Голос птицы

– В мире смертных нет понятия вечности.

– Мы говорим так, когда имеем в виду «очень долго».

– Долго это ещё не вечность.

Где-то над болотом прокричала птица. Захлопал крыльями селезень, и всё снова стихло. Слышно было, как потрескиваю ветки, поедаемые огнём.

– Иногда ждёшь чего-то. Ждешь до упора, а оно не происходит. Сначала это удручает, потом расстраивает, потом злит. А потом ты примиряешься с этим.

– Так происходит у всех людей.

– Я не могу говорить за всех. Когда кто-то пытается говорить за всех, ему говорят «Заткнись», придираются и называют зазнайкой.

– Знание – это великая сила. Неужели плохо, когда кто-то всё знает за тебя, предсказывает, предостерегает или утверждает: конец близок, не растрачивай драгоценное время?

– Хм. Не думаю, что все люди на свете оценили бы такую медвежью услугу. Когда знаешь, что тебе скоро конец, разве не страшно? Ещё вчера вещи казались такими важными, а сегодня ты знаешь, что умрёшь. И всё сейчас – пустяк.

– Каждый день – пустяк. В масштабах Общего день – это крошечная капля. Песчинка, которую невозможно заметить.

– Песчинки иногда вызывают дискомфорт. Колятся, режутся и оставляют царапины, – огонь фыркнул и выбросил столп искр. «И что есть океан, если не море капель?»

– Красиво. Кто это сказал?

– Я не помню. Кажется, было в каком-то фильме.

– Самые глубокие слова всегда простые.

– Диктаторы и политики не учитывают это, выступая с трибун. Они произносят речи так витьевато. Очень уж мудрёно, но если проще – юлят. Иногда перестаёшь даже улавливать ход мыслей, но главное ведь говорить красиво, с огоньком.

– Лживые речи и дурные помыслы не дают покинуть Срединную зону. Тропу видит только тот, кто проходит испытание. Грешники вечно сталкиваются с ложной помощью: то коряга в воде выглядит так, словно на неё можно ступить, то кочка кажется крепче камня, то слышится Голос Птицы. Но это всё неправда. На той стороне оказывается тот, кто этого заслужил.

– Вот откуда эти лица в воде. Они что-то говорят, но не разобрать. Вид у них очень уж несчастный. Помощи просят, кажется.

– Такова участь. Они останутся там навсегда. На целую вечность.

Где-то у Одинокого дерева снова прокричала птица. Пронзительный призыв увлекал полупрозрачную материю, всё ещё имеющую человеческие очертания, на другую сторону Топей. Здесь никогда не бывало утра или сумерек, никогда желтоватые жухлые кочки не спали под звёздами, потому что ночь здесь тоже никогда не наступала. Одинокое Дерево всегда стояло в предвесенней готовности распустить свои почки, но и они не появлялись. Облака с серовато-синим оттенком скрывали мутную, едва уловимую голубизну, которая за ними пряталась, но и та ни разу не проступила. Застывшая картинка без единого намёка на движение.

Следующая ветка оказалась полусырой, и костёр выпустил немного дыма.

– Сколько раз Человек сидел вот так, один на один с природой, вверяя свою жизнь погоде и огню.

– Столько, сколько помнит этот Мир. С тех пор ничего не изменилось.

– У меня на этот счёт есть одна любимая картина. «Звёздные руны» Рериха. Смотреть-не пересмотреть. Казалось бы, ничего такого, но каков посыл. Человек и звёзды. Два удивительных творения вселенной. которым никогда не суждено соприкоснуться.

– Когда речь идёт об искусстве и книгах, ты оживаешь.

– Хм. Наверное. Самое чистое удовольствие и самое жестокое страдание для тех, кто встаёт на этот скользкий путь – любить искусство. Зависеть от него. Жить им. Если бы не создавалось прекрасное, люди массово прыгали бы с мостов. Хорошая песенка иногда способна спасти самый ужасный день.

Полупрозрачный белесый сгусток, у которого слегка угадывалось очертание предплечья, отчаянно цеплялся за лохматую кочку. Тина под ним делала своё дело.

– Ты, наверное, помнишь много историй. И всё про всех знаешь?

– Не так. Я смотрю и вижу.

– Ха. Логично. Но не понятно.

– Я не знаю всех историй, не держу их в памяти. Но я могу посмотреть на то, что есть. Или на то, что остаётся, – взгляд скользнул на топи. Рука отпустила кочку и бесшумно скрылась в воде, – и увидеть.

Пространство всё ещё оставалось беззвучным. Птица не кричала, облака если и двигались, то очень медленно. Над кочками бесшумно скользили белёсые, пожожие на туман, тени.

– Сначала при виде их мне делалось жутко. Почему некоторые всё ещё похожи на людей?

– Они провели здесь недостаточно времени. Блуждая по топям, они ищут путь на ту сторону. Но не так давно. Поэтому в их чертах угадывается человеческое.

– Значит, вот эти смогут выбраться?

– Или утонут. Не всем суждено слышать голос Птицы.

– Расскажешь о них?

– Что ты хочешь знать?

Костер горел на окраине хвойного леса, а за спиной сидящих расположилась густо-зелёная чаща. Иногда из её темноты выходили очертания: они шли осторожно, но уверенно, будто невидимая сила точно указывала им путь. Когда-то разная одежда, подчеркивающая характеры и вкусы, в виде очертаний выглядела очень похожей. Похожие тела, причёски. Как любопытно устроено восприятие: достаточно просто убрать цвет, и можно понаблюдать как стирается и исчезает индивидуальность. Костёр не привлекал их, силуэты проходили мимо, ступая по мягкой почве, но звука шагов слышно не было. Когда черты их лиц ещё можно было различить, в выражениях читалась глубокая задумчивость, будто шествующие находились не здесь, а в своих далёких воспоминаниях. Они никогда не пытались обратиться к сидящим возле огня, и проходили мимо, словно не замечая.