Ведьмы за границей

Солнце уже поднялось высоко, когда три ведьмы по спирали взлетели в небо. Им пришлось ненадолго задержаться, потому что норовистая метла Матушки Ветровоск запускалась только после долгой беготни с прыжками. До метлы как будто не доходило, чего от нее хотят, пока ее резко не подбросят в воздух с разбегу. Все знакомые гномы-инженеры разводили руками, не понимая, в чем тут дело. Они уже десятки раз заменяли в метле и палку, и прутья.

Когда она наконец взлетела, ее сопровождал хор радостных криков.

Крошечное королевство Ланкр занимало всего лишь широкий уступ на склоне Овцепикских гор. Позади них острые как нож пики и извилистые темные лощины тянулись вверх к могучему гребню центрального хребта.

Впереди же земля уходила резко вниз к равнинам Сто, в сизую дымку лесов, к обширным просторам океана и находившемуся где-то посреди всего этого бурому пятну под названием Анк-Морпорк.

Запел жаворонок – вернее, попытался запеть. Кончик шляпы Матушки Ветровоск вырос у него перед носом и совершенно сбил его с ритма.

– Выше я подниматься не намерена, – сказала она.

– Если мы взлетим повыше, то сможем увидеть, куда летим, – возразила Маграт.

– Ты же сказала, что просмотрела карты Дезидераты, – сказала Матушка.

– Ну, сверху все выглядит немного не так, – признала Маграт. – Слишком… объемное. Но мне кажется, нам надо… вот туда.

– Ты уверена?

Ведьмам никогда нельзя задавать такие вопросы. Особенно если спрашивает не кто-нибудь, а Матушка Ветровоск.

– Абсолютно, – сказала Маграт.

Нянюшка Ягг оглядела возвышающиеся над ними пики.

– В той стороне полно высоченных гор, – сказала она.

У них над головами уступ за уступом уходили ввысь бесконечные ледяные башни, припорошенные снегом. На вершинах Овцепиков никто не катался на лыжах, по крайней мере, дольше, чем пару метров вперед и километр с воплями вниз. Никто не скакал по ним в юбках и не пел йодль. То были недобрые горы. Именно в такие горы зима уходит на летние каникулы.

– Через них есть перевалы и всякое такое, – неуверенно сказала Маграт.

– Должны быть, – сказала Нянюшка.

Если знаешь, как это делается, можно использовать два зеркала: поставить их так, чтобы они отражали друг друга. Раз отражения могут украсть частицу тебя, то отражения отражений могут тебя усилить, снова пропитать тебя тобой, дать тебе могущество…

А твой образ протянется в бесконечность вдоль изгибов света, в отражениях отражений отражений, и каждое точно такое же.

На самом деле все не так просто.

В зеркалах кроется бесконечность.

А в бесконечности кроется куда больше, чем можно представить.

Для начала – все что угодно.

В том числе голод.

Ведь на миллионы миллиардов отражений приходится всего одна душа.

Зеркала дают многое, но и отнимают немало.

Горы проплывали мимо, открывая все новые горы. Сгущались тучи, тяжелые и серые.

– Я уверена, мы на правильном пути, – сказала Маграт. Мимо проплывали обледенелые скалы. Ведьмы летели сквозь туман по извилистым узким каньонам, неотличимым друг от друга.

– Ага, – сказала Матушка.

– Ну, вы не разрешаете мне взлететь повыше, – сказала Маграт.

– С минуты на минуту разразится жуткий буран, – сказала Нянюшка Ягг.

Начинало смеркаться. Свет утекал из горных лощин, как горчица.

– Я думала… тут будут деревни и все такое, – сказала Маграт, – и мы там купим занятные местные вещицы и найдем приют в грубых хибарах.

– Тут даже тролли не водятся, – сказала Матушка.

Три метлы спустились в пустынную лощину, в трещинку на склоне горы.

– И тут чертовски холодно, – сказала Нянюшка Ягг и улыбнулась. – А кстати, за что хибары зовут грубыми?

Матушка Ветровоск слезла с метлы и оглядела скалы вокруг. Подняла камень и понюхала. Подошла к груде щебня, которая казалась Маграт такой же, как остальные груды щебня, и потыкала ее.

– Хм-м, – сказала она.

Несколько снежинок упало ей на шляпу.

– Ладно-ладно, – сказала она.

