Атлантический Штамм

Луи подключился к этому грязному делу и сумел приостановить ввоз опиума сначала в Нант, а потом и на всей территории Атлантики. Это было примерно за четыре года до моего прихода в его империю. Конечно он понимал, что полностью искоренить столь грязное дело невозможно, особенно когда в стране такое огромное количество мигрантов, которые и являлись основными перевозчиками и потребителями отравы.

Но взяв под свой контроль ввоз драга, он свел его к ничтожно малым крохам, перенаправив основные потоки в соседние Германию и Италию. На грандиозной сходке нарко-баронов, произошедшей на острове Йе департамента Вандея за два года до моего появления у него, опять же слов Эдмона, Луи договорился о том, что «его земли» не будут плацдармом для торговли ни среди мигрантов, ни среди французов. В обмен на это он договорился помогать с транзитом в соседние страны, и наши люди регулярно ездили туда, рискуя собой, провозили драг через итальянскую и немецкую границы. Это был рискованный бизнес, но Луи оправдывал этот риск тем что таким образом он защищает Атлантику.

– Пусть лучше передохнут итальяшки с фрицами, – говорил он нам на собраниях в своем огромном кабинете, – но здоровье наших людей, честных и трудолюбивых бретонцев не должно страдать. Мы все – люди единой белой расы, мы любим свою страну и свой народ. Немцы уже давно не немцы, у них всем заправляют турки и арабы, в их школах немецкой речи даже не слыхать. Они проиграли эту войну, зачем их нам защищать?

В его голове удивительным образом сочетались интернационализм (в нашей команде работало полно арабов), левый социализм (все мы зарабатывали примерно одинаково, дабы в «Семье» не возникало зависти друг к другу) и правый самый что ни есть махровый экстремизм, граничащий с фашизмом. Он вовсю привечал в «Чат-нуар» различных политиков правого толка, особенно частыми гостями у нас были члены Национального фронта, созданного в 70-х годах знаменитым Жан-Мари Ле Пеном. Луи безо всякого зазрения совести именовал их своими друзьями, несмотря на то что многие из них придерживались откровенного фашизма и были потомками пособников германских нацистов, как уже упомянутый мною Лидалю́.

Нант стал для меня мощнейшим стартом карьеры, за первые два года жизни здесь и работы на Седого Луи я узнал столько, сколько не мог даже рассчитывать узнать на своем острове среди чаек и рыбной чешуи. Сердце мое горело яснейшим факелом надежды исправить мир – это сказывались гены отца, ну и наказать виновных во всех бедах нашей многострадальной страны. Каким же образом это сделать, я естественно, не знал и полностью доверил свою судьбу в руки стального старика с белыми волосами, в котором видел спасителя отечества и мудрейшего из смертных.

Через день после разговора с боссом мы с Эдмоном и пятью нашими ребятами выехали на поезде в бретонский Брест на встречу с представителем наркокартеля из Пуэрто-Рико, доном Мигелем Эспиноса по прозвищу Краб. Мы везли к нему вопросы, на которые очень хотели получить своевременные ответы.

Мы ехали два часа, во время поездки Эдмон усиленно просвещал меня касаемо предыдущих переговоров.

– Ты помалкивай, говорить буду я. Если будут что-то спрашивать, ссылайся на меня.

– Я еду туда учиться, я прав?

– Именно. Старик наш в тебе очень уверен и просил меня дабы я натаскал тебя как следует в дипломатическом искусстве. Поэтому слушай и запоминай.

За окнами проносились чарующие пейзажи Атлантической Франции.

– Этот Краб, или Эспиноса, еще тот тёртый калач. Ему шестьдесят лет, из которых сорок он занимается торговлей драгом, работорговлей, производством порно и еще черт его знает, чем. Он мафиозо самого высокого пошиба, причем учти, что последние пятнадцать лет он сидел в тюрьме Мо в Шоконене, и при всем при этом умудрялся держать в своих руках весь свой бизнес, не упуская ничего. Его выпустили по амнистии пару-тройку лет назад, и он как бы отошел от дел, но это не так. Официально главой его клана стала его старшая дочь Ирма, еще та стерва. Она была с ним на той самой сходке на острове Йе, я тоже ездил туда в свите Седого.

