Сады пяти стремлений

– Полагаете, планета необитаема?

– Или мы находимся вдали от торговых путей, – предположил Дорофеев.

– Или так, – не стала спорить Кира. – Что мы уже знаем?

– Расчёты показали, что сутки здесь длятся двадцать шесть стандартных часов…

Молодая женщина машинально бросила взгляд на часы с двумя циферблатами, один показывал действующее бортовое время, второй – актуальное планетарное. Пока её не было, Базза успел заменить второй механизм на двадцатишестичасовой и выставить на нём время. Тоже утро, как и на бортовом, разница всего лишь в час, значит, рассогласования цикла никто не заметит.

– Мы находимся в субтропическом поясе северного полушария. И, если вам интересно, адира, здесь осень.

– Прекрасный климат.

– Полностью с вами согласен. – Дорофеев выдержал паузу, после чего поднял брови, показывая, что хочет услышать отчёт о действиях команды.

– Я лично проверила все помещения. Никто… – Кира помолчала, судорожно передохнула, но продолжила доклад хоть и негромким, но достаточно уверенным голосом: – В ходе проверки помещений было обнаружено два находящихся без сознания цепаря. Вот их имена. – Рыжая протянула капитану лист. – Цепари переданы бортовому медикусу, их жизням ничего не угрожает. Таким образом, на борту нет…

Кира держалась очень твёрдо, однако закончить доклад не смогла. Отвернулась.

– Итак… – Дорофеев прочитал написанные на листе имена, сверился с предыдущим списком – не отозвавшихся во время переклички, откашлялся и произнёс: – В результате проведённой переклички, подтверждённой тщательным осмотром внутренних помещений, выяснилось, что на борту отсутствуют следующие члены команды. – Он раскрыл судовой журнал. – Машинное отделение: механик… – Далее последовало имя. – Машинное отделение: младший электрик. Палубная команда – три человека… Офицеры… – Довольно долгая пауза. – После выхода из Пустоты на борту «Пытливого амуша» не обнаружены: бортовой алхимик Мерса, суперкарго Бабарский и мессер Помпилио дер Даген Тур.

Закончив, Дорофеев несколько мгновений молча смотрел на выписанные в столбик имена. То ли дожидаясь, когда высохнут чернила, то ли думая о том, что отсутствие тел оставляет надежду на благополучный исход. Да, они не знают, когда их товарищи покинули цеппель: на планете или в Пустоте. Да, оказаться посреди безбрежного океана – это почти тоже самое, что оказаться в Пустоте. Да, всё так, но, если они живы, у них есть шанс.

– Капитан, с вашего позволения, я собираюсь занять место моего супруга на время его отсутствия, – тихо сказала Кира.

– Разумеется, адира, – ответил Дорофеев. – Полагаю, вы обязаны это сделать.

– Спасибо, Базза. – Рыжая вновь перевела взгляд на океан. – Я знакома со структурой власти на «Амуше» и не собираюсь ничего менять.

И по положению – будучи владельцем цеппеля, и по происхождению – тут между ними пролегала пропасть, Помпилио стоял выше Дорофеева, но при этом он никогда не оспаривал решения капитана, во всяком случае, публично, подчёркнуто позиционируя себя скорее в качестве советника, но ни в коем случае не второго командующего. И всегда обращался к Баззе на «вы», единственному во всём Герметиконе человеку. Вся полнота власти на «Пытливом амуше» принадлежала капитану, и Кира дала понять, что её устраивает такое положение вещей.

– Благодарю вас, адира. – Базза вновь склонил голову. – Скажите, во время осмотра внутренних помещений вы заходили в каюту астролога?

– Да, капитан. В настоящий момент Галилей находится под присмотром Аурелии.

– Всё ещё без сознания?

– Увы.

В обязанности бортового астролога входило изучение звёздного неба – если речь шла о новых планетах, не описанных в Астрологических атласах; прокладывание курса и выполнение переходов через Пустоту. Поэтому после слов Киры, и она, и капитан одновременно подумали, что если «Пытливый амуш» оказался на неизвестной планете, вернуться в Герметикон без помощи Галилея Квадриги будет очень и очень непросто. Но был и ещё один момент, о котором не следовало забывать.