– Что это вы делаете, Матушка? – спросила Маграт.

– Размышляю.

Матушка подошла к склону долины и прошлась вдоль него, разглядывая скалы. Нянюшка Ягг последовала за ней.

– Прямо здесь? – сказала Нянюшка.

– Полагаю, да.

– Малость высоковато для них, нет?

– Эти чертенята всюду пролезут. Один как-то докопался прямо до моей кухни, – сказала Матушка. – Сказал, мол, следовал за жилой.

– Им только жилу дай, – согласилась Нянюшка.

– Не будете ли любезны объяснить, – сказала Маграт, – чем вы занимаетесь? Что такого интересного в грудах камней?

Снегопад усилился.

– Это не камни, это шлак, – сказала Матушка. Она дошла до плоской стены обледенелого камня, которая, с точки зрения Маграт, не отличалась от широкого ассортимента других скал, на которых можно сдохнуть, и остановилась, будто прислушиваясь.

Затем она отступила на шаг, резко стукнула по скале метлой и промолвила такие речи:

– Открывайте, мелкие засранцы!

Нянюшка Ягг пнула скалу. Звук получился гулкий.

– Тут снаружи люди помирают от холодрыги! – добавила она.

Какое-то время ничего не происходило. Затем фрагмент скалы сдвинулся на пару дюймов. Маграт увидела блеск недоверчивых глаз.

– Кто там?

– Гномы? – спросила Маграт.

Матушка Ветровоск наклонилась так, чтобы ее нос оказался на уровне этих глаз.

– Меня зовут, – сказала она, – Матушка Ветровоск.

Она снова выпрямилась, ее лицо просто лучилось самодовольством.

– И что с того? – произнес голос откуда-то из-под глаз. Лицо Матушки, казалось, стало каменным.

Нянюшка Ягг ткнула спутницу локтем.

– Мы уже миль на пятьдесят от дома отлетели, – сказала она. – В этих краях про тебя могли и не слыхать.

Матушка снова наклонилась. С ее шляпы посыпался скопившийся там снег.

– Тебя я не виню, – сказала она. – Но я знаю, что у вас тут есть король, так что, может, сходишь и доложишь ему, что явилась Матушка Ветровоск?

– Он очень занят, – ответил голос. – У нас тут проблемы.

– Тем более. Думаю, ему не нужны лишние, – сказала Матушка.

Ее невидимый собеседник, похоже, сам подумал об этом.

– Там же на двери написано, – проворчал он. – Незримыми рунами. Между прочим, дорогущее дело – правильно начертать незримые руны.

– Очень мне надо читать всякие двери, – сказала Матушка.

Собеседник колебался.

– Ветровоск, говорите?

– Да. Через «В». Как в слове «ведьма».

Дверь захлопнулась. Теперь в скале нельзя было различить ни трещинки.

Снег уже валил вовсю. Матушка Ветровоск поежилась, пытаясь согреться.

– Вот тебе и заграничный народ, – сказала она обледенелому миру в целом.

– Не думаю, что гномов можно считать заграничными, – сказала Нянюшка Ягг.

– А почему бы и нет, – сказала Матушка. – Если гном живет далеко, значит, он заграничный. В этом и смысл заграницы.

– Да? Забавно, никогда об этом не думала, – сказала Нянюшка.

Они глядели на дверь, и их дыхание сгущалось тремя облачками в темнеющем воздухе. Маграт пригляделась к каменной двери.

– Не вижу тут никаких незримых рун, – сказала она.

– Ясное дело, – сказала Нянюшка. – Они же незримые.

– Именно, – сказала Матушка Ветровоск. – Не говори глупостей.

Дверь снова распахнулась.

– Я поговорил с королем, – произнес голос.

– И что же он сказал? – с предвкушением спросила Матушка.

– Сказал: «О нет! Этого еще не хватало на мою голову!»

Матушка улыбнулась:

– Я так и знала, что он про меня наслышан, – сказала она.

Как у цыган есть тысячи баронов, так у гномов – тысячи гномьих королей. Этот титул означает что-то вроде «главный инженер». Королев у гномов нет. Гномы вообще очень стесняются выдавать свой пол и считают эту тему не очень важной по сравнению с такими вещами, как металлургия и гидравлика.

Король стоял посреди толпы галдящих шахтеров. На ведьм он^[10] поглядел с выражением лица утопающего, которому предложили глоток воды.

