Черный Оракул

Часть 1. Стена

Глава 1

С самого раннего утра моросит дождь. Сейчас конец ноября и совсем скоро начнется настоящая зима. В нашем скромном заведении всегда прохладно и мне приходится переминаться с ноги на ногу весь день напролет. Я уже неоднократно просил Барни поставить здесь электрический обогреватель. Но Барни говорит, что если рано или поздно мы, все-таки, забудем выключить его на ночь, то все здесь сгорит "к чертовой матери". Поэтому, лучше не рисковать.

Так было и сегодня. Я пришел на работу в начале одиннадцатого. Барни был на месте. Я поставил зонт возле двери и начал снимать калоши. Все было как всегда, но что-то, все-таки, было не так. Я удивился, что сегодня Барни совсем не бурчит по поводу моих постоянных опозданий. Он всегда этим недоволен, а теперь даже не поднял глаз при моем появлении, продолжая возиться с какой-то коробкой на прилавке. Это само по себе было удивительно, так как вся ежедневная рутина по упаковке-распаковке всяческого хлама доверялась исключительно мне. Сам он, при этом, только записывал в книжечку то, что я извлекал из всяких коробок, чемоданов, сундуков и тому подобного. Сейчас он сам взялся за черновую работу и, видимо, был очень взволнован чем-то. Коробка была самой обычной: картонка высотой три на три фута. В такой упаковке нам обычно доставляют разную всячину вроде старой посуды, горшков или столетних замусоленных вазонов.

Испытывая легкий интерес. я подошел поближе. Барни не обращал на меня никакого внимания, продолжая доставать из коробки какие-то предметы, завернутые в черную ткань. Они были разных размеров и, как и всегда, похоже, это являлось пожитками какого-нибудь благополучно помершего старика. Все это “богатство”, видимо, досталось по наследству его детям или просто соседям, которые не приминули на радостях от всего этого поскорей избавиться.

По своим очертаниям один предмет, похоже, был книгой или шкатулкой, другой продолговатый, возможно, был подзорной трубой, третий – какой-то корягой или подсвечником. И таких вещей было предостаточно. Короче говоря, ничего интересного там не могло быть и в помине. Однако, непривычный, как для повседневного, вид Барни меня заинтриговал и я, не имея особых планов на начало рабочего дня, решил поучаствовать в разборе этих предметов. Самое удивительное произошло секундой позже, после того как я начал запускать руку в коробку,чтобы достать оттуда какой-то округлый предмет( возможно, старый чайник). Барни вздрогнул, как от испуга и, странно взглянув на меня, процедил сквозь зубы:

– Нет, не надо. Я сам. Ты это…иди домой. Можешь взять выходной. Сегодня не открываемся. Переверни там табличку на дверях. Иди… я сам, сам.

После этих слов он задумался на секунду и вновь принялся дрожащими руками доставать из коробки оставшиеся предметы. Меня это немало удивило. Хорошо зная Барни, я подумал: что-же это такое должно было произойти, чтобы старик дал мне выходной посредине недели!?

– Слушай, – продолжал я. – На улице дождь. Я все равно уже пришел, давай помогу.

Но Барни меня совсем не слышал. Засунув голову в коробку, он что-то там разворачивал.

– Эй! -повторил я. – Давай помогу.

Но он, не обращая на меня никакого внимания, продолжал возиться с коробкой.

Прошло не менее трех минут прежде, чем Барни, наконец-то, перестал рыться в коробке и растерянно на меня посмотрел.

– Ничего не понимаю… Может, это все неправда. Да нет-же, она должна быть здесь… Это-же все вещи, которые должны быть. Черт!

При этих словах он привычно для себя сплюнул в горшок с декоративной пальмой и, опершись локтями о прилавок, обхватил голову руками.

– Да, Майки. Хоть ты и не мой сын, но для меня ты как родной. Поэтому я прошу тебя никому не рассказывать о том, что ты сейчас видел.

– Да что я такого видел? Коробку со всякой ерундой? Мы такое “добро” разгребаем постоянно. Могу поспорить, что там барахла на полторы-две сотни, если не меньше. И продавать это все придется неизвестно сколько. Мне только работы прибавится – пыли больше вытирать.

