Время библиоскопов. Современность в зеркале книжной культуры

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Ремесло зазывал

Понятно, что в каждом конкретном случае словесные искажения и трансформации выполняют разные функции, но показательны регулярность и частотность появления «развоплощённых» названий. При этом вполне очевидно: нейминг не тождествен именованию – как труд книжного переплётчика не тождествен работе писателя по компоновке текста. Нейминг подобен наделению прозвищами. При рождении человек получает официальное имя, а затем у него появляются клички – вторичные, социальные именования. Броские, яркие, но чаще всего фамильярные.

Произведения новейшей литературы противопоставляют себя классике уже на уровне заголовков – часто стилистически сниженных, намеренно опрощенных либо претенциозных. Невозможно вообразить, чтобы Толстой назвал свой роман «Войнуха & мир», Тургенев – «R.U.D.I.N», Гончаров – «АбрыгГ»… Современные авторы (не все, конечно, но очень многие) желают быть в русле эпохи, предпочитая актуальные тенденции культурным традициям. Сейчас быть модным важнее, чем быть адекватным. Но, как справедливо заметил писатель Игорь Клех, «когда весь пар расходуется на заглавия, происходит перерождение и вырождение искусства давать названия в ремесло зазывал».

К тому же, далеко не всякий нынешний автор способен внятно и убедительно объяснить, с какой художественной целью он эксплуатирует графику с орфографией. Как зачем? Так для прикола же! Вот и весь сказ. Современное произведение может быть жизнеспособно без творческой программы и в отсутствие художественной концепции. Значимы лишь публичное внимание и (в идеале) продаваемость. Время манифестов прошло – для самовыражения достаточно лишь оставлять следы. Много следов в разных местах.

Причём показательны тонкость и неочевидность грани между словесной игрой и насилием над языком, речевыми опытами и пытками, лексическим обогащением и обезображиванием, созданием новых смыслов и обессмысливанием. Всё реже названия книг становятся посланиями читателю – всё чаще формальными призывами вроде кэрролловских «Съешь меня!»; «Выпей меня!».

Д. Крюйкшенк «Крайности моды» (1822)


Заголовок текста всё более последовательно соотносится с понятием бренд. Уже не только само произведение; но и его название (а также имена персонажей; названия вымышленных предметов) становится особой разновидностью товара.

Один из самых популярных инструментов капитализации заголовка – запуск книжных серий вроде «S.T.A.L.K.E.R» (наименование персонажа; придуманное братьями Стругацкими) или «Metro» (по названию романа Дмитрия Глуховского).

Другой способ «встраивания» литературы в экономику – производство брендселлеров – произведений; выпускаемых по корпоративным заказам. Текст нарекается именем известной торговой марки, одновременно ему присваиваются имиджевая, маркетинговая и (реже) просветительская функции. Из самых известных примеров – романы Фэй Уэлдон «Ожерелье от Булгари», Джулии Кеннер «Матрица Manolo»; «Парадокс Prada», «Код Givenchy».

Заархивированные файлы

Особняком в ряду книжных названий стоят «цифровые» заголовки; например; «1962» Александра Архангельского; «1993» Сергея Шаргунова; «1986» Владимира Козлова; «2048» Мерси ШеллИ; «13» Сергея Шикарева; «Детство сорок девять» Аюдмилы Улицкой, «Девять девяностых» Анны Матвеевой…

Здесь также невозможно всё свести к единому принципу или общему замыслу; не говоря уже о жанровой и стилевой разнице самих произведений. Но заметно стремление авторов к художественной фиксации значимых вех или какого-то определённого хронотопа. Сравним с названиями зарубежных произведений: Стивен Кинг «1408», Томас Лер «42», Рю Мураками «69». Иногда это попытки литературной ревизии и «романизации» важных событий – как, например, в «Девяносто третьем годе» Гюго. Иногда – творческое проектирование фактов, моделирование возможных обстоятельств (как в оруэлловском «1984»). Такие заглавия словно мемориальные доски, номера комнат, пункты перечней или картографические ориентиры.


Дж. Тенниел. Илл. к «Алисе в Стране чудес» Л. Кэрролла. (1864)


Особый интерес представляют романы, названия которых обозначают некие универсальные архетипы или культурные типажи. К настоящему моменту такие тексты составляют уже довольно длинную книжную полку: «Коллекционер» Джона Фаулза, «Парфюмер» Патрика Зюскинда, «Анатом» Федерико Андахази, «Алхимик» Пауло Коэльо, «Чтец» Бернхарда Шлинка… Из русскоязычных текстов этот список могут дополнить «Библиотекарь» Михаила Елизарова, «Перс» Александра Иличевского, «Логопед» Валерия Вотрина, «Антиквар» Олега Постнова, «Ассистент» Алексея Шаманова.

С одной стороны, такие названия наследуют классическому канону, по которому создавались, например, «Игрок» или «Идиот». С другой стороны, современные авторы пытаются создать собственный образно-повествовательный канон, основанный на особом типе персонажа, наделённого сверхспособностями, суперфункциями, специальной миссией либо уникальной судьбой.


Социальная сеть книголюбов «LiveLib» запустила игру на составление коротких рассказов из названий книг. Например, вот что получается при соединении заглавий текстов Линор Горалик, Антона Чехова, Лоран Ботти, Юрия Максимова, Генны Сосонко, Моники Спивак и снова Чехова: «Говорит студент: однажды случится ужасное – экзамен. Тогда мозг отправьте по адресу – палата № 6».


Ещё любопытны совпадения и тематические переклички заглавий. Например, пелевинскому «Generation „П“» предшествовал «Generation X» Дугласа Коупленда, а затем появился «Generation G» Всеволода Непогодина. В 2013 году премию «Русский Букер» получил роман «Возвращение в Панджруд» Андрея Волоса, в 2014 – «Возвращение в Египет» Владимира Шарова. Спустя несколько лет после выхода книги Олега Павлова «В безбожных переулках» опубликован роман Марины Степновой «Безбожный переулок». Есть книга «Похоть» Эльфриды Елинек и «Похоть» Кэти Акер. Один за другим вышли романы «Свобода» Михаила Бутова, «Свобода» Джонатана Франзена, «Свобода» Владимира Козлова, «сВОбоДА» Юрия Козлова…

Все эти эмпирические наблюдения и разрозненные подборки требуют систематизации. К сожалению, пока у нас маловато филологических и почти нет культурологических работ по данной проблематике, а ведь названия современных книг – это тоже микротексты, раскрывающие общекультурный контекст. Заархивированные файлы, содержащие информацию об идеях, ценностях, смыслах нашего времени.

Время не только стирает города и врачует душевные раны, оно сжимает книги до нескольких слов – заголовков. Далеко не всеми читаны, но почти всем знакомы «Гамлет», «Фауст», «Евгений Онегин». Название книги, прошедшей испытание временем, становится пропуском в мир Большой Литературы, паролем образованных людей и самоценным предметом искусства.

Улучшение имён

Интерес к заглавиям книг проявляют уже не только издатели и авторы, но даже сами читатели. Есть популярный англоязычный блог «Улучшенные названия книг» (Better book titles), в котором любой желающий может придумывать новые заголовки для известных произведений. Так «Праздник, который всегда с тобой» превращается в «Годы волшебного пьянства»; «Большие ожидания» трансформируются в «Миром вокруг меня правят деньги» и т. п. Не очень-то оригинально, но что же вы хотите от людей, которые подражают героям известного анекдота: «чукча не читатель – чукча писатель»? Типичное развлечение кибекантропов (см. Предисловие). Хотя периодически проводятся и вполне серьёзные конкурсы на лучшие названия для книг, правда, преимущественно прикладных или узкопрофильных: домоводство, дизайн, красота и здоровье, практическая психология, юбилейные и мемориальные издания.

В условиях тотальной десакрализации Имени не удивляют также предложения (а иногда даже настоятельные просьбы) издателей авторам изменять названия книг для «повышения продаж». Причём не только сборников, но и отдельных произведений. Эта практика также отнюдь не нова. Широко известный пример – многократное переименование книги Мопассана «Пышка» (фр. «Boule de suif»), разошедшейся в первом издании тиражом всего-навсего полторы тысячи экземпляров. Через год её переделали в «Любовь и другие истории», результат – 37 тысяч проданных экземпляров. Ещё через год она же вышла под заголовком «Как совершилось заклание одной французской проститутки?» и продалась в количестве 54 700 экземпляров!