– Вы и правда владеете магией? – спросил он.

Нянюшка Ягг и Матушка Ветровоск переглянулись.

– Кажется, он это тебе, Маграт, – сказала Матушка.

– У нас тут был большой обвал в девятом штреке, – сказал король. – Ужасная катастрофа. Под завалами погребена очень перспективная жила золотоносного кварца.

Другой гном за его спиной что-то пробормотал.

– А, да. И несколько наших парней к тому же, – заметил король. – А теперь еще вы явились. Я так считаю, вас привела судьба.

Матушка Ветровоск стряхнула снег со шляпы и огляделась.

Она ни за что бы в этом не призналась, но она была под впечатлением. Нечасто приходится увидеть полноценные гномьи подземелья в наши дни. Большинство гномов разъехалось на заработки в равнинные города, где гномом быть куда проще – как минимум не нужно целыми днями сидеть под землей, попадать себе молотком по пальцам и переживать из-за кризисов на мировых рынках металлов. Неуважение к традициям, вот в чем беда наших дней. Взять хоть троллей. В Анк-Морпорке нынче больше троллей, чем в целом горном хребте. Матушка Ветровоск ничего не имела против троллей, но подсознательно чуяла, что, если бы тролли реже носили костюмы, ходили на двух ногах и чаще прятались под мостами, чтобы выпрыгивать и пожирать людей, как велит им природа, мир был бы счастливее.

– Покажите лучше, где у вас проблема, – сказала она. – Куча камней обвалилась, верно?

– В смысле? – переспросил король.

Часто говорят, будто у эскимосов пятьдесят слов, означающих «снег»^[11].

Это не так.

Говорят еще, что у гномов двести слов, означающих «камни».

Это тоже неправда. У них нет такого слова, как «камень», так же как у рыб нет слова «вода». У них есть слова для камней магматических пород, камней осадочных пород, камней метаморфических пород, камней под ногами, камня, упавшего вам на каску сверху, и камня, который казался интересным и который вы совершенно точно оставляли здесь вчера. Но слова, означающего просто «камень», у них нет. Покажите гному камень, и он увидит, например, нижнюю половину кристаллического сульфита барита.

Или, в данном случае, примерно двести тонн бросового сланца. Когда ведьмы прибыли на место катастрофы, десятки гномов лихорадочно трудились, подпирая треснутый потолок и увозя тачками обломки. Многие не могли сдержать слез.

– Ужасно… ужасно, – бормотал один из них. – Какой кошмар.

Маграт протянула ему свой платок. Он оглушительно высморкался.

– Должно быть, большой оползень по линии разлома, а если так, пропала вся наша жила, – сказал он, качая головой. Другой гном похлопал его по спине.

– Не вешай нос, – сказал он. – Мы всегда можем пробурить горизонтальный ствол из пятнадцатого штрека. Мы до нее еще доберемся, не дрейфь.

– Извините, – сказала Маграт, – но там же остались гномы под завалом, верно?

– Ну да, – сказал король. Судя по его тону, это был просто неприятный побочный эффект катастрофы, ведь добыть новых гномов было лишь вопросом времени, а вот золотоносные жилы – ресурс исчерпаемый.

Матушка Ветровоск скептически осмотрела завалы.

– Нам понадобится, чтобы все отсюда вышли, – сказала она. – Это дело не терпит посторонних глаз.

– Понимаю, понимаю, – сказал король. – Секрет ремесла, верно?

– Что-то в этом роде, – сказала Матушка.

Король прогнал остальных гномов из тоннеля, оставив ведьм одних в свете фонарей. Еще несколько камушков свалилось с потолка.

– Хм-м, – сказала Матушка.

– Ну ты и замахнулась, конечно, – сказала Нянюшка Ягг.

– Все возможно, если правильно настроиться, – туманно ответила Матушка.

– Тогда лучше настройся на всю катушку, Эсме. Если бы Создатель хотел, чтобы ведьмовство двигало скалы, он бы не изобрел лопаты. Знать, когда нужна лопата, – в этом суть ведьмовства. А ты отложи тачку, Маграт. Ты ничего не смыслишь в машинах.

– Что ж, ладно, – сказала Маграт. – Почему бы нам не попробовать палочку?

Матушка Ветровоск фыркнула.

– Ха! Здесь? Слыханное ли дело: фея-крестная – и вдруг в шахте?

