Беседы о Гите

Виноба Бхаве
Беседы о Гите

© Огородникова Е. М. Перевод, 2021

© Никулина А. С. Перевод, 2021

© ООО ИД «Ганга». Оформление, издание, 2021

* * *

«Беседы о Гите» – это история моей жизни, и также мое послание.

Виноба

Введение
Джаяпракаш Нараян

«Бхагавадгита» широко известна на Западе, как известен и Виноба Бхаве, автор этих бесед о «Песне Господа». После смерти Ганди, единственное имя, которое вызвало всплеск – если не волну – надежды в этом объятом страхом мире, – это имя Винобы. При жизни Ганди имя Винобы было малоизвестно даже в Индии. Однако на сегодняшний день слова «Виноба» и «Бхудан» звучат в самых отдаленных деревнях. Даже за пределами Индии знающие люди заинтересовались «странствующим святым» и его миссией дарения земли. Многие западные мыслители нашли в идеях Винобы разрешение того идеологического конфликта, который стал источником страданий для человечества.

Виноба родился в семье брахмана в Махараштре (Индия) в сентябре 1895 года. С детства он проявлял поразительное отсутствие интереса к мирским занятиям. Несмотря на выдающиеся успехи в учебе, он бросил колледж – такое обучение было не тем, чего требовала его душа. Идея воспользоваться своим образованием, чтобы заработать денег, даже не приходила ему в голову. И потому он отправился в Бенарес (или Варанаси, самый священный город Индии, признанный крупнейшим центром обучения санскриту), чтобы изучать санскрит и философию и посвятить жизнь созерцанию и брахмачарье (в самом широком смысле этого слова – внутренней дисциплине). Невзирая на то, что Виноба бросил колледж, он продолжал учиться всю жизнь. В отличие от Ганди, он является эрудированным пандитом в области санскрита, философии и религиозной литературы мира. Он изучил Коран на арабском языке, освоенном им только для того, чтобы прочитать эту священную книгу в оригинале. Он знает Библию и христианскую религиозную литературу, вероятно, не хуже, чем доктор богословия.

Мне не забыть тот случай, когда Его Преподобие доктор Мартин Лютер Кинг, лидер движения ненасильственного сопротивления расовой сегрегации в Монтгомери, штат Алабама, и его жена встретились с Винобой. По-моему, это был Джим Бристол из квакерского центра Дели, кто, представляя миссис Кинг, заговорил о ее музыкальных талантах и предложил ей спеть несколько гимнов и духовных песен афроамериканцев. Все пришли в восторг от этого предложения. Я посмотрел на Винобу и громко спросил, знает ли он, что из себя представляют афроамериканские духовные песни. Мы все были поражены, и более всех американцы, когда в ответ на это Виноба поднял свой всегда потупленный взор на миссис Кинг и тихо запел: «Были ли вы там, были ли вы там, когда распяли моего Господа?». И когда миссис Кинг исполняла этот гимн, для нас он прозвучал особенно трогательно.

Виноба – полиглот. Помимо санскрита, пали и арабского, он хорошо знает английский, читает по-французски, в последнее время занимался изучением немецкого, а также знает все основные индийские языки. Он любит математику. Его жажда знаний неутолима. Но это не знания в обычном понимании. Большую часть знаний он считает поверхностными и заинтересован в поиске основополагающих жизненных истин. Он обладает поразительной способностью отделять зерна от плевел и докапываться до корня проблемы. Мне не встречалось другого человека с таким же острым, как лезвие, умом, как у Винобы.

«Библиография Винобы», собрание его речей и сочинений, уже очень объемна и постоянно растет. В основном в ней рассматриваются вопросы философии и теории и практики ненасилия.

