Спустившись на платформу, он пришел в себя. Речь, конечно, не шла о том обычном состоянии, в котором он находился еще несколько дней назад и которое казалось единственным возможным с учетом спектра его проявлений. Нет, но теперь он хотя бы чуть-чуть выглянул из кокона оцепенения, в котором находился вот уже два дня. Удивительно, что холод улицы с его пощипыванием носа, покалыванием щек и одервенением пальцев на ногах не произвел такого отрезвляющего действия, как гулкий звук и специфический запах платформы.
Людей на станции было много. К постоянным утренним желающим уехать добавились автомобилисты и их семьи, сдавшиеся и смирившиеся, которых, как и Кирилла, можно было отличить по легкой не по сезону одежде. Не желая отталкивать других пассажиров, сесть в вагон удалось не с первой попытки. В другом состоянии он стал бы припоминать, когда он последний раз спускался в метро вообще и когда ездил в такой давке в частности. Но сейчас он только сосредоточенно слушал голосовые объявления, чтобы не проехать нужную остановку. Всё внимание было брошено на это. Вагон был набит так, что увидеть указатели с названиями остановок на стенах очередной станции не представлялось возможным. Сразу вспомнилось сравнение с тех времен, когда он еще постоянно ездил на метро, «как шпроты». И в голове возникла картинка с золотистыми плотно уложенными рыбками под слоем такого же золотистого масла в банке с наполовину открытой и отогнутой верхушкой с зазубренными краями. Картина была настолько реальной, что он даже почувствовал вкус шпрот во рту.
Слизанные бесконечным числом ног, умноженным на внушительное число лет, мраморные ступеньки, ведущие к кассам пригородных электричек, а оттуда к вокзалу, были покрыты скользкой снежной жижей. Снег еще не успели убрать, и многочисленные приезжающие и немногочисленные уезжающие утренние пассажиры превратили благородную воздушную белизну в коричневые мокрые кратеры, чавкающие под ногами. Купив билеты в окошке кассы у женщины с сильно уставшим уже с утра лицом и голосом, Кирилл отправился на перрон – электричка отходила через десять с небольшим минут.
Машины и самолеты вытеснили поезда из жизни Кирилла довольно давно. Очень медленный и при этом не очень комфортный и дешевый вид транспорта поезд остался, в основном, в его детских воспоминаниях. Тех, что были связаны с истомой начала черноморских поездок с родителями или чувством свободы и «взрослости» при поездках по разным городам страны с классом. Потом был еще короткий отрезок командировок на поезде в начале трудовой деятельности, но и в этом случае с увеличением дальности путешествий поезд вскоре был заменен на самолет. А потом и отрезок с командировками совсем закончился. В последний раз Кирилл был на вокзале несколько лет назад, встречая какую-то школьную подругу жены, которая приезжала в гости. Поезд был ночным, и подруга не ориентировалась в городе, а значит ее нужно было встречать. Тогда вокзал произвел на него сильное впечатление. Модернизировав оболочку, добавив современных электронных табло и никелированных поверхностей, пространству вокзала оставили начинку: звуки, запахи, ощущения. И тогда, в прошлый раз, выход на платформы железнодорожного вокзала оставил почти такие же «мурашечные» ощущения, как за несколько лет до этого найденная в каком-то труднодоступном шкафу перепечатанная на пишущей машинке отцом, видимо, некогда редкая или запрещенная книга с нарисованной им, Кириллом, по-детски коряво машиной на первой странице.
В вагоне электрички было немноголюдно. Утром в будние все, в основном, едут в обратном направлении – в город. Пригородные электрички крупных городов являются, фактически, частью городской транспортной сети, обеспечивающей поток рабочей силы, которая не может или не хочет обеспечить себя возможностью проживания в самом мегаполисе. Поэтому во всем вагоне к моменту отправления набралось не более пары десятков человек, съёжившихся и редко разбросанных по заиндевевшему вагону, как оставшиеся зимовать птицы на ветвях угрюмых безжизненных зимних деревьев. Кирилл сидел один, никто рядом или напротив не сел. Он расчистил от изморози небольшой участок на стекле вагонного окна и смотрел на проплывающий мимо серый пригородный пейзаж. Смотрел, периодически понимая, что не видит происходящего за окном, а занят своими мыслями, хотя глаза продолжали смотреть в бесформенное прозрачное пятно. Электричка останавливалась на очередной остановке, словно с отдышкой от долгого бега открывала двери, потом с тем же звуком закрывала их и снова набирала ход. На противоположных платформах ежились, выдыхали клубы белого пара и пританцовывали от холода и ожидания многочисленные пассажиры, спешащие, с желанием не опоздать, а некоторые и уже опаздывающие на свою городскую работу. Кто-то вглядывался в даль, откуда должен был показаться столь желанный локомотив, словно таким образом ускоряя его прибытие. Кто-то угрюмо смотрел на немногочисленных пассажиров, проходящей мимо в противоположном направлении электрички, с нескрываемыми и не очень человеколюбивыми мыслями.
Ехать было не близко. Вырвавшись из кольца ближайших пригородных станций, поезд начал делать все более редкие остановки. Количество людей, стоящих на остановках в противоположную сторону, стало не таким большим, а дома, проплывающие за окном, между станциями – победнее и попроще.
Платформа станции, на которой он вышел, была безлюдна. Из вагона вышли всего несколько человек, из его вагона – только он один. Подойдя к дверям светло-зелёного двухэтажного здания вокзала, он увидел табличку «Вход с обратной стороны». Люди, вышедшие из вагонов, видимо, зная дорогу, сразу пошли на выход с платформы, который находился так, что все они уходили от Кирилла, и спросить было не у кого. Он пошел вслед за ними. На выходе со станции закутанная во множество теплых слоев, включающих пуховые платки, ватник и венчающий слой оранжевой жилетки, женщина отчищала ступеньки от снега. Ее наряд в купе с валенками и пуховыми платками на голове не давали представления ни о возрасте, ни о природных формах этой женщины.