– Если б я оказалась под грудой камней в глубине горы, я бы мечтала о фее-крестной, – горячо возразила Маграт.

Нянюшка Ягг кивнула:

– Тут она права, Эсме. Нет такого правила, что где-то нельзя феекрестнить.

– Не доверяю я этой палочке, – сказала Матушка. – Выглядит какой-то… волшебной. Как у волшебников.

– Ой, да бросьте, – сказала Маграт. – Ею пользовались многие поколения фей-крестных.

Матушка воздела руки.

– Ладно, ладно, ладно, – процедила она. – Вперед! Выставляй себя полной дурой!

Маграт достала палочку из сумки. Этого момента она и боялась.

Палочка была из какой-то кости, возможно, слоновой; Маграт надеялась, что все же не слоновой. На ней когда-то были отметины, но пухлые пальцы многих поколений фей-крестных стерли их почти полностью. В палочку были вделаны многочисленные золотые и серебряные кольца. Инструкций никаких не было. Ни рун, ни знаков, хоть как-то пояснявших, что с ней надо делать.

– Думаю, ею положено взмахнуть, – сказала Нянюшка Ягг. – Вот прямо уверена, что это как-то так делается.

Матушка Ветровоск сложила руки.

– Это не настоящее ведьмовство, – сказала она.

Маграт сделала пробный взмах палочкой. Ничего не произошло.

– Может, сказать что-то надо? – добавила Нянюшка.

Маграт явно начинала паниковать.

– А что феи-крестные говорят? – простонала она.

– Эм-м, – сказала Нянюшка, – без понятия.

– Ха! – сказала Матушка.

Нянюшка Ягг вздохнула:

– Дезидерата хоть чему-нибудь тебя научила?

– Ничему!

Нянюшка пожала плечами.

– Тогда делай что можешь, – сказала она.

Маграт уставилась на груду камней. Закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Попыталась погрузить свой разум в мирную картину космической гармонии. «Легко монахам заливать про космическую гармонию, – подумала она, – когда они уютно сидят у себя в снежных горах, где их беспокоят только йети. Им-то не приходилось искать внутренний покой под пристальным взором Матушки Ветровоск».

Она неуверенно взмахнула палочкой и попыталась выбросить из головы тыквы.

В воздухе она ощутила движение. Услышала нервный вздох Нянюшки.

Маграт спросила:

– Что-нибудь получилось?

После паузы Нянюшка Ягг ответила:

– Да уж. Можно и так сказать. Я только надеюсь, они там проголодались.

А Матушка Ветровоск сказала:

– Это точно работа феи-крестной?

Маграт открыла глаза.

Перед ней все еще была груда, но уже не камней.

– Я бы сказала, проблема решена методом тыков, – сказала Нянюшка.

Маграт распахнула глаза шире.

– Опять тыквы?

– Методом многих тыков, ну вы поняли, да? – сказала Нянюшка на случай, если до кого не дошла шутка.

Верхушка кучи зашевелилась. Несколько тыковок поменьше скатилось к ногам Маграт, а в дыре появилось лицо гнома.

Гном уставился на ведьм сверху вниз.

Наконец Нянюшка Ягг сказала:

– Вы там в порядке?

Гном кивнул. Он все еще не мог отвлечься от груды тыкв, заполнявшей тоннель от пола до потолка.

– Эм-м, да, – сказал он. – А батя здесь?

– Батя?

– Король.

– А-а, – Нянюшка Ягг сложила ладони рупором и повернулась к началу тоннеля: – Эй, король!

Гномы вернулись. Они тоже уставились на тыквы. Король вышел вперед и поднял глаза на своего сына.

– Все в порядке, сынок?

– В порядке, бать. Нет там никакого оползня.

Король облегченно вздохнул. Затем, как бы между делом, добавил:

– И ребята в порядке?

– Все отлично, бать.

– Я тут весь испереживался. Думал, вдруг мы обрушили слой конгломерата или что-то подобное.

– Нет, бать, просто сланец обвалился.

– Славно, – король снова оглядел кучу. Поскреб бороду. – Не могу не заметить, что вы раскопали залежи тыкв.

– Да, бать, я еще подумал: какой странный песчаник.

Король подошел к ведьмам.

– А вы что угодно во что угодно умеете превращать? – с надеждой спросил он.

Нянюшка Ягг покосилась на Маграт, которая все еще потрясенно глядела на палочку.

