Это было самое тяжелое начало осени из всех, что я помнила в походах. Удушающая жара сменялась проливными дождями и пробирающим до костей холодом. Утром можно было сойти с ума под палящим солнцем. А ночью спасаться, греясь в первой попавшейся землянке рядом с трупом. Вот и сейчас все группы, находившиеся поблизости, собрались в этом полуразрушенном бараке в поисках тепла, пытаясь понять потери, понесенные за день. Кажется, что единственное, о чем все могли сейчас думать – это о сне. Ожесточенная битва не прекращалась ни днем, ни ночью. Уже больше трех недель мы не были в Доме. Мы устали, оголодали и озлобились.

Привалившись к кирпичной стене, я прикрыла глаза, пытаясь украсть хотя бы каплю забытья. Разум требовал разгрузки, а тело – хотя бы солдатских железных пружин. Сквозь опущенные ресницы хорошо было видно, как пламя костра, разведенного в бочке, отбрасывало на стены тени затихающих воинов. Некоторые шумно разговаривали, обсуждая события прошедших дней, раздражая своим гомоном слух. Младшие. Те, кто только ступил на этот путь. В ком горело желание спасти Мир. Ученики Всевышнего. Уверенные, что они-то уж точно смогут сдвинуть очередь у Врат. Кто-то тихо жевал, озираясь по сторонам. А вот эти ребята были уже из наученных. Поделиться? А зачем. Уже сейчас тут меньше половины из тех, кто вместе со мной ушел в поход три недели тому назад. Из моей группы Рабосов осталась лишь я. Старшая, направленная вести их. Ничего нельзя было сделать, встретившись с чудовищем. Мне просто повезло больше. Только чудом можно было назвать то, что я дожила до восемнадцати лет.

В бараке прибавлялись люди, ведь поблизости не было ничего подходящего для ночлега. В самом пекле. Мы проникли очень глубоко в Пограничный лес. Еще и радовались этому как дети. Казалось, что победа не за горами. Теперь же мы в окружении. Без поддержки. Без права на сон и отдых. Промелькнула мысль, что точно так же где-то у Врат веками мучаются наши предки. Потянулась, разминая уставшие мышцы. Сознание начало играть злую шутку. Как мы еще не набрасываемся друг на друга? Видимо, из-за того, что быстро умираем, все еще умудряемся питаться и не перешли на человечину.

Раньше нас меняли на новых, давая восполнить силы, а теперь же лишь иногда присылали воинов и продовольствие с ними. Которые еще должны были пробиться к нам. А те, кто приходил… Я перестала запоминать имена. В моей Книге просто не осталось для них места. Записывала лишь номера с шей погибших, которые попадались на пути. Больше по привычке, чтобы сохранить в себе человека. Сколько еще мы протянем здесь? Да, в окружении мы становились хитрее и изворотливее. Надо признать, что сегодняшние потери явно были меньше вчерашних. Или тех, что понесли на первой неделе. Но как долго еще нам прослужат собственные мозги?

Верить в то, что есть будущее, мы уже перестали. По сути, каждый лишь пытался утащить с собой как можно больше врагов. Не зря же эта война – Бесконечная? Обман закончился. Для детей Ра и Осирис вместе с обучением в Доме Рабоса закончилась и война. Лишь единицы из благородных, первородных и долгожителей детей Всевышнего оставались здесь. Чем старше становились Рабосы, тем сильнее они ненавидели благородных. Нас вытаскивать было некому. Так глупо. Родиться лишь для того, чтобы всю жизнь, испытывая боль, – умереть. За тех, кто презирает тебя. За Мир, в котором тебя так и не было.

