Ява

53

 Наташа сидела скромно на краешке стула в комнате посетителей КПП. Сквозь толщу темноты в окне она заметила промелькнувшую фигуру и услышала шаги по коридору. Сердечко забилось с бешеной силой. Казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Распахнулась дверь, и на пороге… стоял Валера. Но не такой, которого она провожала больше года назад. Худой, стройный, в военной форме изменившийся до неузнаваемости.

 В секунду она отметила – внешний вид мужа был просто великолепен: отглаженное, наверно, отпаренное обмундирование, острые стрелки, до блеска начищенные сапоги. Странно, но тех солдат, которых она видела на Камчатке, нельзя было поставить в один ряд с её мужем или с ребятами, встретившими её в аэропорту.

 Ява чуть остановился и бросился к привставшей жене. Он так сильно её обнял, что у неё перехватило дыхание, и она взвизгнула. Муж обнимал и целовал любимую супругу в щёки, губы, глаза, уши, шею…

– Да успокойся, – попросила Наташа. – Мы здесь будем жить?

– Конечно, нет, – он смотрел на неё и не мог налюбоваться. – Где твои вещи? У тебя зонтик с собой? На улице дождик.

– В сумке. Я сейчас его достану.

 Яванский подхватил сумку и небольшой чемодан, супруга раскрыла зонт, и они пошли в квартиру старшего прапорщика. Ещё с вечера он принёс другу ключи, а сам временно переехал к своему сослуживцу, у которого половинка с детьми уехала в отпуск.

 Переступив порог, Валерка опустил поклажу и набросился на Наташу. Он с жадностью обнимал и целовал любимую. Его руки уже по несчётному кругу обследовали её, расстёгивая, развязывая и освобождая его от одежды. Подхватив милую на руки, он понёс её в спальню и бережно, не переставая целовать, положил на кровать. Пышущее теплом и свежестью тело, полные упругие груди, её запах помутили его разум.

 Как разделся сам, он не помнил. Они слились в единое целое. Перекатывались поверх покрывала, хрипели, сопели, вскрикивали. И сколько это продолжалось, им было безразлично. Они наслаждались и любили друг друга. Немного отдохнув, муж снова увлекал жену в страну страсти, а она безропотно отдавалась ему, получая новую порцию нежности.

К первым предрассветным лучам они угомонились. Лежали, обнявшись, слегка обессиленные.

– Ха-ха-ха! – вдруг Валера разразился смехом.

– Ты чего? – приподнявшись, спросила Наташа.

– Представляешь, сколько мы шума наделали, а Николаенко закоренелый холостяк, интересно, что соседи сейчас думают? Ведь на территорию части постороннюю женщину провести очень сложно, а если да, то много шума создавать нельзя.

– Да ладно тебе, – немного обиделась любимая.

– Нет серьёзно. Вот они слушают и гадают, чью супружницу прапорщик привёл в свой дом. Кто-то завидует, наверное, а кто-то осуждает его.

– А мы что, много шумели?

– Нет, моё солнышко, мы были просто как два ангелочка. Но тихо у нас не получилось. Слишком долго мы тянулись друг к другу.

– А я и не заметила.

– Ничего страшного, хозяин квартиры выкрутится, а через месяц всё само собой забудется.

– Валера, а тебя насколько отпустили?

– Пока до утренней поверки. Но это недолго, – он глянул на часы. – Я через полтора часика уйду и ближе к одиннадцати вернусь, а там посмотрим. Ты высыпайся и отдыхай. На кухне в холодильнике продукты. Я притащил всего понемножку. Кое-что прикупил в магазине. Думаю, нам хватит. Старшина обещал увольнительную. Так что погуляем по Хабаровску, сходим в кино, прогуляемся по набережной Амура. Жить будем здесь. Не волнуйся, сюда никто не войдёт. Если кто постучится, не открывай и не отзывайся. Николаенко просто не успел всех предупредить, что живёт у Ковальчука. Ну, рассказывай, как вы живёте? Что родители? Как Марина? Как растёт Настенька? Наверное, уже что-то лопочет по-своему, топает?

