но это оказалось не так. Кожа была холодной и гладкой, как у лягушки. Видимо, детеныши принимают температуру окружающей среды. Может, из-за холода впадают анабиоз, как земноводные?
Реальность не клеилась с правдой выживших. Выходит… выживших нет.
Глеб просунул руки под существо и поднял. Монстр не двигался, а бездыханно висел на руках, запрокинув голову. Глеб положил детеныша на кровать и прижал ладонь к области сердца. Сердце билось очень медленно, почти неразличимо. Он даже не сразу понял, что оно еще бьется.