Loe raamatut: «Щи и жемчуг», lehekülg 4

На кухне бабушка делает чебуреки. Масло шкварчит на сковородке, весь стол завален мукой, большой таз с фаршем и луком. Мне тоже разрешено делать кружочки, вкладывать их в красную пластиковую чебуречницу с кудрявыми краями. Рядом бродит кот, привлеченный запахом мяса, трется о ножку стола и мурчит. По телевизору показывают какую-то ерунду, жарко. Заглядывает мама: «Только много не ешь их, они очень жирные!»

Сентябрь, почти ночь. Я, мама и бабушка сидим за столом. Перед каждой стоит по большому тазу с ягодами. И по маленькой тарелочке по бокам для мусора. Мне нравится обрабатывать только крыжовник, потому что он не мокрый (руки не раскисают, как от клубники и смородины) и хвостики нужно резать ножницами. Беру ягодку правой рукой, в левой ножницами – цап! – поворачиваю ее – цап! – крыжовник улетает в большую общую посудину. Потом меня поставят варить варенье из всего, завещав строго следовать рецепту. И только мои варенья не взрываются, потому что я соблюдаю технологию.

«Соня, ходь сюды!» – мама весело зовет меня из своей мастерской. «Ну-ка посмотри, как тебе?» Я с важным лицом эксперта долго разглядываю ее картину, каждую деталь и уголок.

– Трава теперь мне нравится, но вот этот кусок неба какой-то плоский.

– Небо плоское, говоришь… Угу… А почему? – мама задумчиво разглядывает фрагмент, на который я указала.

– Не все, но это облако какое-то неправильное – переминаюсь я с ноги на ногу.

– Есть такое, это потому что вот тут так?..

И мы еще долго обсуждаем, смотрим цвета, оттенки, думаем, как сделать лучше. В конце концов, мама говорит:

–– Ладно, это завтра доделаю. Давай поедим?

Я прихожу из школы искусств, дома никого нет, но меня встречает мой пушистый белый кот. Он совершенно глухой, но всегда сидит у самой двери к моему приходу. Наверное, прибегает на стук моих шагов. Сейчас я буду зажигать свет во всей огромной квартире, потому что одной страшновато в темноте. Главное – выключить свет до прихода бабушки, иначе обязательно получишь: «Для кого жжем?!» Чувствую большую усталость, хочется просто уснуть, но нельзя, потому что надо еще сделать уроки.

Или вот захожу в квартиру вечером, а там мама с самого порога:

– Соня, а мы без тебя потолок не белили! Тебя ждали!

Я ужасно рада, ведь белить потолок очень интересно. Тем более, у меня такое козырное место: я сажусь на старый холодильник, с которого можно идеально дотянуться до потолка и работать с удобством. А еще: это мой потолок и я его крашу.

Старые окаменевшие обои снимать тоже очень интересно, только ногти жаль. Но у меня есть нож и энтузиазм. Случайно нахожу рисунки, которые сделала в 3 года. Домик и тропинка к нему.

Клеить обои тоже здорово. Мы с мамой разводим клей в ведре, раскладываем обоину на полу, мне разрешено распределить клей по поверхности, а затем аккуратно прикладывать кусок по рисунку. Пока мама держит наверху обои, моя задача – разгладить все полотенцем, убрать излишки клея.

Обои висят до сих пор. Стыки идеальные, а швы нигде не разошлись.

– Мам, а как переводится это слово?

– Посмотри в словаре.

– Но ведь ты знаешь!

– У тебя есть словарь, посмотри.

Яростно листаю англо-русский словарь с тончайшими, будто шелковыми страницами. Но с каждым разом чувствую все меньше недовольства и все больше – интереса.

– Если не получается, ищи решение другим путем.

– Но я ничего не понимаю!

– Тогда читай параграф.

– Там тоже ничего непонятно!

– Читай раз, читай два, читай сто – до тех пор, пока не станет понятно.

В бешенстве читаю раз за разом и страшно злюсь.