Вернемся к его ранним годам. Изначально у Винобы было два стремления, или скорее даже одно, которое было подобно реке, разделившейся на два рукава. Один рукав брал начало в отождествлении с ближними и толкал его, соответственно, трудиться на благо освобождения страны. Это его желание стало причиной того, что его очень привлекала смелость, самоотверженность, чистосердечие и дух самопожертвования бенгальских революционеров (которых британцы несправедливо назвали «террористами»). Другой же рукав увлекал его в направлении Гималаев – исконной обители духовных искателей – к жизни, посвященной медитации и духовной реализации. Разрываясь между ними (их основополагающее единство еще не было ему очевидно), Виноба повстречался с Ганди, который, судя по всему, чудесным образом объединил оба этих стремления в своей жизни. Вот почему он связал свою судьбу с этим недавно прибывшим из Южной Африки человеком, страннее слов которого были, казалось бы, только его поступки. Это случилось еще в 1916 году. Виноба был среди первых, кто присоединился к ашраму Сабармати, расположенному неподалеку от города текстильной промышленности – Ахмедабада. Это оттуда Ганди руководил освободительным движением до начала знаменитого «Соляного похода» в 1930 году.

С самого первого дня их знакомства Виноба оставался непоколебимым в своей верности и преданности избранному им наставнику, хотя было бы несправедливо считать его последователем хоть в сколько-нибудь узком значении этого слова. Тем, кто знал его еще при жизни Ганди, было очевидно, что он обладает умом и характером, самобытностью, а самое главное – духовными качествами, которым было суждено сделать его не простым последователем, неважно, насколько выдающимся, – но настоящим учителем. Те, кто внимательно следил за работой Винобы и развитием его мысли, знают, насколько масштабны были его собственные «эксперименты с истиной» и насколько важен его вклад в человеческую мысль. Особенно значимым было его развитие теории и практики сатьяграхи за пределами той стадии, на которой движение оставил Ганди.

В начале 1948 года – года, когда он был убит, – Ганди собирался взяться за еще более грандиозное дело, чем отвоевание свободы Индии. У него было свое видение будущего Индии, и, как он часто говорил в шутку, он хотел дожить до ста двадцати пяти лет, чтобы претворить это видение в реальность.

Это была мечта о новом социальном порядке – отличном от капиталистического, социалистического и коммунистического общественных укладов; ненасильственное общество, общество, основанное на любви и человеческих ценностях, децентрализованное, самоуправляемое, не эксплуатационное общество, действующее в духе сотрудничества. Ганди дал этому обществу название Сарводайя – буквально «всеобщий рост», то есть общество, нацеленное на благо всех людей.

Чтобы осуществить эту грандиозную социальную революцию, Ганди хотел использовать средство, отличное от тех, которые применялись в истории, – силу любви. Это же средство он использовал в своей борьбе против англичан. Но Ганди не дожил до воплощения в жизнь своей идеи.

И естественным образом эта задача легла на плечи Винобы.

Здесь не особенно к месту говорить о движении Бхудан, но необходимо хотя бы отметить, что это первая в истории попытка осуществить социальную революцию и преобразование посредством любви. В этой области Виноба – первопроходец. Результаты его эксперимента могут оказать сильное влияние на мир, полный насилия и раздираемый ненавистью.

В заключение, чтобы действительно понять Винобу, необходимо сказать, что он не политик, не социальный реформатор и не революционер. Он, во-первых и в-последних, – человек Божий. Служение людям для него – не что иное, как способ единения с Богом. Каждую секунду он стремится избавиться от «себя», стать пустым, чтобы Бог мог заполнить его и сделать Своим орудием.

Беседы такого самореализованного человека на тему одной из самых глубоких духовных работ всех времен должны иметь поистине неоценимое значение для всех, независимо от расы, вероисповедания или национальности.

Написано специально для зарубежного издания «Бесед о Гите», опубликованного Джорджем Алленом и Unwin Ltd., Лондон.

