Хранители Ладгарда

Первая часть

Андрагаст. Первый хранитель

1 Глава

Ведагор

Смоленская область 1082 год за три дня до празднования летнего солнцестояния.

Ветхая избушка стояла особняком и была пристанищем жреца, или, как его ещё называли, кудесника из-за владения заговорным словом. Её построили неподалёку от капища – языческого храма с идолами.

Черноволосый старик в сером одеянии сиживал на глиняном полу и что-то бормотал под нос, закатив глаза. Перед ним лежали ритуальные карты, разложенные в только ему известном порядке.

В помещении царила темнота. Сквозь отверстия в стене падали солнечные лучи. Они образовывали символ Чернобога – Навник, перевёрнутый треугольник с выступающими по краям линиями, сверху над которым нависал небольшой ромб. Если приглядеться, то символ напоминал голову козы. Никто не осмеливался входить, тем более прерывать ритуал. Лишь глупцы могли совершить столь безумный поступок и навести на себя гнев жреца.

Когда наступили тяжёлые времена, усиленные христианизацией земель, не желавшие расставаться с верованиями отцов и предков язычники, поспешили уйти на окраины, в глухие лесные местности как можно дальше от ра́звитых городов.

Они оставили всё, что им дорого, и отправились вместе туда, где им никто не смел повелевать, какому божеству молиться, языческому абы христианскому. Взяли в дорогу лишь самое необходимое.

Главеш искренне веровал, что Боги благословят в столь сложный час. Так, оно и вышло. Блуждая в поисках подходящего для житья места, им повстречался жрец Ведагор, который и указал дорогу в Кривой рог, где среди болот, отыскали безопасное убежище. Срубили избы, соорудили капище и другие хозяйственные постройки для нужд. Поначалу обратились к кустарному промыслу, лес, река, болота, предоставляли им такую возможность: лыкодерство, бортничество, рыболовство, охотоводство. Наладили процесс сыродутного производства железа из болотных руд, что давало мягкий металл – крицу высокого качества. Начали вести торговлю стальных изделий. Казалось, житьё-бытьё налаживается, однако жизнь в общине с каждым годом становилась тяжелее. А виной тому послужил страх людской. Дабы не навести гнев со стороны властей и церкви, простолюдины, и те, кто побогаче, всё чаще отказывались от общения с людьми, ставшими вне закона по своей вере. Но оставались и те, кто предпочитал двоеверие или двоемирие, таким образом, удавалось сохранить жизнь и местоположение в обществе. Неурожай последних лет, сильно осложнил положение беглецов, хотя жители каждую седмицу преподносили дары богам, устраивали пиры и игрища.

Рослый, широкоплечий мужик средних лет, но уже без могучих мускулов, коими бахвалился ранее, с распущенными русыми волосами до плеч, с густой растительностью на лице, ворвался в хижину. Он был взбешён, настолько, что посмел ступить на священную землю без позволения, с лёгкостью справившись с учениками жреца, охранявшие покой учителя. Главеш глупцом не слыл. Он был старейшиной в поселении язычников.

Жрец, не обращая внимания на Главеша, сидел неподвижно, только тембр и интонация менялись: громче, тише, почти беззвучно. Несколько раз резко подпрыгивал, вытягивал руки, сопровождая действия бормотанием, что заставило веронарушителя попятиться назад. Неожиданно служитель хлопнул ладонями, замолчал, исчез из видимости, сливаясь с полумраком. Главеш испугался, на миг впал в кратковременный ступор.

Рванул к выходу, споткнулся обо что-то, упал, громко выругался и, тут же пожалел о несдержанности. Угнетающую тишь пронзил спокойный, ровный голос:

– Творец молнии, Перун гневится! Невзгода пришла оттого, что и Велес злым духом обернулся, дабы сокрушить люд…

– Как же так?! Чем же не угодили им смертные?! – истошно заорал старейшина, одним рывком поднявшись. – Это ты избранный для продолжения их дела на земле: поддерживаешь огонь, сказываешь, когда праздновать, возносить моления, подносить подношения. Нарекаешь лучшие дни для посева и сбора урожая, указываешь на изменения погоды. Отчего же люд страдает, коли ты не справляешься? Выходит, голод напал из-за тебя? Сохраняешь традиции и несёшь древнюю веру людянам, а народ молвит, что иноземный владыка более благоволит своим детям, коли они живут лучше, а? Авось боги на тебя злобу затаили, а страдает люд, утратил способности, коли не слышат мольбы, иль недоглядел? Правду говори! Мы порешаем, как быть…

