Игра двенадцати зверей

Форма Обезьяны. Ян

Форма Обезьяны

Стихия: Огонь

Сторона: Ян

Облака влажной клубящейся тьмой подступили со стороны океана. Засверкали молнии, дождь встал стеной. Привычно побежали реки по улицам, вымывая накопившийся мусор. Студенты, собравшиеся возле аэропорта, недовольно ворча, кутались в куски полиэтилена, стараясь, чтобы вода не попала на книги. Впрочем, этот ливень обещал быть коротким, несмотря на начинающийся сезон дождей. Впереди будет целая ночь, чтобы готовится к экзаменам в свете фонарей посадочной полосы и перрона. Этот бесплатный свет – самая ценная часть аэропорта. Если не считать близость мечты. Мало кто из учеников не думал о том, как однажды сядет в огромный самолет, чтобы улететь в Европу. Скажем, на научную конференцию. А потом останется там по стипендии или гранту.

Ливень еще не закончился, когда из низко нависающих туч послышался утробный грохот. Ученики высунули любопытные носы из-под мутных полиэтиленовых листов – ни дать ни взять сурикаты при виде джипа, несущегося по саванне. Грохот и вой были необычно громкими. Наконец, разрывая серые клочья тумана, показалось огромное темное брюхо самолета. Он совершенно не был похож на привычный А-330 Air France. Слишком грузный, крылья закреплены в верхней части фюзеляжа. Многие впервые в жизни увидели С-17 Globemaster.

Хищные грузные очертания военного самолета вызвали смутную тревогу, пробежавшую среди учеников тихим шепотом. Кто-то начал сворачиваться, чтобы продолжить учебу дома. Конечно, свет лучины не лучшая замена ярким светодиодным прожекторам – но это лучше, чем быть пойманным под призыв, если начался какой-то конфликт с соседями. Самые смелые остались.

Среди оставшихся была Рокия, симпатичная и высокая девушка семнадцати лет. Дочь колдуна из общества Поро, сама посвященная первой ступени женского общества Санго. Она училась на инженера, и готовила документы для подачи на грант в Сорбонну. Отец предупредил ее, еще утром, что сегодня в аэропорту будет много чужаков. Предстоял тайный ритуал, о смысле которого Рокия могла только догадываться. Но ночью в городе обстановка будет очень напряженной. Еще в начале недели начали съезжаться эмиссары Общества Леопарда. И общества Крокодила. И Общества Гориллы. А еще – много белых чужаков, как сказал отец – со всего мира. Потому что сегодня ночью африканец опять должен был показать свое преимущество.

Ливень закончился – так же внезапно, как начался. Земля заметно парила; клубы влаги призрачно серебрились в свете полной луны. С-17 припарковался на старом перроне, в стороне от современного терминала с двумя телетрапами. Возле распахнутой рампы суетились люди в камуфляже, готовясь к выгрузке чего-то массивного.

Стараясь углубиться в учебник по сопромату, написанный на непривычном английском, Рокия то и дело поглядывала на старый перрон. Как и любая девушка ее возраста, она была очень любопытна. Ее бесили многочисленные табу и ограничения, которым она была вынуждена следовать в своей патриархальной семье. Ей совершенно не нравились все более строго насаждаемые обществом исламские нормы поведения. Ритуалы и возможности Санго – хоть какая-то отдушина, но они приняли решение оставаться в тени. А, значит, если скоро без хиджаба нельзя будет выйти на улицу – винить будет некого.

Рокия вздохнула, вникая в особенно заковыристую формулу. На перроне тем временем закончили выгрузку. Когда с груза сняли брезент – она увидела три военных вертолета. Их тут же стали приводить в рабочее состояние: крепить лопасти, снимать многочисленные заглушки. Рокия удивленно приподняла левую бровь.