Заметка [индийского] издателя

«Гита Правачан», или «Беседы о Гите», Винобы – это уникальное и замечательное во многих отношениях произведение. Оно не только дает новую, освежающе непривычную интерпретацию «Гиты» и излагает основную идею этой великой духовной классики языком простым, четким и понятным даже неискушенным читателям, но также раскрывает сущность истинной духовности, которая включает в себя все лучшее и устоявшееся из религиозных традиций мира и все же – выходит за рамки их всех. Этим беседам мало равных по силе очищать сердца и жизни читателей. Беседы были переведены на двадцать четыре языка мира, было продано около двух с половиной миллионов экземпляров, что свидетельствует об их популярности и плодотворности.

Этот текст был переведен и на английский, и это семнадцатое издание английского перевода. Издание также было опубликовано Джорджем Алленом и Unwin Ltd., Лондон.

Эта работа была ранее переведена Шри К. Сваминатаном. В настоящее время она почти полностью переведена заново доктором Парагом Чолкаром, хотя он свободно использовал как сделанный ранее перевод, так и соответствующую часть из «Сокровенного и Высшего» (‘The Intimate and The Ultimate’) под редакцией Сатиша Кумара. Несколько человек просмотрели новый вариант перевода и внесли предложения, которые были приняты. Особого упоминания заслуживают труды Шри Сарванараяндаса и Шри Васанта Палшикара. Также он был благословлен Вималой Тхакар, одной из самых великих живущих ныне духовных наставниц. Кроме того, было добавлено несколько сносок к важным философским понятиям, персонажам и эпизодам из индийской мифологии и эпосов.

Эти беседы состоялись в 1932 году в тюрьме Дхулии, куда Виноба был заключен британцами за его участие в освободительном движении. В этой тюрьме находились сотни политических заключенных. Из-за ограничения рамками вступления я вынужден избежать искушения рассказать увлекательную историю о том, как Виноба преобразил жизнь той тюрьмы и превратил надсмотрщика, жесткого сторонника строгой дисциплины, в своего почитателя. Заключенные выразили желание, чтобы Виноба провел беседы о «Гите». Виноба согласился проводить беседы каждое воскресенье, и было проведено восемнадцать бесед соответственно количеству глав.

Постскриптум: Сейн, известный под именем Сейн Гуруджи, великий писатель и борец за свободу, [присутствующий на беседах], записал их от руки. Вопроса о том, чтобы записать их на пленку, не вставало, как не возникало и мысли об их дальнейшей публикации. В прошлом Виноба много раз проводил беседы о «Гите», но ни одна из них не была опубликована. Однако Сейн Гуруджи сохранил эти записи, и беседы были изданы – сначала в еженедельной газете, а затем, в 1940 году, – когда Виноба находился в тюрьме и еще не мог просмотреть их и внести необходимые правки, – и в виде книги. Виноба отредактировал беседы лишь впоследствии. Он также разделил их на 108 подразделов и 432 параграфа и к каждому из них добавил афоризмы на санскрите, которые способствовали бы размышлениям и пониманию материала. Собрание этих афоризмов, названное «Самьясутра-вритти», было приложено к большинству изданий на индийских языках.

Как уже упоминалось, эти беседы были составлены из записей, сделанных Сейном Гуруджи, чей художественный стиль очевиден каждому искушенному читателю. Смысл, безусловно, был сохранен, и, вероятно, поэтому Виноба одобрил их публикацию. То, что беседы были записаны человеком столь редкой чистоты, как Сейн Гуруджи, имело для него особое значение.

В процессе перевода были допущены единичные вольности. В таких случаях упор делался на передачу смысла, местами ценой ясности и изящества языка. Были добавлены или исключены лишь несколько слов или одно-два предложения. Следует добавить, что беседы изобилуют аналогиями и примерами, которые могут показаться неуместными современному рационалистичному уму. Некоторые из них будет трудно понять из-за их [культурологических] особенностей. Это неизбежно при переводе любого текста с иностранного языка. На самом деле у Винобы были сомнения в том, что англоязычные читатели смогут оценить эти беседы. Однако в пользу того, что английский перевод был тоже хорошо принят, свидетельствует тот факт, что он насчитывает шестнадцать изданий, которые в сумме составляют восемьдесят тысяч экземпляров. Ведь что в конце концов имеет значение, как не Дух и суть?

