Бессильные мира сего

Замечательно, когда находишь занятие себе по душе, когда работа не превращается только в зарабатывание денег. Ведь грустно тратить большую часть времени и не получать удовлетворения от результата. И как знать, скольких талантливых врачей, учителей, архитекторов, список можно продолжать до бесконечности, лишился мир, потому что во время не поняли на что стоит обратить внимание. Человек, способный увидеть в обычном мальчике заложенный талант, может стать очень и очень могущественным... А еще изредка встречаются люди с необычайными способностями, кто-то может предсказывать будущее, кто-то чувствует опасность, кто-то распознает самую малейшую ложь (пожалуй, самая незавидная участь) и т.д. Они стараются держаться вместе, пытаясь вписаться в окружающий мир и особо не выделяться, ведь как знать, кто и в каких целях захочет воспользоваться необычным талантом, но иногда обстоятельства складываются так, что даже самый влиятельный человек остается перед ними бессильным.

Может ли достигнутая цель оправдать способы ее достижения? Даже если в основу были заложены вполне себе благородные мотивы? Кто вообще может решать за другого как ему жить, что нужно на самом деле? Скажет ли спасибо человек, что его выдернули из обычной спокойной жизни, даже доказав, что он достоин большего? Много, очень много вопросов в книге, и далеко не на все есть однозначные ответы.

"Вы ленивы и нелюбопытны. Бог подал вам со всей своей щедростью, как никому другому, а вы – остановились. Вы стоите. В позе. Или – лежите. Вы сделались отвратительно самодостаточны, вы не желаете летать, вас вполне устраивает прыгать выше толпы, вы ДОВОЛЬНЫ – даже самые недовольные из вас…"

Наверно, такой обреченности, как в этой книге нет ни в одном романе Стругацких. Человек массовый, действительно, остановился в развитии. А может уже и не только массовый. Мы уже не прыгаем выше головы, в нас нет вот этого "быстрее, выше, сильнее", заставляющего превосходить себя наших предков, дающего человеку возможность "сбыться", "осуществиться", познать себя. Да, конце концов, выполнить какую-то свою личную миссию на Земле. Мы слишком "довольны". И есть в этом что-то жуткое и тоскливо-упорядочивающе-бессмысленное. Или нет?

Начало больше всего напоминает сценарий какого-нибудь сериала про бандитов типа «Улицы разбитых фонарей». И только мимолетное упоминание о газовой трубе весом в сто тонн наводит на мысль что книга, все-таки, о другом. Затем следует абсолютно маразматическое лирическое отступление про любителя гадить в печные трубы и не менее маразматический допрос филателиста-параноика. К концу третьей главы появляется стойкое ощущение, что мир – дерьмо, а люди – еще хуже. Прошу прощения за не совсем литературные слова, но в романе встречаются и менее литературные словечки . Только в четвертой главе начинаешь худо-бедно понимать, о чем собственно роман. На сцене появляется фигура полубожественного Учителя с заковыристым именем. Учитель владеет уникальной методикой, благодаря которой делает из обычных детей гениев, а временами даже экстрасенсов. При этом все, что он делает, – по его же собственным словам - находит главный талант ребенка и помогает ему раскрыться. Если же найденный талант не вполне удовлетворяет родителей (например ребенок – прирожденный архивариус, а родители хотят видеть его музыкантом), то тут гуру ничем помочь не сможет. По какой-то не ясной даже ему самому причине, сэнсей может работать только с мальчиками. Правда одной девочке он все же помог найти главный талант, но это оказался талант детсадовского воспитателя. В общем совсем не политкорректная книга. Собственно про учителей братья Стругацкие уже писали (если кто-то еще не знает, С. Витицкий – это псевдоним Бориса Стругацкого), на них весь Мир Полдня держится. Но роман «Бессильные мира сего» не оставляет от Мира Полдня камня на камне. Вот он – Учитель, именно такой, каких много в мире XXII века, вот его ученики (я насчитал 12 – случайна ли цифра?), но что-то они не торопятся строить светлое будущее.

Вспоминается еще одна цитата уже не из Стругацких:

Люблю Стругацких. В подростковом возрасте прочитал все их романы и повести, которые отыскал в библиотеках. Но кое-что мне не нравится в идеях братьев. Данный роман под авторством старшего — Бориса Стругацкого; может быть, я немного предвзят, но мне кажется, что братья вместе писали лучше, чем по отдельности, но это так, малозначительная ремарка.

