Loe raamatut: «Времена года следователя Семенова. Тайное станет явным»
© Сергей Павлов, 2024
ISBN 978-5-0064-6469-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сергей Павлов
ВРЕМЕНА ГОДА СЛЕДОВАТЕЛЯ СЕМЕНОВА
Часть первая
Зима
КЛАССИЧЕСКИЙ СЮЖЕТ
Он еще раз все обдумал: не беда, что записки нет, все и так поймут, что это самоубийство. Он прислушался к дыханию – спокойное, ровное, как будто, нет никакого ожидания смерти. Отступить? Нет, нельзя, все надо решить сейчас, откладывать уже нельзя, слишком все серьезно. Он вынул пистолет из кобуры, решительно взвел его, направил ствол в висок и нажал на спуск.
Звук выстрела потонул в шуме турбин, котлов и насосов, вое ветра, тихо звякнула о стекло гильза. Все было кончено.
***
На проходной ТЭЦ их встречали трое – начальник караула, начальник команды ВОХР и заместитель по безопасности. Пропуска были уже готовы. Въехавшая на ТЭЦ машина подобрала их внутри и по свежерасчищенной, но уже заносимой снегом дороге они быстро домчали до далекой сторожки. Первое, что увидел Семенов, открыв дверь, – человека, стоящего внутри. Вероятность сохранности следов резко упала.
– Вы ничего тут не трогали? – как мог грозно спросил он, и начальник команды, высокий человек в штатском, вопросительно посмотрел на начальника караула, пожилую полную женщину среднего роста, хотя, может, ее полнил форменный синий бушлат, перепоясанный армейским ремнем.
– Нет, – отозвалась женщина, -он в следующей комнате застрелился.
Семенов припомнил дорогу:
– А снег давно расчищали?
– Это трактор проходил, он в полседьмого прошел, это важно? Он ведь сам застрелился.
Оставалось только принять это: снегопад валил всю ночь, но хоть какие-то следы, если кто-то ходил, могли да остаться, но теперь и их подмели.
– Пройдем к погибшему. Вы пока что останьтесь здесь.
Открыли вторую дверь, оттуда повеяло холодком, даже холодом. Семенов и Илонов вошли в небольшую хорошо освещенную комнату; Семенов, пропустив вперед эксперта и фотографа, осмотрелся. Слева от двери прямо у стенки стояла кровать, справа было окно, перед которым были стол и стул. Второе окно, приоткрытое, располагалось напротив двери. Ремень с дубинкой, наручниками и пустой кобурой лежал на стуле, на спинке стула висел бушлат, пистолет валялся на полу чуть в стороне от упавшей с кровати руки мертвеца.
Погибший в мундире и кожаных перчатках лежал на кровати, на спине, головой к двери. Эксперт занялся им, Илонов начал составлять протокол, а у Семенова сразу появился новый вопрос:
– Тело кто обнаружил?
– Артеменко. Он сейчас здесь, охранял тут. Начальница караула указала рукой на дверь.
Семенов опять подумал о том, насколько здесь все уже затоптали и еще затопчут.
– Кто еще здесь был?
– Практически все за день и еще предыдущие караулы.
– Сколько человек в целом? – она на секунду задумалась.
– Сорок. Четыре караула за четыре дня, – И тут же поправилась, -и еще совместители с других команд. Так что, сорок это должно быть, а так с внутренним совмещением где-то тридцать- тридцать пять. Но зачем вам это? Ясно же, что это самоубийство.
– Простите, как вас по имени-отчеству?
– Степанова Татьяна Петровна.
– Татьяна Петровна, пока у нас просто огнестрел. У вас раньше подобное случалось?
– Господи! – она замахала руками, -Нет, конечно!
Немедленно включился начальник команды:
– На другой станции недавно было, по всем командам объявили.
– Понятно, – сказал Семенов, хотя пока было ничего не понятно, – Кто его живым последним видел?
– Я, – быстро проговорила начкар, -я его на этот пост отправила.
– А почему отправили? Он должен был сюда идти?
Тут она немного занервничала, посмотрела на начальника команды, но все же сказала:
– Соломенко, ну, убитый, он иногда выпить любил и перехватил, на прошлом посту, в термосе, видно, пронес. Надо было, чтобы он отоспался перед выходом, а то его бы алкорамка не выпустила. Здесь он шесть часов мог поспать, с полуночи до шести. Я его поменяла с другим и сюда направила.