Это не научное исследование «Гиты». Беседы проводились с людьми из разных слоев общества. Виноба был твердо убежден, что «Гита» предназначена для того, чтобы привнести духовность в жизнь человека; преобразить ее и сделать ее божественной. Именно на это были нацелены его выступления. Их успех в этом смысле в достаточной мере подтвержден. Виноба рассматривал этот труд как инструмент для популяризации движения Бхудан (Дарения земли) – по сути, для революционного преобразования общественной и личной жизни.

Предлагаем читателям сообщать обо всех своих замечаниях и предложениях, чтобы внести в следующее издание необходимые изменения и сделать перевод настолько точным, насколько возможно.

Виноба о «Беседах о Гите»

Шел 1932 год, это было время сильных беспорядков. В тюрьму Дхулии было заключено множество патриотов и праведных людей. Тюремная жизнь отличается тревожностью и неопределенностью. Тогда никто и не подумал бы, что эти беседы, состоявшиеся в тюрьме, станут достоянием всей страны на всех ее языках. Но в итоге случается то, чего пожелает Господь. Меня или Сейна Гуруджи, который записал эти беседы, могли перевести в другую тюрьму, как случилось с некоторыми из заключенных. Но этого не произошло, и мы смогли довести начатое до конца.

«Беседы о Гите» следует читать и усваивать внимательно. Их слог отличен от того, что присущ Священным Писаниям; беседы предназначены для широкой публики. В них также можно встретить повторы. Как музыкант, я снова и снова играл ту мелодию, которая нравится мне больше всего. На самом деле у меня и мысли не было, что эти беседы будут когда-либо опубликованы. Если бы рядом не оказалось такого чистосердечного человека, как Сейн Гуруджи, который законспектировал их своей рукой, они могли бы остаться ограничены кругом слушателей и самим выступающим. И для меня это было достаточно. Я провел эти беседы ради своего удовольствия; для меня это было как повторение вслух святого Имени Господа. В действительности случившееся было за гранью воображения. Вот почему меня не покидает чувство, что на то была Его воля.

«Гита» была произнесена на поле битвы и потому представляет собой нечто особенное – ни одно другое писание не может сравниться с ней. Сам Господь изрек «Гиту» повторно – она известна как «Анугита», но это лишь бледная тень оригинала. Если бы эти беседы состоялись в другом месте, они не обладали бы тем особым очарованием, которое имеют теперь, проведенные в тюрьме, которая была для нас полем битвы, раскинувшимся перед воинами в борьбе за свободу. Те, кто слышал эти беседы, никогда не смогут забыть тех минут. Атмосфера тюрьмы тогда была исполнена духовным горением.

Я удовлетворен тем фактом, что, по Божьей милости, эти беседы о «Гите» оказались весьма полезными для общественных деятелей и духовных искателей в деле очищения их умов. Есть люди, которые перечитывали их по сотне раз. Когда самоотверженные работники черпают из них вдохновение, вместе с тем растет и их польза.

Тысячи людей, таким образом, черпали силу в этих беседах и в свою очередь вносили вклад в увеличение их эффективности.

Поскольку эта книга стала инструментом для распространения движения Бхудан (Дарение земли), она была переведена на все индийские языки, и по рукам разошлись тысячи ее экземпляров. Книга повлекла за собой революционные перемены. Где бы ни появлялась, она способствовала устранению завесы невежества и заблуждений.

Я не могу описать словами свое состояние во время этих бесед. Если можно предположить, что Бог иногда говорит устами человека, то это были такие слова. Во время этих бесед у меня не было сознания того, что «это говорю я», и у слушателей тоже не создавалось впечатления, что говорит Виноба. Человек, который проводил эти беседы, был лишь инструментом. И выступающий и его слушатели ощущали, что какая-то иная сила говорит его устами.

