Избранники Клио. 20 фантазёров из России, изменивших ход мировой истории. Из цикла «Истории бессмертное движенье»

Глава 2. Светозарная осанна фантазии

2.1. Мечты о космосе во времена самолетов из фанеры

Но кто же они – непостижимые первоэлементы того, о чем всегда говорят с почти молитвенным придыханием – чуда? У нас не философский трактат и явно не теологическое исследование, поэтому (пусть это будет наша гипотеза) в качестве ключевого элемента первостатейного волшебства предложим фантазию.

Не ожидали? – но тогда присмотримся к чудакам, которых иногда снисходительно-великодушно называют фантазерами…

За четверть века до первого полета человека в космос (им был, как известно, наш соотечественник Юрий Гагарин) «в конце апреля 1935 года в здании почтово-телеграфной конторы в Калуге состоялась запись на шоринофон {система механической записи звука, созданная советским изобретателем А. Шориным} выступление Циолковского, переданное 1 мая 1935 года по Всесоюзному радио в репортаже о первомайской демонстрации на Красной площади. Это было знаменитое выступление ученого, в котором прозвучали его пророческие слова: „Теперь, товарищи, я точно уверен в том, что и моя мечта – межпланетные путешествия – мною теоретически обоснованная, превратится в действительность“. И еще: „…я верю, что многие из вас будут свидетелями первого заатмосферного путешествия“» (из статьи Михаила Демина «Циолковский позвал человечество в космическое будущее», 11.04.2021).

Перспективы покорения иных планет были встречены в обществе с большим воодушевлением, тем более, что за 12 лет до этого был опубликован фантастический роман Алексея Толстого «Аэлита» о путешествии инженера Лося и солдата Гусева на Марс. Прибавляли оптимизма и реальные достижения советской авиации: в марте 1934 года летчик Анатолий Ляпидевский на первом в мире цельнометаллическом бомбардировщике АНТ-4 в условиях Заполярья пробился к льдине с челюскинцами и забрал на борт десять женщин и двоих детей.

Между тем энтузиазм энтузиазмом, а о практической реализации идей Константина Эдуардовича Циолковского большинство думало как о чем-то далёком и, прямо скажем, трудноосуществимом. Многие из них были бы, пожалуй, очень удивлены тем, что скромный учитель математики из Калуги напечатал первые труды о ракетах и завоевании планет еще в то время, когда фанерные самолеты только-только учились отрываться от земли. В 1903 году Циолковский публикует знаменитую статью «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Он первым доказывает: космический полет может быть осуществлен на ракете, в которой используется жидкостный двигатель. Он предлагает для вывода кораблей на орбиту использовать «ракетные поезда» – то есть многоступенчатые ракеты, которые теперь и занимаются доставкой грузов в космос. Он определяет скорость, необходимую для выхода аппарата за пределы земного тяготения («вторая космическая скорость») и время полета. А затем в 1911 и 1914 годах углубляет свои исследования» (из статьи Александра Милкуса «Константин Циолковский: одержимый космосом», 07.09.2017).

Причем учитель-мечтатель и не думал останавливаться на этапе знаменитых жюль-верновских прозрений о технике будущего: вспомним тут романы прославленного француза «С земли на Луну» (1865 г.) и «Двадцать тысяч лье под водой» (1870 г.). Между научными статьями К. Циолковского, казавшимися в начале века фантастической беллетристикой, и его разработками инженера-разработчика реальных технологий космических полётов срок, похоже, был явно короче, чем действие романа Жюль Верна «Вокруг света за 80 дней». Калужский гений «сам изучает свойства различных окислителей и горючих, которые можно использовать как топливо для ракеты. Разрабатывает теорию полета реактивных самолетов. Изобретает схему газотурбинного двигателя. Циолковский придумал орбитальные станций для того, чтобы люди смогли долго жить в космосе. Он автор идеи космического лифта – сейчас как раз в нескольких странах прорабатывают технические проекты таких устройств» (Там же).