Начальник команды тут же воскликнул:
– Татьяна Петровна! Ну как так! Вы же должны были мне сказать сразу! Его же вообще нельзя было допускать пьяного! Вы же ему еще и оружие дали!
– Артем Игнатьевич, – вскрикнула она в ответ, трагично всплеснув руками, -ну, он трезвый пришел! Мне уже Манукян при обходе сказала, что он выпил!
Это было уже слишком. Много нового, необычного, все надо было понять и записать, а сейчас начинался простой скандал и Семенов решительно остановил это:
– Подождите, подождите пока об этом, все по порядку. Татьяна Петровна… давайте сейчас где-то соберемся и всех постепенно соберем. Там все обговорим. Где это можно сделать и когда?
Ответил начальник команды:
– В раздевалке или столовой соберем людей, а в моем кабинете допросите. Только всех собрать можно через часа два, все же на постах, а в девять смена караула…
– А Шамушев тот уже на свою станцию уехал, – включилась в разговор начальница команды.
– Шамушев, это кто? – тут же спросил Семенов, -Почему он ушел?
– Это с другой станции стрелок, они его нам на день дали, а сегодня он должен у них снова дежурить, он в шесть ушел и в девять там будет.
– А где он был с полуночи?
– С полуночи до трех спал, а восьми до полуночи и с трех до шести на видеонаблюдении.
– Хорошо, с ним понятно. Саша, – позвал он Илонова. —остаешься здесь; составь протокол, помоги эксперту. —Надо было завершить с начкаром: -Так, Татьяна Петровна, давайте сейчас поговорим с вами и Артеменко, потом задержите других, чтобы тоже не убежали. Вы мне объясните, как тут у вас все устроено и посмотрим видео за все время дежурства погибшего на посту.
– А как же ворота? Воскликнула Татьяна Петровна, – Нам же надо машины пропускать!
Немного помолчали, но потом начкоманды нашел решение:
– Будете из предбанника принимать. Журнал вынесите.
Они вышли на улицу. Снег все также валил крупными хлопьями, заваливая расчищенную дорогу. Семенов вздохнул, – на улице было морозно, -и вместе с начкаром, начкоманды и заместителем по безопасности пошел к проходной.
***
Надо было с чего-то начинать. Начкар была последней, кто видела погибшего, и первой Семенов вызвал ее.
– Татьяна Петровна, поймите, у нас сейчас есть просто человек с пулей в голове и пистолет. Мы проводим следствие по этому поводу. Пистолет, разумеется, придется на некоторое время изъять.
– Но зачем? Все ведь понятно.
– Вот чтобы было окончательно понятно.
– Н-ну, ладно, но по поводу пистолета, это к Артему Игнатьевичу.
– Хорошо, этот вопрос мы как-нибудь решим, а сейчас давайте поговорим о погибшем. Вот вы что о нем скажете? Давайте хотя бы полное имя его.
– Соломенко Андрей Юрьевич. Его дело в конторе есть. Он здешний, живет тоже рядом… Жил.
– «В конторе» – это где?
– Ну, в главном отделе охраны. – Семенов отметил это в блокноте.
– А вот скажите, в последнее время он выглядел подавленным? – Начальница караула пожала плечами, нахмурившись:
– Он, по-моему, вообще никогда подавленным не был; всегда, если не веселый, то немного злой или чуть пьяный.
– А какая-нибудь могла быть у него причина для самоубийства?
Она задумалась.
– Н-ну, не знаю… Хотя, -она встрепенулась, -его же премии лишили!
Семенов отметил в блокноте и это.
– Ну, вот уже что-то. А с семьей у него как, нормально?
– Да, вроде нормально, хотя он мало говорил об этом, живет, вроде с кем-то.
– А премии его лишили за что?
– Директора на проходной не узнал, потребовал предъявить вещи для осмотра и поругался с ним. А в это время проверка была, и вышел проход по чужому пропуску, пока он ругался. Все отвлеклись. – Татьяна Петровна рассмеялась, -Он же раньше в полиции работал и начал на него по привычке наезжать. Его и из полиции тоже за это выгнали, больно крутой был. Он рассказывать про это любил очень.