– Что!? Ты говоришь на две сотни?! А ведь ты даже не представляешь себе, что это такое. Это…

Видимо, не подобрав подходящих слов и ничего не придумав лучшего как в очередной раз плюнуть в подножие пальмы, Барни посмотрел мне в глаза и серьезно сказал:

– Значит так, Майки. Я сейчас уйду на пару часов, а ты сам здесь перепиши все. Только обязательно закрой дверь на ключ.

Я молча пожал плечами и побрел в подсобку, где у нас находился небольшой архив по всем вещам, которые в то или иное время проходили через наш магазин. В письменном столе я взял авторучку и вернулся в торговый зал, чтобы наконец-то заняться своей обычной работой.

И вот список того, что было в этой коробке. Самым большим из имеющихся в наличии предметов была картина, изображавшая унылые скалы на берегу моря и не менее унылые деревья поверх этих самых скал. Ничего особенного. А если честно – тоска зеленая. Такая картина может стоить долларов сорок-сорок пять. Со скидкой, если покупать вместе с ней что-то еще. Ничего особенного. Если-бы это был, например, натюрморт с яблоками, то его можно было-бы продать немного дороже. Натюрморты всегда охотней берут. А такая, однозначно, будет мозолить мне глаза месяц, а то и два. В итоге, ее (после продолжительного и успешного торга, естественно) купит для своей лучшей подруги какая-нибудь дама в шляпе, а та благополучно спрячет эту картину в кладовку. Так как спасибо, конечно, но таких картин у нее уже не менее пяти. Далее…Продолговатым предметом, и на самом деле, оказалась виды видавшая подзорная труба. Наверное, довольно красивая в молодости, с позолотой, но явно очень старая теперь. Увеличительное стекло с ее большей стороны было треснувшим пополам. Десять долларов не больше. Затем последовал скромный сервиз из чайных чашек синего цвета, причем довольно грязных. Их было семь штук, что я и записал, сахарница совершенно другого цвета, несколько алюминиевых ложек и пара блюдец. Все вместе-долларов пятнадцать, но вряд-ли их кто-нибудь купит. Хотя, по отдельности может и разойдутся. Следующим предметом оказался старый блокнот в кожаной обложке, причем в нем не было абсолютно никаких записей. Зато первая страница была вырвана. Я даже не стал вносить его в список, сразу выбросив как ненужное в мусорное ведро. Затем мне в руки попалась металлическая пуговица с выдавленным на ней контуром какого-то животного. Какого именно? Трудно было разобрать, так как изображение было очень затертым. Следующим экземпляром была замусоленная книга на неизвестном мне языке. С иллюстрациями кораблей, лодок, различных карт, лошадиных повозок и чертежами воздушных шаров. Короче говоря, всякой техники. На обложке книги красовалась огромная чернильная клякса, закрывающая собой название книги. Видимо, кто-то что-то выписывал из книги и пролил на нее чернила. "Два доллара", – подумал я и отложил книгу в сторону. Какой-нибудь студент, авось, и купит. Далее, я вытащил из коробки какой-то круглый предмет. Развернув ткань, я увидел почерневший от сажи котелок для приготовления походной еды и лежащий в нем полупустой коробок спичек. Котелок совсем не интересовал меня в качестве товара и я, вздохнув, швырнул его под прилавок. Пусть Барни делает с ним, что хочет.

Перечень остальных предметов, и вовсе, не вызывает абсолютно никакого интереса для нашей истории. Если продолжать их перечисление, то можно запросто уснуть от скуки. Одним словом, в коробке содержался нехитрый скарб какого-нибудь вояки или путешественника. А как по мне, то это просто разный хлам, который собирают бродяги на помойке. Однако, я честно переписал все, что там было и уселся на диване дожидаться возвращения Барни. "Зачем он, вообще, все это взял?",-спросил я сам у себя и откинулся на спинку дивана, бесцельно уставившись в потолок.