– Почему Краб, кстати?

– Он обожает крабов на завтрак, обед и ужин. Жрет их как не в себя. Несмотря на то что у него проблемы с желудком, он тем не менее не отказывает себе в этом удовольствии ежедневно.

Далее Эдмон рассказал, что именно Эспиноса первый поддержал Луи в его начинании очистить Атлантическую Францию от наркотиков, несмотря на то, что был главным поставщиком в эти края много лет. Он рассудил, как типичный прагматик, приняв доводы Луи: если продолжать ввозить драг такими же темпами, тогда через пять лет его некому будет тут продавать.

С 80-х годов, когда страну захлестнула очередная экономическая депрессия, вызванная во многом откровенно популистской политикой Франсуа Миттерана, опирающегося на самые трущобные низы, наркотрафик расцвел здесь небывало. По рассказам Седого Луи, в те годы каждая школа, каждый интернат, каждый университет страны были рассадниками заразы. Никакая борьба полиции с наркодилерами не давала результата и прежде всего из-за чрезмерной коррумпированности местных управленцев, глав департаментов и коммун, морских чиновников и даже высших офицеров морского флота. Все пытались нажиться неимоверно на столь огромном потоке наркотиков, но благодаря той самой встрече на Йе, которую мы все про себя именовали «Стальным пактом», дело постепенно выправилось.

Эспиноса согласился перенаправить потоки антильского опиума в Германию и Италию, а Седой взял на себя все вопросы логистики по территории Франции до немецкой и итальянской границ. Мало того, пуэрториканец согласился инвестировать миллион долларов в строительство клиники для лечения наркозависимых в Париже, и скорее всего, во всяком случае, мы так думали, его выпустили из тюрьмы именно после этого.

И вот к этому человеку меня вез мой старший товарищ Эдмон, для того чтобы мы задали вопросы прожжённому жестокому мафиози.

Да, мы рисковали. Но со слов Седого, нас никто не смел бы и тронуть пальцем, так как нарушить «стальной пакт» было бы равнозначно объявлению войны. А этого не хотел никто. Эспиноса болел, у него был, по слухам, рак кишечника, ну или же некая иная тяжелая болезнь. Мучающая его долгими запорами. Из-за которых он, опять же по слухам, не мог «облегчиться» неделями, что вызывало у него дикую агрессию. Эдмон даже пошутил, что мол, надеемся, что приедем к тому моменту, когда «Краб просрется».

Нас встретили люди Эспиносы, поголовно все смуглые парни с серьгами в ушах и банданах. Молча они разместили нас в четырех своих огромных джипах и помчали к морю.

Ехали молча. У самого побережья, в уютной бухточке нас ожидал катер. Мы выгрузились из автомобилей, сопровождавшие нас мафиози вежливо, но настойчиво пригласили нас пройти на него.

– Босс чувствует себя не очень хорошо, – пояснил нам старший, – ему необходим постоянный свежий морской воздух. Он ждет Вас на своем судне.

Эдмон заметно нервничал, а вслед за ним вибрировать нервами стал и я. К тому же наших пятерых ребят быстро оттеснили, оставив нас вдвоем.

Мы пытались протестовать, на что был получен ответ: «Вы наши гости, и мы отвечаем за Вашу безопасность. А разговаривать босс будет только с теми, кто наделен полномочиями».

Спустя пять минут мы уже мчались, рассекая Атлантику. Впереди расстилалась водная гладь. Где-то вдалеке справа по борту маячил крохотный островок. Катер огибал залив с юга и постепенно все больше углублялся в океанские недра.

Липкое чувство сквозило по каждой клеточке моего тела. Ведь нас сейчас легко могли скинуть в воду, привязав камни к ногам, и никто никогда нас не нашел бы. Мы были полностью во власти чужаков, ведущих себя конечно же сейчас сдержанно и корректно, но ведь им просто пока не сказали: фас!

За все время как мы сошли с поезда, мы ни словом не обмолвились с Эдмоном. Было ясно, что переговоры впереди предстоят непростые.

Наконец катер стал сбавлять ход. Рядом с островком Уэссан мы увидели белую двухмачтовую яхту под флагом Франции.

Мы поднялись на палубу. Гвалт чаек снова начал нагонять тоску, напоминая мне о своей недавней полунищей юности. Оглядевшись, мы поняли, что нас тут уже ждали.

Яхта была роскошна, как и всё имущество, которое окружает обычно наркобаронов. Как в лучших фильмах про гангстеров, тут все блистало золотом и королевской роскошью. После апартаментов скромняги Луи мне все это казалось до боли отвратным.

Сам «Краб» ожидал нас на корме, восседая за богато сервированным столом. Батарея из разнокалиберных бутылок и морских деликатесов давала понять, что хозяин не чурается обжорства, мало того, злоупотребляет им.

Выглядел он старо, и честно говоря противно. Жирное брюхо, волосатая грудь, которые не могли скрыться под накинутым на его плечи халатом, лысина. У него была седая недельная щетина и почти белые усы. Узкие глазки начали сверлить нас с первых минут появления.

– Луи мой старый приятель и друг, – он радушно кивнул на стоящие перед ним два плетёных стула, – я вижу, что он вовсю привлекает к своему бизнесу молодежь. Это правильно, ведь новый век уже стучится к нам в двери. – его французский говор был почти безупречен.

Нас предупредили что по первому приглашению садиться нельзя, это мол, может его обидеть. Черт, какие же обидчивые эти пуэрториканцы. Поэтому мы остались стоять, сложив руки перед собой.

– Мы Вас приветствуем, дон Мигеле. Седой Луи просит засвидетельствовать вам его почтение, – мы оба слегка наклонили головы в знак доверия и радушия.

– Передайте ему что я искренне рад, что его молодые посланцы навестили меня в моем скромном убежище. К сожалению, мои болячки не дают мне возможности лично нанести визит моему дорогому другу и партнеру. Проклятые врачи совсем меня в гроб вогнать хотят.

Мы молчали. Знали, что говорить должен он, во всяком случае вначале.

– Тебя зовут Эдмон? – он кивнул моему другу.

– Да, дон Мигеле. Я доверенное лицо Луи.

– Знаю, знаю, – он закашлялся, – про тебя многое известно. Луи не станет присылать ко мне молокососов. Я уверен, что он бы мог и сам приехать ко мне, погостить пару дней, тут такая чудесная сейчас погода.

Жирный волосатый мафиози мечтательно посмотрел куда-то в морскую даль. Он мне стал неприятен с первого мгновения, как я его увидел, но я вынужденно улыбался. Моя работа становилась, черт побери, все более ответственной.

– Я знаю для чего вы здесь, ребята, – его голос стал металлическим, тотчас выдав его натуру, – и я скажу Вам одно: посылка не моя. Я свято блюду пакт. Никто из работающих подо мною дилеров не решился бы на это самоубийственное действо. Никакая прибыль не спасет никогда и никого от моего гнева. Вы слыхали об этом что-нибудь?

Я кивнул, хотя не слыхал. Слава богу, что Эспиноса не заметил моего кивка, иначе если бы он спросил меня, я бы не нашелся что ответить. Эдмон тотчас понял мой промах и переключил внимание на себя.

– Дон Мигеле, о способах Вашей праведной мести наслышан каждый в нашем департаменте и за его пределами, – Эдмон красноречиво показывал свое полнейшее расположение, – мы все здесь уверены, что нам не придется никогда узнать о них вживую.

– Ты очень правильно говоришь, хороший мой, – Эспиноса засмеялся и указал нам на стулья во второй раз.

Теперь уж мы со спокойной душой сели, зная, что проверка пройдена.

– Это твой партнер, я полагаю? – он кивнул на меня, задавая вопрос Эдмону.

– Да, его зовут Начо Видаль. Он работает у нас почти два года. Луи ему доверяет.