– Про что? Как его выгнали?
– Да нет, про службу свою, даже книгу, вроде, какую-то писал. —она опять погрустнела, видно, вспомнив, что теперь уже никто не допишет эти мемуары, и продолжила, -А вообще, смеялись над ним постоянно, за спиной, правда.
– А почему?
– С ним вечно что-то случалось. Он опаздывал постоянно, хотя жил ближе всех, форму носил по-дурацки – ремень висит, пистолет и дубинка спереди болтаются, сзади рубашка торчит, как-то дубинку сломал, кнопку тревожную домой унес, патрон на посту потерял, за неделю два чайника сжег, выпивал еще… Вот и сейчас на посту что-то принял. Так что, смешно это все было, когда не грустно.
Семенову пришло в голову, что стрелялись и из-за меньшего, но он придержал свое мнение при себе. Ясно стало, что погибший – недотепа и неудачник. Может, он, наконец, осознал это.
– Вот что, Татьяна Петровна, давайте разберемся с вопросами вашей службы. Надо понять, что и как у вас происходило. Давайте-ка график уточним. Нам также понадобятся списки охраны, списки сотрудников станции на сегодня и видеозаписи до обнаружения тела.
– Хорошо, только это надо согласовать, это же не так просто.
– Надо, значит согласуем. – Семенова начала раздражать эта секретность. Давайте, сперва график. Кто сегодня дежурил, когда пришел, когда началось дежурство и как проходило? Давайте запишем, помогите разобраться.
Он достал лист бумаги и приготовился записывать, начкар положила перед ним полоску бумаги с цифрами.
– Вот, это – график караула. Сверху – часы в сутках, сбоку номера постов. Приходят в 8.00, иногда опаздывают, развод караула и инструктаж в 8.30, заступают в 9.00, а потом они меняются согласно графику.
Семенов почти переписал график на лист, но вовремя одумался:
– А ведь из-за Соломенко график изменился.
– Да. Это по журналам посмотреть можно. Он был на шестом посту, должен был пойти на второй пост, а потом, через два часа, на четвертый на час и потом вернуться сюда. Манукян была на обходе и зашла к нему, там туалет есть. Она и сообщила мне, что он уже выпил. Я к нему пришла, проверила и направила его туда, на вторую проходную, там сейчас только машины пропускают.
– Ага, чтобы он проспался. – Журналы надо было скопировать.
– Да… Вообще, на постах спать нельзя, конечно, но…
– Понятно, понятно. А вот вы обходы упомянули, они как проводятся?
– С 18.00 каждый час, на второй проходной журнал лежит, там тоже расписываться надо. У нас станция большая. Но сегодня я отменила обходы, Манукян упала два раза.
– А почему все же отменили?
– У нас персонал все старики – лет за пятьдесят всем, а кому и за семьдесят. Народу не хватает, и, если кто-то на больничный уходит, то это прямо катастрофа. – Она осеклась, видно снова вспомнив, что один из них ушел не на больничный, а в мир иной, и уже грустней продолжила, -он же сам только с больничного вернулся, а Сарновский в отпуск ушел и пришлось с другой станции человека брать.
– Давайте теперь об этом человеке. Кто он, с какой ТЭЦ?
Она посмотрела в блокноте:
– Шамушев Сергей Васильевич. С 29-й
– Хорошо. Вы его почему отпустили?
– Ясно было, что он тут ни при чем, да и на своей станции ему надо быть обязательно.
– Он у вас часто был?
– Только второй раз. У нас постоянно то наши к кому-нибудь ездят подменять, то их люди к нам. Людей нигде не хватает.
– Хорошо, а он насколько был пьян? Вам не показалось, что лучше было бы забрать у него пистолет тогда?
Она задумалась, но сказала:
– Он не выглядел таким уж пьяным, просто он не прошел бы алкорамку на проходной, а четвертый пост – видеонаблюдение, там обязательно надо проходить алкорамку. Вот и пришлось Шамушева вместо него на видеонаблюдение посадить.
– С трех.
– Пришлось в два будить. Он потом постоянно носом клевал.
Да. Вредная привычка погибшего смешала весь график.
– То есть, он, возможно, ничего не видел?
– Так в такой снегопад и не увидишь ничего.
Дельное замечание. Надо бы проверить на практике.