Где-то через полчаса в небе зажглись разноцветные огоньки, послышался свистящий звук небольших турбин. На посадку заходил бизнес-джет. Достаточно большой для своего класса, он казался игрушкой после гигантского С-17. Самолет закончил пробег, и встал на перрон возле телетрапов. В это время на створ полосы заходил следующий джет. Всего через полчаса дорогих летающих игрушек в аэропорту было столько, что штатные места для стоянки закончились, и персоналу пришлось расставлять прибывающие борта на рулежках. Слегка ошалев, две машины наземных служб метались среди бортов, стараясь не допустить полной блокировки аэропорта, никогда ранее не видевшего больше двух пассажирских самолетов на перроне одновременно.

Студенты оторвались от конспектов и книг, изумленно разглядывая происходящее на летном поле. Рокия честно пыталась сосредоточиться на сопромате, но то и дело бросала взгляд на самолеты. Она увидела, как из одного «Эмбраера», выкрашенного в кричащий красный цвет, вышла китаянка, разряженная в традиционное шелковое одеяние. Туземная колдунья, не иначе.

«Какого фига? – Подумала Рокия, – отец сказал, это исключительно мужское мероприятие! А эта узкоглазая фифа, получается, будет на нем присутствовать! Я, дитя этой земли, чем хуже!?»

Пока она кипела от возмущения, в голове начал выстраиваться план. Даже мысль о том, чтобы, вопреки запрету отца, пробраться на мероприятие была преступлением. Жестоко наказуемым преступлением. Но осознание этого только заставляло ее кровь быстрее бежать по жилам, и грело сердце.

Рокия аккуратно спрятала книгу в рюкзак; туда же отправился плотный кусок полиэтилена, под которым она укрывалась от дождя. Стараясь не привлекать внимание других учеников, продолжающих завороженно наблюдать за неожиданным столпотворением в аэропорту, она скользнула на неприметную дорожку, ведущую вдоль забора к пассажирскому терминалу, и легкой трусцой побежала вперед, к приключениям.

Она логично рассудила – раз чужеземцы не поленились, и притащили с собой вертолеты – значит, они и будут основным транспортом, на котором гости церемонии будут добираться на место. В аэропорту постоянно базировалась пара русских вертолетов, которые обслуживали бокситные рудники на юге страны. И так уж вышло, что она была близко знакома с одним из пилотов. Весь ее план был построен на том, что Саша – так звали пилота – сейчас в аэропорту, и ожидает скорого вылета.

Саша приехал в Гвинею полгода назад. Рокия часто бывала в районе аэропорта, и сразу заприметила высокого и мускулистого белого: он идеально подходил для ее планов. Первое знакомство прошло как по маслу: Саша был холост, и оказался совсем не против периодической разрядки с местной раскрепощенной девушкой. Она регулярно отсасывала ему. Сперма белого человека – ценное сырье для некоторых тайных колдовских ритуалов. Саша периодически настойчиво намекал, что был бы не против развития отношений, и других видов секса. Но об этом, конечно, не могло быть и речи: Рокия сохраняла девственность до официального замужества.

Впрочем, узнай ее отец или местная община даже о таких относительно невинных «шалостях» – дело неизбежно бы закончилось побиванием камнями, а то и чем похуже, например, сжиганием на ритуальном костре. Но она была осторожна, ведь приз того стоил: денег, получаемых за ритуалы со спермой, вполне хватало на оплату обучения. Да и Саша оказался щедрым на подарки. Кроме того – он ей искренне нравился. Поначалу, планируя познакомиться с белым мужиком, она не могла отделаться от неприязни. Подруги говорили, что у них маленькие члены. Эдакие светло – розовые стручки. Представляя себе процесс с таким «стручком», она не только испытывала неприязнь и смущение – ей было смешно. Она боялась, что не сможет скрыть своих чувств, и все разрушит. Но с Сашей все прошло как нельзя лучше. Да, он необычно и резковато пах, но был очень чистоплотным, и следил за собой. Его член действительно оказался бело-розовым, но по размерам ничем не уступал, а то и превосходил члены местных парней. А еще он был не обрезан. Ей совсем не было смешно, ее заводила такая первобытная дикость. Более того – она даже научилась кончать в процессе, помогая себе свободной рукой. Саше это нравилось.

