Рецепторы души. Сборник стихотворений

Лишь только люди продолжают гибнуть где-то

 
А вдоль дороги – мёртвые без кос,
Земля пропитана кровавыми следами.
И жизнь так медленно и верно под откос…
И каждый думает, что это всё не с нами.
А об экраны трутся те же имена,
И раздаются в благодушьи обещанья.
А за окном идёт четвёртый год война
В гибридной помеси бездушья и страданья.
А кто-то убегает со всех ног
В надежде, что само собой решится…
Легко впустить страданье на порог,
Решив вдруг поменять свои границы.
И не хватает каждому и всем —
Хоть новые пространства на банкнотах.
И все живут в клубке своих проблем:
Кредиты, дом, лекарства и работа.
Легко подняться, чтоб опять упасть
Всё объяснить, оставив без ответа.
Всё знает цену – наша жизнь, поступки, власть,
Лишь только люди продолжают гибнуть где-то.
 

Мы терпеливы, до рассвета подождем

 
Внезапность вносит свой порядок в круговерти,
Не всё идёт, как нам хотелось бы идти.
Мы не предвидим ни рождения, ни смерти,
Да и плутаем между ними по пути.
 
 
Меняет время наши помыслы и цели,
Что не смогли – не постучится в дверь опять.
Порою лучше то, что мы так не хотели,
Чем то, что мы хотели, исправлять.
 
 
А сколько лишнего, не важного, пустого
Нам сокращает то, что не дано продлить.
Застрянет в памяти, как пуля в сердце, слово,
И больно – не достать, и с этим – жить.
 
 
Мы слепо верим до внезапного прозренья.
Вменяемы, но стали ближе к снам…
Нас топят волны перепада настроенья,
И поднимают цепи веры к небесам
 
 
Мы лишь мгновенье между будущим и прошлым,
Нам не до мыслей, кто был до и после нас,
И перемены мы встречаем осторожно,
И те же грабли бьют нас по лбу каждый раз.
 
 
А за окном дождливый ветер гонит тучи.
Закат простился с уходящим в вечность днём.
А все, что слепит завтра, будет лучше,
Мы терпеливы, до рассвета подождём…
 

Я был расстрелян утром на рассвете

64 года назад, через неделю после смерти Сталина, было остановлено «дело врачей» Написал несколько строк к этому событию, оставившему свой след в истории отношения власти и «прослойки»

 
«Я был расстрелян утром на рассвете,
Когда роса стекала с спящих ив
И прошибал нутро холодный ветер,
И мир делился на своих и на чужих.
 
 
Я был разбужен и оставлен помолиться.
Охранник пьяный, что-то, внемля, прошептал…
Ключом железным дверь смогла открыться,
И приговор никто мне не читал.
 
 
С вещами вытолкали грязным коридором.
Спросонья я не понял, что и как.
Удар в лицо, и лай перед забором.
Глаза бегут от вспышки света в мрак.
 
 
Меня избили так, как месят тесто.
Я чувство страха с болью потерял,
Не находил в себе живого места.
От безысходности комок в груди застрял.
 
 
Мне этот год запомнится в могиле.
Я был врачом – и вдруг «убийцей» стал.
Я всё признал, когда меня избили,
И кровью с носа все бумаги подписал.
 
 
Я власть лечил и думал: это вечно.
Что знал – отдал, работал на износ.
А мне за это так бесчеловечно
Друзья-враги «состряпали» донос.
 
 
Как будто я, свою мечту лелея,
Хотел страну оставить без вождей,
И подсыпал в настойку я шалфея
Снотворных больше, чем в лечении людей.
 
 
Газеты пишут: стал «врачом-убийцей»,
И верят все; никто не скажет «бред».
Забыто всё добро – теперь я кровопийца,
И потянулся вдруг цепи преступной след.
 
 
В стране рабов кто врач, кто враг народа —
Решает вождь, покорность правит бал.
Вчера я ощутил обман свободы,
А завтра всё за это потерял.
 
 
Я осуждал и верил, что так надо,
И одобрял, клеймил и проклинал.
Я шёл туда, куда пастух гнал стадо,
Боль обреченных, как и все, не понимал.
 