Из этических соображений обойдёмся без современных примеров, хотя таковые имеются в изобилии. Отметим лишь общность мотивации: изменённое название позволяет выдать ранее написанное за новое – и становится способом дополнительного заработка, инструментом вторичной капитализации текста. Из того же разряда – изменение финалов произведений при переиздании, создание римейков и сиквелов – словом, всё, выявляющее серийность как один из признаков литературного мейнстрима и массового книгоиздания.

И так же, как в случае с премией «Diagram», здесь отражаются актуальные тенденции и характерные приметы времени, фиксируются популярные культурные практики. Творческие эксперименты с названиями книг становятся предметом дискуссий, имеют собственный премиальный процесс, получают специальные пункты в авторских договорах. А это вам уже не анекдот про чукчу – это маркер легитимности, показатель общественного признания, знак оформления эксперимента в ритуал.

Функции и полномочия ономатета (дающего имена) нынче распределяются между автором книги и другими участниками литературного процесса: редакторами и издателями, брендмейкерами и маркетологами, критиками и журналистами.

Из современных заглавий вряд ли может сложиться единый культурный код, как, например, в XIX веке, где он представлял собой набор вопросов: «Кому на Руси жить хорошо?», «Что делать?», «Кто виноват?». Разнородные и эклектичные названия новых книг – уже не цветаевские «серебряные бубенцы во рту» и не «парфюмерный блуд», в котором Маяковский изобличал Бальмонта. Это жертвоприношения Богу Постмодерна и дань Актуальному Искусству.

 
* * *

Игорю Клеху принадлежит замечательная идея «…взглянуть на весь корпус названий мировой литературы как на ещё одну коллективную книгу книг, как на сокращённый лексикон самых важных для человечества слов». И ведь, правда, достаточно просто бегло пройтись по книжному магазину, чтобы заметить: новейший лексикон существенно отличается от лексикона тридцати- и даже пятнадцатилетней давности.

Современность сделала процесс всякого именования имморальным – вывела его из сферы этического, из зоны ответственности. Сегодняшний литератор считает себя свободным, независимым, легкокрылым. Прежде всего – свободным от долгов культуре, у которой постоянно берёт взаймы и от имени которой выступает.

Однако по-прежнему незыблем античный тезис: «Имя есть судьба». Любопытно будет узнать, какая судьба уготована книгам, названия которых обозначают контуры мира, которым правит не любовь, а лбюовь и любоff. Ещё любопытнее будет услышать, какие бубенцы «зазвенят во рту» новых поколений писателей. И самое интересное – начнут ли эти писатели своё правление в литературе, подобно Конфуцию, с «выпрямления имён»?

Глава 4. Туника из «Нового завета». Что можно (?) делать с книгами

Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости…

А. С. Пушкин «Орусской словесности»


Сегодняшнее современное искусство демонстрирует способ, которым современность представляет свою сущность.

Борис Гройс «Топология современного искусства»

Современность заметно изменила не только внешний облик книг, но и представления об их использовании. Отныне они уже не только носители текстов, а тексты уже не только предназначены для чтения. Книжная культура превратилась в лабораторию для всевозможных опытов, дизайнерскую студию и выставочный зал, в котором всякий желающий может полюбоваться плодами человеческой фантазии.

Творческие эксперименты с книгами именуются общим искусствоведческим термином букарт (англ. book – книга + art – искусство) и могут быть условно разделены на три основных направления:

• экспериментирование с материалами, формами, размерами книг;

• эксплуатация традиционного образа Книги, воспроизведение её внешней формы во вторичных вещах;

• художественная «переработка» готовых печатных изданий, трансформация книг в иные предметы.

Вместо прочтения – съесть!

Начнём с того, что книгу сейчас можно изготовить фактически из чего угодно.

Так, поэт Раймон Кено создал сборник сонетов, разрезанных на однострочные полоски, которые можно комбинировать в произвольном порядке, получая разное содержание. Писатель Джонатан Фоер сделал гипертекстовую книгу, на каждой странице которой размещены несколько десятков слов, а остальная поверхность издырявлена и открывает вид на последующие страницы. Дизайнер Ник Бамптон смастерил книгу со специями на листах, растворяющихся в горячей пище. Рэппер Снуп Догг выпустил книгу из папиросных листов с обложкой из конопли и корешком в виде серной полоски. Художник Мартин Фрост удивил публику книгой с рисунками, полностью появляющимися при размещении страниц под определённым углом.