"Бессильные мира сего" пронизан отчаянием, разочарованием и безысходностью. В принципе, Стругацкие любили разобрать по полочкам с оценками и ярлыками жизнь, людей, строй, который их взрастил, — и на этом всё, критика осталась критикой без предложений, без конкретных действий по изменению. Касаемо негативных суждений писателей здесь моё утверждение не абсолютно, поскольку братья иногда режим критиковали, а временами активно ему подлизывали, но точно мишенью своих замечаний выбрали человека среднего как вид:

"Он всегда был вежлив с этими людьми, но на самом деле они не нравились ему – точно так же, как все и прочие люди на этой земле. Вдобавок, он совсем не понимал их, что удивительным образом рождало не уважение и не интерес даже, как можно было бы ожидать, а скорее только дополнительную неприязнь и даже некоторое презрение".

Словами персонажа Роберта автор произведения признаётся, что он не знает, как изменить этот мир:

"В том-то и беда: не знаем мы, что надобно нашему бедному сволочному миру и что с ним еще должно произойти, чтобы он захотел, наконец, Человека Воспитанного".

И в публицистических высказываниях братьев Стругацких это отсутствие конкретного плана и рекомендаций понятных действий повторяется. А моё твёрдое мнение: "Критикуешь? Предлагай!" Хула и негативная оценка не рождается в вакууме, она всегда относительна, всегда в сравнении с некоторым идеальным образом в голове "как оно должно быть". А без предложений критика превращается в банальщину "Я не знаю, как нужно, но вы делаете неправильно". А коли не хватает масштаба личности, чтобы иметь представление о механизме изменения сволочного мира и, главное, смелости, чтобы заявить о нём во всеуслышание, то, может быть, не стоит замахиваться на весь мир? Может быть, стоит прийти к осознанию, что даже благородный труд внесения Великих Идей в огромные массы посредством литературы изменит лишь небольшое количество людей, зато изменит коренным образом и навсегда! Это ли недостижение?

Опыт всего моего обучения, сухой остаток жизненных наблюдений настойчиво и уверенно твердит:

1) Спасись сам, и вокруг тебя спасутся другие.

2) Вознося себя к Свету, освещаем мир вокруг.

Иногда наведение порядка в своей жизни и вокруг себя даст больше, чем многочисленные демарши за порядок в стране, а то и во всём мире.

Горячее искреннее, где-то даже достойное похвалы и уважения, желание глобально изменить мир к лучшему тщетно и тупиково по своей природе, потому что изначально ставит носителя желания на место Господа Бога/Демиурга Вселенной/Владык Кармы, знающего лучше других, как на самом деле должен существовать и развиваться этот мир. А ведь даже желания и мнения бога, известного бо́льшей части населения как Бог-Отец, или Яхве, попахивают субъективизмом. Обреченное на провал неисполнения желание изменить мир к субъективному лучшему "по-Стругацки" приводит к беспросветности и пустоте, к щемящему самоубийственному ощущению собственного бессилия. Потому и "Бессильные мира сего".

Писать отзывы на книги Стругацких (в данном случае уже одного Бориса Натановича) дело вообще не очень благодарное. Закончив чтение, я сделала большое у-у-уф-ф, и какое-то время просидела не шевелясь, приводя мысли в подобие порядка. Шедевр, как всегда, пробирающий до костей. Такие книги обязательно меняют что-то в сознании. Хоть чуть-чуть... моя цитата

Непривычно долго шло погружение в мир. Сразу какая-то гадость, вонь и моча, а ясности притом — не было ясности. Но потом пошло-поехало, главное — через первые 40 страниц продраться.

Кажется, чуть ли не впервые в прозе Стругацких нет людей, желающих странного: только человеки, не желающие ничего сверхобычного. Как будто и не стоит вопрос, твари они дрожащие или право имеют. Потому что жалкое и печальное зрелище: у человека масштаб — всякой животиной повелевать неразумной, а он крыс да тараканов травит за деньги.

