Loe raamatut: «На краю октября. Премия имени Н.С. Гумилёва»

Владимир Коблов

Font:

Благодарности:

НП "ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА"

Директор издательства: Бояринова О.В.

Руководитель проекта: Крючкова А.А.

Редактор: Петрушин В.П.

Вёрстка: Измайлова Т.И.

Обложка: Крушинина В.А.

Книга издаётся в авторской редакции

Возрастной ценз 16+

Печать осуществляется по требованию

Serif Sans 11 Centered

ISBN 978-5-7949-0912-8

Издательство

Московской городской организации

Союза писателей России

121069

Россия, Москва

ул. Б. Никитская, дом 50А/5

2-ой этаж, каб. 4

В данной серии издаются книги

номинантов (участников)

конкурса им. Н.С. Гумилёва,

проводимого Московской городской организацией

Союза писателей России

Электронная почта: litress@mail.ru

Тел.: + 7 (495) 691-94-51

ISBN 978-5-7949-0912-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НА КРАЮ ОКТЯБРЯ

На краю октября

Родился, учился, женился…
Как водится, в первый раз.
Без GPS и ГЛАНАСС
Тогда получалось у нас.
А внук бы сейчас удивился…

Как водится, жизнь текла
По видимому ей руслу,
И лодки плыли по-русски.
И борт ни одной не хрустнул.
А наша – не протекла…

Минуты, часы, недели…
Лета между нами шли.
Трудились… Тащили… Несли…
И – красками цвет зажгли!
Вон он какой – успели…

Но… опадают листья…
Ни дети, ни братья… Ничьи.
И не поют соловьи
Песни в ветвях свои.
Исчезли рябины кисти…

А краски, пока горят,
Цвет придают огню!
Нравится… Я смотрю…
И ещё постою…
На краю… октября…

«Сегодня вновь спустился я в метро…»

Сегодня вновь спустился я в метро.
Москва, туннели, станции и цифры.
Нагляден современности синдром.
А дома со шпатлёвкою ведро
Хранит в себе тихонько строк мотивы.

Оно, возможно, вызовет вопрос,
Который высоко технологичен.
Ответ в наивности довольно прост:
Вон на «зелёный» переходит пёс.
Видать, что правила ему привычны.

Недоуменье встанет на лице:
Где связь ремонта с уличной собакой?
Ответ всегда у курицы в яйце,
Но Боже упаси искать пинцет
Как инструмент в поэзии, однако…

Картинки дня смиренно уложил.
Мне эта стопка позже пригодится.
Рука моя в предчувствии дрожит.
Сегодня день добрался до межи.
Картинам новым ночь поможет сниться.

На них не будет моего метро…
В ночных сюжетах – линии и шифры,
В которых – со шпатлёвкою ведро,
И на окне – бутылочка «ситро»…
В объятьях тихих спящей рядом нимфы…

«Снится мне, что Господь призвал…»

Снится мне, что Господь призвал…
На весах – труды горкой ссыпаны.
Ожидать ли мне от Него похвал?
Или я средь всех здесь один нахал?
Эпизод весьма неожиданный…

Пусть не понял, как… понимаю, где…
Вот он, миг, в котором – все истины.
Почему уверен был в правоте?
Груз достигнутого тащил к черте,
А успехи даже не листаны…

«Так и так, Господь, я старался, чтоб
Стать достойным такого звания.
Но забыл о том, что бывал потоп…»
После слов моих приходит озноб
И отсутствие ликования…

Почему-то не рад Господь словам.
Укоризна отсутствует, грусть лишь…
Относиться как мне к Его дарам?
Аккуратным в ряд своим томам?
Жажду словом из них утолишь?