Охрана, как обычно, дремала в дежурке, и Рокия незамеченной проскользнула в крыло, где находились служебные помещения. Саша курил в коридоре, возле комнаты для брифингов. Увидев Рокию, он удивленно округлил глаза, потом усмехнулся, обнажив ровные зубы.

– Хэллоу, бэйби, – сказал он.

– Хай! Хау ю дуин? – Рокия подняла правую ладонь на уровень груди, и пошевелила пальчиками.

– Отлично, отлично, – ответил Саша по-английски. Французского он не знал, хотя пытался учить этот язык. Выходило плохо. Да и английские слова он иногда так сильно коверкал своим брутальным русским акцентом, что об их значении приходилось догадываться. – Ты какими судьбами здесь?

– Соскучилась, – она пожала плечами, – ты не рад?

– Я тоже, – на его лице отразилось страдание, – но, боюсь, не успеем – через пару минут вылет. Так что прости, крошка, не в этот раз.

– Я могу сделать это на месте, – Рокия захлопала длинными ресницами.

– Ч-что? – Саша растерялся.

– Я хочу полететь с тобой. Сможешь организовать?

На его красивом загорелом лице, чуть поросшем светлой щетиной, было отчетливо видно борьбу между похотью и здравым смыслом. Похоть, как обычно, победила.

– Окей, – сказал он после затянувшейся паузы, – можно сделать это по дороге.

Теперь пришел черед Рокии удивляться.

– А второй пилот? – Спросила она, – с двумя я точно нет.

– Не беспокойся, крошка, – ответил он, – я полечу один. Соседнее кресло будет свободно. Это против правил, но наших боссов сегодня переклинило на секретности. Да, в салон заходить строго запрещено, имей ввиду.

– Для компании мне тебя хватит, – улыбнулась Рокия.

Она впервые в жизни летела на вертолете. Это оказалось совсем не похоже на самолетный опыт: много грохота, медленный, как во сне, полет. Когда грузились пассажиры, она спряталась у Саши между коленей. И провела там следующие двадцать минут. Это было ужасно неудобно – мешала рукоятка, которой Саша управлял вертолетом, и педали, которые ни в коем случае нельзя было задевать. Тем не менее, она справилась. Пилот выглядел ужасно сексуально в больших наушниках, и форменном синем комбинезоне. Было обидно терять даром столько ценного «сырья», но подходящего контейнера у нее с собой не было, так что ничего не поделаешь. Пришлось смириться.

Разрядившись, пилот потерял к ней всякий интерес, полностью сосредоточившись на работе. Они летели вдоль побережья, на юг, и плотный ночной бриз был причиной довольно сильной болтанки. Полет продолжался пару часов, потом на берегу показались огни: не привычный электрический свет, а настоящие костры, разведенные вдоль короткой грунтовой полосы. Сердце Рокии заколотилось быстрее; никогда раньше она не нарушала племенные законы так грубо и нагло. Во рту немного пересохло от предчувствия зрелища. Что это будет? Ритуальное посвящение? Испытания? Не важно – что бы то ни было, скоро она узнает то, чего не должна было узнать никогда и ни при каких обстоятельствах.

Во время приземления она снова забралась Саше между ног. С удивлением обнаружила, что пилот снова был готов. Но пришлось ему отказать.

– Позже, – улыбнулась она, – у меня дела на земле.

– Если босс придет раньше, и захочет улететь – я не смогу тебя дождаться, – сказал Саша, по обыкновению закрывая широкой ладонью микрофон.

– Я разберусь, не беспокойся, – кивнула она.

Рокия выждала пять минут после того, как вышли пассажиры, потом тихонько выскользнула из темной кабины. Саша заглушил двигатели и, следуя инструкции, выключил освещение.

Вертолеты и маленькие самолеты, способные сесть на грунт, продолжали прибывать, создавая сюрреалистическое «столпотворение» среди освещенных кострами джунглей. Рокия смешалась с кучкой сосредоточенно-хмурых чернокожих людей, разговаривающих между собой на английском с сильным американским акцентом. Они шли куда-то в сторону от полосы, где в глубине джунглей горели костры. Рокия последовала за ними.

