– Моих друзей стало на одного меньше, – думаю я, – хах, ну и кто такой предатель решил избавиться от меня? Сейчас посмотрим на тебя! – с внутренним злорадством я нажимаю на нужную вкладку.
– …Что? – кроме этого вопроса я просто не мог ничего не выдать из себя. Там была она. Она удалила меня из друзей, – Но почему? Почему ты это сделала? – от шока я даже внутренне перестаю называть её как обычно на «вы».
Дальше я помню только то, что гнев сменялся яростью, ярость закипала в бешенство, а бешенство сжималось в горе. К ночи в голове осталась только пустота. Тогда я уже даже понимал, почему она это сделала, но одновременно не понимал. Не понимал, как она могла просто взять и отказаться от меня. Неужели моя политическая позиция, всего лишь мои посты на стене могли перечеркнуть несколько лет тесного общения, могли стереть в порошок связь «ученик –учитель»?
– Ну а чего ты ожидал? – вывел из раздумий меня голос подруги-одноклассницы, хорошо знакомой с моей драгоценной женщиной в жизни, – она директор, часть этой государственной системы. Помнишь, когда мы учились, ее в Заксобрание приглашали?
А и правда, чего я ожидал? Честно говоря, вообще ничего, потому что о таком я подумать просто не мог. Когда кажется, что люди вокруг тебя поступают по-другому, резко меняются, ты их винишь. Но, может, это не они меняются, а ты стал настолько другим в их системе координат, что не вписываешься со своей риторикой в их жизнь? Как бы ни была проста реальность, как бы ни был очевиден ответ, я просто не мог его принять. И не мог смириться с такой данностью уже месяц, поэтому пришел поговорить с кем-то об этом.
– Или вспомни, – продолжила она, – как директриса заводила роман и изменяла своему мужу с депутатом нашего района, чтобы заполучить финансирование для школы? Или как мы с тобой гадали, способствовала она фальсифицированию выборов или нет? Ты думаешь, такой человек мог иметь какое-то другое мнение? Ты свои посты видел вообще?
«Хм, а я, оказывается, умею ревновать», – пронеслась в моей голове мысль, когда посреди груди как будто прижгло раскаленным железом после слов об её отношениях и грехах. Даже слушая напрямую о них, без увиливаний и преуменьшений, я все равно видел её прекрасным, безупречным и непорочным ангелом. Ничто не могло перебить её этот бесконечно светлый образ в моей памяти. В какой-то степени я начал ей даже завидовать, ведь будь этот мой внутренний всепрощающий голос в голове живым человеком – это был бы лучший адвокат, очистивший её от всех преступлений. Настолько была мощной сила его убеждения.
Первый месяц я повторял себе, что никогда к ней не вернусь, никогда ей не напишу и не спрошу «почему?», ведь всё это будет унижением. А я, итак, раньше много перед ней унижался. Может наша школьная жизнь и текла мирным чередом, но как только её что-то во мне не устраивало, как только я делал шаг влево или вправо, заявлял своё мнение, красил волосы в фиолетовый, она переставала быть прекрасной синей птицей в моих руках. Думая о том, кем же она становилась, я не мог подобрать метафору, ведь даже оставленный и забытый ею, не мог представить её монстром. Но она уже не раз до этого делала мне больно, не раз мне приходилось прогибаться под её мнение, идти к ней на поклон, быть удобным, чтобы быть любимым. Просто тогда я этого не осознавал и не хотел осознать.
Но это был лишь первый месяц. А дальше этот внутренний адвокат дьявола искал ей сотни оправданий, капал мне на мозг, бесконечно прокручивая нить размышлений, объясняя её молчание и её отказ от меня лишь как случайность, как недопонимание, как недомолвки, которые можно обернуть вспять. И эта неопределенность сжирала всю мою уверенность не отступать и не унижаться.
Эта мысль преследовала меня как тень. Каждый день она витала перед глазами, а я больше не мог встречать тему учителя и ученика в жизни и творчестве без еканья в сердце. Не мог спокойно смотреть, как друзья общаются со своими школьными учителями. К тому же я понял, как много её следов осталось до сих пор со мной в моём быту прямо здесь, под боком. Даже старая любимая флешка, которой я всегда пользовался, была её подарком. Многие места в городе теперь принадлежали ей, потому что мы когда-то там бывали вместе, а белые проезжающие мимо «Форды» на улице заставляли судорожно смотреть на их номерной знак. Но хуже всего оказалось с запахами. Я и не думал, как много ненавязчивых запахов может быть связано со школой, а обычное курение людей на улице может напоминать ту смесь аромата цветочных духов и тонких сигарет, которые она курила. Она, её образ, стали моим наваждением, незримо преследуя днем, когда я запрещал себе любить её, и беспощадно являясь ночью в сновидениях, где я был абсолютно беззащитен перед чувствами.
Тогда я задавал себе вопрос: «Почему я ушел? Почему сбежал от неё и не возвращался к ней столько времени?». По сути, я исчез почти сразу после выпуска из школы, а ведь она тогда желала, чтобы я не забывал о ней. А я и не забывал. Просто мой путь был так извилист и так неудачен, что я боялся прийти и разочаровать мою драгоценность, увидеть, как исчезает улыбка на её лице. Но ещё больше я боялся разочароваться в ней сам. Боялся, что если это божественное очарование ею спадет, то что я увижу? Кого? Если это будет не ангельская сущность, сидящая в башне из слоновой кости, а обычная уставшая женщина со своими пороками и заблуждениями, с первыми проступающими морщинами и закрашенной сединой, буду ли я так же её любить?
И только сейчас, после того как она бросила меня, я смог ответить – буду. И это был худший ответ. Все эти года я будто бы не замечал, что она, такая сильная и гордая, всегда занимала часть моего сердца, как вредная привычка, укоренившаяся настолько, что выдрать её оттуда казалось невозможным. Она будто была частью моей личности, слепив в подростковые года меня таким, каким хотелось ей самой. И теперь, на сегодняшний день мне казалось, будто её изящные и такие знакомые руки незримо сжимают моё сердце в тиски, стирая его в пыль и забирая моё стремление к свободе.