БН продолжил славное дело размышлений о том, кто такой Учитель с большой буквы и кто такой Человек Воспитанный, с не менее больших букв. Заодно показав, что трудно быть богом, когда не только весь мир, но и ты, божок, ни мышлением, ни моральными устоями не дорос до этих больших букв.

Из песни слов не выкинуть, но мне глаза кололи суетливые вставки прибауток да анекдотцев. И фамилии реальных людей: Сталины всякие, Ельцины, Жириновские. Но понимаю: срез девяностых, смард девяностых, все дела.

Всему своё время и место.

В творчестве любого крупного писателя рано или поздно наступает момент, когда от вопросов жизни он переходит к вопросам смерти. И если на заре своего творчества братья Стругацкие писали о возможностях человека, об опасностях, которые подстерегают его на пути покорения природы и космоса, размышляли о вероятных путях развития социума, задумывались о возможности сознательного конструирования идеального общества, наконец, ставили человечество перед лицом непознанного и пытались предугадать, какие вызовы могут возникнуть при столкновении с неведомым, то в последней своей книге, написанной уже соло, Борис Стругацкий обращается к совсем другим проблемам. Герои повести «Бессильные мира сего» противостоят не враждебной среде, не социуму и не высшим силам, могущественным, но все же разумным, а собственной немощи, телесной и духовной, и роковой силе слепого случая. Все мы люди, каждый уязвим, любой может ошибиться, никто не в силах предусмотреть нелепого стечения обстоятельств. Слабость, ошибка и случай правят миром. Люди, казалось бы, способные изменить что-то в привычном течении вещей, не только не могут, но и не хотят вмешиваться.

«Самое страшное в мире — это быть успокоенным», — писал в 1939 году поэт Михаил Кульчицкий. Герои, предстающие перед нами на страницах повести, вполне спокойны. Они удовлетворены, довольны своей жизнью и своим даром. Это выводит из себя их учителя, сен-сея, вовсе не желавшего подобного результата своих трудов. Для каждого из героев повести сен-сей открыл однажды дверь к главному таланту, к тому, что поднимает над толпой, дает то самое удовлетворение, довольство собственной жизнью. Однако открыть дверь вовсе не означает дать цель и указать направление. Никто из воспитанников не зарывает своего таланта в землю. Напротив, каждый использует его в меру собственного разумения, а порой даже на благо общества, в тех рамках, в которых общество это приемлет. Например, борется с насекомыми и грызунами в жилых домах и складских помещениях. Может быть, они не достаточно любят свой дар. Не горят им. Ведь открытые учителем двери — не сознательный выбор воспитанников, еще детей, а лишь толчок на самую легкую, самую многообещающую дорогу. Но кто сказал, что легкие дороги — лучшие? Возможны правы родители того мальчика, который «не расстается со скрипочкой». Но учитель выступает с позиции «взрослого», с позиции «рацио», он убежден, что знает как лучше. И, загнанный в ловушку обстоятельств, поддавшись слабости — любви к безнадежно-больной, умирающей женщине, жестко ограниченный во времени, сен-сей допускает чудовищную ошибку. Своими руками он разрушает то, к чему так страстно стремится: сделать из своих воспитанников людей, достойных уважения. Не случайно в финале книги, на последних ее страницах вновь, отчаянным монологом поднимается тема, прошедшая сквозь все творчество Стругацких, ставшая одним из его лейтмотивов. Тема Воспитания Человека. Дважды звучат одни и те же строки: «Что-то загадочное и даже сакральное, может быть, должно произойти с этим миром, чтобы Человек Воспитанный стал этому миру нужен». Безумная попытка сен-сея вывести своих воспитанников из состояния душевного равновесия, состояния удовлетворенности жизнью, растормошить их, заставив измениться, приводит в тупик. Силовое давление на Вадима дает результат. Загнанный в угол, он все-таки совершает то, что от него требуется, но даже обретенная возможность «повернуть трубу большого диаметра» не в силах ничего изменить. Сверхсила не делает еще сверхчеловеком, если мышление остается на прежнем, обывательском уровне, а человек Воспитанный не рождается под страхом боли. Стал ли Вадим тем, кого можно бы было уважать, только лишь потому, что дар его получил новое развитие? Можно ли уважать этого слабого человека, испугавшегося физической расправы, не поверившего в помощь товарищей, не сумевшего осознать всей значимости того, что произошло с ним, лишь испытавшего невероятное облегчение и беспричинную гордость? Конечно же, нет. Можно лишь пожалеть. Равно как и пожалеть сен-сея, точно так же не сумевшего ни осознать собственные ошибки, ни преодолеть слабости.