Изменилось что-то незримо вдруг:
То ль – сияние, то ли – улыбка…
Животом чувствую: матрац – упруг,
А в окно синица клювом: тук-тук.
Сон качается в мареве зыбком…

Этот новый день, словно новый дар.
Посланье не раз и не два прочёл.
Положил на память его в футляр.
Там рисунок: парта…. сидит школяр.
На доске же тема: «Глагол»…

«Прошедший день похожим был на жизнь…»

Прошедший день похожим был на жизнь.
Младенчество с утра нырнуло в полдень.
Я, полон сил, вопросов много поднял.
Один из них как будто бы Господень…
И к вечеру решенья прижились…

Я видел: кто-то в комнату зашёл.
Быть может, сон, а, может, это – смерть…
Сопротивляться я не мог им сметь.
Родиться б утром только мне успеть!
Я б новый день свой прожил хорошо!

Постель меня смиренно приняла.
Она весь день объятий поджидала.
А мне желаний, дел казалось мало…
Энергия кипела и хлестала!
Но вечер укротил мои дела…

А день прошедший стал похож на миг,
Который очень скоро завершится.
Мне интересно: кто-то удивится?
А утром предстоит опять родиться
И занести события в дневник.

Ложится на страницы быстротечность…
Податливы чернила и перо…
Неоднократно ставил на «зеро»,
И в кошельке звенело серебро,
Но в книге бытия – мгновений вечность…

«Двое при мне в метро целовались…»

Двое при мне в метро целовались.
Два очень седых человека.
Словно они вдвоём оказались
На палубе у ковчега…

Река из людей их огибала:
Пара уже существует.
Остров любви появляется малым,
Не думая, что рискует…

Я торопился, но встал у колонны:
Видишь такое не часто…
Возраст обоих – довольно преклонный.
Им, может, любить опасно…

А им до мира не было дела!
Так и случается в мире…
Стоит в любовь окунуться несмело,
Рождается свет в эфире…

И он, рождённый, властью могучей
Мир сей от бед охраняет…
И почему появляются тучи —
Отлично об этом знает.

Им благодарен: ни раньше, ни позже
Я под землёй очутился.
Видел, как свет становился проросшим.
С поклоном ему… удалился.

«А у нас… снегопад прошёл…»

А у нас… снегопад прошёл.
Это в марте-то, утром настным!
Я смотрю: земле хорошо.
И подошвам моим ещё.
Вот бы стать к нему мне причастным…
И к синичным с утра ветвям.
К матерщине соседа, похмельной.
К повседневным семейным делам.
Полбатона отдам голубям.
Прогуляюсь ночью метельной…

Почему-то стал дорог мне
Городок, где я народился.
Я вернуться хотел по весне.
Сил хватило на это вполне,
И к пенатам родным возвратился…
Да, проблемы есть у людей.
Как в России без них прожить нам?
«Слышь, сосед, откупорь-ка, налей.
Что, немного стало бодрей?
И не так на судьбу обидно?

А давай-ка теперь по второй
За мужскую поддержку и силу!
Мы ж соседи вроде с тобой…»
Он согласно кивнул головой.
И по третьей с ним – за Россию!
Это, в общем-то, наша цель.
Что б по жизни ни происходило,
На участке душистый хмель —
Словно в русскую душу дверь.
Нараспашку, душа просила…

Дел, конечно, невпроворот.
У родителей – гость нечастый.
Рад, что всё же страна живёт.
Младший сын навестит вот-вот.
И к России своей я причастный…

«Москва. Никитская. Скамья…»

«…Когда с Венеры падает листва.
Когда на Марсе снова задождило.
Юпитер весь в рябиновом огне…»
В. В. Иванов

Москва. Никитская. Скамья
У перекрёстка кстати очень.
Мероприятье, между прочим,
Лишь через час. Листаю я
Очередной достойный труд.
Его читать сегодня вправе.
В академической оправе
Передо мной стихи встают.
Беседа с каждым тет-а-тет.
И каждый искренен со мною.
А импульс общему настрою
Даёт с обложки нам портрет.
На небо взгляд перевожу.
Сейчас светло ещё, но слышу,
Как лист с Венеры лёг на крышу,
А Марс затянут. Знать, к дождю…
И кто-то сверху смотрит вниз.
Его я чувствую, не вижу…
Но взглядом этим кто-то движет,
Моих касается ресниц…
Неспешно к ЦДЛ иду…
Раздумья. Двери. Сигарета…
Объятий жаждет здесь планета
На счастье или на беду…
Юпитер глянул на ладонь.
Тепло её звучит призывно…
Рисунок линий очень дивный…
Так на! Юпитер! Вот же! Тронь…