– Бойся, нелюдь! Сам не ведаешь, что говоришь… Предупреждал, встанешь не на ту тропу, погибели не избежать… Негоже небеса винить, ежели не сделал, того, что велено было, – закатанные белёсые глазницы вгоняли в дрожь, но Главеш словно не слышал, продолжал обвинять во всех бедах. – Говорил же, пришлым не место среди нас, не послушал, принял в общину. Прокляты они. Дитя их…

– Ведагор… – прервал Главеш на полуслове. – Видят боги, мы исправно выполняли наказы, но нынче брату туго живётся. Пустой болтовнёй сыты по горло… Даём время до восхода солнца найти решение. Ино, не смогу более сдерживать люд. – Повернулся спиной, направился к выходу, когда длань жреца впилась в плечо.

– Угрозы не страшусь! Слушай и внимай! В день летнего солнцестояния, когда граница между мирами особенно тонка, жизнь и смерть должны стать едины. Подле настанет всеобщее благоденствие.

– Что… Что это значит? – пробубнил старейшина, поубавив спеси.

– В день летнего солнцестояния, в праздник очищения, когда расцветёт цветок папоротника, магическое пламя и живительная вода окропят тело дитя пришлых. Но, знай, ежели жрети не случится, то кровавые слёзы прольются на земную твердь братьев твоих.

– Что ты такое трепишь? Мы не приносим в жертву себе подобных! – возмутился Главеш, – только животных! Народ не согласится… Мальчишку на жертвенник? Напряжение подскочило ещё выше. Старейшина повернул шеей, не решаясь нарушить тишину. Вскоре перестал ощущать тяжесть на плече, огляделся, в хижине никого не обнаружил. Прохладную полутьму нарушало прерывистое дыхание, затем скрип отворяющейся дверцы и твёрдые шаги, удаляющиеся восвояси.

– Я нашёл дитя, хозяин, – молвил Ведагор, обращаясь в пустоту, – жрети свершится и мальчишка умрёт. А вместе с ним и надежда смертных на спасение.

– Да пробьёт час смерти? – послышался властный приглушённый голос. – Да погрузится мир Яви во тьму.

2 Глава

Наказание

Среди болот на левом берегу Громовки затерялась от людского ока деревушка под названием Кривой рог. Смутный проблеск наступающего рассвета, проник в окна небольшой избёнки, разбудив мальчишку десяти годков отроду. Уткнувшись в соломенник, он спал на полати – деревянном настиле. С наступлением холодов высокие лежанки устраивали под потолком между печью и стеной, а в летнее,  напоминали скамейку. Сегодня для Ладара наступил важный день: отец обещал взять на охоту и даже самому натравить зверя, после чего он смело мог назвать себя отроком. Настал тот час, когда сбудутся мечты, и отец наконец-то будет им гордиться. Довольная улыбка расплылась по детской мордашке с весёлыми веснушками на щеках. Быстренько огляделся: в крошечной избёнке было всего одно помещение.

 Вдоль стен тянулись лавки, на коих лежали высушенные растения. В дальнем углу, по диагонали от печки располагалось самое важное и почётное место – красный угол. Иконы выставлялись только в позднее время, перед трапезой, а после убирались в сундук, чтобы не прознали односельчане о том, что поклоняются они христианскому богу. Здесь же стоял дубовый стол на широких ножках. В противоположном углу красовался огромный старинный сундук с железными петлями.

Ладар оглянулся и, убедившись, что взрослых нет, подошёл поближе. Крышка сундука была приподнята, хотя в последний раз отпиралась год назад: в тот день отец строго-настрого запретил подходить к сундуку.