Почему я так поздно поняла разницу между нами? Пока была ребенком, всегда казалось, что именно они несправедливо относятся к нам. Рабосы не ненавидели никого от рождения. Мы не выбирали свою судьбу. А теперь я сама презирала их. За происхождение. Усмехнулась про себя. Видно, и правда – у каждого своя дорога. А ведь ужасно хотелось жить. В каком-нибудь маленьком уютном доме. Смеяться в окружении родных. Любить. Кого-то с глазами цвета сочной зелени. Даже представить это теперь так трудно. Что делают люди, когда не убивают? Возможно, просто я уже и не смогла бы жить так. Воспитанная не для этого. Выращенная как свинья на убой. Вот и сидим теперь здесь в своем загоне.

Наши отношения с Максом скатились до редких встреч пару раз в месяц. Влюбленные и романтичные когда-то, теперь мы были похожи на два полярно разных Мира. Было ли у нас еще хоть что-то? Детские привязанности надо обрубать. Но как отказаться от этих встреч? Голодных встреч. Когда, по-моему, я просто пыталась убедиться, что все еще живу. Эли как-то проболталась о какой-то девушке в его окружении, но я и имени не запомнила. Даже себе не могла честно ответить, что же испытываю к нему. Есть ли у нас вообще еще хоть что-то связывающее? А выяснять это не было смысла. Если я протяну еще пару-тройку месяцев и доживу до своих девятнадцати – это уже будет чудо. По-моему, он тоже наконец-то понял пропасть, через которую мы никогда не переберемся. Увижу ли я его еще хотя бы раз?

Ветер тронул пламя костра, заставляя огонь полыхать. Никто не успел отреагировать, как малек, стоявший около бочки, только что шумно обсуждавший со своими друзьями боевые заслуги, одним движением выхватил Книгу и сказал слово, запирая хлипкую дверь. Кто-то ногой выбил его Книгу, но дело уже было сделано. Энергия задействована. У нас секунды. Если очень сильно повезет – пронесет. Инстинкты, вшитые в подкорку мозга, заставили тело растянуться по полу, плотно прижимаясь к земле. Книга, надежно сжатая в правой руке, приятно согревала пальцы.

– Сожри тебя да со всеми потрохами Безмолвная!

– Кретин!

– Чтоб тебе не жрать годами, скотина!

– Уберите этого урода подальше от костра и дайте ему Книгу, каждый на счету! – закричала Ольга, прерывая пререкания и занимая позицию в центре.

Бесконечно долгие удары сердца. Первый. Вокруг все притихли, рассредоточившись. Невольно посчитала людей. Тех, кого можно заметить, двадцать шесть. Я двадцать седьмая. Негусто. Второй. Так, из сильных Черный у самой двери, в тени, сразу его не заметят. Хорошо, он позволит сохранить территорию за нами. Пара мальков с ним. Третий. Владлен и Мария у окон справа. Ребята сработались за все это время. Выиграем время. Четвертый. Я зацепила глазами мальков, которые не нашли себе места. Указала по стенам. Ребята поняли и рассредоточились. Будем бить из окружения, выжимая обратно в дверь. Пятый. Таких, как я, незаметных старших, опытных, но не имеющих большого ресурса, можно было с трудом разглядеть по углам. Наша сила в мозгах. Правильно среагировать. Поменять расположение сил. Мы на тактике и добивке. Шестой…

А шестой было уже много. Напряглась, обратившись в слух. Тишина. Или же оно нас не заметило, или же мы что-то не учли. Вдохнула поглубже. Черный у двери противно хрустнул шеей. Что-то не так. Уже десятый. Но ничего не происходило. Даже ветер будто утих. Мальки задергались. Стоп. Ветер? На улице шел ливень, а сейчас стояла мертвая тишина. Безмолвная…

– Прижмитесь к стенам! – одновременно с Ольгой закричали мы.

В ту же секунду крыша обрушилась. Глаза залепило пылью. Оно здесь. Крики и нечеловеческий вой. Чудовище выпустило своих зверей на охоту. Оглушенная, я не слышала крики, активирующие потоки Энергии, но их блеск слепил, мешая верно рассмотреть.

– Все к двери! – закричал Черный. – Наружу!