Высокие технологии, программное обеспечение в совокупности с дизайнерской изобретательностью не только делают книгу арт-объектом, но и превращают в перформанс, художественный жест, творческое высказывание сам процесс взаимодействия человека с книгой.

Американский автор Джеймс Паттерсон издал цифровой триллер «Private Vegas», который надо прочесть за 24 часа, после чего книга самоуничтожается посредством запуска специальной компьютерной программы. Для пущего эффекта в начале чтения запускается таймер обратного отсчёта. Аргентинское издательство «Eterna Cadencia» выпустило печатную «Книгу, которая не может ждать». Вскрытие герметичной упаковки запускает процесс уничтожения текста, напечатанного светоразрушающимися чернилами. Через четыре месяца буквы полностью исчезают.

Хорватские кулинары представили книгу под названием «Well Done», которую необходимо завернуть в фольгу и запечь в духовке, чтобы проявился текст с рецептами. Американские инженеры придумали книгу, способную передавать эмоции персонажей благодаря спецжилету с сенсорными устройствами.

Отдельный тренд – экокниги. В издательстве «Argentina's Pequeno Editor» вышла книга из бескислотной бумаги, в которую были вложены семена жакаранды. После прочтения их можно посадить. Первой российской экокнигой считается «Зелёный Драйвер» Романа Саблина – на FSC-сертифицированной бумаге. На всех этапах подготовки издания – от вёрстки до транспортировки в магазины – рассчитывали выброс углекислого газа в атмосферу. Для компенсации издательством будут высажены деревья.

Группа тюменских поэтов представила сборник стихов на туалетной бумаге. По их мнению, такая форма предъявления «поможет взглянуть на привычные вещи под другим углом и хоть немного развернёт читателя лицом к поэзии». Да уж, из чего только ни делают книжечки…

Творческие опыты ведутся не только с материалами, но и с размерами. Самой маленькой книгой последнего времени было названо издание для детей «Малыш Тед из Репкиного города», изготовленное в США по нанотехнологии. Текст размером 0,07×0,1 миллиметра написан пучком ионов с помощью электронного микроскопа. А печатным гигантом из гигантов признали российскую «Самую большую в мире книгу для малышей» от издательства «Ин». Размер 6×3 метра, вес 492 килограмма. Ещё есть семиметровая «Война и мир» – арт-объект Виктора Лукина.

Во всех этих творческих упражнениях отчётливо просматривается форма и растворяется содержание, точнее – внешняя оболочка сама становится содержанием. Текст становится не значим, чтение замещается разглядыванием, от книги остаётся лишь внешняя оболочка.

Светоч мира

Не сдаёт позиций, становится вновь ультрамодным и давно существующий стиль Faux Book (англ. «имитация книги»), породивший целую индустрию по изготовлению книг-муляжей, шпалерных имитаций библиотек, фалын-переплётов, псевдокаминов с «горящими» в них книгами.

Нынче в виде книг делают мебель и посуду, аксессуары и украшения, часы и люстры, конфеты и мыло, диктофоны и сигнализации, спичечные коробки и системные компьютерные блоки… Шекспира можно съесть, на Толстом – спать, из Гёте – пить чай, в Гомере – хранить безделушки, Пушкиным – освещать комнату. Изречение «Книга – светоч мира» обретает буквальный смысл.

В 2009 году дизайнер Олимпия Ле-Тан создала бренд, выпускающий «литературные» клатчи. Первая коллекция вышла под названием «Не судите о книге по её обложке». Первая сумочка была выполнена в виде книги Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Изделия изготавливаются вручную ограниченными партиями и продаются по всему миру. Придумка Ле-Тан вызвала целую волну подражаний сначала за рубежом (например, Кейт Спэйд), а позже и у нас. Известные российские мастера «книгоклатчей» – Елена Королёва, Ольга Орехова, Ольга Шалеева (Москва), Елена Милославская (Новосибирск), Анна Иванова (Омск), Елена Петрова (Пермь), Валентина Кузнецова и Анна Павлова (бренд «sisters SHIHOVTSOVY», Томск).