Лесная тропа привела их к высокой арке, сплетенной из лиан. Арка была освещена многочисленными факелами, закрепленными на специальных держателях. Сразу за аркой находился огромный каменный амфитеатр.

Сооружение было очень древним, камни кое-где осыпались и потрескались. Тут и там виднелись следы недавней чистки от растительности: свежесрубленные стволы, горы ветвей с листьями. Арена внизу была засыпана свежим желтым песком. По краям, где был невысокий каменный барьер, стояли каменные чаши, в которых горел огонь. Света от этих чаш было достаточно, чтобы арену было видно во всех деталях.

Сразу за аркой стояло несколько странных металлических столов, усеянных мелкими ячейками с дверцами. Гости в порядке живой очереди подходили к столам, и, вывернув карманы и сумочки, складывали в ячейки смартфоны. За этим процессом следили четверо здоровенных полуголых громил в набедренных повязках и традиционных деревянных масках, изображающих духи возмездия. Рокия нехотя извлекла свой телефон, рассеяно поглядела на экран – никаких признаков сети – потом выключила аппарат, и положила в одну из ячеек. В металлической дверце был встроенный кодовый замок на пять символов. Она, прикрыв дверцу рукой, набрала код, защелкнула замок, и освободила место у стола.

Дальше по пути на трибуны такие же громилы в набедренных повязках и масках раздавали гостям одинаковые черные балахоны с капюшоном, и не пропускали дальше, пока гость полностью не облачится.

В балахоне, скрывая лицо, Рокия почувствовала себя значительно комфортнее. Но все равно не рискнула спуститься ниже второго сверху ряда трибун. Ей итак все было прекрасно видно. Спуститься ниже было неоправданным риском; несмотря на капюшон, кто-то из знакомых колдунов мог узнать ее.

Трибуны быстро заполнялись. Рядом с ней разместилось несколько мужчин, тихо переговаривающихся на непонятном ей языке. Однако, вскоре они замолкли – как только из леса донесся первый глухой удар ритуальных барабанов.

Ритм ударов, начавшийся с медленной и торжественной поступи слона, постепенно ускорялся. Присутствующие поднялись с мест, начали раскачиваться в такт ритму. Отовсюду доносилось приглушенное гудение; люди издавали странный звук, не открывая рта. Их дыхание сливалось с ритмом барабанов. Наконец, когда ритм настолько ускорился, что следовать за ним стало невозможно, не сбив дыхания, бой барабанов прекратился.

На арене появились бойцы. «Все-таки ритуальный поединок!» – С удовлетворением подумала Рокия. И в следующую секунду остолбенела, разглядев, какие именно бойцы вышли на арену.

Существо на арене, справа от нее, телом напоминало очень мускулистого мужчину, покрытого густой черной шерстью, с головой гориллы. Этот гибрид гориллы и человека, ростом больше двух метров, был совершенно голым. Он внимательно приглядывался к своему противнику – тянул широкими ноздрями воздух, скалил гигантские белые клыки. Слева от Рокии на арену вышло другое создание: помесь человека и питбуля. Его тело было так же увито железными канатами мускулов, но шерсть была очень короткой, позволяющей в деталях разглядеть впечатляющий рельеф. Кое-где на плечах и спине виднелись зажившие шрамы, оставленные какими-то кошмарными когтями и клыками. Питбуль неожиданно плавно, почти по-кошачьи, скользил вдоль границы арены, наблюдая за противником.

Рокия ожидала какого-то сигнала к началу поединка. Может, рефери, или колдуна, который выйдет на арену для торжественного объявления. Особого удара барабанов, на худой конец. Но, очевидно, на таких поединках правила были совсем другими.

Питбуль выглядел расслабленным, потягивался, разминал мышцы. А потом, без всякого перехода, с быстротой молнии ринулся на гориллу. Скорость была настолько впечатляющей, что Рокия даже отпрянула, опасаясь, что питбуль не успеет притормозить, и вылетит на трибуны, перемалывая в пыль все на своем пути.

