Шёпот Ангелов

«Небесное испытание»

– Ну что? Куда мы душу отправляем?

К концу её подходит карантин.

– Сейчас мы в Книге Судеб почитаем, -

Архангелу ответил херувим.

– Чего ей здесь порекомендовали

Коллеги из Небесного суда?

Учли ошибки и вердикт свой написали:

– С роддома, пишут здесь, в детдом, давай её туда.

Везёт роженицу на скорой экипаж,

Молоденькую, хрупкую девчонку.

За внешней худобой ей и шестнадцати не дашь.

Ей в куклы бы ещё играть, ребёнку.

А так по документам восемнадцать лет.

Чуть с хвостиком, недавно из детдома.

Без провожатых, сама взяла с пелёнками пакет,

Когда подъехали уже к дверям роддома.

А тут заминка у архангела с душой произошла:

На Землю душу некому доставить.

Но тут Прощения Богиня подошла

И предложила ей компанию составить.

Вошли в портал, где скорость мысли управляет.

И вот в роддоме уж роженицу хирурги кесарят.

В новорождённого Богиня нашу Душу помещает.

И пуповину акушеры отделят.

Она лишь сморщенный комочек увидала,

Глаза закрылись вдруг у мамы молодой.

Её душа уже из тела вылетала.

Богиня рядом и могла бы взять с собой.

Но не для этого она сюда летела,

Чтоб просто так Богине души брать, сопровождать?

С душой роженицы увидеться хотела

Да силу Ангела душе той передать.

– Была чтоб Ангелом-хранителем ребёнку.

– Среди людей ему покойная – ты мать.

– Не зря при жизни наготовила пелёнки.

– Ты будешь Ангелом своё дитя оберегать.

Вошла в портал Богиня и ушла в чертоги.

Душа над телом девушки стоит.

Врачи позвонят, люди нужные в дороге.

У них ребёночек бесхозный тут кричит.

Как оказалось, сиротой была девчонка.

В детдоме выпуск был, ей выдали ключи.

В квартире коммунальной комнатёнка,

Где во дворе на дереве весной сидят грачи.

Ребёнка в дом малютки передали.

Туда за ним наш Ангел полетел.

Когда подрос, окреп, в детдом уже отдали.

Над ним наш Ангел крыльями тихонько шелестел.

В детдом директор был тогда назначен новый

Ввиду того, что предыдущий разом слёг.

О нём твердили, был с детьми суровый.

Вот за грехи свои под старость взял и занемог.

А что мальчишка, где царят свои порядки,

Где младших некому от старших защитить?

Всё приставал один из старших, самый гадкий,

То оставлял голодным, то приходил побить.

Забот у Ангела за мальчика хватало.

Несчастья сыпались на голову ему.

Но этого казалось тоже мало.

Откуда ж навалилось столько одному?

И днём и ночью Ангел наш на службе.

Обидчика придержит, опасность отведёт.

Иллюзий не питает мальчишка наш о дружбе.

Как Маугли среди детей живёт.

Никто к нему не тянется, и он ни с кем не дружит.

Играть с собой никто не позовёт.

Вниманием и лаской никто не удосужит,

Лишь с отвращением руками оттолкнёт.

Страдает Ангел, и мальчишка наш страдает.

Но ничего, увы, не могут изменить.

Из них один лишь всё отлично понимает

И почему ему приходится так жить.

А было время, где всё было по-другому,

Когда наш мальчик в прошлой жизни был другим.

И отношение прямое тогда имел к детдому,

Где был директором, на голову больным.

Педофилией он страдал неизлечимо,

Хоть тридцать лет с супругой счастливо прожил.

Заботой к сиротам он был прилюдно мнимый.

И вот однажды он ребёнка совратил.

Он свою похоть утолял над её телом.

Под страхом смерти заставлял её молчать.

А тут беременность под выпуск, между делом.

Пришлось подсуетиться, ей угол отыскать.

Она аборта делать не желала.

– Вот выйду из детдома, для себя рожу.

Директору в глаза она спокойная сказала:

– Я ничего у вас не попрошу.

Потом ключи уже на выпускном вручали.

И вот из клетки выпорхнул ещё один птенец.

По коммуналке девушке соседи помогали.

– Родишь, поможем, и это не конец.

Что было дальше, мы об этом говорили.

Как наша девушка при родах умерла.

Потом директорскую душу в ребёнка поместили.

А его мама рядом Ангелом была.

Вода и время в этой жизни быстротечны.

Освобождённый Ангел улетел.

Когда состарился детдомовец, года его не вечны.

Закон природы, как же он хотел.