Между прожилок есть слова…
Венерианская листва…

«А в глубинах кипит…»

А в глубинах кипит…
И клокочет, и рвётся наружу
Всевозможное всё…
На просторах вселенской души…
А неспящий пиит
Над вселенной кипящей той кружит…
От картин потрясён…
Но с художником надо дружить…

Побывав в мастерской,
Ищет место он для галереи.
Персонал подобрать…
Для него провести инструктаж…
И дружить с головой
Средь увиденной чёткой идеи.
Будет новая рать…
Предводитель, впадающий в раж…

От сего не уйти…
В неизбежности слов не укрыться.
И рекламу писать
Перед выставкой надо уметь.
Указатель пути…
Посетитель не должен сердиться,
А к холстам припадать,
Умиляться и грамотно петь…
Целомудрие есть…
Но умение целостность видеть
В предполётной тоске
На крыло не забыть положить…
Оказавшимся здесь
И лишённым себя же предвидеть
Предстоит налегке
На холстах по тропе проложить…

Муравей

На страницах миров
Среди множества разных полотен,
Среди всех путешествий,
Религий различных и войн,
Есть следы муравьёв.
След устойчив, надёжен и плотен.
Как пример для содействий,
Присутствует маточный трон.

Эти парни нужны,
Чтоб миры на листах устояли.
Нет машин, викторин…
Есть совместно построенный дом.
Почему-то дружны.
Сомневаются в чём-то едва ли…
Муравей там один
Охраняет пространственный том.

Он такой же, как все
Среди общих своих обязательств.
Он надёжен весь днём,
Только мало он спит по ночам.
Он рифмует эссе…
Без ругательств и без доказательств.
Охраняется сон…
И спокойно уставшим мирам…
На страницах миров
Среди множества разных полотен
Есть одно полотно,
На котором не спит муравей…
Утром – много трудов.
Каждый нужен и очень почётен.
Порученье одно
Не бывает других важней…

«Оказался странен период…»

Оказался странен период…
Тот, в который недавно вступил.
И на царстве, вроде, не Ирод…
И достаточно, вроде бы, сил…

А сценарий мной не нарушен…
Не забыл у роли слова…
Ну и вводная (!) мной обнаружена…
Привыкаю полгода едва…

Мыслей много, и мыслей разных…
Поперёк по ним или вдоль —
Понимаю чётко и ясно:
Для чего-то нужна мне боль…

И границы сцен не сужаю,
Но не вправе противиться ей…
С благодарностью принимаю
Часть участка жизни своей…

Время лёгкости было просто:
Знай, рули, держась за штурвал!..
Время дел или время тоста —
Мне казалось, осознавал…

Но меняется многое в мире…
Знать, и я перемен заслужил…
Хорошо, не застрял в сортире…
И не вижу ещё межи…

Продолжаю понять стараться
Тот период, в который вступил.
А стихи потихоньку стучатся…
Я их к этому сам приучил…

«Люди приходят… Люди уходят…»

Люди приходят… Люди уходят…
Жизнь остановок не делает.
Звёзды всё те же на небосводе.
Вот и тюльпан проклюнулся вроде.
И мироздание – целое…

Скоро сентябрь выбор предложит.
Каждый свой выбор сделает.
Власть поменяется даже, быть может.
Наше с тобой уютное ложе
Здесь, в мироздании – целое…

А за окном – картина привычная.
Весна своё дело делает,
Снег превращая в панно мозаичное.
Каждому здесь – занятие личное.
И мироздание – целое…

«А он лукав, хотя… хорош собой…»

А он лукав, хотя… хорош собой.
И форму с аксельбантом наутюжил.
Всегда при мне, и не пойдёт по лужам.
Мы вместе возвращаемся домой.

Любимую привык он уважать.
Претензий нет на руку и на сердце.
При ней не исполняет парень скерцо,
Других способен за душу он взять.