– А вы сами не видели ничего?
– Я Шамушева посадила, и спать пошла на три часа.
– Ну что же, с этим ясно. А как вы думаете, это мог быть несчастный случай? Соломенко вообще как с оружием обращался?
– Н-ну, он патрон как-то потерял…
– Вы рассказывали, а как это случилось?
– Он тренировался, чтобы повторно сдать экзамен. Разряжал и снаряжал магазин. Потом патрон нашелся, но пистолет ему месяц не давали и экзамен перенесли.
– А вообще, он с оружием не игрался, затвор зря не дергал?
– Вроде нет, у нас были случаи, но не с ним.
– Ясно. – У него вдруг зазвонил телефон. —Минуточку.
Звонил Илонов.
– Дима, мы чего-то гильзу никак найти не можем.
– А запинать ее никуда не могли?
– Да мы тут все обшарили.
– Тогда ищи там, где не искали. Погоди, – он вдруг вспомнил, -там ведь окно было открыто?
– Оно и сейчас открыто. Дубак страшный.
– Попробуй за ним поискать.
– Когда? Весной? У нас пуля есть.
– Надо найти. Там, вроде, металлоискатель валялся на подоконнике. Действуй. Да, погоди, там термос есть?
– Есть.
– Отпечатки сняли?
– Нет еще.
– Пусть снимут и посмотрите, что там в нем. Потом на анализ. – Семенов отключился и вновь обратился к начкару.
– Давайте продолжим. А раньше он где работал?
– В полиции, я же говорила.
Да, действительно. Чего это он забыл? Видно, ранний подъем сказался.
– А где?
– Он говорил, что в отделении каком-то.
– Так, хорошо. А кто, значит, его нашел?
– Артеменко, он после обеда пошел на замену.
– С ним можно поговорить?
– Н-ну, если из резерва послать кого…
– Если не трудно.
Она куда-то вышла, и минут через пятнадцать-двадцать в кабинет постучал, а потом и вошел, принеся с собой мороз, усатый мужчина, которого Семенов видел в предбаннике будки поста. Он сразу важно сел на стул, представился:
– Артеменко Сергей Иванович.
– Семенов Дмитрий. Следователь. Расскажите, пожалуйста, как вы пришли на пост.
– Ну, поел, вышел за десять минут, метель ведь. Дорогу еще и не расчистили, прямо по снегу шел на огонек. Чуток не заблудился. Пришел, хорошо не заперто было. Открыл, а там, в предбаннике тепло, а в комнате уже холод. Я открыл, а там он на кровати лежит. Я к нему, а он там лежит холодный и пистолет на полу.
– Ничего не трогали?
– Нет.
– Кого-нибудь видели по дороге? – дежурный вопрос.
– Нет, кто в такую ночь гуляет? – и в самом деле.
– А сами что вообще про погибшего можете сказать?
Артеменко пожал плечами.
– Что сказать? Трепло он был порядочное. Ну, поработал он в полиции, ну и что? Так он постоянно про это рассказывал, еще про память свою великую. А с директором вон как облажался. Год с лишним работает и не узнал. И жил ближе всех и постоянно на развод опаздывал.
– Как вы думаете, он мог из-за этого застрелиться?
– Он? Да никогда! С похмелюги разве, когда голову ломит.
– А вот его премии лишили.
– А что, в первый раз что ли? Так у него и пенсия есть. Ипотеку он, вроде, не брал, кредиты тоже. Пережил бы. —Петренко махнул рукой, -Ой, чего я про него так, он же умер.
– Ничего, Сергей Иванович, нам сейчас важно все знать. —подбодрил его Семенов, -А вот на семейном фронте у него что было?
– Да что было, то и было, он как-то не распространялся.
– Но вот он не показался вам каким-то подавленным, грустным?
– Нет, -Артеменко призадумался, – он, как всегда, опоздал, все уже привыкли, а ему как с гуся вода. Так он и дежурил. Сначала со мной три часа на проходной, потом я на первый обед ушел. Он людей проверял, я на мониторе. Ничего особенного.
Семенов подумал, что надо посмотреть телефон погибшего, может, ему позвонил кто, и сообщил нечто такое, отчего и жить не захотелось?
– Ясно, спасибо. Ну, потом вас опять могут вызвать.
