– Непременно всё передам. Прощайте, ваше царское величество.
Убыл посланник, а царь повелел немедля строить крепости на дальних рубежах, да в глухих лесах засеки рубить, чтобы не прошла на Русь конница степняков.
***
Привели к государю с конюшни Митьку и пожаловал он крестьянскому сыну шубу и кафтан со своего плеча, и возвёл в чин думного боярина и посадил по правую руку от себя! Кой-какие бояре и думные дьяки надулись, словно воды в рот набрали. Как так, из грязи да в князи, но помалкивают, с царем много не поспоришь. Один только боярин Чернобрюхов Трофим, затаил обиду на парня.
А Митька натянул на себя расписной кафтан со стоячим воротником, подпоясался расшитым поясом и царю в ноги с просьбой кланяется:
– Ваше царское величество, ведаю, что грозно, страшно, а без царя нельзя! Нету у меня сватов, потому сам прошу великой милости: отдайте мне в жены дочку Анну, всю жизнь буду её любить и оберегать.
– Рано об этом болтать, мало ты еще послужил, чтобы получить в жены мою ненаглядную дочку.
– Воля царя – закон.
На том и порешили. Молодой боярин поселился в прежней горнице и стал каждый день ходить в Боярскую думу государственные дела решать, а по вечерам, по-прежнему, всем желающим сказывал сказки да разные байки.
Боярин Чернобрюхов решил долго не тянуть и посчитаться с выскочкой. Говорит своему сынку:
– Митька паршивец, видать метит царю в зятья, а ты чем хуже? Не будет его, может тебя протолкну в мужья Анне.
– Я согласен, батюшка, я люблю приказывать да всех учить!
– Тогда жди, отец что-нибудь придумает.
А боярин знался с нечистой силой, леший у него был в свояках. Вот Чернобрюхов, по-родственному, упросил лесного хозяина пособить избавиться от крестьянского сына, а после можно посватать собственного сынка за царевну Анну. Для того, как-то позвал Трофим Митьку на охоту:
– Пора тебе Дмитрий Иванович обвыкать быть настоящим боярином. Поедем со мной травить кабанов, обучу тебя царской охоте. У меня сотня собак, полсотни загонщиков, не грех и царя пригласить или иноземных послов.
– Так у меня моя кляча еле ходит, нет у меня ни коня, ни вострого копья, только остался старинный лук.
Почесал Трофим седую бороду и говорит:
– Пожалую тебе справного коня, что незазорно перед самим царем появится, а ещё хорошее вострое копьё и ружье. Поедешь со мной?
Загорелись глаза у Митьки, руки чешутся, отвечает:
– Поеду, Трофим Кузьмич.
– Ну тогда, завтра на рассвете жду тебя. Не опаздывай!
С вечера принялся собираться Митька, приметила Анна приготовления парня, говорит:
– Не ходи на охоту, Митя, чует моё сердце не ладное.
– Привезу добытого вепря, пусть царь подивится моей ловкости.
– Останься дома Митя. От этого Чернобрюхого доброго не дождешься, что-то злое он задумал.
– Как только стану настоящим боярином, отдаст тебя отец замуж за меня.
– Ладно, решил, стало быть, езжай. Но только прихвати с собой голубка из моей голубятни, если что-то с тобой приключится, выпусти его на волю, он вернётся, и я всё пойму.
Взял птицу Митька и упрятал под кафтан. Лишь только заря утренняя окрасила крыши домов, выехали всадники на охоту. И вскоре забрались в дикий лес, темно, даже солнышка не видать. Кругом болото топучее, ельники дремучие, не пройти не проехать ни пешему, ни конному. Тут почуяли собаки кабанов, и с лаем погнали их в самую чащобу, а охотники спешат за ними, не отстают. Долго пробирались всадники, да всё никак не подберутся к зверю. Остановились на лужке дух перевести, да нежданно, схватили Митьку слуги Чернобрюхова, связали ремнями крепкими и отвезли к старому дубу на поляне. Сунули парня в тесное дупло, а вход стальной решёткой загородили, и на прощанье сказали:
– Прости нас, крестьянский сын, но мы люди подневольные, нам, что повелели, то мы и сделали. Ослушаться не можем, Чернобрюхов с нами строг, почитай каждый божий день за чубы таскает.
– Воля ваша, вам с вашей совестью жить, а не мне.