– Если я правильно понимаю, Галилею уже доводилось проходить через нечто подобное. – Кира напомнила об участии Квадриги в Тринадцатой Астрологической экспедиции, из участников которой выжил только он. – Сейчас Галилей ухитрился спасти не только себя, но нас и корабль.

– После того приключения Галилею понадобилась длительная помощь психиатра, – вздохнул Дорофеев.

– Будем надеяться, что ведьма вернёт его в строй быстрее врачей.

– Будем надеяться, адира.

– Вы сможете разобраться со звёздным небом без астролога?

– Только ночью, адира, когда станут видны звёзды. Я проведу наблюдения и постараюсь соотнести полученные результаты с Астрологическим атласом. Но на это потребуется время.

– Воспользуетесь астрингом?

– Сначала проведу визуальную разведку. Если сочту, что вижу знакомые созвездия – посмотрю через «дальний глаз», но до тех пор, пока будет оставаться надежда на то, что Галилей придёт в себя, я бы не хотел пользоваться астрингом. Я – ямауда, если в переходе возникнет Знак, я его не увижу.

Так Дорофеев намекнул, что при необходимости сможет заменить астролога во время прыжка.

– Я понимаю, капитан. – Кира выдержала короткую паузу. – Вы ведь первым пришли в себя?

– Так точно, адира.

– Скажите, когда вы очнулись, цеппель только выходил из Пустоты или уже находился на планете?

– Когда я очнулся, «Амуш» уже некоторое время дрейфовал по планете. Могу я узнать, чем вызван ваш вопрос?

– Я пытаюсь понять, где именно мой супруг покинул цеппель.

– Вы полагаете, это произошло при выходе из Пустоты?

– Это моя единственная надежда, капитан. – Рыжая попыталась улыбнуться. Именно попыталась. – У меня было ощущение, что во время перехода «Амуш» странным образом потерял…

– Твёрдость.

– Да, капитан. Если ощущения меня не обманывают, цеппель вернулся к прежнему состоянию, выйдя из Пустоты. Не могло получиться так, что возвращение не было мгновенным и вследствие этого часть команды покинула борт?

– То есть во время шторма случилась некая аномалия, из-за которой мессер и остальные члены команды не… не остались в Пустоте, а в настоящее время пребывают на планете?

– Да, капитан.

– И они остались там, куда мы пришли, – прищурился Дорофеев.

– Таково моё предположение, – подтвердила Кира.

– Я разберусь с ветром, пойму, в какую сторону дрейфовал «Амуш» и лягу на обратный курс.

– Благодарю.

Дорофеев улыбнулся. Неожиданно спокойно, почти весело, и эта улыбка вызвала у рыжей удивление.

– Капитан? – Она подняла брови.

– Я подумал, что если планета обитаема, то, вернув мессера и Бабарского на борт, мы окажем аборигенам огромную услугу.

– А Мерсу? – поддержала шутку Кира. Искренне поддержала.

– Мерса будет скромно помогать мессеру и Бабарскому делать жизнь аборигенов невыносимой.

* * *

Центром политической жизни Траймонго являлся Дворец Пяти Стремлений, который большинство жителей планеты называло Сенатом, имея в виду весь комплекс сооружений на самом большом озере Траймонго – Круве. Озеро лежало в Стремлении Уло, в географическом центре Садов, а Сенат выстроили на острове: Большой Дом, облицованный белым мрамором, и пять отделанных голубым Флигелей, каждый из которых располагался напротив той протоки, через которую в озеро приплывали караваны сенаторов – пышные речные процессии, любоваться которыми сбегались толпы траймонгорцев. Сбегались, несмотря на то что сенаторы посещали Дворец не реже одного раза в четыре месяца, то есть их визиты были достаточно привычными. Однако процессии получались настолько красивыми, что вызывали интерес, несмотря на частое повторение.

С северо-запада приплывал Габрис Тичи, сенатор Харо, – на носу его яхты была установлена фигура застывшего в прыжке льва, а сама она, как и три катера сопровождения, была украшена многочисленными золотыми знамёнами Стремления Харо. Габрис любил развевающуюся ткань и обожал любоваться богато расшитыми штандартами, сидя на верхней палубе.