Я чувствовал, как меня буквально буравят глаза толстого мафиози. Скажу честно, это было поганое чувство.

– Начо, хмм, откуда ты? – впервые он обратился ко мне лично.

– Я вырос на Бен-Иль, дон Мигеле, – вежливо отвечал я, – и окончил там школу.

– Так, это же остров Жозефины? Тот самый, где форт Вобана?

– Да, дон Мигеле. Тот самый.

– А кого ты знаешь с Бен-Иль? – он прищурился на меня, словно питон на мышь.

Я понимал, что здесь необходимо ответить правильно. Начиналась рулетка.

– Меня как-то допрашивали комиссар Жанэ, а также его сын. По делу о непреднамеренном убийстве.

– Ты знаешь обоих Жанэ? Ах, они прохвосты еще те, – он скрипуче засмеялся, – ээх, давненько я не общался с ними обоими. Старику уже точно пора на покой, а вот его сынок еще тот тип. Он пытался выкупить у меня квоты по торговле драгом. Я его, естественно, послал. Я же работаю с Луи.

Я понял, что не ударил в грязь лицом. А подонок Жанэ-младший еще тогда показывал свое истинное нутро.

– Ладно, господа, предлагаю покушать. Что-то у меня желудок стал урчать, – он стал весел и благодушен, – давайте, пообедайте со стариком.

Перед нами моментально появились столовые приборы. «Краб» начал в прямом смысле жрать, закидывая в себя гигантскими порциями морепродукты, смачно чавкая и создавая вокруг себя амбре из регулярных отрыжек и отвратного испускания сероводородных газов из своего больного кишечника. Эдмон мне кивнул, мол, ешь, но без энтузиазма.

Стол был роскошен. Морепродукты лежали горой, Эспиноса выбирал из груды какого-нибудь очередного омара, отгрызал у него смачно конечность, толстыми пальцами сдирая панцирь. Ел он конечно, сверхотвратно, но все окружающего его телохранители, похоже, давно привыкли к подобному и стояли с каменными лицами.

Остатки поедаемого немедля выкидывались за борт, что побудило огромное количество чаек, постоянно кружить над нашей яхтой. Их гвалт травил мне душу.

Эспиноса говорил о всякой ерунде, вспоминал молодость, трепался в общем, обо всем подряд, только не о делах. Я украдкой взглянул на свой хронометр, мы уже находились тут не менее двух часов. Эдмон под столом больно ущипнул меня за коленку, мол, не смей так при хозяине.

Неожиданно раздалась женская речь по-испански. Мы все дружно повернули голову, к нам шла, покачивая крутыми бедрами, завернутая в длинное полотенце, молодая женщина.

Подойдя к Эспиносе, он наклонилась и чмокнула его в щеку. Слегка приобняв, поглядела на нас, оценивающе проведя взглядом снизу вверх. Мы, как истинные джентльмены, тотчас же встали, приветствуя даму.

– Моя сладкая любимая единственная доченька, Ирма, знакомьтесь, господа, – Эспиноса растекался перед ней словно мед.

Видно было, что его звериный характер становился шелковым при виде этой фигуристой русалки, словно только что вышедшей из морской бездны. У нее был типичный латиноамериканский типаж: невысокий рост, черные как смоль длинные волосы, голос с хрипотцой и просто атомная бразильская попа, с которой того и гляди полотенце грозило соскочить на палубу. Я откровенно засмотрелся и похоже, сделал это с непростительной задержкой, ибо она явно заметила мой взгляд и с легкой насмешкой подмигнула.

– Я тебе глаза выколю!!! – прошипел тихо Эдмон, пока мы стояли, наклонив голову в почтительном полупоклоне, – что ты пялишься на нее, идиот!!

– Господа, прошу Вас уважать мою дочь, как и меня, все что говорит она, значит это говорю я, – Эспиноса позволил девушке присесть себе на одно колено, она при этом что-то щебетала ему по-испански в ухо. На ум мне пришло сравнение: жаба и лебедь! Наверное, на моем лице появилось чересчур мечтательное выражение, потому что Эдмон снова ткнул меня в бок.