В памяти всплыли яркие воспоминания:

"На улице стояла холодная дождливая погода, какая бывает в начале весны. Вся деревня готовилась к Именинам домового. В этот значимый день было принято чествовать Домовитого хозяина и гулять всю ночь, до первых петухов. Яра выпекала из постного ржаного теста "лествицы" по народному – угощение лесенки, состоящие из двенадцати ступенек, по числу месяцев в году. Домовой – Главный дух и хранитель очага, должен прийти и отведать лакомство, а после навести порядок, и в течение года вести спокойно, не вредничать, не шалить, ежели ему, что не по нраву. Ладар мал был, всего-то девять годков, не удержался, стащил лесенку, да так неудачно, что блюдо с угощениями для Домового грохнулось на пол. Из двенадцати лествиц осталась только одна со всеми ступеньками. Яра поворчала, окинула сына сочувственным взглядом, начала собирать остатки некогда красивейшего угощения. А Ладар словно к земле прирос, держа на ладони сладость, глазел на неё. Нет, чтобы броситься помогать…

Как назло, вернулся отец. Сразу понял, что к чему. Ладар даже не успел  оправдываться, схватил за локоть. Ярину захлестнула жалость, кинулась защитить дитя, но родя покачал головой, шепнул: "Не нужно!" Поволок во двор, задрал сорочку (Ладар носил отцовскую, длиннющую) и прутиком по пригожему месту. Мальчуган вопил, извиняясь за содеянное, но отец словно не слышал, и воспитательный процесс продолжался.

Андрагаст-то знал, что сын в очередной раз ослушался, применил магические способности, слово не сдержал, за что и был наказан.

"Тятя" – так уважительно называл Ладар отца, обрушив гнев, ушёл, оставил сына неподвижно стоять, всхлипывая и, размазывая по физиономии слёзы левой рукой. В правой, что есть мочи сжимал сладость, от которой остались лишь крошки.

 Мелкий дождик моросил, приносил облегчение, а больное место, горело словно заклеймённое и не смазанное салом. Вдобавок не взяли с собой на празднование. От обиды и досады, залез в сундук, даже не переоделся, так в мокром и заснул.

  Сундуки служили не только для хранения скраба, но и заменяли спальное место для малышей, особенно в больших семьях. В таких случаях их ставили возле печки, в самом тёплом месте, но не самом безопасном. Однако, сын подрос и отец смастерил для него полоть, а сундук поставили вплотную к углу избы. Залезая внутрь, Ладар упёр крышку в стену. Проснулся он от грохота. Ноги свело судорогой, одежда прилипла к саднящим ссадинам. Неподъёмная крышка захлопнулась, и спасительное убежище превратилось в смертельную ловушку.

Мрак, вязкий и тяжёлый, окутал Ладара, пленяя, сдавливал грудь. Внутри всё сжалось от панического страха, дыхание перехватило, сердце заколотилось – вот она смерть, подумалось в тот миг. Страх перерос в панику.

– Тяяяятенька! Маааменька! Ну кто-нибудь… помогите! Я здесь, в сундуке… – Ладар бил руками и ногами по крышке, быстро сбив костяшки пальцев в кровь, голова закружилась и в шаге от потери сознания, вдруг ощутил, как с головы до пят пробежала слабая дрожь, которая, то утихала, то возобновлялась. Она разлилась по всему телу, наполняя каждую клеточку, живительной силой. Поток воздуха, ворвавшийся из ниоткуда, донёс ароматы трав и цветов. Неприступные стенки уже не давили, их просто не было. Мальчик с жадностью глотал воздух. Сознание возвращалось, а вместе с ним и понимание того, что он падает. Падает стремительно… Минуту, может быть две, и он рухнул на что-то мягкое. Вспышка яркого света, окончательно привела Ладара в сознание. Прищурившись, он попытался рассмотреть, где очутился.

Как оказалось, свалился на скирду – плотно сложенную и сужающуюся кверху массу сена, продолговатой, прямоугольной, двускатной формы, предназначенную для хранения под открытым небом, только вот выглядела иначе, чем в поселении. От удара вверх поднялось облако серебристых звёздочек, они искрились и переливались, но после маленькие паутинки под тяжестью веса, потемнели, поползли по нему, обволакивая тело белёсыми нитями. Ладар с каждой минутой напоминал насекомого, пойманного в паутину, где злая паучиха поспешно завернула в плотный кокон, чтобы не смел шелохнуться, оставив лишь голову.