– Боюсь, у нас пока получаются только тыквы, – осторожно призналась она.

Король был немного разочарован.

– Что ж, ладно… – сказал он. – Если я могу для вас что-либо сделать, дамы… чашечку чаю, например…

Матушка Ветровоск шагнула вперед:

– Я как раз сама подумала о чем-то таком, – сказала она.

Король просиял.

– Только подороже, – сказала Матушка.

Король перестал сиять.

Нянюшка Ягг отошла к Маграт, которая все еще глазела на палочку в дрожащих руках.

– Хитрый ход, – шепнула она. – А с чего вдруг ты подумала о тыквах?

– Я и не думала!

– Ты что, не знаешь, как она работает?

– Не знаю! Я думала, надо как бы пожелать, чтобы что-то случилось!

– Видимо, нужно нечто большее, чем просто желание, – сказала Нянюшка как можно более сочувственно. – Обычно так и бывает.

Примерно на рассвете, насколько можно говорить о рассвете в подземельях, ведьм привели к реке в глубине гор, на которой было привязано несколько барж. К каменному причалу подогнали лодочку.

– На этом вы проплывете горы, – сказал король. – По правде говоря, думаю, так можно и до самой Орлеи добраться. – Он взял у помощника огромную корзину. – А мы тут вам вкусных гостинцев собрали, – сказал он.

– Мы что, всю дорогу проплывем на лодке? – спросила Маграт. Она как бы невзначай повертела палочкой. – А то я с лодками как-то не очень.

– Слушай, – сказала Матушка, ступая на борт, – река знает путь через горы на равнину куда лучше нас с тобой. Мы всегда можем позже завести метлы, когда рельеф перестанет дурить.

– Еще и отдохнем немного, – добавила Нянюшка, откидываясь на сиденье.

Маграт оглядела двух старших ведьм, которые уютно устраивались на корме, как пара наседок, вьющих гнездышко.

– Вы грести-то умеете? – спросила она.

– А нам и не надо, – ответила Матушка.

Маграт хмуро кивнула. Затем упрямство на миг взъерошилось.

– Вот и я вообще-то не умею, – продолжила она.

– Ничего страшного, – сказала Нянюшка. – Если будешь грести неправильно, мы тебя поправим. Пока-пока, величество!

Маграт вздохнула и взялась за весла.

– Плоским концом в воду, – подсказала Матушка.

Гномы помахали вслед. Лодка дрейфовала вниз по реке, медленно выходя из круга, освещенного фонарями. Маграт поняла, что ей не придется ничего делать, кроме как направлять лодку нужным концом по течению.

Она услышала слова Нянюшки:

– Вот не пойму, на кой они вечно пишут незримые руны на дверях? В смысле, вот заплатил ты волшебнику, чтобы тот начертал тебе незримые руны, а как ты узнаешь, что он свое отработал?

И ответ Матушки:

– Это несложно. Если рун не видно, значит, у тебя правильные незримые руны.

И слова Нянюшки:

– А, ну да, конечно. Ладненько, давайте глянем, что у нас на завтрак.

Раздался хруст.

– Ну и ну.

– Что там, Гита?

– Тыква.

– А что из тыквы?

– Ничего из тыквы. Просто тыква из тыквы.

– Что ж, полагаю, тыквы им девать некуда, – сказала Маграт. – Знаете, как в конце лета в огороде обычно полно всего. Я вечно ума не приложу, что с ними делать, выдумываю всякие варенья и соленья, чтобы все это не пропало…

В тусклом свете она разглядела лицо Матушки, которая явно считала, что приложила Маграт ума или нет – разница невелика.

– Я, – заявила Матушка, – в жизни ничего не солила.

– Но они же тебе нравятся, – сказала Маграт. Ведьмы и соленья подходили друг другу как… от мысли «как персики к сметане» забурчал живот, так что она остановилась на «как две вещи, которые друг другу очень подходят». Вид последнего зуба Матушки Ягг, уничтожающего маринованный лук, мог заставить прослезиться.

– Нет, я их ем, конечно, – сказала Матушка. – Когда мне их дарят.

– Знаешь, – сказала Нянюшка, изучая внутренности корзины, – когда имеешь дело с гномами, так и хочется срифмовать с «говядиной» и еще про соленый огурец добавить.