Не имеющие границ фантазии первопроходцев науки в обозримые исторические сроки превращаются в технические объекты, настолько непостижимо совершенные, что это, думается, врямь граничит с чудом: «В своих воспоминаниях о годах обучения в ремесленном училище первый космонавт Земли Юрий Гагарин писал о том впечатлении, которое на него произвело наследие Константина Эдуардовича: «Циолковский перевернул мне всю душу. Это было посильнее и Жюля Верна, и Герберта Уэллса, и других научных фантастов. Всё сказанное ученым подтверждалось наукой и его собственными опытами. К. Э. Циолковский писал, что за эрой самолетов винтовых придет эра самолетов реактивных. И они уже летали в нашем небе. К. Э. Циолковский писал о ракетах – и они уже бороздили стратосферу. Словом, всё предвиденное гением К. Э. Циолковского сбывалось. Должна была свершиться и его мечта о полете человека в космические просторы…«» (из статьи Михаила Демина «Циолковский позвал человечество в космическое будущее», 11.04.2021).

2.2. «Постоянно думать, думать и додумываться…»

С недавних пор с виртуальным голосовым помощником Алисой, созданной компанией Яндекс, можно поиграть в одну увлекательную игру. Выдумываете себе персонажа, запускаете навык и отвечаете на вопросы голосового помощника. Ей не понадобятся развернутые ответы – достаточно сказать: «Да», «Нет», «Не знаю». Невероятно (но нет – пожалуй, снизим степень восклицания до «удивительно»: всё-таки искусственный интеллект преподносит уже немало сюрпризов), но через 5—7 вопросов Алиса точно назовет персонажа фильма или компьютерной игры, политики или бизнеса.

В нашем случае упросим задачу: персонаж будет весьма известный – лауреат Нобелевской премии по физике; и определить искомую личность надо будет по небольшому отрывку из статьи в журнале: «Лёвинька, вот ты где!» – мягко подминая подошвами туфель шелестящий песок, Любовь Вениаминовна приблизилась и наклонилась над затылком сосредоточенного математика четырех лет. Голова его повернулась, обратив наверх, к солнцу большие, умные, приветливые глаза. В старом бакинском парке Любовь Вениаминовна всегда искала сына по длинным непрерывным арифметическим выкладкам, выведенным палочкой вдоль поребрика: плюс столько-то, минус столько-то…».

Угадали? – да, это выдающийся физик-теоретик Лев Давидович Ландау. А отрывок – из статьи Марины Тебеньковой «Ландау. Бескомпромисность и универсализм» из журнала «За науку» (июль 2020 года).

Математические выкладки в четыре года, дальше – c быстротой скоростного поезда: «„Почти не помню себя не умеющим дифференцировать и интегрировать“, – Ландау вовсю дифференцировал уже в 12, интегрировал – в 13… Лёва садился за стол, забывая обо всем на свете. Ежедневные самостоятельные занятия, длившиеся часов по десять, а то и больше, случалось, приземляли юного Ландау тупой болью в пояснице. Он, не мешкая ни минуты, ложился с задачником на диван, но и здесь высокие мысли теснились в сторону – на этот раз уже от появления хлопотливой Любови Вениаминовны: – Лёва, медицина утверждает, что, лежа не то что писать, читать вредно, – заботливо, однако без всякой надежды на повиновение. – Мамочка, но ведь медики так часто ошибаются! – брошено в адрес врача с десятилетиями опыта и сотнями страниц научных публикаций за плечами… Окруженному с младенчества людьми беспрестанно мыслящими, Ландау, казалось, в жизни не было иного пути, кроме как постоянно думать, думать и додумываться…» (Там же).

Физики-теоретики – каста особая, по уровню интеллекта и нетривиальному мышлению сродни, думается, выпускникам Лиги плюща – ассоциации восьми элитных частных американских университетов (Гарвардского, Йельского, Пенсильванского, Принстонского и др.). Cреди одаренных коллег Лев Ландау выделялся одним весьма редким качеством: «Научному стилю Льва Давидовича была противна тенденция – к сожалению, довольно распространенная – превращать простые вещи в сложные (часто аргументируемая общностью и строгостью, которые, однако, обычно оказываются иллюзорными). Сам он всегда стремился к обратному – сделать сложные вещи простыми, наиболее ясным образом выявить истинную простоту лежащих в основе явлений законов природы. Умение сделать это, „тривиализовать“ вещи, как он сам говорил, составляло предмет его особой гордости» (из книги Майи Бессараб «Страницы жизни Ландау», Москва, издательство «Московский рабочий», 1971 г.).