На безоблачном небе сияло яркое солнце, но, как ни странно, светило оно по-июльски жарко, приятно согревая и лаская. Ладар повернул голову вправо. Его взору предстали высокие седые деревья, как будто их покрывал пушистый снег, защищая от нещадно палящих лучей. Плавно покачиваясь, они синхронно двигались в его сторону, размахивая ветвями, чем-то напоминавшие человеческие руки.

 Ладар зажмурился, резко открыл глаза, мотнул головой, прогоняя наваждение, хотел закричать, но горло сдавил предательский комок. Он дёргался, извивался, но кокон с каждым движением сдавливал всё сильнее. Ни одно заклинание не лезло в голову, будто разом отшибло.

– Пусти, кому говорю! – послышался угрожающий голос мальчишки. – А то, худо будет!

Вдруг до него донеслись голоса. Ладар замер, прислушался, стук собственного сердца заглушал все звуки, но спустя короткое время,  отчётливо различил, о чём шла речь. Женский, похожий на маменькин, такой же нежный и добродушный сказал:

– Абаль! Посмотри… бедный мальчик попал в ловушку. Мы должны ему помочь.

– Папира, ты не хуже меня знаешь – скирда заколдована, только хозяин в силе снять заклятие, – мужской голос звучал серьёзно.

– Но, дитя же погибнет…

– Оно так, к сожалению. Зайдёт солнце, и мизгирь явится. Её эта добыча.

  Осознав весь ужас своего положения, узрев пред собой жуткое существо, похожее на гигантского паука с немалыми клешнями на месте рта,  закричал:

– Меня зовут Ладар! – вопил во всю глотку, паническим голосом. – Кто меня тронет, будет иметь дело с моим отцом, с кузнецом Андрагастом! – Вдруг ладони потеплели, и словно внутри вспыхнул огонь.

Поток силы прорвался сквозь каждую клеточку тела и пальцы Ладара, с лёгкостью разорвал паутинки, резко оттолкнулся, кувырнулся в воздухе и приземлился на землю. Упал неудачно, набок, но, к своему удивлению, боли не почувствовал. Отбежав от кокона, согнулся в приступе тошноты. Когда отпустило, дыхание восстановилось и сердце вернулось в обычный ритм,  огляделся.

– Где я?

 Новый мир предстал зачарованно, особенно для того, кто всю свою маленькую жизнь провёл среди избушек, домашней живности и алтаря из массивного дуба, на коим высечено лицо Громовержца-бога. Стоял в центре овальной площадки, окружённый рвом и валом, был олицетворением тайны. Капище – место жуткое, место жертвоприношений, место ритуалов, на коих Ладар в силу возраста не присутствовал, однако запах крови и смерти он знал с младенчества.

 Здесь всё иначе. Жизнь пела в воздухе, красота завораживала – величественные горы, уходящие в небо, лес, не тот лес к которому привык, и который ассоциировался у него с дикими животными и не менее диким лесным людом, а лес, излучающий гармонию, чувство умиротворения и тихую особенную благодать. И озеро. Чистейшая вода, идеальную гладь которую нарушали лишь круги.  Ему почудилось, что ранее, причиной кругов стала нырнувшая русалка. Он узнал про них из рассказов соплеменников. Бог страха покинул, уступив Богу любопытства. Задумав искупаться и смыть с себя остатки слизи, Ладар начал осматривать берег, ища место для лучшего спуска к воде. Но знакомство с озером не состоялось.

 В мгновение всё изменилось. Резко потемнело и раздался давящий гул, а после, что-то вспыхнуло, ослепляя глаза. Взглянув вверх, обомлел, увидел тятеньку… вернее, голову и плечи кузнеца, которые как будто, висели в воздухе. Ошеломлённый, мальчуган помахал рукой и тут же, из ниоткуда, появившаяся, отцовская ручища, скинула лестницу из древесного лыка. Как только Ладар забрался на первую ступень, тотчас же оказался наверху. И вот уже отец опускает его на пол родной избы. Никогда не думал он, что у отца может быть такой испуганный взгляд. Выдохнув, Андрагаст прижал к себе так сильно, что закружилась голова, отпустил и, держа за плечи, посмотрел в глаза:

– Маменьки ни слова! Знаем про то, только я и ты!"