– Да зачем? Ясно же, что он сам застрелился.
– Ну, вот и вы не знаете, из-за чего он мог бы застрелиться.
– Да, -Артеменко хмыкнул, потер подбородок, -действительно, неясно.
– Ну, спасибо вам.
Тем временем наступало утро, и подошел еще один охранник.
– Бархатов, Константин Евсеевич, -представился Семенову рыхловатый полысевший человек лет около шестидесяти. Голос его был густой и даже приятный, -Теперь Бархатов.
Семенов не преминул спросить:
– А раньше кем были?
– Вам расскажу, потому что вы еще не знаете. Лучше от меня узнаете, чем потом. Пархатов я раньше был. Артист. Отец говорил мне: «Гордись своей фамилией, сынок! У других евреев фамилия такая, что в приличном обществе сказать нельзя, а все равно гордятся!». В артисты пошел. У каждого артиста в сумке череп Йорика, но не каждый достать может. Петь стал, романсы, песни красивые. Фамилию не менял, пока мой друг в кавычках, тоже еврей, кстати, меня перед моим выходом Пейсатовым не назвал. Пошутил. —Бархатов вздохнул, а Семенов едва сдержал улыбку, -Наутро я уже был Пейзадовым, а вскоре и Задопоевым. Шутка удалась, и пришлось завязать. Никто меня уже всерьез не воспринимал. А здесь, в охране, хоть деньги и маленькие, но люди терпимые. Иногда даже пою кое-где. Так-то здесь как на Сент-Женевьев-де-Буа.
– Это как?
– Как в песне, «Здесь похоронены бывшие, бывшие…». Бывшие менты, простите.
– Ничего.
– Летчики, спортсмены, тюремщики, железнодорожники, воспитатели. Вот и артисту бывшему приют нашелся. Сюда же не сразу понимаешь, зачем ходят. А потом уже видишь – от одиночества. Семьи людям не хватает, работы. Занять себя нечем.
– Понятно. А что вы можете про погибшего рассказать?
– Он неинтересный человек был. Истории у него про то, как он кого-то охранял в полиции, принял, куда-то поехал. Все как здесь, только там.
– А так вы с ним близко знакомы были?
– С этим звонарем? Да ни за что! Чай он у меня часто стрелял. -Бархатов поморщился, -Как и у всех.
– А вам не показалось, что он чем-то подавлен?
– Нет. Погодка, конечно… Но он не тот человек, чтобы с погоды стреляться. Нет в нем такой ранимости.
– А что вам вообще запомнилось?
Бархатов пожал плечами:
– Да вот моментик, когда Соломка к пришлому пристал, что где-то его видел. Это похоже было на театр. Знаете, когда оба партнера забыли текст и несут какую-то отсебятину, лишь бы протянуть время и не сгореть, надеются, что кто-то подскажет или что-то вспомнится. Забавно. Я сам как-то попал в такую неприятность.
– А это как было?
– Ну, Соломка к нему пристал с этим сразу после развода и начал про свою великолепную память опять. А, вам, может, время нужно. Где-то без пятнадцати девять.
Что ж, что-то все же стало ясно. Теперь оставалось проверить видео; сначала просто посмотреть, а потом взять записи.
На видео был снег, снег и еще раз снег. Начался он около трех часов дня, да так и валил, не переставая. Ветер плотной завесой гонял его и после шести часов вечера, когда совсем стемнело, видны были разве что фонари.
Фактически только для отчета, он договорился с начкоманды, чтобы взять записи с видеокамеры, смотрящей на будку поста, где нашли убитого Соломенко, и дождался остальных охранников. За два часа разговоров с теми ничего нового он не узнал. Погибший был не самым приятным и немного надоедливым человеком, любившим рассказывать о своей работе в полиции. Временами он выпивал, отчего у него были проблемы на работе, но никто его не собирался увольнять, потому что он хотя бы ходил, а при такой зарплате надеяться на замену было сложно.
Судя по его личному делу, женат он не был и родственников не имел, но в телефоне был номер на женское имя. Семенов решил, что одиннадцать утра нормальное время для звонка и визита, но в этот момент телефон сам зазвонил у него в руках. Семенов нажал кнопку ответа и в трубке зазвучал взволнованный женский голос:
– Андрюша! Ты где? Уже одиннадцать, тебя опять на другую станцию послали? Почему ты не позвонил?
Семенов переждал, пока словесный поток поутихнет.
– Простите, это капитан полиции Семенов. К сожалению, Андрей Соломенко не сможет вам ответить.
– Это что, мошенничество? Я ничего платить не буду!
– Нет. Это не мошенничество, к сожалению, он погиб сегодня ночью… -на той стороне раздался резкий вздох, похожий на плач, и Семенов поспешил удержать контакт, -Мне надо встретиться с вами, чтобы уточнить некоторые вопросы.
– А что с ним случилось?
– Пока подозревается самоубийство.
– Почему! Ведь все так начиналось. Только…
– Погодите, давайте встретимся. Вы можете сегодня подойти в отдел?
– Нет, Андрюша должен был подойти посидеть с сыном, а теперь мне пришлось с работы отпроситься.
Подробности начали нарастать снежным комом.
– Погодите, погодите. Давайте хотя бы представьтесь.
– Да, конечно. Наталья Валерьевна. Самохина.
Семенов записал это и продолжил:
– Вы где живете, к вам подъехать сейчас можно?
– Я соседка его по площадке. —она на время замолчала и добавила, -Знакомая.
– Хорошо, -в дверь заглянул Илонов, Семенов махнул ему на стул, -я тогда к вам подъеду с участковым, нам понятые понадобятся, чтобы квартиру его осмотреть, и вы бы нам могли помочь?
– Да. Он мне ключи дал, чтобы я кошку кормила.
– Значит, я сейчас подъеду и вам позвоню. Его адрес у меня есть.
– Да, давайте. —она немного помолчала, -Вы не знаете, отчего он застрелился?
– Нет, Наталья Валерьевна, пока не знаем.
Она всхлипнула в трубку и попрощалась. Семенов же обратился к Илонову:
– Ну, что там у вас?
– Ничего особенного кроме этой гильзы. Я протокол осмотра написал, потом окно закрыли, так хоть потеплело.
– Нашли гильзу-то?
– Нашли. Под окном как раз. Хорошо, металлоискатель был, а то и впрямь пришлось бы снег прокапывать. —он потянулся, зевнул, -Спать охота.
– Охота, -согласился Семенов, -чего там накопали? Какое мнение?
– А вот темнит чего-то старик.
– То есть?
– Чего-то не понравилось ему, просил заглянуть, как приедешь. Он уже с трупом отбыл.
– Хорошо, загляну. Так, насчет пистолета я договорился, забирай на экспертизу.
– Ага. Да, -поинтересовался Илонов, – у тебя-то что? С чего он застрелиться мог?
Семенов поглядел в окно, снег кончился, по белой дороге ехали машины, пожал плечами:
– А вот это и непонятно. Вроде ничего такого не было.
– Разве что погода отвратная.
– Саша, -Семенов помнил, что ему еще надо ехать к соседке, ты давай тогда в отдел и быстрей там с пистолетом разберись, а я тогда прогуляюсь тут на квартиру погибшего, надо там пошуровать.
– Ладно, давай, еду.
И они разошлись. Один в отдел, другой к женщине, уже считавшей себя вдовой.
***
Наталья Валерьевна пыталась привыкнуть к тому, что ее знакомый, может быть, довольно близкий, потому что было ей на вид не намного больше тридцати, а погибшему хоть и за пятьдесят, но он тоже не казался стариком, что человек этот уже никогда не придет к ней.
Сидели они на кухне в квартире обычной хрущевской однушки. Осмотр квартиры погибшего уже прошел и ничего особенного не выявил; кошку его женщина забрала к себе, а квартира была опечатана. Оружия, драгоценностей и прочего в квартире, представлявшей стандартную холостяцкую берлогу, слегка упорядоченную сознанием службиста, прошедшего полицию, и немного испытавшую влияние женской руки, не нашлось. На всякий случай Семенов изъял старый ноутбук, на котором Соломенко, вероятно, и писал свои мемуары. Сейчас он сидел за чаем с соседкой погибшего, и та глядела мимо него с потерянным видом, только автоматически переставляла снова и снова на столе солонку, чашки… Приболевший ребенок спал в комнате и Семенов заговорил с ней тихо:
– Наталья Валерьевна, -она встрепенулась и посмотрела на него, -скажите, пожалуйста, когда Соломенко уходил на работу, он не был подавленным, угнетенным?