 
Как веришь ты, народ, написанному свыше?
Неужто мудрость для тебя – газетный лист?
И слушаешь эфир, а голос свой не слышишь,
И отрекаешься от тех, кто сердцем чист.
 
 
Сегодня выход мой на сцену равнодушья.
Я сам себя по капле предавал.
В затылок выстрел иль петли удушье
Закончит дней безумных карнавал.
 
 
Я пару дней не дожил до спасенья…
Вождь умер в Пурим, отменён указ.
От рабства нету панацеи-излеченья,
Всё может повториться много раз.
 
 
А после нас, конечно, оправдают, —
Ошибки ведь не только у врачей.
Кто убивал нас, тот не пострадает.
Страна не сможет жить без палачей.»
 

Не трогайте прошлое

 
Не трогайте прошлое, прошлое свято.
Оно вам ответит само за себя.
Уж лучше никак, чем о ком-то предвзято,
Ехидно со злобой, весь мир не любя.
Вы лучше о нынешнем, смело и громко,
Кухонные споры и сытая злость,
Тогда вдруг придёт к нам всем совести ломка,
Чтоб после прощенья просить не пришлось.
 

Я художник и так вижу

 
Я художник и так вижу,
Своим мненьем не обижу.
Много стало нас таких —
Свой рисунок, проза, стих…
Ну, а кто неравнодушен,
Кто обидами разрушен,
Кому принципы важней
В сплаве вычурных идей,
Кто без «лайка» лезет в душу,
Без границы – море, суша —
Критикует всякий бред,
Чтоб хватило на обед, —
Тот меня не поменяет.
Он и сам об этом знает.
Пишет больше для себя,
Супер-Эго теребя.
Лесть хоть шансы оставляет,
Грубость связи убивает.
Чёрно-белое кино
Тянет за собой на дно.
Кто за деньги, кто со страху
Вставит слово в каждый слог.
Не согласных – в «бан», на плаху,
И судья им только Бог.
И лишь так, уж вы поверьте,
В повседневной круговерти
Взгляд на жизнь мы сохраним.
Мир так чуток и раним.
Я художник и так вижу:
То люблю, то ненавижу.
За меня никто другой —
В вечный бой с самим собой…
 

Я страшно отдалился от народа

 
Я страшно отдалился от народа,
Да и народ распался на слои.
Все против всех, и разная свобода:
Чужие преданы и предают свои.
 
 
За словом вежливым душа вдруг крикнет матом,
Чтоб выразить понятно и для всех.
На каждого есть папка с компроматом,
Даже на тех, кто шьет нам папки те.
 
 
Единство есть, пока насос качает,
И на свободе лучше, чем в тюрьме,
Когда никто и ни за что не отвечает,
А все претензии к врагам внутри и вне.
 
 
Но что-то треснуло от точки невозврата,
Устал вращаться маятник Фуко,
И без вины найдется виноватый
А под вино всё рушится легко.
 
 
Незаменимые сменяются до срока.
Ах, если б знать, когда прийти и уходить…
И шарлатаны лечат мнимого пророка,
И восхваляют, чтобы после осудить.
 
 
Я не услышу в тишине ночного стука.
В век равнодушия стиху лишь грош цена
Поставит «лайк» читатель смелый мне с «фейсбука»
И путь укажет загулявшая луна.
 

Мне писать хорошо вне России

 
Мне писать хорошо вне России
В дни зарплаты, работы иной,
После Пушкина все мы такие.
Графоманство – магнит наш земной.
Первый стих, а потом повторенье.
Нам сначала – себя не понять,
А потом чьё-то нравоученье:
«Ну, Владимир, даёшь, твою мать!..»
А внутри – местечковости нотки,
Ожиданье начала конца,
Жажда знаний под русскую водку
И отрыжка под вкус огурца.
Каждый что-то оставить стремится.
Кто-то деньги, а кто-то стихи.
Чья-то мудрость лишь в прах превратится,
Чья-то глупость прощает грехи.
А поэзия – нет, не работа!
Это то, что сгорает в душе.
Снизошло в будний день иль в субботу —
Всё забыл, только с нею уже.
Мы чудные, чего-то напишем
Сразу всем, и от каждого ждём…
Редко что-то читаем и слышим:
Нам тепло под февральским дождём.
Глупость видим в других непременно,
Из приличья об этом молчим.
В уравнении двух переменных
Мы проблему бессмертья решим.
Мы просты, как листок и бумага,
И чувствительны, словно слеза.
Ведь для счастья немногое надо —
Чтоб прошла мимо с тучей гроза.
Удаляясь, всё больше мы любим.
Приближаясь – опять всё не так.
Нас сомненье спасает и губит,
А уверенность – наш артефакт.
В общем, думать об этом не сложно.
Мы отложим наш спор на потом.
Я закрою рояль осторожно.
Скоро ужин, шабат всем шалом.
 