Так же с севера, но другой протокой приходил Наамар Киза, сенатор Фага, и его караван всегда оказывался самым длинным – яхту сопровождало не менее десятка военных катеров разного размера, главным украшением которых являлись военные в красивых мундирах, вымуштрованные настолько, что иногда казались ненастоящими. А вот флаг над процессией был всего один – зелёный штандарт сенатора над яхтой.

С юга так же приплывали два сенатора. Радбуд Раде, возглавляющий Стремление Мэя, – его яхта и три катера сопровождения были белоснежными, как форма матросов и одежды свиты, а флаг – алым, как знаменитые маки, которые каждую весну покрывали Сады Мэя. Вторым был Идлен Капт, сенатор Стремления Суно. Его яхту так густо покрывала позолоченная резьба, что она казалась роскошной рамой для прекрасной картины.

И наконец, по самому Стремлению, с востока, под синими флагами приходила процессия Феодоры Коэ – сенатора Уло, в Садах которой и располагалось озеро Круве. Несмотря на это, «хозяйкой» встреч Феодора не являлась, а размещение Дворца Пяти Стремлений на своей территории считала большим неудобством, исторической платой за центральное расположение Стремления Уло на континенте.

Обыкновенно сенаторы прибывали во Дворец в течение дня, стараясь не войти в озеро одновременно с другими караванами – чтобы не делить приветствия зевак, однако на этот раз привычный ритуал был нарушен: лидеры Стремлений явились утром, можно сказать – одновременно, и сразу же, не потратив, как это обычно бывало, день на отдых, приступили к делам, собравшись в главном зале Большого Дома ровно в полдень.

– Хотя я не понимаю причину такой спешки, – проворчал самый старый из сенаторов – Габрис Тичи, которому всегда выпадало председательствовать на встречах лидеров Траймонго. – Будем откровенны: за последние дни не произошло ничего, что потребовало бы внеочередного собрания.

– Согласен, – поддержал его Наамар. – И мне совершенно непонятен порыв уважаемых Мэя и Суно.

Закон гласил, что любые два сенатора могут запросить срочную встречу по любому поводу, и в том числе не объясняя причин, и своей фразой сенатор Фага показал, что чтит его букву. Но при этом он демонстративно назвал южан по их Стремлениям, не по именам, чем нарушил неписаный закон, дозволяющий в узком кругу обращение без чинов.

«Северяне против южан. Ожидаемо…» – подумала Феодора и громко произнесла:

– Давайте выслушаем наших друзей. Не сомневаюсь, просьба собраться прозвучала не просто так.

– Скрывать не стану: мне приятно бывать в Уло и видеться с тобой, – улыбнулся Наамар, не позволив высказаться открывшему рот Радбуду. – Пусть даже по малозначительным поводам.

Фраза прозвучала на грани оскорбления, но именно на грани, поэтому ответная реплика прозвучала хоть и жёстко, но не грубо.

– Ты проводишь скрытую мобилизацию, – произнёс Радбуд.

И остановился, поскольку реплика прозвучали обвинением.

Наамар ожидал, что сенатор Мэя, славящийся как осторожный и хитрый дипломат, некоторое время будет ходить вокруг да около, и потому прямое и недвусмысленное обвинение сбило его с толку. И наступившая в зале тишина доказала правоту Радбуда.

– Это неправда.

– Прозвучало неубедительно.

– Неужели?

Сенатор Фага лихорадочно подбирал нужные слова, но пока у него получались лишь короткие реплики, и Радбуд с удовольствием воспользовался заминкой соперника.

– Мы не дети, Наамар, мы не в игры играем, а управляем Стремлениями и обязаны тщательно взвешивать произносимые здесь слова. У меня есть разведка, и я могу рассказать, какие подразделения ты формируешь в самых северных провинциях Фага, подальше от наших глаз, чем ты их вооружаешь и как обучаешь. Поэтому давай говорить серьёзно и по существу: ты проводишь скрытую мобилизацию, а это означает, что Траймонго находится в шаге от большой войны.

– Моя разведка подтверждает данные Радбуда, – добавил Идлен. – И мне это очень не нравится.

Феодора вздохнула, но промолчала.

– Я всего лишь реагирую на твою экспансию! – нашёлся наконец Наамар.

Этот ответ был заготовлен, но не на самое начало разговора, поэтому сенатору Фага потребовалось время на то, чтобы спланировать новую стратегию.

– На мою экспансию? – изумился Радбуд.

– Ты завалил Траймонго своими товарами.

– От этого страдают все! – поддержал Наамара сенатор Харо.

– Что я могу, если промышленность Мэя опережает конкурентов? – развёл руками Радбуд. – Да, мы делаем товары и дешевле, и лучше. Но кто в этом виноват? Нужно было вкладываться в разработки, а не в новые мундиры для военных.

– Твои банки загоняют в кабалу весь континент!

– Кто вам мешает оказывать качественные финансовые услуги? Почему ваши банкиры больше напоминают ростовщиков, чем специалистов в области кредитования? Вы сами отдаёте моим людям рынок, а потом удивляетесь результату. И, вместо того чтобы учиться и разгонять экономику, ты, Наамар, захватил Стремление Харо.

– Меня никто не захватывал! – возмутился старый сенатор.

– При всём уважении, Габрис, союз Харо и Фага давно перестал быть секретом.

– Как и ваша коалиция с Суно!

– Мы были вынуждены её создать, чтобы противостоять вам.

– А в итоге ваша экономическая экспансия только усилилась.

– Не отходи от темы.

– А какая у нас тема?

– Ты готовишься к войне, Наамар.

– Потому что ты поглощаешь мою экономику. И унижаешь мой народ.

– У нас один народ.

– Ты сам в это веришь?

– Иначе бы не говорил.

– Лицемер.

– Наамар, постарайся обойтись без оскорблений, – попросила Феодора. – Если тебе нечего сказать – промолчи, а не ругайся. Не превращай Сенат в базар.

Уверенный и жёсткий голос уверенной и жёсткой женщины слегка остудил разошедшихся сенаторов. С минуту в зале царила тишина, после чего Наамар угрюмо бросил:

– Южане отказывают фага в работе.

– Это не так, – резко ответил Радбуд.

– Существуют тысячи примеров того, что это так.

Оспаривать это заявление не имело смысла, поскольку все присутствующие понимали: нет ничего проще, чем накопить нужные «доказательства» из всех Стремлений. Вместо этого Радбуд пожал плечами:

– Люди нанимают на работу тех, чьи деловые или профессиональные качества их устраивают.

– Давно ты перестал считать нас людьми? – мгновенно среагировал сенатор Фага.

Он так откровенно шёл на конфронтацию, что Феодора не выдержала:

– Наамар, что в тебя вселилось?

– Я всего лишь прошу Радбуда не оскорблять мой народ.

– И в мыслях не было, – слегка удивлённо отозвался сенатор Мэя. – И сразу скажу две вещи. Первая: я не собираюсь оправдываться или извиняться за то, чего не говорил, точнее, за те слова, которые ты переврал. И второе: я действительно не понимаю, к чему ты ведёшь эти речи?

– Мне кажется, сенатор собирается разыграть карту фага, – произнесла Феодора, глядя на Наамара в упор. – И я, признаться, поражена. Мне сообщали о том, что в Уло и южных Стремлениях возникают очаги напряжения с фага, но я и представить не могла, что за ними стоишь ты, Наамар.

Фага и люди… когда-то давно они враждовали, потом помирились, потом враждовали снова. Последнее перемирие длилось уже почти сто лет, и все надеялись, что времена раздора остались позади, но Наамар, фага и сенатор Фага, вновь стал разыгрывать старую и болезненную карту. Являются ли фага людьми? Такими же людьми, как те, что населяли другие Стремления.

– Ваша политика и ваше отношение к фага создают эти очаги, – холодно ответил сенатор.

– Их не существовало, пока ты не пожелал войны.

– Я всего лишь требую справедливости.

– Оставь эти слова для своих провокационных речей.

– Это правильные слова, которые находят отклик в сердцах траймонгорцев. Никто не хочет оказаться в кабале у Мэя.

– Война – не выход, – заметил сенатор Суно.