По Божьей Милости у меня появилась возможность оказать это скромное служение «Гите». «Гита» занимает особенное место в моей жизни. Она всегда рядом со мной, чтобы помочь в трудную минуту. В этих беседах я старался разъяснить смысл «Гиты», как понимаю его сам.

В данном случае меня не заботило буквальное значение стихов; скорее это размышление о сути каждой главы. Использование научной терминологии было сведено к минимуму, хотя при этом был сохранен научный подход. Вы не найдете здесь никаких теоретических рассуждений, оторванных от жизни. Я уверен, что даже простые труженники могут найти в этой книге покой и утешение.

Куда бы ни проникали эти беседы, они повсюду побуждали людей очищать ум и менять жизнь. Я хотел бы, чтобы их читали, их слушали и над ними размышляли в каждом доме.

«Беседы о Гите» – это история моей жизни, и также мое напутствие.

Глава 1
Введение: уныние Арджуны

1. В сердце «Махабхараты»

Дорогие братья, с сегодняшнего дня я буду говорить с вами о «Шримад Бхагавадгите». Моя связь с «Гитой» не ограничивается рассудком. От «Гиты» я впитал больше, чем мое тело – от молока моей матери. В отношениях, полных любящей нежности, едва ли найдется место для логических умозаключений. Поэтому, оставляя интеллект в стороне, я парю высоко в необъятных просторах «Гиты» на двух крылах – веры и эксперимента. По большей части моя жизнь проникнута духом «Гиты». «Гита» – мой источник вдохновения. Когда я говорю о «Гите» с другими, я будто плаваю на поверхности этого океана нектара, а когда я один, я ныряю глубоко в этот океан и покоюсь в нем. Отныне каждое воскресение я буду проводить беседу об учении «Гиты», которая воистину является матерью всем нам.

«Гита» изложена в «Махабхарате». Заняв место посередине великого эпоса, она озаряет его целиком, как маяк. Она размещена между шестью парвами (разделами текста) эпоса с одной стороны и двенадцатью – с другой, и ее идеи выражаются посреди поля брани, с семью подразделениями войска пандавов с одной стороны и одиннадцатью подразделениями войска кауравов – с другой.

«Махабхарата» и «Рамаяна» – наши народные эпосы. Описанные в них персонажи стали неотъемлемой частью нашей жизни. С незапамятных времен жизнь в Индии находилась под влиянием таких героев, как Рама, Сита, Дхармараджа, Драупади, Бхишма, Хануман и т. д. Нигде в мире герои других эпосов не сливались воедино с жизнью людей подобным образом. Так что «Махабхарата» и «Рамаяна», несомненно, уникальные и замечательные произведения. «Рамаяна» – это чарующая и завораживающая духовная поэма, в то время как «Махабхарата» – всеохватное описание того, как функционирует общество. С непревзойденным мастерством в сотне тысяч стихов «Махабхараты» Вьяса описал жизни, личности и характеры огромного числа людей. «Махабхарата» наглядно демонстрирует тот факт, что никто, кроме Бога, не является совершенно безупречным и всеблагим, и что также ни о ком нельзя сказать, что тот – воплощенное зло. Например, она указывает на недостатки даже таких высоконравственных людей, как Бхишма и Дхармараджа, и добродетели таких сбившихся с истинного пути персонажей, как Карна и Дурьодхана. «Махабхарата» повествует о том, что жизнь человеческая подобна ткани, сотканной из черных и белых нитей – нитей добра и зла.

С совершенной отрешенностью великий мудрец Вьяса красочно описывает нам многогранную действительность необъятной паутины мирской жизни. Благодаря великому литературному мастерству Вьясы, с которым он описывает жизнь, его отрешенности и высоким моральным устоям, «Махабхарата» стала самой настоящей «золотой жилой»! Каждый волен свободно ее изучать и черпать из нее столько, сколько пожелает.