 Ладар повернулся, заглянул в открытый сундук, но, кроме тряпья ничего необычного не увидел: "Э-эх, а что я ожидал?"

 Плачь младенца, прервал воспоминания. В два прыжка Ладар подбежал к качающейся люльке, поверх которой был накинут полог из юбки, защищающий новорождённую, не только от насекомых и света, но и от злых духов, на дно постелили солому, покрытую старой одеждой. Посмотрел на сестрёнку, пытаясь понять, что стало причиной её крика, потрогал солому, сухая. Девчушка вертелась на перине, шевеля губёшками. Отыскал в люльке хлебный мякиш, сунул сестрице в ротик, качнул зыбку.

 Затем направился к двери: летом её не закрывали. Встал на порог, но выйти не решился. Родичи находились во дворе, о чём-то спорили на повышенных тонах. Что-то было не так…

3 Глава

Ссора

 Мать не могла спорить с отцом, богам бы не понравилось, но то, что видел он, было не чем иным, как первым спором между родителями. На дворе, высокая, молодая женщина чуть более двадцати с правильными чертами лица, да и в остальном без изъяна, качала головой, отчего лицо закрывалось длинными распущенными волосами цвета янтаря. Обычно волосы были убраны под кикой – женским головным убором, обязательно носившем, замужними женщинами вне дома. Она напряжённо смотрела на отца Ладара.

 Андрагаст, как и положено кузнецу, телом походил на медведя. Большую часть жизни провёл на ногах, неуклюже выглядел. Он сидел на корточках, слегка нагнувшись, раздувал костёр, пытаясь, сохранить равновесие.

 В день летнего солнцестояния было принято просить помощи у сил природы. Полагалось, что Духи четырёх стихий в этот день примирялись, объединялись и могли принять участия в веселье, вместе с людьми. А могли и не принять… Духи ведь, как известно, заложники настроения.

Андрагаст с недовольным выражением лица, смотрел на супругу.

 Ладар испугался за маменьку, сердечко тревожно заныло, прижался к двери, зашевелил губами, читая молитву. Андрагаст был старше супруги, более тридцати годков, высок, крепок, косая сажень в плечах, обладал взрывным характером, мог и руку поднять, а поскольку силища в нём страшная, мог и зашибить насмерть. Вот отсюда и среди мужиков, приобрёл почитание, хотя многие просто-напросто боялись.

Мало того что от Андрагаста могло ненароком «прилететь», так ещё и Ярину  за спиной кликали «ведьмой»  из-за зависти местных баб, коих боги не наделили, ни красой, ни фигурой: тучные с крупными бёдрами, отвисшими грудями, выпирающими животами. Яра же, бледна и худа, походила на княжну более, чем на жену кузнеца, и вела себя схоже. В посиделках бабских, участия не принимала, к сплетням равнодушна, ко всему прочему владела грамотой, что редкостью большой для женщин, занималась врачеванием, знала заговоры и заклинания: а ещё супружеская чета местными не являлась.

– Должен быть иной выбор, – настаивала Яра, – не поступай так с нашим сыном. Ребёнок должен расти в семье.

– По-иному погибнем все, колотовка, – резко оборвал Андрагаст. – Не место ему среди обычного люда, и седмицу не проживём… С дюжиной я-то справлюсь, но их куда больше. Иль забыла, как сама чуть не стала жертвой на своей свадьбе? А такое не прощают… Ни одни, так другие придут за ним, мне-то не знать. Худое затевается. Только понять не могу, откуда беда грядёт.

– Нет! Не позволю… хоть убей! – Яра упёрла руки в бока, недовольно покачивала головой, – должен быть выход…

– Никогда не была дурындой, а нынче, что стряслось? Не слышишь? Ладан дышит в спину. Рисковать вами не могу… и не буду. – Помолчал некоторое время, подкинул дров в костёр.

– Тогда уйдём… вместе… Зачем оставаться?