На том и разошлись. Слуги отъехали по лесной тропинке, а Митька остался один. К вечеру, потихоньку-полегоньку, освободился он от пут, да сразу выпустил голубка на свободу, и молвил на прощанье:
– Лети птица вольная в небо ясное, поведай своей хозяйке о беде, что со мной приключилась.
Взмахнула сизокрылая птаха крылами и взмыла над деревьями, и прямиком в царские хоромы. Приметила голубку Анна и поняла, что что-то неладное стряслось с Митькой и бегом к батюшке. Выслушал отец дочку, взял сотню конных стрельцов и отправился в тёмный лес, куда Чернобрюхов приезжал на охоту.
Долго ли коротко пробирались они в темноте, наконец-то вышли на поляну и на краю решили заночевать. Смотрят крадётся мимо старого дуба стая волков, хотели было стрельцы пальнуть из пищалей по зверям, а царь смекнул в чём дело и говорит:
– Погодь-ка, посмотрим, как Митька будет выпутываться. Удалой долго не думает! А, то во дворце мы все герои, а вот в диком лесу…
***
Сидит Митька в дупле ни жив ни мертв, ожидает смерти. Идут мимо дуба серые волки, закричал им парень:
– Волки, перегрызите мою решётку, выпустите меня на волю.
Отвечают бирюки:
– Ты в нас острые стрелы посылал?
– Посылал.
– Вот теперь и кукуй.
Идут мимо дуба медведи, завопил парень:
– Лесные хозяева, вырвите мою решётку, выпустите меня на волю.
Отвечают топтыгины:
– Ты нас тяжелой дубиной по бокам лупил?
– Лупил.
– Вот теперь и кукуй.
Идут мимо дуба лоси, взмолился парень:
– Лоси, вырвите рогами мою решётку, отпустите меня на волю.
Отвечают лоси:
– Ты нас дубиной лупил да охаживал?
– Было дело.
– Вот теперь и кукуй.
Заснул Митька и снится ему отцовский дом, как мамка хлеб печёт. Слышит сквозь сон, кто-то стучит по решетке, открыл глаза и видит сама Кикимора к нему припёрлась – глаза выпученные, нос длинных, вся в грязи и в прошлогодней листве, сует в нему в дупло лохматые лапы.
– Возьми меня в жены Митинька, а я тебя на волю выпущу. Останешься со мной на болоте: ты будешь охотиться на зверей, а я пряжу стану прячь, детишками с тобой обзаведёмся.
– Уходи, Кикимора, ни в жизнь не быть, по-твоему. Лучше сгину в этом дереве!
– Ну, смотри крестьянский сын, как бы не пожалел. А коль передумаешь, то кликнешь меня, я тут недалече буду.
Ушла Кикимора, будто и не было. Больше так и не уснул Митька, а под утро густой туман окутал лес, слышит парень шаги – шлёп-шлёп, будто какой гусак шагает по мокрой траве. Глядит, то сам Водяной-Речной Хозяин вышагивает, да окладистой бородой трясёт, и прямо идёт к парню в гости и в лоб спрашивает:
– Ну, что крестьянский сын, желаешь на волю или нет?
– Кто ж на моём месте откажется, жить-то намного лучше, чем безвестно пропасть.
– А есть у тебя невеста-то?
– Невеста не невеста, а имеется красная девица, ждет меня домой, мы с ней надеялись, что и батюшка ее, позволит сыграть нам весёлую свадьбу, да видно не судьба.
– Хочешь выпущу тебя из этой западни?
– Так выпускай, батюшка водяной.
– А ты мне зарок дай, что коль родится у тебя первенец, ты его мне на вечно отдашь. Подумаешь какой пустяк, себе-то еще нарожаете!
– Уходи, Водяной, не быть никогда, по-твоему. Лучше пропаду в этом дереве!
– Смотри, как бы жалеть не пришлось. А коль надумаешь, то кликнешь меня, мне от тебя весточку непременно передадут.
Расхохотался Водяной, аж мурашки по коже побежали, да ушёл, будто и не было, только тина да ряска на решётке осталась.
По утру, стало проясняться, дымка ослабла и стало наконец-то видно деревья, глядит Митька, а из шумного осинника прёт к нему в гости напрямик сам лесной хозяин – Леший с зелёными волосами и в зипуне, обросшем мхом. Проверил решётку – надежна ли или болтается, убедившись в её крепости, только и брякнул: