«Спокойно, – Егор старается дышать ровно, – с ней сейчас специалисты, которые принимают по несколько родов в день». Только за то время, пока он сидит на кушетке, в соседних родовых успешно завершились двое родов. Это рутина, и вероятность каких-то осложнений крайне мала. Нужно просто ждать: скоро он обнимет любимую и их ребёнка.
У них будет мальчик. Думая о ребёнке, Егор представляет его не красным и ревущим комком, а уже подросшим – лет пяти. Они с женой идут по дороге, а мальчик рассекает впереди на самокате. Он чересчур разогнался. Света кричит ему, чтобы был аккуратнее, и машет рукой. В этом жесте и любовь, и страх за ребёнка, и вера в то, что с ним ничего не случится. А ещё – наслаждение ветром, треплющим её волосы.
Из-за двери родовой слышится шум: монотонный фон разговоров разрывается несколькими нервными возгласами. До сих пор Егор не слышал ничего подобного. Но он понимает, что волноваться не стоит: вероятнее всего, пока Света не начала рожать, он попросту не прислушивался, теперь же ловит каждый звук.
Двери лифта в конце коридора с лязгом разъезжаются. Санитары бегут по коридору с каталкой. Её колёса противно дребезжат. Один из мужчин, сидящих на кушетках, едва успевает убрать ноги: ещё немного, и каталка ударила бы его по колену – крайне болезненно. Егор морщится: санитарам следовало бы быть аккуратнее.
Рядом с местом, где сидит Егор, санитары начинают тормозить. Тапки одного из них скользят по керамической плитке. Каталку поворачивают боком и толкают её передним краем двери родовой. В коридор врываются звуки: «Сюда! Берём!». Егор встаёт.
Каталку вывозят. На ней – Света. Она держит что-то на груди, под простынёй. Санитары бегут с каталкой назад к лифту, следом – врач и медсестра. И Егор.
Когда все забиваются в лифт, для Егора места не остаётся. Но до того как двери закроются – целая вечность, чтобы всё выяснить. Врач приподнимает простыню и склоняется над Светой. Его не следует отвлекать.
– Что случилось? – спрашивает Егор у медсестры.
Та смотрит на него растерянно. Двери начинают сходиться, комкая воздух. Перед самым закрытием чуть притормаживают, затем схлопываются.
Итак, вероятнее всего, возникли осложнения, и Свету везут в реанимацию. На какой этаж? Егор не знает. Поднимает взгляд – табло с номерами этажей у лифта не работает. Бежит на лестницу. Здесь никого, только пролётом ниже медленно поднимается пара: муж поддерживает жену.
Почему-то Егору кажется, что реанимация должна быть наверху. Он начинает прыжками подниматься. На следующем этаже на лестницу выходит медсестра.
– На каком этаже реанимация?
– На шестом… – автоматически отвечает она.
Егор продолжает прыгать через ступеньки, теперь ещё быстрее.
* * *
Егор стоит у дверей реанимации. Потом сидит. Только через час он узнаёт: его жена и сын живы. А подробности позже. Куда уж позже? Спустя ещё час ребёнка переводят в отделение интенсивной терапии. Егор стоит у двери палаты, рядом врач. У ребёнка редкое генетическое заболевание – синдром Фоули.
– Частота его проявления – примерно один к двадцати тысячам, – после этих слов врач смотрит на Егора, будто ожидая реакции. Тот кивает.
Синдром Фоули впервые был зарегистрирован не так давно – около пятидесяти лет назад. Первые несколько детей, родившихся с этим заболеваниям, умерли в первый час после родов – из-за закупоривания дыхательных каналов. Теперь же новорождённым с этим синдромом проводят срочную операцию. Их сын родился в тяжёлом состоянии, но… отчаянно боролся за жизнь.
– Простыми словами, синдром означает ускоренное старение. Атрофические изменения дермы, подкожной клетчатки…
Егор прерывает врача:
– Можно увидеть ребёнка?
– Сейчас можно. Думаю, это даже проще – вы сами всё поймёте. Но, пожалуйста, ведите себя спокойно. Ребёнок под капельницей.
Они заходят в палату. Запах хлорки здесь чувствуется сильнее. Ребёнок лежит в кроватке на клеёнке. Да, Егор и впрямь сразу понимает, что что-то пошло не так. Совсем не так. У младенца неестественно большая голова, обтянутая тонкой кожей. Выпученные глаза болезненно красные. Ушей практически нет: вместо них виднеются лишь маленькие розовые отростки. «Поросячьи хвостики», – думает Егор. Тонкие, как у скелета, ножки и ручки покрыты пиг