Глава 2

Я, наверное, слегка задремал и поэтому не услышал как вернулся Барни. После звука его фирменного плевка под пальму я проснулся и увидел, что Барни крутит в руках какую-то вещицу, которую я раньше не видел. Похоже, это была какая-то монета. По выражению лица Барни я понял, что теперь он очень доволен.

– Смотри, Майки. Вот она! А я уже и не надеялся. Представляешь, эти олухи на почте упустили коробку и все рассыпалось. Она упала на пол. Мне пришлось на коленях ползать, чтобы ее найти. И я ее нашел! Никогда нельзя сдаваться.

Похоже, Барни больше говорил с самим собой, чем со мной и я не стал ему отвечать. Подумаешь, монета. Столько шума из-за какой-то монеты. Разве что, она имеет хоть какую-нибудь ценность.

Тем временем Барни, вдоволь налюбовавшись своей находкой, открыл шкафчик, висящий у окна, и достал оттуда бутылку виски.

– Ты будешь?

Я отрицательно покачал головой.

– Ну, как хочешь. А мне сейчас не грех стаканчик пропустить. Ну надо же! Я до самого конца не верил.

Я по-прежнему сохранял молчание. Ничего нового для меня вообще не было: день как день. Наверное, лучше, все-таки, пойти домой, как и предлагалось ранее. Тем более, дождь уже закончился.

Я уже было стал натягивать калоши, как вдруг ко мне подошел Барни и, уже не совсем трезвым языком, воскликнул:

– Слушай,сынок. Ты ведь знаешь какими хорошими друзьями мы были с твоим отцом. Мы с ним продружили всю жизнь и поэтому я никогда не брошу тебя. А скоро я, вообще, подарю тебе этот магазинчик. Пропади он пропадом. Хоть на старости лет судьба-злодейка улыбнулась старине Барни.

На его лице появилась довольная ухмылка. Он сделал еще один глоток виски и уже совсем нетвердым голосом добавил:

– Ты знаешь,Майки? Знаешь что это такое? – Он достал из кармана монету и торжественно протянул ее мне.

– Это, брат, монета! Монетище! А ты знаешь, что это за монета? Э,брат, пока я тебе этого не скажу. Потому, что я сам ее нашел. И у меня будет еще много таких монет, и не только монет. Я смогу купить весь этот город. Я куплю все, что захочу. И уеду отсюда, уеду… А ты будешь тут хозяином. Это все будет твоим.

После этих слов он отхлебнул прямо из горлышка, встал и ушел в подсобное помещение. Видимо, так ему было нужно в этот момент. А я, не имея больше никаких планов на сегодня, поднялся и вышел на улицу. Было довольно холодно и я быстрым шагом направился к себе домой. До моей квартиры было пятнадцать минут ходьбы и теперь я шел, раздумывая над словами Барни. Он или изрядно напился и несет какую-то чепуху, или я чего-то не понимал. Ну подумаешь, монета. Нам довольно часто приносят разные монеты. И эту монету тоже я особо не рассматривал. Единственное, что запомнил – на ней был изображен какой-то зверь: то ли лось, то ли олень. Монета, вроде-бы, не золотая и даже не серебрянная. Из какого-то другого металла. Во всяком случае, дорого ее продать не получится. Возможно, она и представляет собой какой-то мизерный интерес для коллекционеров. Но, даже в этом случае, она выглядела на полдоллара, не больше. За несколько лет, проведенных за прилавком нашего магазинчика, я прекрасно усвоил для самого себя, что ничего ценного нам с Барни не видать, как своих ушей. А он собрался покупать весь город. Вот чудак. Но, впрочем, это его личное дело.

Таким образом, размышляя и внутренне посмеиваясь над нелепыми мечтами моего наивного работодателя, я благополучно дошел до своей квартиры. Раздевшись, выпил стакан теплого молока, съел бутерброд с беконом и улегся спать. И хотя время было еще совсем раннее, я как-то неважно себя чувствовал. Поведение Барни совершенно сбило меня с толку и теперь я ощущал непривычную для себя усталость.