– Нет, -она медленно покачала головой, -я покормила его и он ушел. Как всегда, был веселый, сказал, что написал еще несколько страниц мемуаров своих, прокатил там кой кого и обещал почитать, как допишет.
– А вот вы сказали, что только началось что-то.
– Да. —она кивнула, и глаза ее затуманились, а руки она сложила на коленях. —Мы договорились съехаться, а он обещал совсем бросить пить и хотел перейти в более серьезную фирму, где платят больше. -Она вздохнула. —Он уже с ТЭЦ уходил раз, только опять вернулся.
– Вот как? —Надо бы проверить, не отказали ли ему. Может, он с того и застрелился, что понял, не возьмут его больше нигде.
– Да. Шутил тогда еще, что станция уже никого не отпускает. —Семенову припомнились слова Бархатова об одиночестве и семье.
– А расскажите, пожалуйста, как он отнесся, к тому, что его премии лишили.
– Он не от этого огорчился, что лишили, он же памятью своей гордился, что увидит человека раз и запомнит навсегда, из-за этого он и переживал. А директор тогда простудился и шел в маске и куртку еще теплую новую надел, а тогда установка была, что в тот день проверка будет на проход по чужому пропуску, он и накинулся.
Дальше Семенов знал. Она вздохнула тяжело и с надрывом проговорила:
– Господи, представить не могу. Из-за чего? Ведь все наладилось! Отлично все было, дежурства совпадали, наконец, мужик в доме! Если что-то не так, ну сказал бы!
Семенов дал ей выговориться. Идеальным мужем Соломенко ему отнюдь не казался, хотя, на ее взгляд… Кто знает, что она нашла в нем?
Весы все еще колебались, и причин, чтобы застрелиться, кроме дурацкого инцидента с директором он не видел. Надо было проверить информацию о новой работе. Сорвался и выпил? Самохина бы его простила, да и он бы к утру уже протрезвел. Причиной же выпивки одинаково могли быть как отказ, так и согласие потенциального работодателя. Внезапная депрессия? Может и так. Похоже, оставалось только проверить, стрелял ли из пистолета сам погибший и на этом следствие завершить.
С этим он еще раз выразил хозяйке свои соболезнования и отправился в отдел.
***
Придя в отдел, Семенов, повесил куртку и, несмотря на выпитый у овдовевшей подруги охранника чай, снова поставил чайник – день был весьма прохладен, и хотелось спать. Пока закипала вода, Семенов просмотрел бумаги, принесенные ему на стол, и убедился, что пуля и гильза были выпущены из того самого пистолета, который лежал на полу сторожки. Ну что ж, этого следовало ожидать. Пожалуй, теперь можно было писать заключение о самоубийстве по невыясненной причине, никаких фактов указывающих на что-то иное не было. Разве что охранник решил спьяну почесать пистолетом голову. Хотя и это пришлось отмести после разговора с начкоманды; пистолеты носили невзведенными.
Минут десять Семенов спокойно отогревался чаем, но потом в кабинет зашел Илонов и сходу напомнил:
– Дима, ты забыл? Тебя Степан Палыч видеть хотел.
– А зачем?
– Не сказал.
– Сейчас позвоню, -он набрал номер, но эксперта не оказалось в лаборатории, а вот по сотовому он ответил.
– А-а, Дмитрий, хорошо. Я сейчас в столовой, подходите. Вам заказать чего, а то я как раз в очереди стою?
Семенов на секунду задумался: а в самом деле, почему нет?
– Да, возьмите там супчик, котлету с чем-нибудь, и хлеб. Ну и булочку.
– А чай?
– Вот чая уже точно не надо. Давайте какао. Взбодрюсь.
***
В небольшой столовой было людно, но столик в углу эксперт сумел захватить полностью. Эксперт помахал Семенову:
– Давайте, Дмитрий, сюда. Быстрее начинайте, а я вам расскажу, что и как.
Дмитрий принялся за борщ, а тем временем Степан Палыч, наколов сосиску на вилку, объяснял ему:
– Видите ли, Дима, если ему и было, отчего стреляться, то от холода. Я там весь промерз. Это меня несколько смутило, потому что он ведь и спать, получается, лег в перчатках. Из-за этого холода размазалось определение времени смерти. Но примерно, он умер от полуночи до четырех часов. Точнее, увы, не сказать. Но я чего-то отвлекся.