И ведь берёт! Я это наблюдал.
Талантлив! При себе других не держим.
Всегда опрятен, выглядит он свежим.
Воспитан мной и вовсе не нахал.

Поддерживает строго имидж свой.
С утра сегодня форму наутюжил.
Хитрец, однако. С виду простодушен.
Такой вот он, лирический герой.

«Последние дни уходящей осени…»

Последние дни уходящей осени.
Метаморфоза осуществима.
Столь грациозно наряд свой носит,
Что я преклоняюсь пред нею зримо…

Локоны чуть сединою тронуты,
Но стать не скроешь, она – во взгляде.
Отсутствует блеск настоящего золота,
Порода видна и в таком наряде.

Перерождение ей уготовано.
Летом мотыль был похож на гусениц.
Время придёт и увижу: «Вот она!»,
Иней смахнув со своих ресниц…

Где сожаление? Да и надо ли
Против идти установленной данности?
Накидкой пушистой снежинки падали,
Смерть отвергая сменой реальности…

Нечаянное стихотворение

Нам подсматривать… нехорошо.
Но этаж, к сожалению, первый.
А мужчина внутри, наверно,
Приглашённым туда зашёл…

Как она его там ждала!
По глазам её видно очень:
Циферблат на стене озабочен.
Хочет, с гостем чтобы ушла

Из кафе, а куда – не важно.
Он – не против. Глядит в глаза.
А к крыльцу прибывает гроза,
И от капель становится влажным

И асфальт, и крыльцо, и стол…
Так бывает, что и от счастья.
Для кого-то гроза – ненастье,
Кто-то сам разряд произвёл…

За окном – совсем не кино.
Жизнь бывает когда-то личной.
Ухожу потихоньку, тактично.
Пусть свершится, что суждено…

«Кто-нибудь видел у нежности возраст?..»

Кто-нибудь видел у нежности возраст?
Свидетельство о рождении?
Если в костёр не подбрасывать хворост,
Закончится там горение…

Чувствам, живущим внутри человека,
Необходимо топливо.
Хворост француза, немца ли, грека
Достаточно ли накоплен?

Город. Асфальт. Два часа пополудни.
Пара идёт в обнимку.
День – рядовой из десятков буден.
И рядовая картинка…

Но именно эта, одна из многих,
Взгляд к себе привлекает.
Ищу следы других аналогий…
Нежность-то… не полыхает!

Не тлеет в мучениях там едва,
В строгости не дымится…
Возможно, помогут мои слова
Нежности в мире продлиться?..

«Не мешать… бывает так важно…»

Не мешать… бывает так важно
Муравью, комару, пчеле…
Черепахе, улитке отважной…
Мироздание действует слаженно
На оконном моём стекле…

Послан дождь по делам на землю.
О моём окне не забыл!
Мне узнать бы, где дождик дремлет…
И кого при этом объемлет…
Где и как набирается сил…

Муравья и улитку видел…
За пчелой и шмелём наблюдал!
Никого из них не обидел…
Не унизил и не похитил…
Но и должного не воздал…

Может, им оно и не нужно?
Может, им важнее пыльца?
Дождик вряд ли бывает суженым…
Да, к тому же, с горлом простуженным…
И никто не видал лица…

И не мной эта жизнь налажена…
Ей не сын я, не муж, не зять!
Дождь стучится в окно отважно…
Мироздание действует слаженно…
Я согласен… ему… не мешать…

«Сегодняшней ночью спалось удивительно сладко…»

Сегодняшней ночью спалось удивительно сладко.
А рядом, в ветвях, гимном жизни звенел соловей!
Он – верный служитель Божьего миропорядка.
Сегодня беседовал долго с любовью моей…

Рассказывал ей в том числе он и о пандемии.
О связях событий, времён и осколках зеркал…
О мерах всеобщей предпринятой санитарии.
О наших устоях в столпах не забыл, рассказал…

Поведал он мастерски
о предстоящем, грядущем…
О важности всех, не забыв ни о чём в мелочах.
И даже о том, как выглядит время идущее!..
И чуть намекнул ей о новых, готовых дарах…

Я в записи слушал рассказ,
мелодичности полный…
Понятен язык, а мелодия очень светла.
И к нам прилетать не считает вестник
зазорным…
Есть общие с нами в галактике нашей дела.