Именно это качество, да еще артистизм мышления и неуемная фантазия и позволили Ландау совершить самое важное, думается, открытие в его жизни: «Когда Ландау переехал из Харькова в Москву, эксперименты Капицы с жидким гелием шли полным ходом. Газообразный гелий переходит в жидкое состояние при охлаждении до температуры ниже 4,2К (в градусах Кельвина измеряется абсолютная температура, отсчитываемая от абсолютного нуля, или от температуры – 273,18°С). Ученые высказали предположение о том, что необычное поведение гелия-2 обусловлено эффектами, относящимися к области квантовой теории, а не классической физики, которые проявляются только при низких температурах и обычно наблюдаются в твердых телах, так как большинство веществ при этих условиях замерзают. Гелий является исключением – если его не подвергать очень высокому давлению, остается жидким вплоть до абсолютного нуля» (из статьи Валентина Матюхина «Я просто научный работник», 26.01.2018).

Небольшое отступление. У знаменитого аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса есть окутанный тайной рассказ «Сад расходящихся тропок», в котором бывший губернатор китайской провинции, поэт и каллиграф Цюй Пэн однажды сказал, что собирается написать книгу, а в другой раз – что намечает построить лабиринт. После его смерти лабиринт не нашли, а вместо книги обнаружили лишь множество несвязных, на первый взгляд, набросков к роману. В них-то и открылась нелепая, как посчитали сначала многие, архитектоника сочинения Цюй Пэна. Наперекор романной традиции развития сюжета главный герой выбирает сразу все возможные варианты развития событий вплоть до того, что если в одной главе персонаж отбывает в мир иной, то в других эпизодах он по-прежнему жив ввиду того, что они описывают последствия другого его выбора.

Но тогда получается, что «Сад расходящихся тропок» – это прохотливо сконструированная шарада, тот самый обещанный китайским сочинителем грандиозный лабиринт, который, думается, в филологическом пространстве отражает один из основных принципов современной квантовой физики – принцип неопределенности Гейзенберга (1927 г.): невозможно одновременно точно измерить пространственную координату и скорость частицы.

В развитие принципа неопределенности американским физиком Хью Эвереттом в 1957 году была предложена многомировая интерпретация квантовой механики, из которой вытекает так называемое квантовое бессмертие… Многим, похоже, известен мысленный физический эксперимент «Кот Шрёдингера. Только у Эверетта – с вызывающей пародоксальностью —«вместо кота – участник, вместо колбы с ядом – ружьё, которое стреляет, если радиоактивный распад произойдёт (вероятность по-прежнему 50/50). Согласно многомировой интерпретации, после каждого выстрела вселенная расщепляется на две: в одной участник жив, в другой – мёртв. В мире, где участник умер, он перестанет существовать, а где выжил – эксперимент продолжится. Участник сможет наблюдать итог эксперимента только во вселенной, где он остался в живых, и заметит, что никогда не умрёт» (из статьи Влада Шляхового «Квантовая физика для начинающих», 06.06.2020 г.).

Устали от заумных терминов? – возвращаемся к открытию Л. Ландау. А что если – это наше предположение – уподобить научный поиск прогулке с непредсказуемым результатом по саду расходящихся тропок. Искомый результат связан с небывалым уровнем неопределенности: какая тропинка с наибольшей степенью приведет к залитой солнцем поляне с узорчатым ковром полевых цветов? И вот находится один, наиболее подготовленный, но не это самое главное: основное – это обладающий, как и дерзкий Эверетт, парадоксальным и образным мышлением фантазер, который находит дорогу к квантовому бессмертию.