Вьяса написал великий эпос, но есть ли в нем что-то, что он хотел добавить от себя? Дал ли он где-то свое личное напутствие? В каком месте эпоса мы находим его в состоянии самадхи^[1]? В «Махабхарате» нередко встречаются дремучие дебри философских положений и нравоучений, но выразил ли Вьяса где-то их общую суть, изложил ли он основную идею всего эпоса? Да, он это сделал. Вьяса изложил ее в виде «Гиты». «Гита» – это его главный посыл и вместилище его мудрости. Именно благодаря «Гите» Господь превознес его как величайшего из мудрецов, как Его собственное воплощение среди них^[2]. С древних времен «Гите» был присвоен статус упанишады. На самом же деле это величайшая из упанишад. Господь Кришна словно выжал суть всех упанишад и представил ее вниманию всего мира в виде «Гиты». Уныние Арджуны послужило лишь поводом. В «Гите» можно найти без малого каждую идею и мысль, необходимую для цветения жизни. Вот почему мудрые называют ее энциклопедией Дхармы^[3]. Несмотря на свой небольшой размер, «Гита» – главный текст индуизма.

Хорошо известно, что «Гита» была произнесена Господом Кришной. Арджуна, преданный, который внимал этому великому учению, настолько сжился ним, что его тоже стали звать Кришной. Сопереживание Вьясы во время рассказа также снискало ему прозвище Кришна. Таким образом между Кришной-учителем, Кришной-слушателем и Кришной-рассказчиком была установлено полное тождество. Тот, кто хочет углубиться в «Гиту», тоже должен обладать сосредоточением такого уровня и качества.

2. Точка зрения Арджуны и ее связь с созданием «Гиты»

Многие люди считают, что «Гита» должна начинаться со второй главы. Как таковое учение начинается с одиннадцатого стиха второй главы; так почему бы не принять это за ее настоящее начало? Один человек некогда утверждал, что Господь назвал अ (первая буква алфавита нагари) Своим вибхути (проявлением) среди букв алфавита^[4], и именно с нее начинается одиннадцатый стих; и поэтому его следует считать началом. Было бы правильным считать его настоящим началом «Гиты» во многих смыслах, помимо этого. Тем не менее, предшествующая вступительная часть имеет свою ценность. Без этого мы не смогли бы правильно понять точку зрения Арджуны и происхождение «Гиты».

Многие утверждают, что Арджуна пал духом, и «Гита» была произнесена, чтобы вернуть ему мужество и вдохновить его на бой. По их мнению, «Гита» проповедует не только карма-йогу (философию действия), но и юддха-йогу (философию войны). Но небольшое размышление покажет неверность такой точки зрения. Восемнадцать подразделений войск были готовы к бою. Можем ли мы сказать, что Господь, заставив Арджуну выслушать «Гиту», сделал его достойным столкновения с войском противника в бою? Дрогнул именно Арджуна, не войско. Значит ли это, что войско было храбрее Арджуны? Это просто немыслимо. Арджуна избегал битвы не из-за страха. Он был великим воином, участвовавшим в сотнях сражений. Он в одиночку разбил Бхишму, Дрону и Карну, когда те вторглись в царство Вирата. Он, вообще говоря, славился тем, что не знал поражений и был лучшим из мужей. Отвага была в каждой капле его крови. Кришна действительно пытался уязвить его, приписывая ему бессилие, но это оказалось далеко от истины. Тогда ему пришлось углубиться в различные аспекты духовного знания. Таким образом, становится понятно, что думать, что целью «Гиты» является искоренение трусости – это чрезмерное упрощение.

Утверждают также, что «Гита» была призвана пробудить в Арджуне желание сражаться, искоренив его склонность к ненасилию. На мой взгляд, это тоже неправильное понимание. Чтобы разобраться в этом, мы должны рассмотреть позицию Арджуны. И для этого нам будет полезно взглянуть на первую главу и ее продолжение во второй.