Чтоб майскою ночью
спалось удивительно сладко,
Здесь рядом, в ветвях,
гимном жизни звенит соловей!
Он – верный служитель Божьего миропорядка.
Беседует долго со мной и любовью моей…

«А горизонт способен… приближаться…»

А горизонт способен… приближаться.
Ну, кто бы мог подумать раньше, а?
И на пути такая же трава…
Но на краю возможно оказаться…

Гуляет где-то собственный мой страх.
Быть может, мне в дела его вмешаться?
Но не хочу, чтоб стал он возмущаться.
Карманы проверяю на штанах…

Они пусты уже от вещих снов…
От дел мирских, мечтаний, сновидений.
Всего щепоть там памятных мгновений.
Всего лишь горстка красочных миров…

И ноша эта мне не тяжела…
Но на обрыве с ними распрощаюсь.
В следах своих оставленных покаюсь.
Мне жизнь моя ни в чём не солгала…

И пусть пока далёк он, горизонт…
Приятна мне сегодняшняя лёгкость
В сознании, что позван был как гость
Под титулом дарованным – виконт…

А пенсия для строгости – не новость…

«На плече у меня задремал потрудившийся август…»

На плече у меня задремал потрудившийся август.
Он лежит, словно кот, умудрённый моей сединой.
Там удобно ему и, к тому же, я августу нравлюсь.
Воротник его листьев побудет, как видно, со мной.

Третий месяц у лета. Видна его мудрая зрелость.
Но придётся ему сентябрю полномочия сдать.
Как бы ни было там, как бы мне того не хотелось —
За участие в жизни следует честно воздать.

Он окажется здесь, не окажется парень пропавшим.
Благодарность моя от него со страниц прорастёт.
Третий месяц… А кто не бывал из нас сроду уставшим?
Пусть пока что и он на плечах у меня отдохнёт.

Не грущу от сего, и от этого я не страдаю.
Получается жить, да и многое мне удалось.
И о будущем я совершенно своём не гадаю.
Может, Бог и подаст – как у нас на Руси повелось…

«Изменилось как всё… Изменилось…»

Изменилось как всё… Изменилось
В городке моём всё житиё.
Или долго разлука длилась?
На плечах моих накопилось
Только собственное быльё.

Я не брал никогда чужого.
Мне чужое – в карман – зачем?
Каждый день начинается снова.
Предназначенное – готово,
Как одна из возможных тем.

В детстве, юности было иначе.
Изменений не замечал.
Видел: девочка «в классики» скачет…
Думал: в школе решал задачи…
Поскорей подрасти мечтал.

Торопил и часы, и минуты.
До полудня мог бы проспать.
И стремился, как шарик надутый,
Я вперёд и вверх почему-то.
Не хотел от других отставать…

И по жизни шествие длилось.
Даже многого, вроде, достиг.
В городке моём… всё изменилось.
А в котомке моей накопилось
То, что понял и что постиг.

Измененьям в глаза взираю.
То – не ветхость вовсе, не тлен…
Целомудрие воспринимаю.
Это – целостность жизни, знаю,
Но с заменой подмостков сцен…

«Что такое – родная душа…»

Что такое – родная душа,
Понял с возрастом, слава Богу.
И, как следствие, «недотрогу»
В ранней юности, в камышах…

С той поры воды утекло
И с небес, и по руслам много.
Время – нового ждать итога.
В нём внимание привлекло

Что-то детское, в память глядя…
Словно летопись предо мной.
Там девчонка своей рукой
Перьевою ручкой в тетради,

С язычком почему-то меж губ,
Осторожно по прописям водит…
Что-то в нас порой происходит,
Что становишься груб или люб.

Много позже придут «камыши»
Вместе с юностью не статичной.
В ней – потребности жизни личной,
А затем и счёт… для души.