Одной рукой держа Книгу с активированным щитом, а другой придерживая обломок, укрывающий меня, я ползком направилась к выходу. Удачно выбранная позиция решала. Выход был совсем рядом. Сейчас надо было как можно дальше скрыться от этого места. Найти другое. Как и всегда. Пытаясь о плечо вытереть глаза, я остановилась. Лишь секундная передышка. Жуткая боль пронзила мою ногу. Я заорала, не в силах справиться. Низшая тварь, вцепившись зубами в голень, трясла ее, подобно собаке, стремясь вырвать куски мяса. Слуга чудовища. Его цепные псы. Книга выпала из рук, когда тварь резко дернула меня на себя. Капающая слюна из собачей пасти оказалась около самого лица. Промедление на войне стоит жизни. Резко вскинув руки вверх, я что есть сил вдавила пальцы в глаза чудовища. Оно завыло. Воспользовавшись моментом, села и тут же вцепилась в голову второй твари, терзающей ногу. Получилось. Вторая ослепленная скотина отбегала от меня, тряся головой. Из ноги хлестала кровь, а вот товарищи этих двоих приближались ко мне с ужасающей скоростью.

– Вел! – крик Черного. – Врата откроются для тебя!

Он был в окружении. Рабос, которого я знала с самых маленьких лет. Мы не дружили. Просто были Воинами. Смог вывести мальков. Не выбрался сам. Страшно умирать одному. Нам повезло. Мы были не одни. Сейчас в бараке, где развернулась бойня, сложно было рассмотреть, кто же остался. Надеюсь, что выбрались. Удерживая перед собой кусок крыши, кое-как защищающий меня от укусов, набрав побольше воздуха в грудь, я крикнула.

– Черный! Они откроются нам обоим!

Изо всех оставшихся сил толкнула кусок крыши и ринулась вперед. Нога подкосилась, заставляя упасть лицом о пол. Умереть в бою, как настоящий воин. Не замерзнуть, не от голода. Не сгнить в яме. В бою. Вот судьба Рабоса.

Твари остановились. Их острые уши напряглись, прислушиваясь. Стараясь не привлекать к себе внимание, я осторожно потянула руку за Книгой. Совсем чуть-чуть. Краем глаза заметила, как Черный сделал едва заметный шаг в сторону. Твари не реагировали. Переглянувшись, мы с воином единым движением схватили преобразователи. Едва мои пальцы коснулись Книги, как я направила весь свой запас на тварей, стоявших ближе ко мне. И наконец поняла, что заставило их остановиться. Чудовищный силы выброс рядом с нами. В окна и двери тут же забирались воины, раскидывая чудовищ на своем пути. Подкрепление. Оно пришло. Собравшись с силами, я приподнялась и полком направилась к двери. Сейчас из меня не лучший помощник. Нужно найти, где смогу биться, укрыв тылы.

Кто-то одним движением руки поставил меня на ноги, отчего я зашипела и упала на спасителя. Резко развернувшись, он вскинул руку с Книгой, и поток его энергии сбил приближающуюся ко мне сзади тварь. Выдохнув, я оттолкнулась от человека и оперлась на стену, не ступая на раненную ногу. Осирис пустил новый поток, стирая в пыль четырех тварей. Все кончилось так же быстро, как и началось. Внезапная тишина. Лишь ливень, заливающий все вокруг.

– Осирис Крейн, надо найти другое место, – Черный кивнул на выход, – давайте выбираться отсюда, народ. Сколько сейчас их нагрянет сюда, неизвестно.

Сидя под кронами деревьев в импровизированном укрытии в виде растянутой между ветвями плащ-палатки, я старательно перевязывала свою ногу. Несмотря на то, как сильно хлестнула кровь, артерии были целы, а крупные вены не задеты. На всякий случай перетянула потуже, но бинты уже перестали мгновенно окрашиваться в красный. Черный спал, отключившись сразу, как только мы, отойдя на достаточное расстояние, развели огонь и устроились на передышку. Рабос был вымотан за эти три недели. Поддержки в виде группы сильнейших никто не ждал. Из-за суматохи мы разделились, и сейчас нас здесь было всего пятеро. Даже понять, кого потеряли на этот раз, не успели. Крейн опустился рядом, глядя на костер.