– Полностью согласен, Идлен, – улыбнулся ему Наамар. – Мы можем избежать напряжённости, обсудив и приняв новый пакет экономических законов, обязательных для всех Стремлений.

– Пакет, который ты уже подготовил? – уточнил Радбуд.

– Назовём его «Северной инициативой», – с издевательской вежливостью продолжил сенатор Фага. – И мы считаем, что о нём должны узнать все траймонгорцы.

– Может, сначала обсудим его в нашем кругу?

– Я собираюсь вынести «Северную инициативу» на референдум. Пусть решает народ.

Наамар наконец-то определился со стратегией и сумел перехватить инициативу.

– Мы затребовали срочную встречу не для того, чтобы обсуждать ваши желания, – жёстко произнёс сенатор Мэя. – И угрозы войны в случае непринятия выгодных вам законов.

– Угроз не было, ты переврал мои слова.

Феодора покачала головой, однако вернуться в разговор не успела.

– Прости, но я не понял, для чего была нужна наша встреча? – мягко продолжил Наамар. – Я услышал безосновательные обвинения, но и только.

Южане переглянулись, после чего Радбуд вернулся к спокойному тону:

– Наамар, ты сам сказал, что мои банкиры лучше твоих и накопили больше золота. И мы все знаем, что это действительно так. Ты сам сказал, что моя промышленность лучше твоей. И мы все знаем, что это действительно так. Товары Мэя – лучшие на рынках Траймонго, но при этом – что сейчас важнее – оружие Мэя тоже лучше. И это очень хорошо сыграет в случае войны.

– Вы с Идленом собрали нас, чтобы сказать, что не боитесь войны?

– Именно так, – согласился Радбуд. – Мы знаем, во что ты играешь, и готовы играть против тебя.

– У вас меньше солдат, – хмыкнул Наамар.

– Но они лучше вооружены.

– Зато мои превосходно обучены.

– Долго вы собираетесь обсуждать свои достоинства? – не выдержала сенатор Уло. – На кону жизни людей.

– На кону только власть, Феодора, – резанул в ответ Наамар. – На кону всегда власть. Именно она означает и тысячи жизней, и деньги, и экономику, и всё остальное. Только власть имеет значение. И сейчас мы её обсуждаем.

– Тебе нужна власть над Траймонго? – Феодора вопросительно подняла брови.

– Я не хочу, чтобы власть над Траймонго заполучил Радбуд.

– Кажется, я напрасно надеялся на конструктивные переговоры, – коротко рассмеялся сенатор Мэя.

– Ты их получил, – пожал плечами сенатор Фага.

– Мы готовы драться за единственный континент, не исследовав остальную планету, – вздохнула Феодора. – Наамар, пожалуйста, давай вернёмся к идее создания большого флота, которая объединит Стремления, а не превратит их в поле боя.

– Почему флот должен строиться в Мэя?

– Потому что мы разработали нужные технологии, – язвительно ответил Радбуд.

– Поделись ими.

– Только в виде готового корабля.

– Где твои люди будут офицерами?

– А твои – матросами.

– Ты опять всё сводишь к расовому превосходству!

– Только в твоём воображении.

Перепалка вновь стала громкой, при этом сенатор Харо, что естественно, поддерживал Фага, сенатор Суно – Мэя, и Феодоре ничего не оставалось, как вновь попытаться образумить разошедшихся мужчин:

– Перестаньте! – Она ещё могла на них воздействовать и не удивилась, что после окрика в зале наступила тишина. – Вы действительно уже всё решили? Война неизбежна?

Никому из сенаторов не понравилось, что женщина требует от них прямого ответа на весьма жёсткий вопрос, и Радбуд недовольно напомнил:

– Это мы с Идленом предложили провести встречу.

– Чтобы заявить, что готовы к войне?

Тишина.

– Наши с Габрисом условия известны, – не менее недовольно сказал Наамар. – Экономика не наш конёк, поэтому мы будем отстаивать интересы Стремлений так, как умеем.

– Мы ходим по кругу, – покачала головой Феодора.