– Вредные мелкие чертенята. Ты бы видела, какие цены они заламывают мне за ремонт метлы, – сказала Матушка.

– Так вы все равно не платите, – сказала Маграт.

– Суть не в этом, – сказала Матушка Ветровоск. – Они не вправе требовать такие деньги. Это же натуральный грабеж!

– Не понимаю, какой это грабеж, если вы все равно не платите, – настаивала Маграт.

– Я ни за что не плачу, – сказала Матушка. – Люди сами не дают мне платить. Что мне делать, если меня все время задаривают, а? Идешь, бывало, по улице, а народ выбегает навстречу со свежеиспеченными пирогами, свежесваренным пивом, старой одеждой, почти не поношенной. «Ой, госпожа Ветровоск, умоляю, возьмите эту корзину яиц!» Люди всегда такие добрые. Если с ними обращаться по достоинству, то и они к тебе по достоинству. Это называется уважение. Возможность не платить, – строго закончила она, – это самая суть ведьмовства.

– Погоди-ка, а это что? – сказала Нянюшка, вытаскивая небольшой сверток. Развернув бумагу, она обнаружила несколько твердых бурых дисков.

– Забираю свои слова обратно, – сказала Матушка Ветровоск. – Это же знаменитый гномий хлеб, вот что это! Они его кому попало не дают.

Нянюшка постучала хлебом по борту лодки. Звук получился примерно такой, как если выставить конец деревянной линейки с края стола и дернуть: гулкое «бвумвумвум».

– Говорят, он не черствеет, даже если хранить его годами, – сказала Матушка.

– И он поддерживает силы много-много дней, – добавила Нянюшка Ягг.

Маграт протянула руку, взяла одну из лепешек, попыталась ее разломить и не справилась.

– И это нужно есть? – спросила она.

– Нет, не думаю, что это для еды, – сказала Нянюшка. – Это скорее…

– Для поддержания сил. – сказала Матушка. – Говорят, что…

Она осеклась.

Если раньше они слышали лишь шум реки да время от времени – звон капель, падающих с бортов, то теперь к ним приближался мерный «плюх-плюх» другого судна.

– Кто-то нас преследует! – прошипела Маграт.

На границе света фонаря возникли два бледных огонька. Вскоре оказалось, что это глаза небольшой серой твари, отдаленно похожей на лягушку, которая гребла к ним верхом на бревне.

Бревно догнало лодку. Длинные липкие пальцы ухватились за борт, и жуткое лицо поднялось на уровень лица Нянюшки Ягг.

– Драсссти, – сказало оно. – А у меня день рошшшдения, да-ссс!

Три ведьмы какое-то время разглядывали его. Затем Матушка Ветровоск подняла весло и треснула тварь по голове. Раздался всплеск и сдавленные ругательства.

– Вот же гаденыш какой, – сказала Матушка, когда они отплыли. – Как по мне, он что-то замышлял.

– Ага, – сказала Нянюшка Ягг. – Склизких надо пуще всего беречься.

– Интересно, чего он хотел? – спросила Маграт.

Через полчаса лодку вынесло из пещеры в узкое ущелье между отвесных скал. На стенах поблескивал лед, а на редких уступах белел снег.

Нянюшка Ягг с невинным видом огляделась, зарылась в глубины своих бездонных юбок и извлекла бутылочку. Раздался глоток.

– Бьюсь об заклад, эхо тут знатное, – сказала она через некоторое время.

– О нет, только не это, – отрезала Матушка.

– Только не что?

– Только не пой Ту Самую Песню.

– Извини, что, Эсме?

– Я на тот случай, – сказала Матушка, – если ты вздумала петь Ту Самую Песню.

– И что это за песня? – невинно поинтересовалась Нянюшка.

– Ты знаешь, о какой песне идет речь, – холодно процедила Матушка. – Вечно ты напиваешься, и чуть отвернись – ты уже поешь ее.

– Не помню никакой такой песни, Эсме, – проворковала Нянюшка Ягг.

– Та самая, – сказала Матушка, – про грызуна, которого нельзя… которого невозможно заставить кое-что сделать.

– Ах, эта! – просияла Нянюшка. – Ты насчет «Только с ежиком выйдет про…»

– Да, про эту!

– Так это же народная, – сказала Нянюшка. – В заграницах народ все равно не поймет, о чем там поется.

– Они поймут по твоей манере исполнения, – возразила Матушка. – Ты так поешь, что твари на дне пруда понимают, о чем это.