На долю секунды он и горилла образовали рычащий и визжащий шар. Потом разошлись в стороны. На арену упали первые капли крови – у гориллы ощутимо кровило предплечье. Питбуль облизывал клыки.

Обычно во время поединков толпа подбадривает участников. Драку окружает живая стена звуков: по реакции зрителей можно даже определить ход схватки. Рокия часто была зрителем на таких мероприятиях, несмотря на запрет отца. Но теперь зрители молчали. И эта застывшая немая толпа в черных балахонах пугала Рокию куда больше, чем происходившее на арене.

Питбуль не успел остановиться, как горилла по какому-то волшебству оказалась у него за спиной. В следующее мгновение пес оказался в воздухе – с тем, чтобы со всей силы врезаться спиной в каменный барьер арены. Питбуль застонал, но смог подняться на ноги, чтобы достойно отразить следующую атаку обезьяны. Ему удалось схватить гориллу за ноги, и повалить на арену. Драка перешла в борьбу. Удушающие и болевые приемы следовали каскадом, как в калейдоскопе, за их последовательностью было невозможно уследить. Но, в конце концов, победила выносливость. Горилла сидела на спине у питбуля, и душила его. Глаза пса на окровавленной морде закатились, все тело подрагивало.

Рокия разочарованно опустила голову; на ее взгляд, поединок завершился слишком быстро. Но она ошиблась – это был еще не конец. Горилла вплотную прижался к питбулю, и чуть ослабил хватку, позволяя противнику остаться в сознании. Потом хитрым приемом схватил его за голову, и зафиксировал так, что любое движение пса могло привести к перелому шейных позвонков. После этого горилла начал ритмично елозить по спине противника всем телом. Рокия не сразу поняла, что наблюдает за изнасилованием. Питбуль пытался сопротивляться, громко рычал, но хватка обезьяны была неумолима. Ритмичные движения продолжались, все ускоряясь. Наконец, на пике напряжения, в полной тишине, раздался треск ломающихся шейных позвонков. Горилла громко выдохнул, и вышел из поверженного врага.

Но даже это был еще не конец. Обезьян продолжал вращать голову мертвого врага. Потом подключил клыки, перегрызая ему шею. Наконец, голова отделилась от тела. По песку быстро растекалось темное пятно от крови. Горилла поднял трофей за правое купированное ухо над головой, и потряс им. После чего обратил морду к небу, и оглушительно зарычал.

Рокия неотрывно смотрела на оторванную голову. И очень жалела потом, что на арене было достаточно светло, чтобы разглядеть все детали. Голова пса медленно превращалась в человеческую. Это был лысый белый мужчина, с лицом, навеки искаженным страданиями и смертью.

Ее сильно тошнило. К счастью, ела она только в обед, поэтому обошлось без неприятностей. На выходе она чуть не забыла смартфон, но, к счастью, вовремя спохватилась. Такая ошибка вполне могла стоить ей жизни. Она узнала и увидела то, что уже сейчас очень хотела бы забыть навсегда. Рокия хотела назад, в уютный мир, с безобидным колдовством, и перспективами поступления в Сорбонну.

«Значит, страшные сказки из детства – это совсем не сказки», – думала она, возвращаясь к вертолету. С этим фактом нужно было научиться жить.

Она успела до прибытия Сашиного босса. Пилот ни о чем не спрашивал – на удивление умный парень. Не то, что она. В полете они занялись рутинным оральным сексом, и тепло попрощались в аэропорту.

У нее не было иллюзий: Рокия прекрасно понимала, что после этой ночи ее жизнь изменилась необратимо. Но она, к счастью, пока не понимала, насколько сильно.