– Спасибо, Эрик, что снова меня спас, – прошептал он, ухмыляясь, – ну же, Вел. Ведь не так сложно?

Отрывая ставшую уже ненужной разорванную штанину, я подняла голову.

– Я тебя не просила об этом, Осирис. Ни единого раза. Но спасибо, благородный, что оказался в это время в этом месте.

И я перехватила удобнее нож, помогая себе справиться с непослушной тканью.

Вокруг все устало посапывали. Измотанные в битвах, изможденные и голодные. Мы выиграли немного времени для себя. Надолго ли? Есть ли вообще смысл растягивать наш конец?

– Вел, – шепот, который я прервала, подняв руку.

– Крейн. Ты обещал мне, – глаза цвета тумана смотрели на меня, – это не твоя война. Тебя ждет дом, семья, род. Ты обещал мне, что я не буду и дня думать, что с тобой. Что я могу не беспокоиться. И я верила. Три недели, показавшиеся вечностью, я была уверена, что ты не рискуешь, а живешь по-настоящему. Что хоть кто-то будет помнить обо мне потом. В настоящем Мире. А теперь что? Мы в окружении. Пожалел меня? А кто вспомнит обо мне хотя бы раз теперь? После этого ты будешь говорить, что мы друзья? – я смотрела на Осирис, не в силах отвести взгляд.

Пальцы Эрика нашли мои и тут же сжались. Я вздохнула, отворачиваясь. Кто спасет тебя самого, Крейн? Зачем ты снова лезешь во все это? Кажется, что у меня вообще никого нет, кроме тебя. Неужели ты ничего не понимаешь. Я не смогу себя простить, если один безмозглый Осирис погибнет из-за меня.

– Ты эгоистка, Вел. Собралась умирать, а я должен помнить, – он усмехнулся, – жить за двоих. Не многовато ли ответственности ты взвалила на меня, Валери?

– Эрик, ты и Эли – единственные родные мне люди, – повернулась, поднимая руки и сжимая лицо Осириса в ладонях, – я люблю тебя и очень хочу, чтобы с тобой все было в порядке.

Что-то неуловимое промелькнула в глазах Осириса. Его зрачки расширились, не оставляя почти места для тусклой радужки. Теплая рука коснулась моей щеки, и я закрыла глаза. Что бы ни говорила, все равно была рада, что он здесь. Страшно одной. С ним не страшно. Теплые губы едва коснулись моих, как я отпрянула, распахивая глаза. Крейн отвернулся. Невольно сглотнула слюну, не понимая, как себя вести.

– Эрик, – придвинулась, пытаясь вернуть все обратно, – мы устали. Я тоже скучала. И мне сложно представить, что ты пережил. Мы просто сделаем вид, что этого не было, хорошо? – я положила голову на плечо парня.

Крейн поцеловал мои волосы и на секунду показалось, что все встало на свои места. Все хорошо.

– Прости, но нет, Вел. Не сделаем.

Напряжение можно было резать ножом. Окна в гостиной, распахнутые настежь, частично восстановленные энергией, все еще были покрыты местами гарью. Обманчиво-спокойная Мэри, стоя на подоконнике, неизмеримо огромной тряпкой натирала стекла. Рука, сжимающая оконную раму, чудом продолжала держать Книгу. Видимо, это занятие помогло ее размышлениям. Скорее всего, на месте этой безутешной матери я бы тоже думала, что сошла с ума.