Т.е. в нашем случае – к общемировому признанию сделанного им открытия: «Ландау объяснил сверхтекучесть, используя принципиально новый математический аппарат. В то время как другие исследователи применяли квантовую механику к поведению отдельных атомов, он рассмотрел квантовые состояния объема жидкости почти так же, как если бы та была твердым телом. Ландау выдвинул гипотезу о существовании двух компонент движения, или возбуждения: фононов, описывающих относительно нормальное прямолинейное распространение звуковых волн при малых значениях импульса и энергии, и ротонов, описывающих вращательное движение, т.е. более сложное проявление возбуждений при более высоких значениях импульса и энергии» (из статьи Валентина Матюхина «Я просто научный работник», 26.01.2018).

2.3. «Памятник из железа, стекла и революции»

Самые известные в мировой истории революции несли с собой циклопических масштабов изменения в политическом, экономическом и социальном устройстве общества. Разумеется, через некоторое время (годы, десятилетия, а порой и столетия), когда общество осознавало грандиозное значение этих перемен, появлялась необходимость создания монументальных сооружений, которые бы несли с собой особый эмоциональный заряд пассионарности и стремления воспитывать в гражданах чувство гордости за своих предков.

Сдержанные в выражении своих чувств жители туманного Альбиона целых два с половиной столетия сомневались, ставить или нет в Лондоне памятник Оливеру Кромвелю, лорд-протектору и вождю Английской гражданской войны, начавшейся через три после Английской буржуазной революции 1639 года. Несмотря на протесты части общества (особенно шотландцев и ирландцев, предки которых особенно запомнили жестокость диктатора во время гражданской войны) статуя лорд-протектора была установлена в 1899 году в Вестминстере возле здания Палаты Общин Великобритании. Чтобы не мудрствовать с художественной концепцией, склонились к классике: скульптор Амо Торникрофт изваял Кромвеля держащим меч в правой руке и Библию в левой. Скульптура лорда-протектора установлена на постаменте, которой был украшен статуей льва.

Темпераментные французы, похоже, так долго ждать не могли: «Фонтан Возрождения» (или «Фонтан Исиды») появился в Париже уже через четыре года после взятия крепости-тюрьмы Бастилии, ознаменовавшего начало Французской революции. У галльских ваятелей фантазии было, похоже, побольше: монумент представлял из себя египетскую аллегорию природы в виде гипсовой статуи богини Исиды в окружении двух сидящих львов. Этот фонтан, построенный на месте разрушенной Бастилии, играл главную роль во время Праздника Единства и неделимости 10 августа 1793 года. Во время церемонии из груди Исиды лилась чистая и целебная вода, символизирующая возрождение страны, которую пили по очереди 86 представителей первичных ассамблей созданного во время революции Национального собрания Франции. Между тем, судьба фонтана была печальной: из-за своей хрупкости он вскоре был разрушен.

Американцы подошли к созданию памятника American Revolution 1765 года (итогом которой стало провозглашение США и признание британской метрополией их независимости) с присущей им основательностью. Через более чем полутора столетий после памятных событий на горе Рашмор в Южной Дакоте появились скульптуры внушительных (высотой в пятиэтажный дом) размеров четырех президентов Соединенных Штатов Америки, вырезанные на гранитной скале. Скульптор Гутзон Борглум создал дизайн памятника и неустанно наблюдал за исполнением проекта с 1927 по 1941 год. Эти четыре президента были избраны для увековечивания, так как олицетворяли самые важные вехи в зарождении и становлении американской государственности: Джордж Вашингтон (1732 – 1799) – разработка принципов демократического общества, Томас Джефферсон (1743 – 1826) – принятие Декларации независимости, Теодор Рузвельт (1858 – 1919) – установление жесткого контроля государства над гигантскими трестами, Авраам Линкольн (1809 – 1865) – отмена рабства.