Маграт поглядела за борт. Тут и там белели гребни волн. Течение становилось все быстрее, и в нем несло куски льда.

– Это просто народная песня, Эсме, – сказала Нянюшка Ягг.

– Ха! – сказала Матушка Ветровоск. – Вот именно, что народная песня! Знаю я эти ваши народные песни. Ха! Бывает, слушаешь милую песенку про… про кукушек, скрипачей, соловьев и все такое прочее, а потом оказывается, что она про… про нечто совершенно иное, – хмуро добавила она. – Народным песням нельзя доверять. Они от тебя только этого и ждут.

Маграт оттолкнула лодку от скалы. Течение медленно пронесло их мимо.

– Я знаю песню про пару синичек, – сказала Нянюшка Ягг.

– Эм-м… – вмешалась Маграт.

– Ага, небось начинается с синичек, а потом оказывается, что это какая-нибудь метафера, – сказала Матушка.

– Эм-м, Матушка…

– Хватит с меня и того, что Маграт рассказала про майские шесты и что они там символизируют, – сказала Матушка и добавила с тоской: – А ведь мне нравилось разглядывать майские шесты весенним утром.

– Кажется, река становится немного бурной, – сказала Маграт.

– Не понимаю, почему люди не могут просто оставить все как есть, – сказала Матушка.

– В смысле очень бурной, правда… – сказала Маграт, обходя острую скалу.

– А знаешь, она права, – сказала Нянюшка Ягг. – Стало немного укачивать.

Матушка глянула через плечо Маграт, куда течет река. Выглядела она какой-то обрезанной – такой вид обычно навевает ассоциации, например, с отвесным водопадом. Лодка теперь неслась быстро. Спереди доносился глухой рокот.

– Про водопад нам ничего не говорили, – сказала она.

– Небось решили, что мы его и так не пропустим, – сказала Нянюшка Ягг, собирая свои пожитки и вытаскивая Грибо со дна лодки за шкирку. – Гномы вообще скупы на сведения. Хорошо еще, что ведьмы летать умеют. Да не страшно, у нас же есть метлы.

– У вас есть метлы, – сказала Матушка Ветровоск. – А мне как мою завести на лодке? Где мне тут бегать и прыгать, а? И перестань так суетиться, ты сейчас лодку перевер…

– Убери ноги с дороги, Эсме…

Лодка опасно накренилась.

Маграт решила, что ее час настал. Когда волна окатила лодку, она выхватила палочку.

– Не волнуйтесь, – сказала она. – Я воспользуюсь палочкой. Думаю, я уже ею овладела…

– Нет! – взвыли Матушка Ветровоск и Нянюшка Ягг в унисон.

Раздался гулкий влажный звук. Лодка изменила форму. А также цвет. Он стал веселеньким оранжевым.

– Тыквы! – крикнула Нянюшка Ягг, плавно погружаясь в воду. – Опять чертовы тыквы!

Лилит откинулась в кресле. Лед по берегам реки работал не так хорошо, как зеркало, но ей этого хватало.

Что ж… Девчонка-переросток, бледная моль, которой впору не быть феей-крестной, а просить крестную о помощи, и с ней пожилая поломойка, которая напивается и любит попеть. И палочка, которой дура-девчонка не умеет пользоваться.

Это раздражало. Более того, это унижало ее. Наверняка Дезидерата и госпожа Гоголь могли бы добиться куда большего. Твое величие зависит от могущества твоих врагов.

Конечно, там еще была она. После стольких лет…

Конечно, она согласилась. Потому что их всегда должно быть трое. Это важное число в сказках. Три желания, три царевича, три бодливых козлика, три загадки… три ведьмы. Дева, мать и… эта, третья. Вот о чем одна из древнейших историй.

Эсме Ветровоск никогда не понимала сказки. И не понимала, насколько реальны отражения. Иначе она уже, наверное, правила бы миром.

– Вечно ты глядишь в зеркала! – проворчал голос. – Как меня бесит, что ты вечно глядишь в зеркала!

Дож, чьи стройные ноги были затянуты в черные шелка, устроился в кресле в углу. Лилит обычно не пускала никого в свое зеркальное гнездо, но формально это был его замок. К тому же он был слишком тщеславен и глуп, чтобы понять, что происходит. Она в этом убедилась. По крайней мере, ей так казалось. В последнее время он, кажется, начал что-то понимать…

– Не понимаю, зачем тебе это, – ныл он. – Я думал, магия – это просто указываешь на что-то, и вжух.