Арджуна пришел на поле боя с твердым намерением и с чувством долга. Так как он был кшатрием (принадлежал к варне воинов^[5]), сражения были у него в крови. Все попытки избежать войны провалились. Даже несмотря на то, что пандавы снизили свои требования до минимума и сам Кришна выступил в качестве посредника, все было напрасно, и война была неминуема. В сложившихся обстоятельствах Арджуна собрал многочисленных царей, сделал Кришну своим возницей и отправился на поле битвы. С героическим рвением он обратился к Кришне со словами: «Расположи мою колесницу между двух войск так, чтобы я мог взглянуть на тех, кто собрались здесь, чтобы сражаться со мной». Кришна подчинился. Арджуна посмотрел вокруг, и что же он увидел? Он увидел, что по обеим сторонам выстроились его друзья и родственники, его близкие и родные.

Он увидел четыре поколения его собственного народа, готовых сражаться до конца. Не то чтобы у Арджуны не было представления о том, что он увидит. Но, как всегда бывает, непосредственный взгляд на происходящее имел сокрушительное воздействие. Увидев своих родственников на поле битвы, Арджуна пал духом, и острая боль пронзила его сердце. В прошлом во множестве сражений он лишал жизни бесчисленных воинов, но никогда до этого не чувствовал себя таким подавленным, никогда его лук Гандива не выскальзывал из рук, никогда он не дрожал так, никогда слезы не наворачивались на его глаза! Тогда почему же все это происходит сейчас? Может, он начинал испытывать отвращение к насилию, как царь Ашока^[6]? Разумеется, нет. Это было не что иное, как привязанность к его друзьям и родственникам. Если бы перед ним были не его родственники, он бы даже сейчас не испытывал зазрений совести, отрубая головы и беззаботно отшвыривая их в сторону. Но привязанность к друзьям и родственникам пересилила его чувство долга, и тогда он пустился в рассуждения. Когда человек, ведомый сознанием долга, находится во власти иллюзии, он не может признать своего явственного от него уклонения. Он пытается оправдать это, ссылаясь на высокие принципы. То же самое произошло и с Арджуной. Теперь, чтобы убедить Кришну, он начал излагать ему пространные доказательства того, что такая война греховна, что она уничтожит род, приведет к упадку дхармы и к моральной распущенности, разорению и разрухе и навлечет на общество множество других бед.

Это напоминает мне историю о судье. Он приговорил к смерти сотни преступников, но однажды перед ним предстал его собственный сын, обвиненный в убийстве. Его вина была доказана, и пришло время судье огласить приговор. Именно в этот момент судья дрогнул и начал приводить доводы: «Смертный приговор безжалостен. Не пристало человеку применять такие наказания. Это разрушает все надежды на исправление виновного. Убийство совершается из-за вспышки гнева. Затем мгновение свирепого безумия сходит на нет, и тем не менее мы хладнокровно ведем человека к виселице и приговариваем к смерти через повешение. Это позор для человечества». Таковы были доводы судьи. Но если бы там был не его сын, он продолжал бы выносить людям смертные приговоры. Его доводам не хватало внутренней убежденности, они родились из-за привязанности к сыну.

Арджуна был в таком же положении, как судья из этой истории. Его доводы были обоснованы: мир стал свидетелем именно таких последствий Первой мировой войны. Но дело в том, что доводы Арджуны не были подлинными. На первый взгляд, его слова были мудрыми, но на самом деле все было не так. Кришна понял это. И потому он не прислушался к доводам Арджуны и сразу же приступил к разоблачению его иллюзий. Если бы Арджуна на самом деле стал приверженцем ненасилия, он бы не успокоился, пока не получил убедительного ответа на свои аргументы. Но «Гита» нигде не касается их, и тем не менее Арджуна полностью удовлетворен. Это означает, что Арджуна в действительности не стал сторонником ненасилия. Внутреннее стремление к битве все еще было значительной частью его природы. Война была для него естественным и неизбежным долгом. Но он пытался уклониться от этого долга, находясь в плену иллюзии. И именно эту иллюзию «Гита» атакует наиболее целенаправленно.