Прошло, наверное, часа два. Может три. Я проснулся от того, что зазвонил телефон. Нехотя повернувшись в сторону аппарата, я взял трубку и сонно ответил: "Алло, слушаю".

На том конце провода послышался голос Стена Райса. Он был очень взволнован и не говорил, а скорее, кричал в трубку:

– Майки, Майки! Ты меня слышишь? Алло, алло!

– Да Стен, я тебя прекрасно слышу. Чего ты так кричишь?

– Ну Слава Богу! – Стен, кажется, немного успокоился. – А ты чего дома? Еще нет пяти часов.

– Я сегодня ушел пораньше. А в чем дело?

– Майки, твой магазин горит! Пожар такой, что никто не может туда войти! Я подумал, что ты там внутри сейчас. Я пришел к тебе по делу, а тут такое!

Теперь до меня стал доходить смысл его слов. Я мгновенно соскочил с кровати, натянул на себя брюки , накинул плащ и с сумасшедшей скоростью выскочил из квартиры, даже забыв положить телефонную трубку на место.

Боже мой, если там все сгорит, то я пропал. Что я буду потом делать?! Стоп. Барни!

Я несся так быстро, что местами обгонял попутные машины. Расстояние до магазинчика я пролетел минут за пять, не больше. Еще добегая до места пожара, я услышал сирены пожарных команд. Если Барни как обычно лег вздремнуть на кушетке в подсобке, то ему конец. Тем более, он скорее всего, был пьян. Откуда пожар? Может Барни забыл потушить сигарету и уснул с ней в руках? Или была неисправна электропроводка? Может быть, Барни тоже ушел домой, как и я? Хоть-бы это было так…

Повернув за угол, я увидел ужасное зрелище. Из всех окон магазинчика вырывалось пламя. Стояли сумасшедший шум и треск. Двери полностью выгорели. Жар был такой, что пожарные расчеты не могли подойти ближе, чем на пятьдесят футов. Они безрезультатно поливали пламя водой, но казалось, что огонь становится все больше и больше. Я стоял как

ошарашенный, понимая, что совершенно ничего не могу сделать. Огонь уже начал перебираться на верхние этажи и остановить его могло только чудо. Я посмотрел влево и увидел Стена, который бестолково сидел на тротуаре и так-же, как и я, завороженно смотрел на пламя.

– Стен! – крикнул я ему и он, заметив меня, поднялся на ноги. – Ты видел Барни?

Он подбежал ко мне и, размазав рукой копоть по мокрой щеке, ответил:

– Нет, Майки! Его никто не видел. Я уже у всех спрашивал. Я сказал пожарникам, что там может быть человек. Но, они говорят, что если сейчас не пойдет сильный дождь, то они не смогут туда войти. Насосы не справляются -слабый напор. В здании деревянные перегородки и оно горит как бумага.

Я в бессилии присел на корточки и судорожно размышлял о том, что-же теперь делать. Но, ничего подходящего придумать не получалось. Оставалось только ждать пока магазинчик полностью не выгорит. Я смотрел на огонь, а время, казалось, сейчас замедлилось для меня. Языки пламени плясали перед моими глазами, а я думал. Горько думал о том, что Барни, скорее всего, уже нет в живых. Старик был так весел перед смертью. Он даже представить себе такого не мог. А что я? Теперь я остался один. Барни погиб. И вместе с ним погибло все то последнее и родное, что я имел до сегодняшнего дня

К действительности меня вернул внезапно начавшийся дождь. Зонта у меня не было и через минуту я неслабо промок. Но, это сейчас занимало меня меньше всего. Я ждал момента, когда пожарные смогут сбить огонь и будет можно попасть в магазин. Может быть, там что-то еще уцелело. Я знал, что Барни всегда держал в сейфе кое-какие деньги. А они мне сейчас были нужны как никогда. И меня абсолютно не терзали никакие угрызения совести за это: о пожаре знал весь район. И если бы Барни был жив, то обязательно был-бы здесь. Тем более, что жалованье от него за прошлый месяц я так и не успел получить.