Другой дизайнер Марго Кент представила коллекцию «Mini-Book Necklaces» – подвески в форме старинных книг. Материалами служат кожа, медь, серебро. «Литературными» украшениями из бумаги и коленкора занималось российское издательство книжной миниатюры «ЯникО»: серьги из «Гамлета», кулон из стихов Цветаевой, подвеска для мобильника из микротомика Пушкина… Правда, круто?

Американский промышленный дизайнер Эрик Олофсон придумал проект «Big Cozy Books» – мягкие кожаные диваны, пуфики, кресла в форме книг. А вот Дэрил Фитцджеральд решил обыграть обиходное название толстой книги и работает «в тяжёлом весе» – декорируя найденные на улице кирпичи под издания литературной классики. В его арт-проекте «Тяжеловесная литература» (Literature Heavyweights) есть «Война и мир», «1984», «Заводной апельсин», даже «Тотем и табу» Фрейда.

Создаются также квазикниги из дерева и металла, песка и стекла, цветов и костей, женских чулок и птичьих перьев… Слова-колёса, слова-деревья, слова-люди… Строки-этажи, строки-лестницы, строки-стебли, строки-волны… Стили тоже самые разные: от винтажа до стимпанка. Живопись и графика, литература и геометрия, аппликация и анимация под одной обложкой. Такие произведения называют арт-буками (англ. art – искусство + book – книга); смежные понятия – книга-объект (book object), авторская книга, «книга художника».

В моде и т. н. Ьооквальная архитектура – сооружения в форме книг. Например, Национальная библиотека Франции снаружи выглядит как четыре открытые навстречу друг другу книги. Здание одной из сингапурских библиотек – с эркерами, напоминающими выдвинутые с полки книги. Проект новой Национальной библиотеки Татарстана задуман в виде раскрытой книги, Новосибирской областной научной библиотеки – в виде стопки книг.

Сегодня на улицах городов можно встретить книги-фонтаны, книги-клумбы, книги-скамейки, книги-лестницы; в квартирах – книги-столы, кровати, ванны, лампы, коврики, подушки и даже разделочные доски… Самые креативные мастера помещают на своих изделиях ещё и цитаты, и даже целые фрагменты литературных произведений. Многие и многие аксессуары, элементы интерьера, садово-парковые сооружения имитируют предмет, изначально предназначенный исключительно для одного: чтения.

Предтечи подражателей

Интересно, что обыгрывание образа Книги, поиск различных способов её изготовления, эксперименты с размерами и материалами – всё это отнюдь не отличается ни оригинальностью, ни новизной. Скажем, ещё в «Естественной истории» Плиния упоминается пергамент с полным текстом «Илиады», помещавшийся в ореховой скорлупке. Вспомним также светящиеся рукописные книги средневековья в формате «Библия алтаря». Ну а уже в Новое время подобные артефакты множились и множились, всё прочнее укореняясь на уровне культурных практик.

В 1640 году во Франции была выпущена «Книга страстей Господа нашего Иисуса Христа, печать которой особенна тем, что создана из ничто». Эта библиографическая редкость и вправду не печатная и не рукописная: буквы были вырезаны из тончайшего пергамента и наложены на синюю бумагу.

Начиная с XVII века распространилась маргинальная практика изготовления книжных переплётов из человеческой кожи, в основном для трудов по анатомии и сборников уголовных дел. Преподнести такую книгу в подарок считалось особым шиком. А название-то какое милое – антроподермический переплёт, сразу и не догадаешься, из чего сделан. «Материалом» служили тела казнённых преступников, завещавших себя науке анатомов, похищаемых из ночлежек бродяг и бедняков, не имевших средств на свои похороны. Как вам, например, трактат Мерсье де Компьена «Во славу женских грудей», заключённый в кожу с соответствующей части тела? На передней стороне обложки, по уверениям очевидцев, отчётливо виден сосок – для пущей достоверности. Ходили также слухи об аналогичном «оформлении» романов маркиза де Сада «Жюстина» и «Жюльетта».

В 1760 году та же Франция удивила мир книгой, напечатанной в четыре цвета – синий, красный, оранжевый, фиолетовый как аллегории времён года.