3. Цель «Гиты» – развеять иллюзию в отношении свадхармы^[7]

Арджуна не только заговорил на языке ненасилия, он вместе с тем заговорил о санньясе (отречении от мира). Он говорил, что санньяса предпочтительнее обагренной кровью кшатрадхармы. Но была ли это его свадхарма? Соответствовало ли это его природе? Он с легкостью мог бы облачиться в одежды отшельника, но как он мог обрести склад ума отшельника? Если бы он ушел в лес, чтобы жить жизнью отшельника, он начал бы убивать там оленей. Господь говорит ему прямо: «О Арджуна, ты говоришь, что не будешь сражаться. Это иллюзия. Твоя природа, сформировавшаяся за все эти годы, вынудит тебя сражаться».

Арджуна считает свою свадхарму лишенной достоинства. Но даже если это расценивать подобным образом, человек должен реализовать себя только через ее осуществление. Чувство достоинства не может прилагаться к какой-то определенной свадхарме. Такова аксиома развития. Свадхарма – это не то, что можно выбирать из-за того, что она расценивается как возвышенная или благородная, как ее нельзя и отвергнуть из-за того, что она производит впечатление низменной. Свадхарма не возвышенная и не низменная, она соответствует нашему уровню. Она такая, которая подходит нам лучше всего. श्रेयान् सव्धर्मो विगुणः («Собственная дхарма, даже если она лишена достоинства, – наилучшая для человека»^[8]), – так говорится в «Гите». Слово «дхарма» здесь не означает религию, как индуизм, ислам или христианство. Собственно, у каждого человека есть своя особая дхарма. У двухсот сидящих передо мной человек две сотни различных дхарм. Даже моя собственная дхарма сегодня не такая, какой она была десять лет назад, и она не останется такой же еще через десять лет. По мере того, как душа человека растет и развивается благодаря размышлениям и опыту, он избавляется от старой дхармы и обретает новую. Не стоит что-то намеренно делать с этим.

Для меня нехорошо перенимать дхарму другого, какой бы выдающейся она ни казалась. Мне нравится солнечный свет. Он помогает моему росту. Я боготворю солнце. Но мое законное место здесь, на этой земле. Если я покину землю и попробую приблизиться к солнцу, я сгорю дотла. По сравнению с солнцем, земля может казаться никчемной; она, может, и не самосветная, но тем не менее я должен стремиться к саморазвитию, оставаясь на земле, которая является моим законным местом, пока у меня нет возможности выдержать яркий солнечный свет. Если бы кто-то сказал рыбе: «Молоко – это роскошь, по сравнению с водой. Поплавай в молоке!» – согласится ли она? Она может выжить только в воде; в молоке она умрет.

Дхарму другого человека нельзя перенять, даже если она кажется более простой. Довольно часто кажущаяся простота обманчива. Если кто-то не способен надлежащим образом заботиться о своей семье и сыт ею по горло, отрекается от мира и становятся санньяси, то это сущее притворство, и подобное отречение тоже окажется обременительным. Его вовлеченность вновь заявит о себе при малейшей возможности. Даже если он уйдет в лес, он построит себе хижину. Затем возведет ограждение, чтобы ее защитить; и с течением времени его вовлечение в мирские занятия возрастет с удвоенной силой. С другой стороны, в санньясе нет ничего сложного, если ум человека на самом деле отрешен. В Смрити^[9]есть много изречений на этот счет. Важен именно склад ума. Он и определяет дхарму человека. Вопрос не в том, возвышенная она или низменная, простая или сложная, важно, чтобы внутренний рост был настоящим, а реализация истинной.