– Так надобно…

– Кому-у? Это ты сюда нас привёл? Поначалу была напугана, из-за того, что произошло, согласилась, а после… после, почему не ушли, а застряли богом забытом мести?

– Яра… да, что с тобой? – прикрикнул, посуровел, потряс за плечи. – С дитём малым… по лесам? Я не ведаю, какая опасность там подстерегает, так зачем рисковать? Отведу Ладара в безопасное место и вернусь.

– Я чую, он не вернётся. Давеча сон приснился. Навсегда простимся. Прошло девять зим, как нас приняли в общину языческую…  Так зачем мы здесь, Андрагаст? Что  ты скрываешь?

Кузнец замолчал, отошёл, сглотнул подступивший ком, погрузился в воспоминания:

 “Отпрыск, старейшины Главеша, охотник по имени Стенька, забрёл в лядину и наткнулся на хижину, где увидел моложавую с животом. Вернувшись, рассказал отцу о пришлых и на следующий день к времянке пошёл старейшина, не выходивший за стену без охраны. Неправильно это, когда на землях общины есть люди неизвестные. Угроза это. Подходили к времянке осторожно, идя вслед за охотником, а тот смотрел под ноги, прислушивался, принюхивался, лес чувствовал, лес был его другом. Понадеялся Стенька на товарищей, идущих сзади, а потому всё внимание вперёд направил, оттого и не увидел, что позади идущего старейшины, медленно выросло существо, покрытое мхом и ветками.

 Вечором Андрагаст чужака не видел, за добычей ходил, а вот Яра заметила, супругу поведала. Изучив следы, Андрагаст понял, что приходили со стороны жилища язычников. Значит, гостей ждать надобно, а потому подготовился. Опыт соответствующий, имелся. Соорудив из травы, мха и веток себе накидку, лицо глиной измазал и ещё до рассвета залёг на пути, по которому ушёл, обнаруживший их Стенька. За несколько часов ожидания лес привык к нему, и маскировка вжилась в окружение.

Земля задрожала, и кузнец понял, что идут. Узрев идущих, с радостью отметил, что их всего четверо. Замедлил дыхание и представил, себя пнём, когда незванцы проходили мимо. Последним шёл явно не воин – без оружия, а потому наименее опасный. Следующие двое, по телосложению и наличию мечей – стражники, ну а первый, вооружённый луком и ножом, должен был идти вчерашний гость, указывая путь. Оказавшись позади отряда, Андрагаст поднялся, в два шага догнал последнего, ударил его ногой под колено. Не успел Главеш и голос подать, как Андрагаст быстро и легко продвинулся мимо оседающего мужчины и правой рукой стукнул головой о ближайшее дерево. Двое оставшихся, в этот момент обернулись. Ударил левым локтем в висок, достающего меч охранника, и тут же правой ногой пнул в грудь другого. Стенька рухнул на спину, как и было задумано, лук и колчан со стрелами носили на спине, что мягкости падения никак не поспособствовало. Подскочив к упавшему Стеньки, Андрагаст приподнял его за шиворот и несильно ткнул пальцами в глаза. Забрал нож, перевернул и вынул из колчана стрелы. Обернулся – двое на земле без сознания, двое ноют, но не опасны. Связал за спиной руки стража их же поясами, положил на живот, голову повернул вбок, чтобы не задохнулись. После, также поступил и со Стенькой. Подошёл к старейшине. Тот ныть уже прекратил, сидел опираясь об дерево и тяжело дышал.

– Кто ты? Почто зол на нас? – голос старейшины дрожал, но он пытался не выказывать страха.

 Вопрос был вполне уместный, ведь в своём одеянии мало напоминал человека. И мог быть принят за лешего, в существовании коего никто не сомневался.

– Смертный, как и ты, – ответил грубым тоном Андрагаст.

– Непохож ты на смертного…

Андрагаст положил на землю стрелы и нож, стряхнул с себя маскировку, – а так?

– Ловко… Отчего напал на нас? Не враги же, с миром шли, – старейшина растирал ушибленную ногу.

– Так не звал вас… ни с миром, ни с войной. А враги иль нет… кто знает?

Оттого и не прибил, дабы узнать.