– Скоро вырвемся, – пообещал Наамар, вставая из кресла. – Мы распечатали всем вам все документы по «Северной инициативе». Читайте, изучайте. У вас есть пять дней на размышления. Если откажетесь сотрудничать… – Сенатор Фага улыбнулся. – Если откажетесь сотрудничать, то будет, как будет.

Поскольку разговор сенаторы вели с глазу на глаз, разнести документы оказалось некому, и Наамар просто оставил три папки на своём столе. Затем они с Габрисом покинули зал, а оставшиеся переглянулись.

– Ничего не решилось, – уныло констатировал сенатор Суно.

– И не могло решиться, – поморщился Радбуд.

– Да, не могло, – согласилась Феодора, рассматривая одно из своих колец.

– Слишком много противоречий…

– Нет, противоречие одно: вы с Наамаром решили выяснить, кто из вас главный. Ты принялся душить его экономику, он отвечает, как умеет.

– Ты обвиняешь меня? – взвился сенатор Мэя.

– Нет, – вздохнула Феодора. – Я не обвиняю никого из вас, потому что знала, что рано или поздно это должно было произойти: вы с Наамаром переросли свои Стремления, вам нужно больше. И мне жаль, что мы не успели использовать ваши амбиции во благо, то есть организовать большое исследование океана.

Горький, но при этом точный анализ произвёл на оставшихся сенаторов впечатление, и спорить с Феодорой они не стали. Помолчали, мысленно не соглашаясь с тем, что морская экспансия помогла бы сохранить мир – ведь она ещё больше укрепила бы экономику Мэя, а затем Радбуд осведомился:

– Ты нас поддержишь?

– Это ничего не изменит, – вздохнула Феодора. – Даже если я выступлю за вас, это не остановит Наамара.

– А вдруг? – спросил Идлен.

– Он ясно дал понять, что или будет принята «Северная инициатива», или начнётся война.

– Мне кажется, война случится в любом случае, – не согласилась сенатор Уло. – Чтобы ни пообещал Наамар – он обманет.

– Даже если мы согласимся с «Северной инициативой»? – удивился сенатор Суно.

– Мы не согласимся, – ответил Радбуд. – Он наверняка составил её так, чтобы мы не приняли «Инициативу» ни при каких условиях. Наамар верит только в силу.

– То есть войне быть?

– Скажу честно: я не знаю что должно произойти, чтобы мы выпутались из этого кризиса без крови, – мрачно ответил сенатор Мэя. – Понятия не имею, кто способен разобраться в происходящем и уладить существующие противоречия ко взаимному удовольствию сторон.

* * *

– Мессер, я очень рад видеть вас живым и здоровым.

Помпилио кивнул, показав, что услышал. Впрочем, ничего иного ИХ не ждал и деловым тоном продолжил:

– Пока наши новые друзья вылезали из воды, я быстренько осмотрел шхуну и собрал на баке всё, что можно использовать против нас: несколько ножей, два топора, гарпун и багры. Огнестрельного или метательного оружия не обнаружено.

– Хорошо.

Бабарский был настоящим суперкарго – деловым, энергичным, умеющим добыть любой товар, запчасть или устройство на любой планете и протащить любую контрабанду через любую границу. Ещё Бабарский был лично знаком едва ли не со всеми воротилами Омута, обеспечивал команду дополнительным доходом и вёл финансовые дела «Пытливого амуша», благодаря чему содержание цеппеля обходилось Помпилио намного дешевле, чем могло. Внешне ИХ выглядел абсолютно мирным и немного забавным: маленького роста, кругленький, с кругленьким лицом и кругленькими щёчками, он казался абсолютно безобидным, и мало кто мог представить, что пухленький коротышка с чёрными волосами до плеч по боевому расписанию становился первым номером пулемётного расчёта, причём – отличным первым номером, которого Дорофеев часто ставил в пример остальным.

Услышав, что рыбаки помилованы и могут вернуться на борт, ИХ упросил Помпилио дать ему десять минут, оставил Мерсу приглядывать за купающимися аборигенами и устроил энергичный обыск. Заодно раздобыл три куска ткани, в которую завернули вытащенные из воды тела. Как и предполагал дер Даген Тур, ими оказались цепари с «Пытливого амуша». Затем рыбаки вытащили сети, капитан взял курс на северо-восток, а Помпилио и его офицеры расположились на баке, надев успевшую высохнуть одежду.