Он выдернул вилку из сосиски, навернул на зубцы макароны и, прервавшись на их поглощение и откусывание сосиски, продолжил:
– Так вот, если вы помните, мы никак не могли найти гильзу, хотя обшарили все в этой лачуге.
– Да-да и что?
– Нашли мы ее за окном, в снегу. И вот тут, -он наставил конец сосиски на Семенова, -и кроется важный нюанс. Дело в том, что из того положения, в каком наш покойник лежал, гильза туда улететь не могла.
Семенов уже перешел к котлете, но тут сразу перестал есть:
– То есть как?
– Ну, вы же были в тире?
– Конечно.
– Видели, как там гильзы летают?
– Вправо и вверх.
– Так вот, из того положения где он лежал, то есть на спине, лицом к двери, гильза ударится в стенку за его головой и об потолок, а потом или на пол или на него самого. Если он нормально держал пистолет.
– А если ненормально?
– А так уже руку не изогнуть. Вы ешьте, ешьте.
Семенов медленно ел, пытаясь это представить.
– Тогда выходит, что кто-то поменял положение тела?
Эксперт кивнул с набитым ртом, прожевал и добавил:
– Возвращаясь к гильзе: она ведь может в окно вылететь, если выстрелить с другой стороны кровати. Только тогда надо, чтобы человек лежал на животе. На всякий случай я еще кое-что проверил, а именно, следы пороховых газов на разных концах кровати. Там, где у него ноги, пороховые газы есть. Может, он был акробатом и застрелился, согнувшись пополам, а потом, застрелившись, распрямился? Но нет, на брюках следов пороха нет. На перчатках следы пороха есть. И подумайте, чего это он в перчатках спал, но без бушлата? Хотя если стрелялся, то все равно.
– А кому это нужно, менять положение тела?
Эксперт пожал плечами:
– Кто знает. Видимо, кому-то не понравилось прежнее положение. Или тому, кто нашел, или… Скоро ведь вам на доклад идти, пойдем вместе, документы у меня тут, в папочке, -он кивнул на лежавшую сбоку на столе папку, -а пока подкрепимся. Ах, да! Неаппетитно, но слюна на подушке тоже есть. Свежая. Свежемороженая можно сказать. Да, -добавил он, -в термосе рябиновая настойка, но несильная. Взял бы себе, но некрасиво как-то.
***
Полковник еще раз недовольно посмотрел на них и наконец, произнес:
– Не усложняете?
– Пожалуй, нет. —ответил Семенов. —Причин для самоубийства не выявлено, а тут еще и это.
Полковник еще попыхтел недовольно, размышляя и взвешивая что-то.
– И что, Дима, делать собираешься?
– Ну, -пришлось импровизировать, -сперва отдадим видео технарям, пусть посмотрят и увидим, что там будет видно. —Полковник поморщился, видно, от построения фразы. —Если убийца был, то он должен был попасть на видео.
– Ну что ж, очевидно. Еще что?
– Опрошу его сожительницу повторно. Узнаю, как он спал, в какой позе, если она знает, конечно.
– Если нужно, спроси, может и знает.
– И вот что, у меня один вообще неопрошенный есть из тех охранников, которые были на ТЭЦ.
– Почему?
– Его отпустили до нашего приезда. Решили, что он ни при чем.
Полковник помолчал и хмыкнул:
– А ведь у тебя, Дима, прямо таки сюжет намечается как в классическом детективе. Убийство в замкнутом пространстве и сколько там подозреваемых?
Семенов быстро посчитал в уме.
– Тридцать два. Смена и охранники. Нет, тридцать один, минус убитый.
– Ладно, давай сперва видео проверь. Там и узнаешь, насколько он убитый. Опросы проведи, но вообще старайся держать впечатление, что мы расследуем самоубийство.
Этим напутствием и закончилось совещание.
Когда Семенов вернулся в кабинет, отправил Илонова с видео к компьютерщикам, и уже набирал номер Самохиной, он никак не мог решить с чего начать разговор, решил просто спросить о жизни, а дальше вывести на нужную тему.