– Мы уважаем Вас, дон Мигеле и всю Вашу семью, – ответил мой друг, – дружба наших семей есть залог спокойствия в стране.

– Правильно говоришь, парень, ты прав! Люблю понятливых. Ирма если что, ведет многие мои дела, многие дилеры едут напрямую к ней решать все оперативные задачи. Вам скорее всего часто придется, иметь с ней дело. Душа моя, тебе по нраву эти молодцы? – он обратился к девушке, при этом махнув своей толстой рукой в нашу сторону.

Ирма буквально просверлила нас взглядом. У нее были очень жгучие черные глаза, которыми она казалось, проникала насквозь натуры человека. Я сначала отвел взгляд, но потом заново посмотрел в ее глаза: в них плескался бескрайний Атлантический океан! Она была чертовски привлекательна, хотя красивой назвать ее было сложно, неправильные черты лица, нос с горбинкой, короткие ноги. Но при этом от нее исходила волна мощной энергии, от которой буквально пересыхало во рту.

– Папа, эти двое сопляков должны еще показать на что они способны, – её французский был с сильным испанским акцентом, но говорила она правильно и без запинок.

Мигеле расхохотался.

– Моя маленькая девочка утрет нос еще ни одному боссу, – он откровенно любовался ею, – слышите, парни! Не дай бог ей палец в рот положите, откусит до плеча, – он снова захохотал, но внезапно его лицо скрючилось в гримасе боли, он захрипел, схватившись за живот.

Началась суета. К ему бросились телохранители, но он грозным окриком заставил их остаться на своих местах. Ирма что-то сказала ему, подала ему какой-то пузырек с жидкостью, которую он капнул на язык и на несколько минут застыл, глядя куда-то вдаль.

Мы все ждали. Чайки наверху заунывным гвалтом вынимали мою душу.

Наконец он натужно улыбнулся.

– Проклятая язва меня добивает, а чертовы врачи говорят, что я должен бросить жрать и пить ром. Им дуракам невдомек, что я без этого за пару дней скопычусь. Я с восьми лет так живу и не собираюсь меняться, – толстый наркобарон, похоже, изнемогал в борьбе со своим недугом.

Раздался звонок. Один из его подручных почтительно подошел к своему боссу, неся в руках огромный радиотелефон с просто километровой антенной. Поднес к его уху.

Эспиноса что-то сказал кратко по-испански в трубку. Несколько секунд слушал, судя по всему ответ, после чего кивнул и телефон тотчас же унесли.

– Ирма, найди пожалуйста своему непутевому папаше бумажку и карандаш, – попросил он.

Всё просимое им появилось на столике у него незамедлительно. Мигеле взял карандаш и что-то черкнул на бумажке, после чего попросил Ирму передать ее нам. Мы снова моментально вскочили со своих мест, почтительно наклонив головы. Девушка подошла и словно несколько мгновений размышляла, кому из нас передать бумагу, и вдруг повернувшись ко мне, протянула руку.

– Это для дона Луи, – сказала она своим хрипловатым голосом, – передайте ему что за эту услугу он нам ничего не будет должен. Ну разве что маленькую какую-нибудь просьбу в будущем, – она на полсекунды задержала свою руку в моей, я почувствовал её гладкую молодую кожу. От нее пахло морем и солью, ну и слегка по́том, приятным, щекочущим ноздри. Какой же я конченный бабник, подумал я, даже в такой ситуации.

– Эдмон, твой напарник похоже, приглянулся мой дочурке, – снова захохотал хозяин яхты, – смотри, бумажку ведь не тебе отдала!

– Мы благодарны Вам за доверие, дон Мигеле, – Эдмон постарался с честью выйти из ситуации, – сеньорита Ирма, Вам отдельное почтение от всех нас и дона Луи.

– Ладно, у меня сеанс лечения, – махнул рукой Эспиноса, отпуская нас, – мои люди отвезут Вас в Брест.

И снова море, рев катера. Бескрайняя морская даль вокруг. Миллионы тонн соленой воды. Когда мы огибали яхту, я не выдержал и оглянулся. Ирма стояла на корме с бокалом в руках и пристально смотрела нам вслед.