Бен, стараясь держаться поближе ко мне, восстанавливал обожженные участки комнаты. Ровная и спокойная энергия выливалась из его Книги, словно водой смывая и реанимируя повреждения комнаты. Вряд ли он боялся. Я не чувствовала страха рядом с собой, лишь брезгливость и усталость. Из двух чудовищ, которых не переносил мой когда-то друг, я оставалась более понятным для него. А еще, по иронии судьбы, сейчас мы с ним были на одной стороне. Ра всегда был хорошим воином. Скорее, сейчас он больше старался защитить меня. Как своеобразное оружие, способное уничтожить то, что почти все здесь считали противоестественным.

На снова установленный посередине комнаты диван, держа чашку в руках, опустилась Эли. Наконец, когда все погрузились в свои дела, я выдохнула и подошла ближе к Крейну.

– Эрик, пожалуйста, – я была готова умолять Осириса, чей гнев несколько минут назад чуть не уничтожил дом, – оно должно пойти с нами.

Сложив руки на груди, Крейн устало закрыл глаза. Только сейчас заметила, что на нем другая одежда. Легкое чувство вины укололо меня. Ну да, кто бы еще потащил меня в комнату. Сейчас план с появлением призванного стал проще. Только вот озвучить вслух я его не могла. За секунду до того, как наверху в комнате решила, что смогу справиться и сама, я ощущала подъем сил и бешеный прилив адреналина. Но на самом деле, как одной в водах Исиды найти утраченное? Крейн успокаивался. Осирис тряхнул головой и снова посмотрел на меня.

– Эрик, послушай, пожалуйста, очень внимательно. Я понимаю твои чувства, как никто сейчас. Он не только твой сын, – сглотнула слюну, осторожно подбирая слова, – ты же умен, Крейн. Очень. Внимательно. Один мой знакомый когда-то дал клятву. И я не могу припомнить, как это делается, – внутри недовольно зашевелилось. – Совсем выбило из головы. Как дается клятва, например, на жизнь?

Спину прожигал взгляд призванного, но я старалась не обращать внимания, лишь недовольно дернула лопатками. Давай же, Крейн. Мы выберемся, точно. Ты сильнейший из Осирис, которых я знаю. Только вместе у нас все получится.

– В потоке живой крови, – очень медленно, прищурившись, начал Крейн. – Вскрываются вены и принимающий клятву смешивает ее со своей. После этого жизнь дающего в его руках, – я моргнула, не рискуя подтверждать или опровергать такую опасно близкую информацию.

– Знаешь, Крейн, мы столько прошли за эти два дня. А помнишь ли ты, Эрик, главное правило некромантов? – я отвернулась, пытаясь обмануть собственные мысли, на память про себя зачитывая первые слова из Книги Всевышнего.

– Энергия – к энергии, живое – к живому, мертвое – к мертвому, – вздрогнула, когда Эрик сказал последние слова.

– Да. Как жаль, что мертвое – мертво, правда? – наигранно вздохнула, унимая дрожь в пальцах.

Внутренности сжимало схваткообразными спазмами, но это не приносило дикой боли. Да, я явно ходила по самой грани, но пока все получалось хорошо. Даже отлично. Крейн усмехнулся и посмотрел мне за спину.

– Очень жаль, Вел. Мертвое не болтливо. С ним нельзя поговорить, поделиться чувствами, поведать даже самый страшный секрет, – хитрый блеск в глазах и довольная улыбка Осириса давали понять, что получилось. – Какую-то смертельно опасную тайну, которую очень хотелось рассказать. Оно же ничего не слышит. Мертвое не имеет разума, а его потоки ложно живые. Я ведь правильно все вспомнил, Вел? – Крейн снова смотрел на меня, ухмыльнувшись.

От радости готова была прыгать до потолка. Но лишь резко развернулась на пятках, обнаружив, что практически зажата между когда-то друзьями. То, что при жизни носило имя семьи Лавр, стояло слишком близко. Поток встрепенулся, а я в очередной раз удивилась силе, наполнившей меня.

– Призванный, – я сжала руки в кулаки, собираясь с силами.

– Макс, Вел, – мертвое усмехнулось, а я поморщилась, отводя взгляд, – у меня есть имя.