Глава 3

Зрелище после пожара было удручающим. От того магазинчика, к которому я привык и который, по-своему, был мне дорог, не осталось ничего. Голые почерневшие стены, пепелище от выгоревшей мебели, едкий и удушающий дым, трескающиеся под ногами остатки пола, искореженные от температуры металлические вазы, подсвечники, бронзовые статуэтки, выгоревшие дотла картины, провалившийся прилавок…

Мне было больно на все это смотреть, но я должен был найти Барни. Поэтому, несмотря на весь ужас происходящего, я медленно продвигался дальше в направлении нашей обшей с ним подсобки. Впереди меня шел пожарный, металлическим багром расчищая мне проход. Наконец, с трудом переступая через груды еще тлеющего хлама, я вошел в ту комнатку, которая еще совсем недавно являлась для нас и рабочим кабинетом, и архивом, и комнатой отдыха. Сейчас все здесь походило на сцену из преисподней. Сплошные мрак и чернота. Кое-что еще дотлевало и от этого по стенам прыгали зловещие блики, которые то подергивались, то замирали, как-бы прячась от постороннего взгляда и тут же собираясь выскочить обратно, чтобы напасть.

Я прикрыл лицо носовым платком и шагнул внутрь комнаты. В помощь мне, пожарный посветил фонариком по углам помещения, затем внизу и я увидел фигуру Барни. Но, теперь это уже был не тот Барни, которого я знал,а черный обуглившийся силуэт, застывший в неестественной позе на полу. Несмотря на сильный сквозняк, здесь ощущался резкий кисловатый запах горелого мяса и мне стало немного не по себе. Я, вообще-то, не шарахался мертвецов, но вид сгоревшего человеческого тела, лежащего лицом вниз, заставил меня отвернуться в сторону. Узнать Барни в том, что лежало под моими ногами, было невозможно, но кто-же это мог быть еще? Это было именно тем, что осталось от доброго, безобидного старика, который, по большому счету, был мне за отца. Правда, иногда он и был грубоват со мной. Один раз он, даже, выгнал меня на несколько дней из-за того, что я разбил какой-то старый кувшин, который ничего особенного из себя не представлял. Позже Барни сам пришел ко мне домой и извинился. С тех пор особых конфликтов у нас с ним не было. Мне было жаль этого старика, который еще за несколько часов до своей смерти собирался подарить мне все то, что имел сам. Хотя, сильно мне в это не верилось. Ну, куда Барни мог подеваться от своих ненаглядных статуэток и тарелок, противно скрипящих радиоприемников и гор ветхих, никому не нужных книг?

Я присел возле его тела и попросил пожарного перевернуть беднягу. От его лица совсем ничего не осталось. Рот был широко открыт. Видимо, Барни умер не от огня, а во сне от удушья. Он, наверное, пытался встать с дивана и не смог, упав при этом на пол. И уже после этого, потеряв сознание, обгорел до неузнаваемости. Боже, какая ужасная смерть!

Вдруг, между судорожно сжатых пальцев его правой руки, я заметил блестящий кругляшок. Это была та самая монета. Старик даже во время смерти не захотел расставаться с ней. И она ничуть не обгорела: лишь немного потускнела от тонкого слоя пепла. Я попросил пожарного передать ее мне , покрутил немного в ладони и опустил в карман брюк. После этого я подошел к несгораемому шкафу и легко открыл его. В основном, там хранилась вся наша бухгалтерия и еще ворох старых бесполезных бумаг, которых до сих пор никто из нас двоих так и не удосужился выбросить на свалку. Барни редко запирал его на ключ, так как ничего особо ценного, кроме пары-тройки банкнот в самые лучшие дни, там никогда не бывало. А мне он доверял всецело. На верхней полке шкафа я обнаружил помятую бумажку в сто долларов и мелочь: гораздо меньше, чем я ожидал. Но самое интересное – внизу шкафа лежали все те предметы, которые я лично перебирал и сортировал этим утром .Они были небрежно свалены в кучу. Однако, в ней находился и тот самый пустой блокнот, который я с легкой душой выбросил в мусор и даже успел забыть об этом. По странной иронии судьбы уцелели только те вещи, которые именно сегодня к нам и попали.