Эстетическая реакция российских мастеров-монументалистов на события Октябрьской революции 1917 года по историческим меркам была почти мгновенной. Один из них – родоначальник конструктивизма Владимир Евграфович Татлин уже через год после прихода большевиков к власти задумал поистине небывалое: «Идея гигантского, высотой 400 м, памятника Октябрьской революции (потом Коминтерну) в Петербурге возникла у Татлина в начале 1919 года. Отдел ИЗО Наркомпроса поддержал этот проект. Татлин с помощниками начали строить модель в мастерской бывшей Академии художеств в Петрограде. Материалом служили дерево, фанера, шпагат, жесть и металлический крепёж. Там же в мастерской 8 ноября 1920 года открылась выставка модели (её высота, по-видимому, составляла около 5 м) и чертежей к ней. Башня стояла на круглом подиуме, покрытом бумагой. Внутренние прозрачные формы приводились в движение с помощью ручки, расположенной под подиумом. В декабре 1920 года модель была выставлена в Москве в Доме союзов» (из статьи Екатерины Яшановой «Невзятая высота» // «Вокруг света», №12 (2843), 2010 г.).

Помните? – французские скульпторы тоже не раздумывали слишком долго (четыре года), но то – не более десяти метров высотой гипсовая статуя богини Исиды, а здесь – грандиозный, упирающийся в облака стоэтажный небоскрёб.

Подогретая, похоже, атмосферой общего реформаторского энтузиазма («нам нет преград на суше и на море!») фантазия зодчего-конструктивиста разыгралась с амплитудой гигантского маятника исторических перемен: «Проект этот во всех отношениях был совершенно необычным. Татлин спроектировал башенное сооружение высотой 400 метров в виде открытого металлического каркаса, внутри которого были раздельно подвешены четыре объема – фактически четыре самостоятельных здания крупного размера. Это было первое в истории предложение использовать висячие конструкции в гражданском строительстве. Наружный каркас, состоящий из наклонной, консольно защемленной в земле мачты-фермы и двух соединенных с мачтой балок-спиралей, поднимающихся вверх против хода часовой стрелки и объединенных решеткой из стоек и подкосов, представлял собой мощную несущую пространственную конструкцию, работающую как единое целое» (из статьи Михаила Бархина и Андрея Иконникова «Татлин Михаил Евграфович» // «Мастера советской архитектуры об архитектуре: Избранные отрывки из писем, статей, выступлений и трактатов» в 2-х томах, под общей редакцией М. Бархина, Москва, «Искусство», 1975 г., том 2).

Переосмысливая принципы супрематизма К. Малевича для своего архитектурного проекта, Татлин с обескураживающей дерзостью вознамерился использовать для сложнейшей конструкции башни простейшие геометрические фигуры: «Подвешенные к каркасу внутренние полезные объемы, имевшие формы (снизу вверх) куба, пирамиды, цилиндра и полушария, по проекту должны были вращаться вокруг собственных осей с разными скоростями. Эти объемы были задуманы в металле и стекле и благодаря передаче основных нагрузок на наружный каркас могли иметь совершенно свободную внутреннюю планировку. Между собой и с землей они соединялись электрическими подъемниками» (Там же).

Но какой по-настоящему новаторский, рассчитанный на глубокий эмоциональный отклик мемориал обходился без тонкого метафизического флёра?: «Формам проекта был придан символический характер. Глобальное функциональное назначение предлагавшейся постройки и всемирно-историческое значение увековечиваемых ею событий Татлин пытался выразить через сопоставление ряда форм своего проекта с явлениями вселенского масштаба: несущая основную конструктивную нагрузку мачта-ферма получила наклон параллельно земной оси, геометрические формы внутренних объемов и характер их вращения были соотнесены с формой и движением Земли и т. д.» (Там же).

Критик и писатель Виктор Шкловский, создатель литературного приема «остранение», имеющего целью вывести читателя «из автоматизма восприятия» отозвался об этом ультра-странном архитектурном проекте Татлина, как о «памятнике из железа, стекла и революции: „Дни бегут за днями, как вагоны, переполненные странными и разнообразными повозками, пушками, толпами о чем-то шумящих людей. Дни гремят, как паровой молот, удар за ударом, и удары уже слились и перестали слышаться, как не слышат люди, живущие у моря, шума воды. Мы живем в тишине грохота. В этом мощёном воздухе родилась железная спираль проекта памятника“» (из статьи Полины Байдиной «Владимир Татлин: „Завоевание будущего – единственное оправдание жизни художника“», 31.01.2022).