Неизбежность – писать

 
Писать, как жить – простая неизбежность.
Зарядка мозга, леность, страсть и блажь.
И в каждой теме рифма, стиль «про нежность»
И не всегда чреды событий связь.
 
 
Читатель видит то, что хочет видеть,
Подспудно верит, молится, грешит,
Кого-то любит, терпит, ненавидит,
И получить от жизни всё спешит.
 
 
Ненужный груз от нас уходит в вечность,
За деньги всё – дворец, отель, сортир.
А якорь прошлого – добро и человечность
Остались за порогом замкнутых квартир.
 
 
Снаружи сталь, а всё внутри из ваты.
Мы так подвержены, чувствительны, нежны,
И в правоте своей мы часто виноваты,
А в пораженьи никому мы не нужны.
 
 
Писать, дышать, любить – кидаться в неизбежность,
Очистить от тоски души нарыв,
А всё вокруг останется как прежде,
И кончился врачебный перерыв.
 

Чем меньше кушаем, тем больше вдохновенья

 
Чем меньше кушаем, тем больше вдохновенья.
Усталость меньше беспокоит членов блажь,
В любви не только чувства и движенья,
Но и эстетики разбуженный кураж.
 
 
Чем меньше спим, тем больше недосыпа,
Тем чаще день натянут, как струна.
И дремлет всё нутро сквозь глаз открытый.
Предел желаний наших – выспаться сполна.
 
 
Чем меньше держим, больше ощущаем
Свою свободу от себя и от других.
Добро как должное, лишь зло мы замечаем,
Всё для себя, лишь свой читаем стих.
 
 
Всё меньше откровений избегаем,
Всё больше панцирем закрыты от проблем.
Глаза в глаза не смотрим, лишь моргаем,
Благополучие спасает от дилемм.
 
 
Всегда мы поучать других готовы,
Хоть жизнь свою хотим переписать.
Меняем принципы, сужденья и основы
В угоду тем, кто может всё решать.
 
 
И в сытой смелости кухонного сомненья
Мы видим суть грядущих перемен.
В прозрачной рюмке самовыраженья
Мы прыгаем из рабства в пьянства плен.
 
 
Так и живём; наверно, так и надо.
Придет Спаситель и всё сделает за нас.
Пастух устал, идёт послушно стадо,
А нам бы лишь проснуться в нужный час.
 

Был пятой колонной, жил с пятой графой

Раздумья о политике. Герой вымышлен и если есть совпадения – они случайны.

 

 
Был пятой колонной, жил с пятой графой
Не шёл напролом, не кидался в запой,
Фамилию вовремя тихо сменил,
Медаль получил, в институт поступил.
 
 
И всё, как по нотам: судьба понеслась.
Упорство с талантом – и жизнь удалась.
Протест свой оставил для верной жены.
Кто выбрал лояльность, кто «вон из страны»…
 
 
Политика – грязь, лучше в бизнес врастать.
Воруя чуть-чуть, можно власть прославлять;
С «полезным» пропустишь с утра по одной,
И ваучер оптом продать со страной.
 
 
Ты думал, что сможешь народ поменять,
И выборов цель – всех начальников снять.
И жил – наслаждался, найдя компромисс
Ферзём или пешкой – в падении вниз.
 
 
Лояльный молчальник, вчерашний герой,
Сидишь там, где надо, растишь геморрой.
Всё ближе к «кормушке», всё дальше от масс,
Наличность на экспорт, под крики «Крым наш!»
 
 
Учиться, лечиться, от всех пропадать…
На то оно «НАТО», чтоб всех принимать.
«Отмыл», «заложил» и от шухера – в Прагу.
А кто не успел, тот «сыграет на Гаагу».
 
 
Страшнее всего свою совесть терять.
«Я не одобрял, я хотел всё сказать.
Я знал, бессердечно так с братской страной,
И наша победа вернётся войной.»
 
 
Под тяжестью санкций друг друга съедим,
Хоть тлеет надежда, что всех победим.
И хрупко так всё, и мосты сожжены,
Все что-то хотят, от врагов до жены.
 
 
Ты всё понимаешь и смело молчишь,
Сливаясь с толпою лишь гневно кричишь.
Семью и свободу забрал капитал,
И пятой колонной народ тебе стал.
 

Вялотекущая страна

 
Вялотекущая страна, быстронесущие оттоки,
Идёт гибридная война, как приговор в условном сроке.
Вялотекущая мечта накрылась логикой спасенья,
Горят доходные места от перемены настроенья.
Вялотекущий компромис, прослойки вымершей отрада.
Кого-то просто мордой вниз, кому-то просто так и надо.
Вялотекущий самогон застыл в несущем аппарате,
И каждый ходит на поклон,
                                 чтоб после требовать расплаты.
Вялотекущий реализм – котла бурлящего кипенье.
И вентиль вновь опущен вниз,
                                  взрывает градус дар терпенья.
Вялотекущее спанье под центробежное движенье.
Терять не хочется своё, чужое брать – не преступленье.
Вялотекущий интерес, когда нет в выборе сомненья,
И недолеченный абсцесс грозит всеобщим зараженьем.
Вялотекущую болезнь уже не ставят диссиденту,
Долгоиграющая лесть не помогает пациенту.
Вялотекущий в трубах газ уже от краха не спасает,
И снова всё, как в первый раз,
                                     всем денег сразу не хватает.
Вялотекущее враньё в откатах мнимого успеха
Летит в надежде вороньё, зубами не разгрызть ореха.
Вялотекущий депутат из Сандунов идёт уныло.
И телом чист Охотный ряд,
                             а смыть с души – не хватит мыла.
Вялотекущий этот стих не станет точкой невозврата,
И если в страхе ты затих, то и страна не виновата.
 

Ложь и разврат. Надежда лишь на Трампа

 
Подъезд закрыт. Замок, разбита лампа.
Уехал тот, кто смог. Аптека, шприц, тюрьма.
Ложь и разврат. Надежда лишь на Трампа.
Прийдет и вычистит отчизну от дерьма.
 
 
А мы все ждём, и в ожиданьи этом
Хотим понять, чего он ждёт от нас.
Нам так легко во что-то верить слепо.
Вчера был друг, а завтра пид..рас.
 
 
А мой прогноз – всё будет только хуже.
На бедных и богатых поделился край родной.
И между ними грязь, забор и лужа,
И вздох прощальный из души пустой.
 
 
А может, всё не так уж слишком плохо.
Раз мы инаугурируем с мечтой.
И вскроет наш нарыв пришедшая эпоха:
Аптека, шприц, тюрьма и скальпель золотой.
 

А люди продолжают уезжать

 
Грусть, вялость, лень, страх всякого сомненья,
Кто не над пропастью, тот в пропасти во лжи.
Свобода выбрать рабство – избавленье.
Всё ищем у Ждуна мы «точку джи».
 
 
Диплом на стенку – цель образованья.
Прослойка общества, диванный компромисс,
Чуть выше среднего, как плата за молчанье,
И якорь совести нас тянет сверху вниз.
 
 
Кто мог – уехал, кто не смог – остался.
Суров наш век бюджетно-крепостной.
Мышонок кушает зерно – мешок порвался,
Опасен запах пармезана за стеной.
 
 
Всю нашу жизнь играем в неизбежность.
С полетом бабочки всё можем поменять.
Уже ничто не будет так, как прежде,
И будущее прошлым не догнать.
 
 
Лояльность к всякой власти бесконечна,
Всегда найдётся то, за что сажать;
Даже за стих такой небезупречный.
А люди продолжают уезжать.