С помощью Стена я вынес это на улицу. Впрочем, не до конца понимая, зачем мне это все. Магазина ведь нет. Сейчас я плохо соображал и лишь успокаивал себя мыслью, что, наверное, правильно сделал, что забрал уцелевшее.

Не видя смысла в дальнейшем нахождении на пожарище, мы со Стеном поймали такси, погрузили в него все то немногое, что удалось спасти из магазина и поехали ко мне домой. И у меня, и у него на душе была бездонная пустота. Не хотелось ни говорить, ни думать. Поэтому, всю дорогу мы ехали в полном молчании.

Тем не менее, Стен как весьма предприимчивый человек, за неполные десять минут нашей короткой поездки, успел ознакомиться со всем, что мы везли и, как мне показалось, успел спрятать в карман своего пиджака старый портсигар, который нам подвернулся вместе со всем остальным. Но, мне было абсолютно все равно: Барни скупал весь этот хлам на вес и за сущую мелочь. Поэтому, мы никому ничего не задолжали. Пусть выбирает себе то, что ему нравится.

Однако, тот набор “ценностей”, который мы везли с собой, не соблазнял даже его. И в самом деле: это был настоящий мусор, который даже огонь не берет. Стену, как безнадежному 30-ти летнему заядлому картежнику, приходилось играть и проигрывать любые безделицы. Он прекрасно знал, Что имеет хоть какую-то мало-мальски значимую цену, а Что нет. И играл он не только в одни карты. Он ввязывался в любые азартные игры, которые только были. Иногда ему удавалось выигрывать что-то. Но, чаще всего, он без шансов проигрывался до гроша и тогда шел ко мне, чтобы взять в долг пять-десять-двадцать долларов. Работать он не хотел и перебивался случайными выигрышами во всяких подозрительных заведениях, из которых нередко выходил с помятыми боками и очень плохим настроением. Однажды ему на месяц пришлось уехать из города, чтобы спастись от выплаты долга какому-то мошеннику. Родители Стена жили где-то на Западном побережье и, насколько мне известно, не особо интересовались его судьбой. Несмотря на то, что у Стена в карманах почти всегда свистел ветер, одеваться он любил во все непременно яркое и заметное. При этом, под его выцветшим и застиранным пижонским красно-лиловым костюмом почему-то всегда была та самая желтая рубашка, которой было лет семь. И одевал он под свои не менее пижонские остроносые туфли именно те самые штопаные тысячу раз носки, которые носил еще в колледже. Я никогда этого не понимал. Несмотря на все это, Стен считал меня своим единомышленником и думал, что может приходить ко мне, когда захочет. Я, в свою очередь, прекрасно обходился и без его общества. Впрочем, иногда Стену удавалось развеселить меня какой-нибудь забавной историей и это отвлекало меня на время. Но, чаще всего, он приходил ко мне не ради задушевной беседы, а за очередным кредитом.

– Стен, – серьезно обратился я к нему, когда мы приехали ко мне домой. – А почему ты сегодня хотел со мной встретиться?

Стен бесцеремонно открыл дверцу моего холодильника и, достав оттуда пакет с томатным соком, ответил:

– Сейчас это уже не важно. Мне нужна была одна вещица из твоего магазинчика. В долг, конечно. Я сейчас, как знаешь, временно “на мели”.

– И что-же это такое?– спросил я, усевшись в кресло.

– А, пустяки. Тут, один тип играет на всякие безделушки. Ну, старые бусы, брошки разные, пуговицы военные, значки. В общем, собирает всю эту шелуху и затем кому-то скидывает. Он мне сказал, что в одной из комиссионок появилась какая-то старая пуговица. Что, если я ее принесу, он мне сразу две сотни спишет. Оказалось, что это магазин, где ты работаешь. Вот я и пришел. А тут такое случилось…

Я на мгновение задумался.

– Слушай, а почему этот тип сам к нам не пришел?

– А я почем знаю? Я у него не спрашивал. Тем более такой случай – две сотни минус за какую-то пуговицу.

– Какая пуговица ему нужна? Как она выглядит?