 Наташа улыбнулась и стала рассказывать о семейных делах и неурядицах. Она показала мужу фотографии, на которых были мама, папа, сестра и дочка. Ява слушал, рассматривал снимки. Иногда он переспрашивал, просил больше рассказать о Настеньке, крутя в руке её карточку. Так незаметно пробежали полтора часа. Солдат встал, оделся и, нежно поцеловав жену, ушёл в казарму. Нарочно вышел пораньше, пока офицеры и прапорщики, соседи Николаенко, не выходили на службу. Конспирация.

 Прибыв в роту Валерка разделся и юркнул в кровать. До подъёма оставалось полчаса.

– Рядовой Яванский, к замполиту роты! – после завтрака возвестил дневальный.

– Где он? – у тумбочки спросил Ява.

– В бытовке.

Подходя к комнате, он услышал, как офицер уже распекал Осина.

– Товарищ лейтенант, рядовой Яванский по вашему приказанию прибыл!

– Это что такое? – Марчук указал на стены, оклеенные обоями.

– Обои на стене.

– Сам вижу. Я спрашиваю, что это такое, – он указал на вспученные листы.

– А-а-а, вы про то, что они местами надулись?

– Именно. Перестань паясничать. Смирно! Я жду объяснений.

– Зачем так нервничать? Бумага ещё мокрая, сохнет и постепенно разглаживается. А вот то, что вы открыли дверь и создали сквозняк с перепадом температуры, это может повлиять куда серьёзнее. Всё может отвалиться.

– Не умничай.

– Не собирался. Просто я не один раз наклеивал обои. Делюсь опытом и наблюдениями. Мы однажды в квартире после наклеивания открыли форточку, чтобы они быстрее высохли. И что вы думаете? Утром открыли, а отрезы ровными рядами лежат на полу. Отвалились из-за сквозняка и перепада температуры. Вот сейчас я и копейки не дам за то, что всё будет нормально. Из-за вашей поспешности они могут упасть.

– Ты меня смеешь обвинять?

– Никак нет, товарищ лейтенант! – солдат артистично вытянулся во фронт и задрал кверху нос. Опустив на замполита взгляд, добавил. – Если отвалятся, доложу Горбункову по его прибытии в расположение.

– Вон отсюда… Оба.

Сослуживцы переоделись и приступили к работам в канцелярии.

– Приехала? Встретил? – спросил Андрей.

– Ага!

– Давай постараемся до обеда закончить, и иди к ней. Я сам окно покрашу в бытовке.

– Договорились. А я вечером приду и покрашу окно в канцелярии, а завтра в две кисточки закончим полы в обоих помещениях.

– И ремонт завершён…

– Немного не уложились в недельный срок, – продолжали разговор ребята, разглаживая первый лист обоев на стене, – хотя ротный с отпусками погорячился. Не отпустит он нас.

– А я верю ему.

– А я в этом сомневаюсь.

К двенадцати часам обои в кабинете были наклеены. Сослуживцы закрыли канцелярию на ключ от любопытных глаз. Андрей пошёл красить окно в бытовке, а Валерий направился в спальное расположение переодеваться.

– Смирно! – возвестил дневальный о прибытии в роту старшего офицера.

Ява выглянул в казарменный проход. Дежурный докладывал прибывшему старшему лейтенанту Шляху, который временно замещал Горбункова. Вообще-то он командир первого взвода. Мировой офицер и свой в доску.

– Где Яванский? – громко спросил старлей, заглянув в бытовку. Что ему ответил Осин, Валера не слышал.

– Я здесь.

– А-а-а! Жена приехала? Встретил?

– Так точно!

– И что ты тут делаешь?

– Так мы заканчиваем с ремонтом.