– Как ты ухитрился прихватить её с собой? – спросил Мерса, изрядно удивившийся тому, что Бабарский вынырнул из воды в обнимку со своей знаменитой сумкой.

– Я никогда с ней не расстаюсь, – улыбнулся в ответ ИХ. – Мог бы запомнить.

– Пару раз я видел тебя без неё.

– Ты проник в мою каюту, когда я спал?

– Может, и не видел, – сдал назад Олли. – Может, это был Энди.

А сам подумал, что сумка и в самом деле настолько срослась с образом Бабарского, что команда «Амуша» перестала её замечать и скорее удивилась бы, не увидев её на плече суперкарго.

– Никогда не знаешь, что и когда может неожиданно понадобиться, – закончил ИХ. – Ты ведь тоже не пустым вывалился из «Амуша»?

– Что ты имеешь в виду?

– Да, Мерса, что у тебя с собой? – поинтересовался Помпилио. Последние пару минут он внимательно разглядывал горизонт, словно надеясь увидеть цеппель. Но офицеры не сомневались, что он внимательно прислушивается к разговору, и не ошиблись.

– Если вы имеете в виду бомбы, мессер, то я могу сделать либо два мощных устройства, либо четыре послабее.

– Морская вода не повредила компоненты?

– Нет, мессер, я предусмотрел водонепроницаемые капсулы.

– Хорошо.

Должностные обязанности бортового алхимика трудно перечислить – их много, причём самых разнообразных, начиная от проверки и поддержания в рабочем состоянии огнетушителей и заканчивая проведением полевых исследований на вновь открытых планетах. Помимо этого работа в интересах остальных служб цеппеля, создание уникальных боеприпасов для коллекции уникальных бамбад дер Даген Тура и участие в приключениях, которые научили мирного алхимика тому, что оружия мало не бывает, и поэтому некоторые элементы одежды алхимика были… взрывоопасны. При этом опыт и мастерство Мерсы гарантировали, что эти элементы не проявят себя раньше времени. Достаточно сказать, что Помпилио не опасался носить при себе гранаты на основе крайне нестабильного, но необычайно мощного нитробола – настолько он был уверен в способностях Мерсы.

– Будем надеяться, что бомбы не пригодятся, но хорошо, что они есть.

– У меня в сумке завалялись две дымовые шашки, – добавил Бабарский. – Небольшие, но мощные.

– Насколько мощные?

– Легко сымитируют серьёзный пожар.

Дер Даген Тур кивнул, после чего вновь посмотрел на Мерсу:

– Ты кажешься мрачным.

Учитывая обстоятельства, вопрос прозвучал неожиданно, поскольку поводов для радости – за исключением принуждения к порядку команды рыболовецкой шхуны – пока не наблюдалось.

– Я несколько растерян, – честно ответил Олли.

– Мы живы, – спокойно и очень уверенно произнёс Помпилио. – Мы встретили людей, которые нам помогают. Судя по всему, мы находимся на планете, которой нет в реестре Герметикона, но она давно обитаема, и нам не придётся создавать цивилизацию с нуля и жить в пещерах.

– Да, мессер, – вздохнул Мерса.

– Тогда что тебя смущает?

– Но…

– Всё, что нам нужно, – это отыскать «Амуш» и подняться на борт.

Глаза алхимика вспыхнули:

– Вы думаете…

– Я думаю, что Базза уже пришёл в себя, огляделся, обратил внимание на моё отсутствие и начал поисковую экспедицию, – размеренно продолжил дер Даген Тур. – А поскольку тут есть цивилизация, то наша встреча произойдёт достаточно скоро.

– Вы уверены?

– Базза прекрасно знает, что обязан делать в подобных случаях.

Помпилио в своём капитане не сомневался. Мерса тоже, но его беспокоило другое.

– Вы уверены, что с «Пытливым амушем» всё в порядке?

Несколько мгновений дер Даген Тур смотрел на Мерсу, всем своим видом выказывая удивление тем фактом, что столь недалёкий человек считается гениальным алхимиком, потом перевёл взгляд на Бабарского, понял, что ИХ тоже не прочь услышать ответ, едва заметно улыбнулся и кивнул на поверхность спокойного, можно сказать, спящего океана:

– Обломков не было. Да и трупов маловато.