– Он мне сказал, что она металлическая и что на ней какое-то животное изображено. А такая пуговица у тебя и на самом деле есть?

– Мне сегодня попалось нечто похожее… Но, она сгорела, наверное, в пожаре. Подобная пуговица пришла к нам вместе со всеми этими вещами. И я ее здесь не вижу.

– А давай еще раз все проверим, может она где-то здесь.

Мы еще раз все хорошенько пересмотрели, но пуговицы нигде не было. Зато, вместо пуговицы, я обнаружил одну странную вещь – в блокноте, который я хотел выбросить сегодня утром, не хватало уже двух страниц. Это отчетливо было заметно, так как вторая страница была вырвана неровно. Может быть, Барни перед смертью что-то писал, а потом эта страница слегка подгорела?. Теперь этого уже никто не узнает. Но, зачем ему нужно было лезть в мусорное ведро и доставать оттуда какой-то блокнот, если у него в столе полным-полно чистой бумаги? Зачем он, вообще, сложил все эти вещи в несгораемый шкаф? В магазине было намного больше ценных вещей, чем эти… И тут меня осенило: а что, если эти вещи ему дороги как память о ком-то или о чем-то!? Может, эти вещи принадлежат самому Барни и он их , наконец-то, нашел? Но, почти сразу я отбросил эту глупую мысль. Если Барни так дорожил этими вещами, то зачем он велел мне переписать все это в нашу книжечку? Значит, он, все-таки, собирался это продавать. Выходит, только одно – Барни положил все это в сейф, чтобы потом внимательней все рассмотреть и чтобы эти вещи не спутались с уже находившимися в магазине. Меня вполне устроило такое объяснение. Но, все равно – какое-то непонятное чувство не давало мне покоя…

Пока я был погружен в свои размышления, Стен, в обуви увалившись на мой диван, спокойно уснул. Мне-же спать не хотелось. Я еще раз решил все внимательно изучитиь..

Глава 4

Первым делом я взял в руки книгу с чернильным пятном на обложке. На каком языке была написана книга, я так и не понял. Буквы были похожи и на китайские иероглифы, и на арабское письмо одновременно. В силу своей работы, я немного различал все это: все-таки, когда посетитель в магазине что-то спрашивает – нужно что-то отвечать. Хотя, естественно, я в этом совершенно ничего не понимал. Единственное, что мне было ясно – этой книгой часто пользовались. Страницы во многих местах были загнуты. Кое-где на полях были сделаны пометки. Где-то строки были подчеркнуты или, вовсе, заштрихованы до неразборчивости. Возраст этой книги, также, был неясен. По илллюстрациям было видно, что сильно старой книга быть не должна – рисунки изображали технику, которой пользовались максимум лет сто назад. Хотя, рисунки немного отличались от общепринятых. Например, военный корабль был изображен, почему-то, не в воде, а парящим над водой. Казалось, что какая-то сила держит это судно над

поверхностью моря и не дает ему упасть. Старый немецкий танк здесь был изображен с двумя башнями, которые находились одна над другой, а винтовка Первой мировой войны почему-то стреляла водой, а не пулями. В конце книги находились карты неизвестной местности. Ни одна из них не была мне знакома. Возможно, это были карты других стран, о которых я мало что знал. На последней странице книги была еще одна карта, нарисованная чернилами вручную. На ней, вообще, ничего не было понятно. Линии пересекались друг с другом. Было много зачеркнутых слов. Некоторые участки карты были обведены кругом. Сначала я подумал, что это книга для детей. Слишком уж много там было удивительных рисунков. Но, затем я отогнал от себя эту мысль: книга была довольно толстой и некоторые вещи в ней были совершенно непонятными не то, что для детского ума, но и для любого взрослого. Я закрыл ее и взял в руки следующую вещь.

Это была одна из синих сервизных чашек. Сначала она показалась мне вполне обычной. Но, затем я заметил, что ручка у этой чашки уж очень мала. Создавалось впечатление, что это изделие какое-то ненастоящее. Зачем было, вообще, к ней приделывать ручку, если за нее невозможно ухватиться? Кстати, на ее дне я увидел неизвестные мне буквы. Остальные шесть чашек были абсолютно такими-же.