– Дурак. Отпускаю до вечерней поверки. После ближе к двадцати четырем опять иди к супруге. Утром заглянешь и после завтрака свободен. Устраивает график?

– Да! – весело отчеканил рядовой.

– Давай беги, счастливчик. Послезавтра увольнительную на целый день получишь. Старшина готовит документы.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Смотри, не налипни. Командование батальона пока не знает. Надеюсь, до завтрашнего дня.

Как когда-то «салагой», Валера выскочил из здания и бегом, помчался на квартиру Николаенко.

– Чего так долго? – встретила его Наташа. – Я уже соскучилась. Кушать будешь?

– Буду. А что у нас на первый день?

– Так, макароны с тушенкой.

– Мировая еда. Ух!

Супруга смотрела, как муж быстро, жадно и с огромным аппетитом расправляется с макаронами.

– Добавку будешь?

– Нет, а то лопну. Ты чего не ешь?

– Не хочу. Потом, – она лукаво улыбнулась, – а то выдавишь.

– А-а-а! – он сгреб её в охапку и увлёк в спальню.

– Такое впечатление, что ночью ничего не было, – уже отдыхая, сказала счастливая женщина.

– Я на балкон. Покурить.

– Я с тобой. Посмотрю. Ни разу же не видела, – вышли на площадку. Ява закурил, выпустил дымок в открытое окошко, а супруга, улыбаясь, смотрела на его смешные движения. – Я утром наблюдала, как солдатики на зарядку бегали, а тебя не видела.

– Я в казарме сидел.

– Потом видела, как строем военные туда пошли, – любимая указала в сторону штаба, – а потом обратно.

– Нет, в ту сторону заступающая смена шла, а обратно ребята, которые ночью несли дежурство на постах.

– Но я не про то. Когда ночью увидела тебя, подумала, ты начистился и нагладился меня встречать. Оказалось, что у вас все так ходят, не то, что у нас. Какие-то грязные, неопрятные

– У нас такие то же есть, только за территорией – стройбат. Когда работают – замызганные, когда нет – от наших практически не отличишь. Вот и дома, наверно, также.

– Возможно.

– Что будем до вечера делать?

– Наслаждаться. В перерывах смотреть телевизор и чай пить со сладостями. Завтра тот же график, а послезавтра мы едем в Хабаровск. Наташа, ты привезла мне что-нибудь из гражданской одежды?

– Да. Рубашка, легкий пуловер, брюки и летние туфли.

– А большего и не надо. Пошли.

– Куда?

– На «полигон» отрабатывать команду «любовь»! Что-то я всё позабывал. Надо наверстывать упущенное.

– Половой гигант, – смеясь, пошутила любимая.

Так прошёл первый день и, почти ничем не отличаясь, второй. Муж и жена наслаждались друг другом. Восполняли пропущенное. Иногда Валера убегал в казарму, а супруга с нетерпением ждала его возвращения. Офицеры роты не требовали от Яванского обязательного присутствия на всех построениях. Даже замполит перестал к нему цепляться. Вероятно, с ним поговорил Шлях, объяснив, что к чему.

54

Рано утром третьего дня Валера в полном парадном обмундировании и Наташа в лёгком летнем платье шагали в сторону КПП. К сожалению, наряд несла не первая рота. Пришлось после предъявления дежурному увольнительной, минуя ворота, идти, обливаясь потом, пять километров до придорожного сарая. Раньше он, наверно, использовался под склад удобрений. В нём валялись пустые и наполненные каким-то порошком мешки. Ява аккуратно юркнул во внутренности строения и переоделся. Форму он сложил в большой полиэтиленовый пакет и, мало о ней заботясь, повесил тут же на гвоздик, словно в раздевалке.

 К супруге вышел гражданский человек. Если бы ещё прическу подлиннее волосом. Хотя, может, молодой человек спортсмен или отслужил и вернулся из армии. Кого это волнует? Скорее, только Валеру с Наташей. Но первые минуты, проведённые в салоне автобуса, мчащего их в Хабаровск, показали – никто на них не обращает внимания. Едут себе и едут молодые люди. Много обнимаются, целуются. Дело обычное. На всех не насмотришься, всеми не налюбуешься.

В кино не хотелось. Был такой прекрасный, солнечный день. Попусту прожигать его, находясь в душных помещениях, было бы глупостью.

Муж и жена гуляли по городу, изредка заходя в магазины. Выбирали незамысловатые подарки родственникам. Высматривали какие-нибудь диковинные игрушки дочке. Обнявшись, они прогуливались по центру, любовались памятниками. Возле краеведческого музея посидели под зонтиком летнего кафе. Ели большие порции мороженого. Затем вышли на набережную, дошли до речного вокзала.

– Жаль… купальник я не взяла, – посетовала Наталья, – сейчас бы искупаться. Душно. Вон люди загорают… обзавидуешься.

– Нормально. Если бы ты взяла купальник, я что, в солдатских труселях тут прыгал? – посмеялся Валерий.

– Нет, конечно, без трусов. Ну что ты, в самом деле? Я бы и тебе плавки взяла.

– А зачем дело стало? Пошли в магазин и купим, – предложил супруг.

– Вот ещё, тратить деньги на всякую ерунду. Я лучше фруктов и овощей наберу, да покормлю тебя чем-нибудь экзотическим. Нет, купаться отпадает. Дома в ванной будем плескаться.

– Тогда пошли на рынок.

– Хорошо, только куда спешить. Всего два часа дня.

– Там народ до пяти вечера работает. Пока дойдём, посмотрим, что прикупить.

Неторопливым шагом они направились в обратный путь. Между рядами центрального рынка выбирали овощи, фрукты, мясо, обсуждая блюда, которые приготовит любимая. В толчее проходили до самого вечера. Перекинув ремень сумки через плечо, и подхватив пакеты, молодая пара, никуда не спеша, прогуливалась в сторону Большой, где они могли дождаться своего автобуса. Немножко не рассчитав, попали в час «пик». Решили пройтись по парку, чтобы скоротать время.

Уже в сгущающихся сумерках вышли на своей остановке. Войдя под «своды» придорожного сарая, муж превратился в военного. Шли, переполняемые счастьем, обдуваемые вечерней прохладой.

 Валера проводил Наташу домой, помог разобрать сумки и убежал в казарму. Доложил старшине о своём прибытии, переоделся, отстоял вечернюю поверку и убыл из расположения к жене, как к себе домой. Молодая женщина приготовила лёгкий ужин, состоящий в основном из салатов.

Утром, когда Ява вернулся в казарму, его встретил дежурный по роте.

– Тебя командир батальона спрашивал. Велел после завтрака явиться в штаб.

– Хорошо.

После приёма пищи первой ротой, где Валерка присутствовал для проформы, он вышел из душного помещения столовой.

– Яванский! Подойдите ко мне, – чуть в сторонке стоял замполит части.

– Товарищ полковник, рядо…

– Да ладно, – перебил солдата офицер. – Не на плацу. Чего жену от народа прячешь и не доложил о её прибытии?

– Извините, кому и что я должен докладывать?

– О приезде своей половинки. О её размещении на территории режимной части… Докладывать в первую очередь мне.

– Я отлично знаю Устав. И доложил, как положено, по команде. Или вы узнали о приезде моей супруги не от моих командиров?

– Всё верно, от них и узнал. Только вот хотелось бы встретиться с ней и переговорить…

– Кому?

– Мне, как вашему прямому начальнику.

– Я не имею желания, чтобы вы или кто ещё встречались с моей Натальей. Любая такая попытка, без моего согласия будет расценена, как неблагоприятное стечение обстоятельств для желающего. Это я вам говорю не как подчинённый, а как мужчина и муж.

– Ого?!

– Разрешите идти!

– Пожалуйста!

– Есть! – развернулся, щёлкнув каблуками. Отчеканив три шага, отошёл от полковника. Настроение резко испортилось.

По прибытии в казарму, Ява поставил в известность дневального, что направляется к комбату.

В штабе батальона царила тишина. Только из кабинета командира раздавались приглушенные голоса. Солдат постучался и вошёл в канцелярию.

– Товарищ майор, рядовой Яванский по вашему приказанию прибыл!

– Подождите меня на лавочке перед входом.

 Выйдя на улицу, боец присел и закурил. Из штаба вышел Северцев. Валерка вскочил на ноги, метнул окурок в урну и вытянулся по стойке «смирно». Комбат махнул рукой:

– Присаживайтесь. Вы нам не доверяете или считаете нас своими врагами? – начал разговор офицер.

– Я вам доверяю, товарищ майор, – слегка удивлённо ответил рядовой.

– Так в чём же дело. Приезжает жена. Вы никого не ставите в известность. Договариваетесь о жилье с какими-то прапорщиками. В части столько квартир. Могли бы решить этот вопрос без проблем. Неужели мы вам не помогли бы? – майор прямо смотрел в глаза подчинённого.

Яванский почувствовал себя не в своей «тарелке». Честно говоря, он действительно никому не верил. А с чего? Мало, что ли, у него было случаев, когда он служил верой и правдой, а его наглым образом выставляли то виноватым, то дураком, то вообще подонком. Но сказать правду он не решился.

– Извините меня, пожалуйста, если я вас подвёл. Я не хотел. Честное слово. Просто всё как-то само собой решилось, и мне не пришлось у вас просить помощи. Знал, что вы не откажете, но… Спасибо вам за заботу, – выкручивался и врал рядовой, отчего ему стало противно.

– Когда она уезжает?

– Послезавтра. В четырнадцать тридцать.

– Хорошо. Подойдёшь к старшему прапорщику Алексееву и скажешь, я приказал оформить тебе увольнительную до восемнадцати на день отъезда супруги. И ещё. Хватит бегать туда-сюда. На эти дни я тебя освобождаю от необходимости являться в роту. Можешь идти.

– Есть! – солдат вытянулся перед Северцевым и приложил правую руку к виску. Майор встал, коротко отдал честь и вошёл в здание штаба батальона.

Валерий прибежал в казарму очень довольный. Он доложил Шляху и старшине, беседующим в каптёрке, о состоявшемся разговоре.

– Видишь, как всё решилось хорошо, – только и проговорил старший лейтенант, расплывшись в улыбке. – Беги к жене. Да, если что срочное, я за тобой дневального отправлю. Никуда не отлучайся.

– Ява, – обратился Алексеев, – помоги, пожалуйста, Осину сносить весь инвентарь и остатки красок в сарай. Я не думаю, что на это уйдёт много времени.

– Есть!

 Вернувшись к Наталье, муж рассказал ей обо всех встречах. Порадовал, что с этого момента и до самого её отъезда он будет рядом с нею. Остаток четвёртого дня и весь пятый они провели, не покидая границ постели. Только вечерами, когда опускалась тьма, супруги прогуливались по территории части, наслаждаясь свежим воздухом. Им казалось – так будет вечно, что никогда не наступит день расставания…

 Жена собрала сумки. Присели на минутку и отправились в аэропорт. Уже привычно в придорожном сарае Валера скинул военную форму, особенно сейчас ненавистную, и облачился в гражданское. До пересадки на троллейбус ехали молча, обнявшись на заднем сиденье автобуса. Сердца разрывались на множество осколков.

 В здание аэровокзала выяснилось, что вылет рейса на Камчатку задерживается до девятнадцати часов. Бродили по привокзальной площади. Валерий показал жене место, где год назад была гостеприимная шашлычная. Он рассказывал, как они, призывники, вкушали мясо и пили водку. Про капитана, который привёз их в часть.

 Время неумолимо бежало вперёд. Солдату надо было возвращаться, так как увольнительная только до восемнадцати. Никто не предполагал задержки отправления самолёта.

 Делать нечего, в пять вечера, немного не дождавшись начала регистрации, Ява попрощался с Наташей и запрыгнул в троллейбус. Они махали друг другу. Она с привокзальной площади, а он через заднее стекло салона.

 Жена провожала взглядом, удаляющийся общественный транспорт, увозивший супруга, и тихо плакала.

– Что плачешь, красавица? Давай погадаю, всю правду скажу, что было, что есть, что будет. Разгоню грусть-печаль, отведу тоску. По ком плачешь? Зачем слёзы льёшь? Немного возьму. Давай ручку, погадаю, – рядом возникла фигура пожилой цыганки, от которой почему-то веяло покоем и уверенностью. – Хочешь, на картах всю судьбу расскажу.

Когда-то Валера, ещё ухаживая, говорил: «Нельзя гадать больным, военным и влюбленным. Судьба сломается». Сейчас об этом женщина не думала. Ей просто хотелось с кем-нибудь поговорить, отвлечься. Она протянула ладошку.

– Ой, вижу всю жизнь твою. Будешь жить долго, счастливо и безбедно. Дай двадцать копеек, скажу, что было.

 Убитая расставанием, не задумываясь, девушка подала гадалке монетку.

– Рано влюбилась. По-настоящему. Избранник тебя любит больше всего на свете. Свадьбу сыграли. Родители ранний брак не одобрили, но смирились. Дочку родила. Красавица. На папу похожа. Он далеко от вас. Ты к нему в гости приезжала. Домой летишь. Дай двадцать копеек, всю правду про супруга расскажу.

Не задумываясь, бедняжка передала ещё монетку.

– Муж хороший. Молодой, красавец. Вы ровесники. Не пойму, служит, что ли?

Женщина кивнула.

– Нелегко ему пришлось. Теперь всё вроде наладилось. Жизнь по-новому складывается. Всё у него будет хорошо. Товарищей много. Уважают его. Только вот…, – гадалка остановилась и посмотрела девушке в глаза, – на сердце не ты одна у него. Есть ещё одна любовь…

Наташа резко отдернула руку, посмотрела в её глаза и себе на ладонь.

– Неправду говоришь…

– Как неправду? Разве про то, что было, хоть слово утаила? Хоть чуть неправду сказала?

– Нет, всё равно… врёшь…

– Сейчас и тогда, правда. Все они такие. Живут с одними, а любят других.

– Внимание! Начинается реги…, – в пространстве разлилась речь из громкоговорителей, оповещая о начале регистрации на камчатский рейс.

 Девушка резко развернулась и пошла, занимать очередь у стойки. Из головы не выходили услышанные слова цыганки. Всё делала, словно в тумане, будто робот. «Значит, не врут люди. Значит, они все и Валерка такой, – думала она. – А как это может быть? Ведь он так сильно меня любит. Целовал, обнимал. Он же от меня ни на шаг не отходил. Слова хорошие… красивые говорил. Без конца повторял, что любит. Как? Неужели?».

 Началась посадка в самолёт, а Наталья всё не могла забыть гадалку. Сказанное ею потрясло, запало в душу и не хотело её покидать.

 Тем временем Ява достиг своей остановки, переоделся и зашагал по направлению к воинской части. Он шёл и вспоминал свою любимую жену. Её глаза, волосы, нежную кожу, высокую грудь, руки, ноги. Всю. Ему было приятно осознавать, что она любит его искренне, нежно. И одновременно – горько, что до их встречи остаётся ждать ещё целый год. Нет, чуть меньше, но всё-таки терпеть и ждать.

 Почти неделя, а время пролетело словно миг. Но минуты счастья, проведённые вместе, запомнятся на всю жизнь. И перечеркнуть эту радость нельзя ничем и никогда.