Форма Обезьяны. Инь

Форма Обезьяны

Стихия: Огонь

Сторона: Инь

Парень должен быть сильным. Мне внушали это с раннего детства. Но когда ты ребенок – у тебя есть хоть какие-то поблажки. Ты можешь заплакать. Конечно, тебе скажут, что мужчины не плачут, и все такое – но никого это особенно не удивит, и по-настоящему тебя никто не осудит. Могут даже пожалеть. Успокоить, погладить по голове и купить пироженку.

Но когда тебе двадцать три, и ты спортсмен с железными мускулами – даже самому себя жалеть как-то неловко.

И все-же в горле весь вечер стоял неприятный колючий комок. Тот самый ребенок, поселившийся где-то внутри взрослого меня, кричал, топал ногами и требовал шоколадку. Я старался не обращать на него внимания. Нужно было сосредоточиться на работе. По-хорошему, в нормальных организациях, есть даже специальные регламенты, запрещающие работать специалистам моего профиля в состоянии сильного эмоционального стресса. По крайней мере, так написано в учебниках. Если честно – сомневаюсь, что где-то в жизни так бывает. Разве что в Японии.

Я два раза проверил люльку, все инструменты, страховочные ремни и карабины. Комок в горле стал поменьше. Ребенок внутри меня увлекся интересными щелкающими штуками, и на время угомонился. Я закрыл глаза, и сделал два глубоких вдоха. Пахло строительной пылью и летом, а еще нагретым за день асфальтом и пряным потом. Ее запах тоже был рядом, он теперь постоянно меня преследовал. Глядя в ее глаза, прохладные как глоток воды из горного родника, я чувствовал, что могу свернуть горы. Работал за десятерых, не зная усталости. Получал отличные премиальные – потому что был лучше всех в бригаде.

Она говорила, что мы красиво смотримся, снимая наше отражение в дорогих витринах для сторис. Подружки отсыпали ей сердечки. Она щелкала ответы, по-детски удерживая смартфон двумя руками, и улыбалась. Ямочки в уголках ее рта заводили меня с пол-оборота. Приходилось даже останавливаться посреди улицы, и делать вид, что меня очень заинтересовала витрина с какими-то жуткими куклами, изображающими сценку из жизни викторианской Англии. Кажется, там продавали чай.

Мы делали это, закрывшись в кабинке женского туалета в ЦУМе, не в силах дотерпеть до квартиры. Старались не шуметь – но в момент сброса напряжения она все равно стонала. Меня это заводило. Мне хотелось, чтобы нас кто-то услышал. Мы делали это глубокой ночью, под мостом в Нескучном саду. Мы делали это в парке Музеон, возле гротескных скульптур, удивленно глядящих на наши блестящие в лунном свете тела. Как-то мы летели в Сочи, в полупустом самолете. Кроме нас в ряду не было других пассажиров. Сразу после завтрака, когда расторопные стюардессы собрали подносы, она достала мой член из тесных джинсов, и забавлялась с ним, как с игрушкой. Когда по проходу кто-то шел в хвост самолета, в туалет, она прятала мой ствол под рубашкой, и мило улыбалась. Пассажиры округляли глаза, краснели и отводили взгляд – рубашка очень сильно оттопыривалась.

Это была подлинная страсть, и настоящее чувство. За близостью тел, за запахом, от которого сходишь с ума – следовала близость душ. Мы читали одни и те же книги, смотрели одни фильмы, слушали одну музыку. Я твердо поверил в будущее, где нас ждал большой просторный дом, и как минимум трое детенышей…

Дети. Теперь я понимаю, что это был первый звоночек. Как-то вечером, после бокала шампанского, она заявила, что не хочет детей. Не видит в них смысла. Жить нужно для себя, жизнь одна, глупо ее разменивать на жертвенность, не понятно во имя кого. «Маленькая она еще, – подумал тогда я, – нужно время, чтобы она поняла – как это здорово».

Через два месяца знакомства мы научились жить с нашей страстью. Наконец, поверили, что она никуда не улетучится в одночасье, что родник не иссякнет и жажда не пропадет. Появилось время для разговоров. Она начала расспрашивать про работу, про родителей… это было началом конца.

– Леша, а кем ты работаешь? Я никогда не видела тебя в костюме. Ты айтишник?