Мне не хватает слов, переполняют эмоции. Как же это написано, КАК НАПИСАНО!!!!! Просто и понятно, тонко и интеллигентно. В книге есть герои одного социального уровня, крутой сюжет, и местами даже быдловатые с матерком речи. Конечно, это режет слух, так как все другое в книге сделано иначе, сам мир другой – умный, интеллигентный, эстетичный, красивый.... Хотя мир, в общем-то, самый обычный, современный питерский. Но автор не скупился на стиль из 60х и манера подачи текста дышит тем временем.

Здесь нет религии в лоб, так, как мы к этому привыкли. Здесь есть политика, и автор её чувствует тонко, остро, говорит правду, иронизируя же над ней, делая её в книге бессильной...

Книга очень хороша, я рекомендую ее взрослым людям, которым уже за 30, и которые соскучились по очень качественной литературе, людям, любящим старую добрую фантастику 60-х и неповторимый стиль Стругацких.

Не хочу говорить про содержание. Спойлеры здесь ни к чему. Я, кстати, при первом прочтении многого не понимал, путались имена и герои, мелькнувшие где-то на страницах книги, а потом всплывшие только к финалу… И тем не менее - это сильно. Очень сильно. Эта книга будет стоять на моей полке всегда!!! высший балл по любой шкале.

Борис Стругацкий написал эти романы, оставшись без соавтора, душа писателя БРАТЬЯ СТРУГАЦКИЕ не стала меньше, нет, но перестала уравновешиваться второй, светлой половиной. Надежда, которой так много в других произведениях прекрасных Стругацких, стало заметно меньше. А то и совсем не стало. В потрясающем, горьком романе "Поиск предназначения", тоже написанном после ухода брата и соавтора, надежды так мало, так темно и страшно близкое будущее, что хочется перечитать ВСЕ написанное Стругацкими раньше. В "Бессильных мира сего" не осталось сил ни у кого. Ни у Учителя, ни у учеников. Драбанты, красавцы и мОлодцы, ранее бывшие молодцАми, работают работу, получают какие-то денежки, свои невероятные способности тратят на медные полушки-подачки от тягостной реальности. А делать-то что? И ты остаешься с книгой в руках, сначала вздыхая "вот я бы с таким Даром! ДА Я!" а что бы мы сделали с такой силой?...вот и они не смогли. Хотя в последних строчках что-то есть, не лучик солнца, но память о летнем дне, о жаре, о синем небе. Учитель ведь просит вызвать нового ученика, кто знает, что увидит в ребенке гуру, может, спасется мир? Романы Бориса Стругацкого сложны, тяжелы, прекрасно написаны, конечно, но заставляют посмотреть в зеркало, заставляют ответить на вопросы, которые редко мы себе задаем. Спасибо, Автор. Спасибо, братья Стругацкие, хорошо, что Ваш понедельник начинается в субботу.

Начну с того, что до прочтение "Бессильные мира сего" я считал, что единственное, что не могу осилить до конца у Стругацких — это 

Аркадий и Борис Стругацкие - Улитка на склоне.

  Как же я ошибался.

"Бессильные мира сего" — это неспособность выдержать автором изменения в стране. Он сам признается нам в своем бессилье. Один из героев — Вадим, отражает неспособность общества повернуть "трубу" в нужную не только ему, но и всем сторону вне зависимости от силы желания.

Мне было невыносимо грустно читать данный роман, потому, что вся книга — выражение разочарований Стругацкого от несбывшихся ожиданий развития страны. Можно вспомнить "Полдень, XII век", пусть и написанный по заказу. Но там виден общий подъем духа, вера в то, что человека определяет его труд, вера в светлое будущее и полеты оверсаном буквально через каких-то 150 лет. И все мечты о великом рушатся о Россию, пережившую 90е. Теперь уже не человека определяет труд, а некий труд сам выбирает себе человека. И это даже нельзя назвать призванием, это — крест каждого из нас.