Что такое – родное тепло,
Понял с возрастом, слава Богу.
Подобрать слова к монологу
Подсознание помогло…

И сложились они из букв
Прописных, девчоночьих, лёгких…
Вроде близких, но и далёких,
Из которых рождается звук…

И не важно, их сколько штук…
Важно, сколько совсем не строгих…

Поэзия

Я уважаю искренность строки,
В которой пульс чувствительности полон.
Как часто с ним бываем мы строги…
А чувства там довольно высоки,
И потому вкус крови нашей солон…

Она течёт, пульсируя, не зря.
Похожи с ней у нас земные реки,
Готовые отдать себя в моря,
Нисколечко при этом не мудря.
И потому живут библиотеки…

Я уважаю право говорить.
В нём обнажённость фраз неумолимо
Ведёт к клубку, где путеводна нить…
К источнику, с которого испить
Бывает важно, пусть порой незримо…

Источник – для причастия всего.
Глотка хватает после искушенья
Известного, мужского, одного.
Но «яблочная» память моего
Сознания находится с похмелья…

Я уважаю искренность в словах,
Где откровенность завсегда почётна
Сохранностью в различных словарях
И смелостью создателей в стихах.
И лёгкостью своей так мимолётна…

Но оттиск той единственной строки,
В которой пульс так искренностью полон,
Зайти способен в сердца уголки
И пробудить живые родники,
В которых вкус у крови нашей солон…

О творчестве

Снега и солнце, думы и молва…
А образы встают совсем нагие!
И те, и эти, третьи и другие
Одеть пытаюсь в нужные слова…

Там с радостью целуется печаль…
И это между строк и многоточий…
Признаюсь, что приятно это очень…
Наряды разные… Похожи на спираль…

Но чтобы допуск к образам продлить,
Без навигатора остаться в этой бездне,
Я с осторожностью лавирую полезной,
Стараясь сам им всем не навредить…

И потому не годен эпатаж
В моём движенье к видимой мной цели.
Он на ступеньку ниже всей капели,
В глазах которой – по весне – кураж…

Но проводник в моих виденьях нужен,
Чтоб не остаться где-то между тайн.
Возможно, он покажет тайны край,
И я его там приглашу на ужин…

А он возьмёт, расскажет о себе,
Раскрыв глаза мои от изумленья.
И я, накладывая щедро угощенье,
Запомню, что вещал он о судьбе…

Шепнул в подарок мне на ушко слово
Тот проводник, что всё же был со мной.
Раскрой, пошив тем словом весь ручной.
И вот одежда образам готова…

Всепроникающее солнце

Всепроникающее солнце.
Улыбки Бога. Свет и тьма.
И деревенское оконце. И дождь.
А после – чистота.
Размытость чёткости в кумире.
Вопрос вопросов. Немота.
И жизнь своя в подлунном мире.
И широта. И долгота.

Ответ, звучащий без вопроса.
Смешенье красок. И закат.
И лист бумаги – без доноса.
Отец. И нерождённый брат.
И ожидание рассвета.
Печатью подтверждённый факт.
И сквозь века звучат заветы.
Театры. Пьесы. И антракт.

Полёт шмеля. Мороз и звёзды.
Оплавлен воск. Свеча горит.
И осознанье слова поздно.
Есть парафин. И есть гранит.
Объёмы – в малом. Миг наполнен.
Впустивший музыку звучит.
Гремящий мир вокруг безмолвен.
Гитара. Струны. Меч и щит.
Друзья. Враги. И чьи-то дети.
Война. И майский соловей.
И сплетены зачем-то сети.
И дом заброшенный. Ничей.
Занесены в тома законы.
Надеты шмотки помодней.
Огонь лампадный – у иконы.
И чьи-то души – перед ней.

С рассветом – солнечные блики.
До ночи спряталась луна.
Перестановки. Лица. Лики.
Всему возможность быть дана.
Земная ось. И жизни повесть
в архивы лет занесена.
Дана зачем-то людям совесть.
Которой ночью – не до сна…