– Строителем, – улыбнулся я, не подозревая подвоха, – монтажник высотных конструкций. Почти альпинист. Интересная работа, да? Кто-то в горы лазит, и платит за это деньги. А мне платят за то, что лазаю я.

Катя слегка нахмурилась.

– Наверно, это такая эксклюзивная специальность, да? Мало кому хочется рисковать жизнью, – сказала она.

– Да не то чтобы, – я пожал плечами, – желающих всегда больше, чем есть рабочих мест. Приходится конкурировать. Зарабатывать репутацию.

– Репутация – это хорошо, – улыбнулась она, – а то я боялась, что ты какой-нибудь тренер из фитнеса. Или стриптизер.

Тогда я немного растерялся. Не мог сообразить – что плохого в том, чтобы быть фитнес-тренером? Как только перебрался в Москву, я хотел устроиться на эту должность. Но не хватило образования – в приличных местах требовали корочки. А в неприличных платили слишком мало. Можно было пойти учиться – но у меня не было ни времени, ни сбережений. Поначалу, первые два месяца, я проработал барменом. Деньги не плохие – но постоянно сбитый суточный ритм, и неприятные настойчивые предложения заставили меня быстро уйти. Стриптизер из меня бы точно не получился – теряюсь на публике. Из-за этого даже не смог нормально участвовать в соревнованиях по воркауту. Во дворе крутил любые элементы, без проблем, а на глазах у жюри безбожно лажал.

– Что плохого в том, чтобы быть фитнес тренером? – Я все-же задал этот вопрос после долгой паузы.

Катя удивленно приподняла бровь.

– А что хорошего? – Сказала она, – они спят со всеми подряд клиентками, ты в курсе? Да и клиентами, если надо. Среди них половина – геи.

Мне стало обидно за тренеров.

– Вовсе нет, – сказал я, – кто тебе такое сказал?

Тогда мы первый раз поругались.

Я вздохнул, еще раз проверил страховку, и запустил двигатель люльки. Платформа дернулась, и начала долгий и нудный подъем. Можно было воспользоваться более быстрым техническим лифтом – но зачем, если инспекционную люльку никто не собирался демонтировать? А мне хотелось побыть наедине. Вид ночного города успокаивал. Собственные невзгоды здесь, на высоте, теряли важность. Парень должен быть сильным. И пускай внутренний ребенок тихо сопит, спрятав лицо в ладошки.

Мы не разговаривали целый день. А потом все вернулось: и страсть, и нежность, и понимание. Как оказалось, ненадолго. Теперь я понимаю, что Катя изучала меня – осторожно, чтобы не спугнуть перспективный вариант. Первое знакомство: симпатичный, не хам, внимательный. Наверно, для начала этого было достаточно. Потом: не пьет, не курит, есть деньги на поездки и развлечения. Не тупой. Можно встречаться. Дальше – работа, жизненные перспективы. Не айтишник, к сожалению. Строитель. Вроде бы окей. Можно вырасти до нужного уровня. Нет родственников в Москве и своего жилья. Плохо, но пока не критично. Нет российского гражданства. Очень плохо. Обещает получить – но где гарантия? Дальше – больше: сам из Киева, мама вообще в Донецке живет. Работает по патенту. Гастарбайтер? Ужас!

«Леша, ты же понимаешь, дело не в тебе, – в ее глаза стояли самые натуральные слезы, – дело во мне. Давай закончим сейчас, пока у нас еще есть теплые чувства. Сохраним хорошие воспоминания».

Сохраним. Хорошие. Воспоминания. Я сжал кулак, и едва сдержался, чтобы не ударить кулаком по железной балке. Вдох – пауза – выдох через плотно сжатые губы.

Все, что ни делается – к лучшему. И хорошо, что так вышло. А то прожил бы жизнь с такой… а оно все равно всплыло бы, так или иначе. Характер не спрячешь. Страсть бы ушла, рано или поздно. Жизнь прожить – не поле перейти. Любые невзгоды, а рядом не родственная душа, ради которой можно и горы свернуть, а предательница. Все понимаю умом. Но на сердце все равно черным-черно. И пацан внутри тихо давится слезами обиды.