Вот две души перед Богиней вновь предстали.

Одну особенно из двух она ждала.

– Ведь я Прощенье воплощаю, чтоб вы знали, -

Такую речь Богиня душам завела:

– Я за одну из вас могу сказать словечко,

Кто испытание прощением прошёл.

И чтоб душе той дали тёплое местечко,

Чтоб аист ей богатый дом нашёл.

– Душе другой, чтоб послужило всё уроком,

Чтоб впредь ошибок не пришлось ей повторять,

Ты в жизни следующей будешь ненароком

Обременённая детьми, заботливая мать.

За счастье каждого ты львицей будешь драться.

Кормить их грудью и ночей недосыпать.

Взрослением их будешь умиляться.

Чуть позже встретимся, не смею вас держать!

«Дембель, баня, таблетос»

Пришёл однажды дембель на гражданку.

Два метра ростом шкаф, в спецназе отслужил.

Закончилась законная гулянка.

И дембель у окошка загрустил.

Отец сказал: – Сходи, попарься в баньку.

Напротив в баре пива наберёшь.

К пивку возьми солёную тараньку.

Душой и телом в бане отдохнёшь.

Он мыльно-рыльное собрал с собой в дорогу.

На пиво с рыбой денег выделил отец.

Да обуваться, двинулся к порогу.

«А всё-таки отец мой молодец».

Заходит в бар, стоит как раз напротив бани.

Подходит к стойке, хочет пиво покупать.

По ходу просит свеженькой тараньки

И говорит, что будет в бане отдыхать.

А тут за столиком компания гуляет.

Один до дембеля технично подкатил.

– Купи таблеток лучше, знаешь, как вставляет?

В итоге дембеля парнишка убедил.

Пошёл он в баню, там разделся, намочился.

Таблеток вкинул, ждёт приход уже в парной.

Но что-то кайф никак не проявился.

Эффект от них, короче, никакой.

Ну, думает, пойду, порву, как грелку.

Оделся, вышел и дорогу перешёл.

По ходу дела в руку взял уже тарелку,

Когда парней на старом месте и нашёл.

Подходит: – Так и так, вы что, босота?

Втупую мне решили загрубить?

Я на куски вас всех порву сейчас, пехота.

Но те не стали перед ним хвостом юлить.

– Послушай, друг, ведь мы действительно не знали,

Что этой дозы будет мало для тебя.

Мы с двухметровыми амбалами таблеток не кидали.

И предложили докупить ему, любя.

Отдал последнее бабло, купил вторую половину.

«Зато теперь железно кайфану.

И правда, вымахал в здоровую детину.

Ну, значит, дозу двойную я махну».

И снова он дорогу переходит.

Облился с тазика, в парилке вновь присел.

Уж полчаса как минимум проходит.

Ну нет в них кайфа, здесь он озверел.

По новой забегает в раздевалку.

Давай по-быстрому одежду надевать.

Уже на улице нашёл сподручней палку.

Заходит в бар, босоту убивать.

Давай гасить их, те по бару разбегаться.

И шмыг на улицу да падают в машину.

Ну, он за ними, за таблетки поквитаться.

И видит всю происходящую картину.

Стоит такси, к нему наш дембель подбегает

И просит срочно тех отъехавших догнать.

Уже за городом таксист тут понимает,

Что денег с дембеля водиле не видать.

А иномарка по шоссе уж оторвалась.

Остановился, высадил, обратно укатил.

Теперь одна дорога дембелю осталась,

Шагать по трассе до города, где жил.

Да вот нужда к нему в дороге прицепилась.

Сошёл с обочины да в кустиках присел.

Душа его неистово гневилась.

Сидел в кустах и очень сожалел.

Тут из кустов к нему рука как потянулась.

Взялась она откуда? Не поймёшь.

И к дембелю сознание лишь с голосом вернулось.

– Мужик, ты два часа в парилке срёшь!!!

«Твой квест»

Окончив школу, только после понимаешь,

Что ты родителей своих и не умней.

Когда в другую жизнь двери открываешь,

Где нет подсказок от учителей.

Потом взросления период проживаем,

Где каждый выбирает себе по силам квест.

В своей игре свои ошибки совершаем,

Кидаясь в омуты с насиженных-то мест.

Кусаем локти, если что-то упустили.

Когда взрослению подводим мы итог.

Кого-то не ценили, кого-то не простили.

Кого-то просто не пускаем за порог.

Нас незаметно словно тянет к ренессансу.

И организм чаще требует покой.

Лишь карты добавляются к пасьянсу,

Ты скинешь лишние уверенной рукой.