Затем мне попалась пустая глиняная бутылка. Я даже понюхал ее, но никаких знакомых запахов не распознал. По своей форме она походила на бутылку из-под "Кока-Колы", но была непрозрачной. Единственной особенностью этой бутылки было кольцо, вделанное в горлышко. И оно предназначалось, видимо, для подвешивания сосуда или к поясу, или к руке. Я заглянул внутрь и на самом дне заметил что-то наподобие земли или песка. Значит, в этой бутылке ранее держали что-то сыпучее.

Коробок спичек, выпавший из котелка, был самым обыкновенным. Только вот выпускали такие спички лет пятьдесят назад, не меньше.

Сам котелок был ничем не примечательным. Единственное, что о нем можно было сказать – это то, что его, вероятно, никогда не вымывали.

Картина, которую я взял следующей, как и раннее до этого, не показалась мне необычной. На ней было изображено спокойное море. Над морем высится закат. Солнце медленно опускается за горизонт. В правой стороне картины виднеется скалистый берег, на котором растут какие-то деревья. На одной из веток сидит птица, похожая на орла, и смотрит вдаль на волны. Обычный пейзаж на тройку-четверку десятков зеленых. Я уже хотел, было, отложить картину в сторону, как вдруг в отдаленном углу картины заметил изображение странного существа. Его абрис был совсем маленьким, но, мысленно прикинув его размеры в пропорции, я понял, что это существо достигает футов десять в высоту и футов пятнадцать в длину. И оно было поразительно похоже на благородного оленя. При этом, оно должно превышать его, как минимум, вдвое. Морда этого животного, вообще, была непонятно какой. Несмотря на наличие огромных ветвистых рогов, у него просматривалось…лицо! Нет, не обычное человеческое лицо. А лицо в том понимании, что это животное было разумным! Оно лежало на земле, подобрав под себя копыта, и смотрело в ту же сторону, что и орел. Куда они смотрели? Когда я напряг зрение, то увидел, куда обращены взоры этих существ. Они смотрели не на море, а за море. Еле заметной точкой на картине оказалась верхушка какой-то горы или башни. Уж очень трудно было понять, что это такое. Скорее, эти животные чего-то ждали оттуда. Кто нарисовал эту картину? И зачем? Я повернул картину тыльной стороной и увидел, что она написана не на холсте, а на чем-то твердом и гладком. Возможно, на древесине. Несмотря на это, она была поразительно легкой, хотя имела размер около трех футов в длину. Никак не вязалась эта картина с остальными предметами. Все вещи указывали на то,что они принадлежали какому-нибудь путешественнику или охотнику. Но, кто будет носить с собой картину? Ее не спрячешь за пазуху как фотографию. Да, и что в ней такого особенного, кроме странного оленя в углу? Пожалуй, ее можно повесить в прихожей – будет память о Барни.

Затем я начал рассматривать что-то наподобие одеяла. Оно было вышито красивыми узорами и, скорей всего, было очень теплым, укрывая своего хозяина в холодное время. Ничего особенного в нем я не обнаружил – тряпка есть тряпка.

Перебрав разные безделушки наподобие дешевых бус или совершенно бесполезного зеленого булыжника, я, в конце концов, достал из кармана свою монету и стал внимательно ее изучать. Я сразу обратил внимание на то, что она не была похожа ни на какую из прежде виденных мной. Она была не полностью круглой, а, скорее, овальной и при этом имела тускло-серебристый цвет. В аверсе на ней был изображен олень, похожий на того, что был на картине. Только на монете этот олень усиленно трубил и звал кого-то. На обратной стороне монеты были такие-же непонятные слова, как и в книге. И тут мне пришло в голову, что это могла быть не монета, а какой-нибудь медальон или еще что-нибудь. Ведь, я не увидел никаких цифр на этой монете. Но, ведь Барни говорил, что это именно монета… Но, теперь какая уже разница? Мне эта штуковина совершенно бесполезна. Очевидно, никто за нее много не даст.