– Узнать, узнать… спросил бы, зачем крушить сразу? Кости мне поломал…

– Целы твои кости, супруга заговорит, легче станет. Но это после, зачем пришли?

– Я, Главешь! Старейшина в Кривом рогу. Давеча сын вернулся да порассказал, что времянку в лядке видел… Молодка  там живёт.  А я знать должен, что творится-то на земле нашей… Вот и порешили разузнать. Скажи, отчего людей сторонитесь? Кто такие, да богов каких почитаете?

– Меня Андрагастом зовут. Супругу – Яриной. Из древлян мы… Жили в Озерках. Пришёл туда с большим отрядом воевода Оскалд, что веру новую огнём и мечом нёс… – соврал кузнец, негоже правду говорить первому встречному, – острог сожгли и половину люда в придачу. Другую половину крестом клеймили. Мы в это время лесом ходили. Ведунья сказала, что жинке воздух лесной нужен, да тот, что в дремучей чаще, так и сбереглись. Шли долго, куда глаза глядят, людей сторонились, а как живот вырос, решили остановиться. Вот и обустроились здесь.

– Отчего ж к нам ни пошли?

– Время сам знаешь… Доброго люда всё меньше становится… Те, кто крест носят – лютуют. Перун – враг им, убивают, не раздумывая. В лесу – спокойней.

Ярине тогда исполнилось пятнадцать годков, и она была на сносях. Их приняли, но своими чужаки так и не стали."

4 Глава

Встреча

 Андрагаст что-то достал из мешочка, прикреплённого за пояс, бросил в огонь. Столб синего пламени взвился до небес и вскоре исчез.

 Яра застыла с обиженным выражением. Ещё бы! Ведь речь шла о её дитя. О сыне, с которыми ей придётся расстаться… может быть, навсегда. Не хотела она такой участи для сына, да и для себя тоже, ведь ведала, что такое лишиться, и дома, и семьи в одночасье. Но… Андрагаст был прав. Ежели останется – погибнет. После того как князь Владимир крестил Русь и насильно заставлял принимать иноземную веру, на язычников объявили настоящую охоту.  Прошло уже много зим, охота продолжалась. И как прознала, охотятся не только власти, но и нежить проклятая, жертвой, которой стала она и её семья.

 Отпрыск прежнего прижался к стене. Настроение испортилось, не так он представлял сегодняшний день. Всё же решил выйти.

Ладар понимал, что рано или поздно, о том, что непохож на других, прознает люд, пойдёт молва и дойдёт до княжеского круга, значить будет – только смерть. Прошёл год с тех пор, как залез в сундук, очутился в волшебном мире и обрёл магические способности, сила возрастала, стоило больших усилий сдерживать себя. Трудно знать, что ты умеешь делать что-то, а не знаешь, что именно умеешь, но хуже всего, похвастаться не мог.

 Боги милостивы, послали наставника обучить нерадивое дитя.

В голове Ладара мельком пронеслись воспоминания.

"Как-то раз решил старейшина, что отрокам пора за врата выходить, пользу общине приносить, на деле знания приобретённые применить, да себя показать кто, на что горазд. Ладар с местной детворой не ладил, для них он был юродивым: грамотой владел (родичи научили), ратному делу обучался, да в подмастерье у отца трудился. И маменька руку приложила, научила разбираться в травах и растениях. Слыхал, что в чаще леса древо могучее растёт,  что соединяет три мира: Правь – мир светлых богов, Явь – мир людян и Навь – обитель тёмных божеств. Шёл тропой знакомой, но вскоре заплутал, сбился с пути. Лес не желал тайну раскрывать, да древо показать. Не то чтобы испугался, скорее насторожился, меч из ножен вытащил, сам выковал. Огляделся. Прислушался. Подошёл к дереву с необычно толстым стволом и корнями, точно клубок растревоженных гремучих змей выполз на поверхность земли. Обошёл дерево, но мох и лишайники, как назло, поросли со всех сторон. Посмотрел вверх. Сквозь густые кроны почти не пробивался солнечный свет, создавая и без того мрачную атмосферу. Вдруг послышался шорох за кустами, ветви зашелестели, но ветра не было. Тут-то сердечко застучало, выставил меч, принял атакующую позу, крикнул:

– Кто тут? Выходи… Я тебя не боюсь!