На берегу нас ожидали наши ребята. Они по-прежнему сидели в одном из джипов под бдительным вниманием смуглой охраны. Завидев нас, заулыбались, явно было что нешуточно переживали за наше возвращение.

Старший из сопровождавших нас пуэрториканцев протянул нам обоим руку.

– Дон Мигеле редко кого так балует своим гостеприимством, мало того, знакомит со своей дочерью. Вы заслуживаете его уважения. Передайте дону Луи наши приветствия и почтение, – он говорил, смешно коверкая французские слова вперемешку с испанскими жаргонизмами, – с вашими друзьями ничего тут ни за что не произошло бы. Мы их покормили даже, заказали пиццу и фанту. Но безопасность босса требует, чтобы на борту были только вы двое, поэтому прошу без обид. Вас отвезти на вокзал?

– Благодарю, мы еще не купили билетов. Доберемся сами, – Эдмон хотел, как и я поскорее избавиться от их назойливого присутствия.

В течение минуты все пуэрториканцы собрались, попрыгав в свои джипы и умчались прочь.

Мы наконец выдохнули.

– Вызови сюда такси, – велел Эдмон одному из наших, – пора ехать домой.

Пока ждали машину, он позвал меня отойти с ним в сторонку. Неспешно прогуливаясь невдалеке от бухты, мы наблюдали бойкую работу прибрежных кафе, таверн, шум и гам отходящих и причаливающих небольших судов. Брест был одним из важнейших портовых городов страны и немудрено что Эспиноса основал тут свою резиденцию.

– У него тут схвачено буквально всё, – негромко рассказывал мне Эдмон, жадно куря свою египетскую папиросу, – мэр, комиссар, начальник порта, все таверны. Он тут негласный хозяин, считай, что мы на его земле. Грамм драга тут невозможно продать, не поставив его в известность. Кстати, давай сюда бумажку.

– Но Ирма отдала её мне, – пытался я протестовать.

– А задание поручил Седой мне, – разозлился мой друг, – и вообще, я хотел тебе набить морду за то, что ты так на нее таращился. Ты мог погубить все наше дело. Ты хоть знаешь кто она?

– Его дочь, – наивно отвечал я.

– Не просто дочь. Она переняла от него все его худшие черты. Обожает смотреть как мучают его врагов, лично отрезала им пальцы, при это дико хохоча. Он её жутко избаловал, хотя надо признать, что интеллекта у нее хоть отбавляй. Когда она официально стала его советницей, дела у них круто пошли в гору, она помогла ему выйти из тюрьмы, сумела наладить множество каналов поставки в Англию. Но она чертовски опасна, пойми ты. Ей нельзя ни в чем отказывать.

– Черт подери, Эдмон, и что теперь. Ведь бумажку реально отдала она мне, а не тебе. По любому Эспиноса спросит потом у Луи, кто передал ему бумагу. Если уж эти пуэрториканцы так блюдут условности, то эту мелочь тоже надо учесть.

– Ммм, ладно, черт с тобой. Но опять же, у Луи буду говорить я. А в бумагу заглядывать не вздумай, это право имеет лишь босс.

Обратно мы ехали почти без разговоров. Я понимал, что Эдмон ревнует, чувствуя мой карьерный рост и скорее всего, он уже начинает ощущать во мне конкурента своему влиянию на Луи. Это было неприятно и в Нанте я собирался с ним это по-доброму обсудить.

Седой был с гостями в разгар вечеринки в «Чат-Нуар». Когда ему доложили о нашем возвращении, он тотчас же оставил всех и прошел с нами двумя в свой кабинет.

– Мигеле мне уже позвонил и вкратце все сообщил, – Луи похоже был доволен результатом нашей миссии, – давайте бумагу.

Я достал ее из кармана и передал ему. Она была сложена вчетверо.

Он глянул буквально на секунду, после чего разрешил посмотреть нам. В бумаге стояло всего одно имя: Антон Дюбуа.