…Я уже видел себя в новом качестве – коллекционером, известным во всём мире благодаря своей библиотеке книг из человеческой кожи. ‹…› Я обзавёлся лоскутьями кожи какого-то моряка, на которых были вытатуированы слово «мать» и силуэты чаек. Я отдал их в обработку, а потом приказал сделать из них переплёты для учебников по морскому делу – по этим книгам будущие капитаны могли бы научиться вязать морские узлы. Но втайне я мечтал разнообразить свою коллекцию книгами в переплёте из кожи исторических персонажей, мучеников…

Мишель Ловрик
«Книга из человеческой кожи», 2011

А в 1810-е известный русский критик Николай Страхов выдумал несуществующую «Типографию Мод» и публиковал известия о выпуске невиданных ранее книг – из швейных выкроек, птичьих перьев, разорванных векселей, черепаховых панцирей и всякой другой всячины. Вдобавок ко всему, пародийный проект Страхова можно считать одной из первых «виртуальных» библиотек.

Творческими натурами были не только критики, но и учёные. Американский изобретатель Чарльз Гудьир в 1853 году выпустил книгу с резиновыми страницами и резиновым же переплётом.

 

Иные из таких изделий по праву можно считать произведениями искусства. Например, выпущенное в Польше к столетию со дня рождения Пушкина уникальное мини-издание «Евгения Онегина»: на каждой странице размером 28×18 миллиметров размещалось по 30 строк. Книга помещалась в медальон, посередине крышки которого была вставлена линза для чтения.

В XX веке опыты с материалами и формами книг становятся всё более концептуальными, претендуют на идейное и даже философское содержание. В США выпустили календарь на 1937 год с листами из разного вида бумаги: промокательной, папиросной, копировальной, фильтровальной, из липучки для мух и бумаги для выкуривания комаров. На одной из полиграфических выставок в Германии была представлена газета, напечатанная на куске льда Боденского озера. В 1977 году вышла книга комиксов «KISS's Super Special», нарисованных чернилами с добавлением крови участников рок-группы «KISS».

Что же касается постмодернистских гипертекстовых придумок Раймона Кено и Джонатана Фоера, то их предвосхитил и описал в виде «литературного конструктора» ещё Станислав Лем.

То были коробки величиной с увесистую книгу, и в каждой лежали инструкция, инвентарная опись и набор «стройматериалов». Деталями конструктора служили нарезанные на полоски отрывки из классических романов. На полях каждой полоски были прорезаны дырочки – с их помощью цитаты легко «переплетались» в книгу – и стояло несколько разноцветных цифр. Разложив бумажную лапшу по порядку чёрных («главных») номеров, вы получали «исходный текст», то есть литературный монтаж не менее чем из двух сокращённых классических романов.

Станислав Лем
«Сделай книгу сам», 1971

Таким образом, новизна творческих экспериментов с внешней формой и материалом книг не что иное, как миф, созданный самими экспериментаторами и охочими до сенсаций журналистами. Однако суть и смысл подобных практик действительно менялись с течением времени.

В Средние века и в Новое время действовали, с одной стороны, сакральные, с другой – сугубо прагматические механизмы, причём сейчас уже довольно сложно разобраться, где совершался магический ритуал, а где была банальная нехватка бумаги. Литературный пример – «Остров сокровищ»: пиратская «чёрная метка» сделана из страницы Библии. Что же касается оформительских изысков, то раньше они были не чистыми экспериментами («искусством ради искусства), а скорее эстетическими «доказательствами» ценности содержания, заключённого в книгах.

Позапрошлый век дал начало специальным исследованиям в узких областях – и тот же Гудьир был вовсе не эксцентричным креативщиком, а серьёзным специалистом по каучуку, открывшим его вулканизацию. И резиновая книга – никакой не арт-объект, а демонстрация научного достижения.

Начало XX столетия – период творческого протеста против традиционных культурных форм и поиска новых творческих возможностей, примером чего может служить хотя бы скандальная «Поэма конца» Василиска Гнедова: просто белая страница, при публичном «чтении» которой автор демонстрировал неприличный жест.

Ну а что же современность? Эксперименты с книгами нынешнего века – чаще всего акты индивидуального самовыражения художников, эгоцентрические творческие жесты, жертвоприношения моде, состязания в соответствии актуальным тенденциям. В целом всё это напоминает эпизод из кинофильма «Окно в Париж»: герой устраивается в оркестр и обнаруживает, что все музыканты – без штанов. Герой ошеломленно вопрошает, как же можно исполнять произведения Моцарта в подобном виде. И получает ответ: но в штанах он никому не нужен!