Многие люди бояться высоты. Это так странно. Что может быть лучше, чем наблюдать мир сверху? Огни ночного города – волшебное зрелище. Россыпь драгоценностей. Миллионы судеб в одной картине. Интересно осознавать, что прямо сейчас, перед тобой, чье-то счастье и невзгоды. Смех и слезы – все здесь, только протяни руку.

Жизнь – странная штука. Мне нравится работать руками, стройки обожаю с детства. Но я и представить себе не мог, что буду простым рабочим на площадке. Я ведь в КНУСА поступил, на инженера. И учился хорошо. Мог бы диплом получить. Если бы не клеймо «сепара» из-за мамы в Донецке, которую вывезти было просто некуда. Потом с деньгами и подработками стало совсем плохо, да и угроза призыва замаячила вполне реально.

Люлька опасно качнулась. Ветер крепчал, воздух насыщался энергией скорой грозы. Я посмотрел наверх. Еще десяток метров – и люлька скроется в густом тумане низких облаков. Вообще-то, в таких погодных условиях пользоваться люльками запрещалось. Вот-вот должны остановить технические лифты.

«Успею, – подумал я, – пара минут в запасе точно есть».

Но я не успел. Как только люлька скрылась в тумане, вырубили электричество. Прошел сигнал готовности к грозе. Это значит, народ ушел в укрытия.

Люлька остановилась на середине уровня, где технических укрытий не было. Мысленно выругавшись, я начал прикидывать, куда можно было бы люльку надежно принайтовать тросами, или где ее вытащить на бетон, но ничего подходящего на глаза не попадалось. Мешал туман, и аварийное освещение было слишком тусклым. Свободно болтающуюся в грозу люльку могло сильно повредить, и тогда не избежать штрафа.

Грустно вздохнув, я отстегнул карабин страховки, и потянулся к ближайшему выступу арматуры, схватившись за который рассчитывал потом спрыгнуть на перекрытие этажа. Люльку потом можно попробовать подтянуть канатом, медленно стравливая несущий трос. Без электричества это было совсем не просто – но люфта тормозного устройства должно было хватить для этой операции. Арматура оказалась слишком далеко, не дотянуться. Надо прыгать.

В момент прыжка мощнейший порыв ветра ударил мне в лицо. Совсем рядом прошипела молния. В глазах потемнело. Руки схватили пустоту. В первую секунду страха не было, я еще не осознал, что происходит. Но приятное ощущение невесомости все длилось, в животе что-то щекотало, ветер свистел в ушах. И я понял, что мне конец. Сжался внутренне. Почему-то мне казалось, что там, внизу, будет очень больно, и я успею все почувствовать. Потом вспомнил о маме, и тогда предпринял последнюю, отчаянную попытку выжить: кувырок в воздухе, и я лег на поток, стараясь делать так, как видел в роликах про парашютистов. Но шансов не было никаких: серая глыба здания мелькала слишком далеко, а ветер относил меня в сторону, прямо на фундамент строящейся рядом башни. Еще полторы секунды полета. Кажется, я закричал. Непосредственно перед ударом вдруг появилось странное видение: я в горах, среди ледяных глыб и нагромождений суровых скал. Светит яркое солнце. А мне в глаза смотрит огромный кот с густым серебристым мехом. В его глазах стоят слезы.

Наступило странное спокойствие. Я видел склонившиеся надо мной расплывчатые тени. В глазах медленно темнело, и они исчезали, растворялись в черноте. Странно, но меня это совсем не пугало. Боли тоже не было – только нарастающее ощущение тепла и покоя внутри. Если бы я мог – я бы закрыл веки, чтобы не видеть этого гаснущего мельтешения неясных фигур. Словно в ответ на мою невысказанную просьбу, одна из фигур наклонилась, и, тяжело вздохнув, прикоснулась к моему лицу, закрывая глаза.