– Послушай, призванный, – я сделала акцент на последнем слове, выделяя его по слогам, – мне правда очень жаль, что сейчас ты осознаешь себя именно так. Еще больше жаль, что прямо сейчас не отправила тебя обратно, – оно засмеялось, показывая белые зубы, – судя по всему, некромант, открывший тебе Врата, не объяснил, с какой целью это сделал. Потому что, по весьма понятным нам с тобой причинам, погиб, – мертвое усмехнулось, а я продолжила, разминая затекшие пальцы, – а тот, кто восстанавливал тело в этом Мире, дал ложные ощущения о личности. Поэтому расскажу я.

– То, что ты сейчас чувствуешь – это ложные чувства. Они принадлежат не тому духу, что наполнило восстановленный сосуд, а самому телу. Это остаточные воспоминания, связанные с прикосновениями жизненных потоков людей друг к другу. Поэтому тебе приятно видеть лже-мать, поэтому пытался защитить лже-сестру. Тело также сохранило последнее воспоминание и самый яркий след – последний. Поэтому, хотя Макс не знал своего убийцы, ты знаешь. Это же самое тело помнит, что с ним происходило после, – внутри недовольно заворочалось, но проверка удалась, – поэтому ты помнишь меня не только по потокам периода его жизни.

– Какое-то время это будет продолжаться. Будешь считать себя той личностью, что раньше наполняла тело. А потом пойдут твои воспоминания, – я глубоко вздохнула, – и тебе покажется, что сходишь с ума. Так вот. Если ты поможешь нам, я обещаю тебе, что все то время, пока ты осознаешь себя как Макс Лавр и не приносишь вреда живым, я сделаю все для твоей защиты и сохранения лже-жизни в этом теле. Ты будешь продолжать считать себя Воскрешенным, лже-родные счастливо продолжат обманывать себя, а окружающие поражаться чуду. Кто-то пойдет кланяться в ноги некромантам, а кто-то объявит охоту. Мошенники начнут грести с несчастных деньги пачками, обещая провести ритуал, которого нет. И я сделаю это ради своего сына, мне плевать, что будет с остальными. Но как только разум помутится – упокою тебя. Закажешь себе похороны, о которых только можно мечтать, распишешь план рассадки «гостей» – что угодно, – я набрала в грудь побольше воздуха, – а я дам тебе столько времени, сколько смогу. Если ты поможешь.

– А если предположить, что я откажусь помогать паре предателей, которые не признают, что я – это я? – призванный наклонил голову набок, а я невольно отметила, что и мышечная память продолжала жить после смерти.

– Тогда Крейн разнесет тут все, пока будет защищать меня от твоих лже-родных. А я уложу тебя обратно сегодня же, чего бы мне это ни стоило, – грустно вздохнула и набралась смелости посмотреть в глаза цвета сочной зелени.

– У меня лишь пара вопросов. Первый – если ты не веришь в то, кто я, почему мне должно быть дело до вот этих людей? Второй – если на секунду предположить, что ты ошибаешься и я действительно Воскрес. Что тогда?

Посмотрела под ноги, отметив, как затерся блестящий когда-то паркет. Или же это сегодняшняя сажа все еще покрывала пол? Чтобы это так меня интересовало? Конечно, у меня не было сомнений ни по одному из этих вопросов. Мертвое – мертво. Кем бы оно ни было при жизни.

– Макс, – решительно подняла глаза, сжав руку в кулак, – первый ответ. Если ты осознаешь себя тем, кем называешь – эти люди тебе небезразличны. А ты действительно думаешь так. Под влиянием приказа дитя Безмолвной не может лгать. И второе. Даже если на секунду предположить, что ты действительно тот, кем себя осознаешь и я и все законы не правы, – в горле собирался ком, и я сглотнула слюну, на какой-то лишь внутренней силе удерживая влагу внутри своих глаз, – если предположить, что это действительно случилось со мной и передо мной стоит когда-то очень дорогой для меня человек, – моргнула, чувствуя, как глаза безумно прожигает изнутри, но вернула взгляд.