– Кито ти, сын Яви?  Почто тишь нарушаешь? – послышался приглушённый голос за спиной.

Ладар повернулся, да как закричит: “А-а-а-а-а!” Попятился, но оступился за корень, упал, выронил меч.

– Ти што, малец, полоумный? – На дереве отчётливо проступили глаза, нос, похожий на лапти и рот. Ладару показалось, что дерево дремало, древесной мордой опиралось на длинные корневища, походившие на человеческую руку.

– Нет-с, – обиженно ответил Ладар, поднялся, наспех отряхнулся, поправил свою поношенную одежду… – Я – Ладар! Сын, кузнеца Андрагаста, – гордо произнёс мальчик.

– Отчего шумишь, тогда? Испужался?

– Ха-а! Да, я, ничего не боюсь… Поискал глазами меч.  Выставил руку вперёд, зашевелил губами. Меч оторвался от земли, да прямо в руку прилетел.  Замахал, да так умело, что дерево приоткрыло глаз. Корни  и ветви пришли в движения. Ладар ловко перепрыгнул через корень, нагнулся, когда ветка надумала сбить с ног, затем сделав кувырок, ушёл с линии атаки.

– Где ты так научился удар держать? – спросил женский мелодичный голос.

Ладар, тревожно озираясь по сторонам, искал глазами источник звука.

Вдруг откуда ни возьмись,  появилась девушка небывалой красоты с длинными белыми волосами и добрыми как у маменьки голубыми глазами.

– Отец научил, – ответил Ладар, отвесив поклон.

Дева добродушно улыбнулась и от её улыбки стало так спокойно и тепло.  – За себя постоять уметь надобно, да слабых и обездоленных защитить  – долг каждого достойного мужа. Я,  хранительница леса, Весняна… – замолчала на миг, посмотрела с прищуром. Сразу поняла, что перед ней непростой отрок стоит, к богам близок, способностями магическими наделён, ведь только избранный может видеть и тем более разговаривать с растениями. – Скажи мне, Ладар, как дорогу отыскал к древу?

– Заблудился, – неохотно признался мальчуган, –  старейшина в лес отправил, показать кто, на что горазд, да пользу общине сыскать… Но видно, я ни на что не годен, нечем мне его порадовать.

– А магию применять не пробовал?

Ладар испуганно посмотрел на неё, неуютно поёжился, побледнел: “Как прознала? Отец рассердится. Но, я-то ни при чём… ни словом, не обмолвился.”

– Не страшись… – успокаивающим тоном молвила хранительница. – Я ведь когда-то была обычной девицей, но, так случилось, пошла в ученицы Лешего. Он наделил меня магическими способностями. А я научу тебя, ежели пожелаешь.

– Ух ты! – запрыгал от радости на месте, но взглянув на дерево, стыдно стало за несдержанность, замолк.

  Дерево закрыло очи, дремало. Мальчуган смышлёным оказался, как сухая земля впитывает воду, впитывал знания, осложнялось лишь тем, что скрывать приходилось ото всех, даже от родичей их занятия. Тайком убегал за врата, потайной ход проделал в частоколе. Отец заподозрил неладное, слежку установил, но выведать ничего не удалось: лес следы путал.

 Андрагаст глаз не спускал с сына, от себя не отпускал, да и матери наказ дал, из дома ни ногой.

  Ладар-то думал, что магические способности приобрёл после того, как оказался в волшебном мире, но Весняна уверовала в обратном: рождён был с даром. Каждый день практиковал магию, правда, когда никто не видел, но однажды попался. Ох, и влетело ему тогда розгами по пригожему месту. Обещание дал отцу более магией не заниматься, но слово не сдержал.  Весняна – дух леса, совой оборачивалась, бересту с заклинаниями подбрасывала, чтоб ученик знания не терял. С виду обычная кора, но Ладар научился надписи на древнем языке читать. Лишь избранные ведали язык богов и он в их числе. Мальчуган был признателен за такую заботу. Отроков редко выпускали за врата, опасались властей и церкви, а после того, как на разбой встали, да с княжескими ратниками в открытый бой вступили, пуще прежнего стерегли.