Через несколько лет буду сидеть над курсовой, мучиться с терминами и сложными текстами, перечитывать статью по многу раз и самой себе говорить: «Читай раз, читай два, читай сто»…

XIV

Я часто остаюсь одна. Дома или на даче, но никто за мной не следит. Особенно летом. Мама работает, потому что световой день длинный и можно долго рисовать. По субботам она рисует портреты на улице на заказ. Бабушка почти все лето проводит на даче: сеет, полет, поливает, ругается с дедом, когда он выпивает.

Наш дачный дом стоит на самом берегу пруда: большие каменные глыбы вынуты на берег: спуск к воде очень резкий, я сажусь на корточки и потихоньку аккуратно скатываюсь по гладкой поверхности камней. Главное – не поскользнуться, потому что края глыб бывают очень острыми, и, если соскользнешь, то сразу окажешься в воде и обязательно больно расшибешься.

В воде много интересного происходит в разное время лета. Когда – плавают в ней полупрозрачные скользкие лягушачьи икринки, когда – из икринок вылупляются маленькие головастики.

За ними забавно наблюдать: у кого-то уже есть одна лапка, а то и две, у кого-то отчетлива видна голова и есть одна лапа, кто-то уже совсем лягушонок, но еще с хвостом. Я ловлю их сачком, сделанным из низа бутылки. А потом отпускаю обратно, вдоволь наглядевшись на эту лягушачью эволюцию.

Этим же сачком хорошо ловятся на хлебные крошки блестящие мальки. Их я тоже выпущу назад, ведь их не ест даже кот. Он разве что заигрывает маленьких рыбех на крыльце, развлекая всех своими прыжками.

А когда – множество улиток всех размеров, слепленных между собой, их я пытаюсь тщетно заставить размножаться в неволе, но мне ничего не удается.

Иногда – маленькие зелёные ящерки, быстро и юрко сбегающие от тебя, оставляя в руке только кусочек дергающегося хвостика.

Сегодня – водомерки. Их всегда много, они стремительные, как конькобежцы, скользят в разные стороны, оставляя за собой круги на воде. Их никогда не удается поймать.

Неожиданно вижу какое-то шевеление: красивая голубая стрекоза лежит в воде и смущает водяное товарищество. Ее дергают, кто-то пытается куснуть. Непонятно, жива она или нет. Я вынимаю жертву из воды: вдруг еще есть шанс?

Поднимаюсь по крутому отвесу к дому и бережно несу стрекозу. Она очень хрупкая, тельце издает звук чего-то полого, если на него нажать. Одно нижнее крыло сломано.

У дома я разглядываю переливающееся тельце и блестящие слюдяные крылья. Сдуваю капли воды с них в надежде помочь.

Вдруг вижу: стрекоза оживает! Еще немного – обсыхают крылья, лапки становятся цепкими, как липучки.

Наконец, издавая звук маленького пропеллера, моя пленница взлетает. Я наблюдаю за ее полетом на фоне высоких солнечных сосен и чувствую огромную радость.

«Даже не попрощалась!» – думаю я и вижу, как стрекоза возвращается ко мне и садится на плечо: голубая, блестящая, со сломанным крылом, чтобы снова, стрекоча, улететь в сторону леса.

XV

Мне пять.

– Поехали к маме в сквер! Одевайся, – весело говорит бабушка.

Сквер – это место в центре города, где продают мелкие сувениры из уральских самоцветов, всякие безделушки и даже игрушки из киндер-сюрпризов. А еще – местные художники продают картины и рисуют портреты на заказ тут же на улице.

– И почему ты ее привезла такую грязную? Позорите меня! Неряшливо выглядишь! – ругается мама.

А на мне любимый синтетический свитер (бабушке было все равно, что я надену) с малиново-алыми рукавами и, кажется, рыжим лисенком на белом фоне на груди. На нем несколько пятен и одно большое, жирное…

Мама очень недовольна. А я очень рада. Тёплый летний вечер, я прыгаю по скверу от продавца к продавцу, надоедаю им расспросами и бесконечно разглядываю товары. «Не трогай, девочка!»

В центре сквера интересный несимметричный фонтан с квадратными краями, выложенный плитками. Можно долго нарезать круги по периметру, цепляясь за стволы ив, ветви которых свисают почти в воду.

У фонтана можно встретить детей других художников и поиграть вместе, поболтать о своих важных детских делах.