Сердце колотилось, а я не могла оторваться от такого знакомого лица. Лишь на секунду. Вот прямо сейчас допустить мысль. Поверить. Если это ты. Если бы у меня получилось. Если получилось у кого-то другого.

– Макс, – глубокий вдох, лишь бы не рассыпаться на месте, – я не колебаясь уложу тебя обратно. Мертвое – мертво. И я готова пойти против этого, поддерживая твое существование только ради своего сына.

Призванный молчал, потрясенно глядя на меня. Сколько всего я сделала для того, чтобы вот так снова стоять и видеть его? Что пришлось пережить? Так много потерь, столько жертв. Для того чтобы понять, что то, что произошло, – неизменно. Ведь я действительно сделаю это. Верну туда, откуда оно пришло. Даже если это он. Потому что нельзя менять ход вещей. Из-за постоянного чувства вины допустить столько ошибок. Смертельных ошибок. Только я виновата в том, что сейчас случилось с моим ребенком. Из-за собственного эгоизма.

Почему живые хотят вернуть умерших? Страх перед смертью работает так. Мы хотим этого для себя – не для них. Чистый эгоизм. Как я без него? Что мы будем делать? Я так много не успел ему сказать? Почему мне так больно? Слишком много про нас. Критично мало про них. Страх неизвестности, ужас неотвратимости конца. Почему я так сильно хотела этого? Ведь все так понятно сейчас. Мертвое никогда не станет живым.

Чья-то смерть или ломает тебя, или учит чему-то и дает нечто новое. Нет, мы не видим этого сразу, купаясь в своей боли, взращивая и лелея страдания. Ничто не приходит из ниоткуда и не уходит в никуда. Научиться видеть это – вот что действительно сложно. Ведь умирая, человек не забирает с собой все, что остается с тобой. Воспоминания, чувства, мысли. Как здесь обрасти цинизмом и найти для себя плюсы в том, что так произошло? Отвратительная правда бытия. Меня сломало. Если бы не мой сын – возможно, навсегда. Поэтому мне так больно видеть Мэри. Поэтому Эрик никогда не сможет простить себя. С появлением ребенка я действительно поняла, что это такое – человек, за которого ты готов отдать жизнь.

– Сколько ему? – сначала даже не поняла, к кому обращается призванный.

Морозная свежесть. Не жженый запах, застрявший в глотке. Эрик восстанавливался, распространяя вокруг себя волны спокойствия. Он собрался. Холодная голова Крейна – залог успеха. Осирис приходил в себя.

– Шесть. Вчера, – уверенный голос Крейна огладил мой затылок, задевая дыханием волосы.

Удивленно вздернутые брови Ра. Разочарование в зеленых глазах. Быстрый взгляд на меня и обратно. Я даже не успела его поймать. Внутри проснулось желание объясниться, но я тут же вспомнила, кто передо мной. Это неважно. К нему это точно не имеет никакого отношения.

– Поздравляю. Значит, ты все же добился, чего хотел, друг, – скулы призванного напряглись, а рот исказила ухмылка, – гораздо раньше моей смерти, как я полагаю. Если это, конечно, не мой сын, – злой прищур заставил меня сделать шаг в сторону, чтобы не находиться меж двух огней.

– Не волнуйся. От тебя ему досталось только имя, – Крейн, как и прежде, был спокоен.

Не-Макс повернулся ко мне и неожиданно улыбнулся. Вздрогнула, отгоняя от себя воспоминания. Снова напомнить себе, что это не он. Еще очень долго бить себя рукам, пока оно будет жить. Пока я буду поддерживать ложную жизнь в теле, которое по всем законом после упокоения просто невозможно было поднять.

– Не смотри на меня. Я не имею никакого отношения к этому, – призвав потоки, почувствовала, как родное тепло послушно растеклось по пальцам, обволакивая и приготавливаясь, – так ты поможешь?