Лилит надела шляпу и поглядела в зеркало, поправляя ее.

– Это более безопасный способ, – сказала она. – Самодостаточный. Используя магию зеркал, не нужно полагаться ни на кого, кроме себя. Потому-то никто не смог завоевать мир с помощью магии… пока. Они пытались черпать ее из… других мест. А у этого есть цена. В зеркалах же ты не должен никому, кроме собственной души.

Она приспустила вуаль с полей шляпы. Вдали от защитных зеркал она предпочитала скрываться за вуалью.

– Не выношу зеркала, – пробормотал дож.

– Потому что они говорят тебе правду, милый.

– Это жестокая магия.

Лилит поправила вуаль, придав ей форму.

– О да. Зеркала дарят тебе всю власть. Больше ее взять неоткуда, – сказала она.

– А болотница черпает ее в болоте, – сказал дож.

– Ха! И оно однажды заберет ее. Она не ведает, что творит.

– А ты ведаешь?

Вопрос ее уязвил. Он начинал ее раздражать! Она ведь и правда тут хорошо поработала.

– Я понимаю сказки, – сказала она. – Вот и все, что мне нужно.

– Но ты не привела мне девушку, – сказал дож. – Ты обещала мне девушку. А потом все кончится, я смогу спать в обычной постели, и не будет больше никаких чар и отражений…

Но даже хорошая работа порой заходит слишком далеко.

– Так с тебя уже хватит магии? – нежно спросила Лилит. – Хочешь, чтобы я прекратила? Это для меня проще простого. Я подобрала тебя в канаве. Хочешь, отправлю тебя обратно?

На его лице застыла паника.

– Я не про это совсем! Я просто хотел сказать… ну, потом все станет настоящим. Ты сказала, только один поцелуй. Не понимаю, почему это так трудно устроить.

– Правильному поцелую – правильное время, – сказала Лилит. – Должно прийти нужное время, иначе не сработает. – Она улыбнулась.

Он дрожал, отчасти от вожделения, в основном от ужаса, а отчасти от дурной наследственности.

– Не волнуйся, – сказала она. – Этого не может не случиться.

– А эти ведьмы, которых ты мне показала?

– Они просто… часть сюжета. Пусть они тебя не волнуют. Сказка поглотит их. А ты получишь ее благодаря истории. Разве не славно? А теперь… не пора ли нам? Мне кажется, тебе надо немного поцарствовать.

Он понял намек. Это был приказ. Он встал, взял ее за руку, и вместе они спустились в зал для аудиенций.

Лилит гордилась дожем. Конечно, оставалась еще маленькая ночная неприятность, поскольку его морфическое поле слабело, пока он спал, но это мелочи. Была еще проблема с зеркалами, в которых он отражался таким, как на самом деле, но с этим нетрудно справиться, запретив все зеркала, кроме ее собственных. И наконец, его глаза. С глазами она ничего не смогла поделать. В принципе, нет такой магии, которая может что-то поделать с глазами. Максимум, что она смогла придумать, это темные очки.

Но все равно это был триумф. Он был так благодарен. Она была добра к нему.

В конце концов, она сделала его человеком.

Ниже по течению реки от водопада – второго по высоте в Плоском мире, открытого в Год Вертящегося Краба знаменитым путешественником Ги де Йойо^[12]– Матушка Ветровоск сидела у костерка, накинув полотенце на плечи, и сохла, испуская клубы пара.

– Нет худа без добра, – сказала Нянюшка Ягг. – По крайней мере, я держала наши с тобой метлы. А у Маграт была своя метла. Иначе мы бы посмотрели на водопад снизу.

– Замечательно. Прямо свет в конце тоннеля, – глаза Матушки зловеще блеснули.

– Просто небольшое приключение, – сказала Нянюшка, бодро улыбаясь. – Однажды мы вспомним о нем и посмеемся.

– Замечательно, – сказала Матушка.

Нянюшка промокнула царапины от когтей на своей руке. Грибо, подчиняясь истинно кошачьему инстинкту самосохранения, взобрался по своей хозяйке и совершил великолепный спасительный прыжок с ее макушки. Теперь он свернулся у огня, и ему снилось что-то кошачье.