Суперкарго и алхимик переглянулись и одновременно выдохнули:

– Обломков не было!

– Именно, – подтвердил Помпилио. Выражение его лица не изменилось, однако он был доволен тем, что удалось приободрить офицеров.

– А вдруг «Амуш» не вышел из Пустоты? – вновь засомневался Мерса.

– Тогда как мы оказались на планете?

– А мы – вышли.

– На какой высоте?

– Что? – переспросил алхимик, борясь с желанием снять очки и протереть стёкла.

– Если бы «Амуш» вышел из Пустоты штатно и на стандартной высоте, мы бы разбились при падении в воду, – объяснил дер Даген Тур.

Офицеры помолчали, припоминая полученные в школе знания, и мысленно согласились с утверждением Помпилио.

– В таком случае как мы оказались в воде?

– Что ты помнишь? – поинтересовался в ответ дер Даген Тур.

– К сожалению, мессер, в моём случае придётся дождаться Энди: мои воспоминания начинаются с того, что я стою у борта с гарпуном в руках.

– Понятно, – протянул Помпилио и улыбнулся: – Полагаю, ты был несколько удивлён.

– Не то слово, мессер, – не стал скрывать алхимик. – Хотя, если честно, я давно привык находить себя в странных обстоятельствах.

– Это всё твои алхимические снадобья, – авторитетно заметил Бабарский. – Надышишься чем попало, а потом вытворяешь всякие непотребства.

– Я вытворяю? – переспросил Олли. В отличие от застенчивого Энди, эта версия алхимика могла за себя постоять, но… но только не против Бабарского.

– Давай только не будем тут нервно дышать, хорошо? – предложил ИХ. – Все вы вытворяете, когда думаете, что вас никто не видит. – И не дожидаясь ответного высказывания от возмущённого Мерсы, повернулся к дер Даген Туру: – Сразу после того, как «Амуш» оказался в Пустоте, у меня пошла кровь горлом и я потерял сознание. Очнулся в воде.

– Спасибо, ИХ.

– Но при этом… не знаю, насколько это важно, мессер, но я помню ощущение себя ненастоящим.

– Это как?

– Как будто я состоял из ничего.

– Был прозрачным, – прищурился Помпилио, припоминая увиденное в астринге.

– Да, мессер. Я, правда, решил, что это глюки, но ощущение помню отчётливо.

– Может, в этом всё дело: мы стали прозрачными и выпали из «Амуша»? – предположил алхимик.

– То есть испытали на себе неизвестную аномалию Пустоты?

– Да, мессер.

– Интересное предположение, которое объясняет всё, не объясняя ничего.

– Да, мессер. Хочу напомнить, что я занимаюсь вашими налогами, поэтому в таких вещах являюсь большим специалистом.

Дер Даген Тур наградил суперкарго долгим выразительным взглядом, который тот ухитрился выдержать, после чего уточнил:

– Ты очнулся под водой?

– Да, мессер.

– Я рад, что ты сумел справиться.

В отличие от тех цепарей, которым не повезло.

– Благодарю, мессер. Позволите вопрос?

– Да.

– Где вы находились во время перехода? На мостике?

– В астринге. – Помпилио помолчал. – Я тоже потерял сознание, но перед этим услышал, что Галилей называет происходящее идеальным штормом.

– То есть нас носило по Пустоте?

– Да.

– Как долго?

– Боюсь, ответ на этот вопрос мы получим, лишь вернувшись в Герметикон, – медленно ответил дер Даген Тур. Однажды Пустота уже сыграла с ним злую шутку: Помпилио казалось, что он провёл на Ахадире меньше двух недель, а когда вернулся, выяснил, что отсутствовал полтора года и даже был признан умершим. – А пока давайте суммируем то, что мы уже знаем.

Последняя фраза прозвучала приказом к началу доклада, однако не вызвала у офицеров удивления: и Мерса, и Бабарский прекрасно понимали, что совещание рано или поздно начнётся, и успели к нему подготовиться.