Уже дела твои не делаются быстро,

Хоть продолжается пожизненный твой квест.

И опыт за плечами уже, как у министра.

Однажды ту собаку кто-нибудь, да съест.

Ты хочешь мудростью уже своей делиться.

Ведь ты прошёл свой квест, и знаешь, как пройти.

А тут воды тебе никто не даст напиться.

И ты лишь вынужден, тихонечко уйти.

Но не расстраивайся, всё ещё вернётся,

Уже в другой ты жизни снова повторишь.

И если где-нибудь игра твоя запнётся,

Тогда подумай, что ты в этой натворишь.

«Миссия Добра»

Однажды Жадность, Тщеславие, Гордыня, Эгоизм

В одну компанию собрались, потусить.

На нашу Землю дикарями совершив туризм,

Так и остались на планете этой жить

Покуда кинулся Всевышний, что сбежали,

Ведь дети малые его ученики.

Призвал Добро, чтоб тех насильно возвращали.

Прогуливать учёбу обормотам не с руки.

Ну, делать нечего, приказ не обсуждают.

Хоть и не хочется Добру их возвращать.

Они всю суть его изнанку извращают

И не сдадутся просто, будут воевать.

Созвал Терпение, Прощение и Дружбу.

Великодушие и Скромность подошли.

В нелёгком деле попросил помочь не в службу.

И вот отрядом налегке они ушли.

Вот на планету экспедиция спустилась.

Рассредоточились в миру среди людей.

Канал настроили, чтоб связь не прекратилась.

Внедряться трудно было в души, хоть убей.

Вот эгоист живёт, души в себе не чает.

Ему Тщеславие на ухо напоёт.

А там и Жадность рядом ставки повышает

В угоду Гордости, что к Богу нас несёт.

Заходит Скромность слева, первую пинают.

Глядишь, Терпение под лавку заплюют.

Великодушие и Дружбу в угол загоняют.

И от Добра теперь ответки только ждут.

Добро придумает и сделает как надо

И в одиночку обезвредит четверых.

Где испытание покажется наградой,

Покамест можно в теле молодых.

Который век уже блуждают по планете

И всё не могут ту четвёрку отловить.

Ведь их прилипчивее нет на белом свете,

А потому их и не могут возвратить.

В угоду статусу из злата обрамление,

Без содержания, без смысла, без цитат.

Увы, приходит поздно к людям Озарение.

И понимаешь, не вернёшь всего назад.

Так и гоняются, щеку лишь подставляя.

А те куражатся, народ их полюбил.

Чтоб лишний раз уже себя не утруждая,

Из них удумал кто-то, Зависть пригласил.

Ну, та напела людям: «Слаще, что чужое»,

К нему лишь мыслями проникни, прикоснись.

Уж не по вкусу? Так попробуйте другое.

В мир сладострастия всецело окунись.

Заполонила Зависть мысли и поступки.

Все прогибаются под тяжестью корон.

И не Грааль в цене, а золотые кубки.

И чем глупее ты, тем ближе микрофон.

А экспедиция всё в меньшинстве да бьётся.

И всё не могут от приказа отступить.

Да в ожидании, когда Звезда зажжётся,

Чтоб в Назарет второй дорогу осветить.

И чтоб живущие свет видели ведущий,

И где блуждающей четвёрке не пройти.

Хоть мы и знаем нрав их скользкий, вездесущий,

Кто шепчет сбоку, чтоб с пути тебе сойти.

Но всё Всевышний ту Звезду не зажигает,

Ждёт обормотов, семинар всем отменил.

Он от людей дела в поступках ожидает

И ни о ком за это время не забыл.

А для Добра вся битва – тоже испытание,

Ведь Покаяние не можно добивать.

Потом меняет только словосочетание

И вновь в трясине начинает утопать.

Сколь не трудись, а эта битва бесконечна.

Здесь и перу поэта нужно отдохнуть.

Покуда мы к Добру относимся беспечно,

Добро не сможет тех оболтусов вернуть.

«Венец Терпения»

Кто самый терпеливый из всех нас

На этой нашей голубой планете?

Вчера, сегодня, завтра и сейчас

Кто за кого-то всё-таки в ответе.

Вот терпеливо роет землю муравей.

Всё на инстинкте, там приказывать не нужно.

Десятки в генах заложено ролей,

Без понукания, всё слаженно и дружно.

И на заклание за общее пойдёт,

И не отступится от веры во спасение.

Вонзится жалами и смерть свою найдёт,

Чтоб жило дальше молодое поколение.

Удел нелёгкий, скажем мы, у муравья.

Но жизнь коротка его в сравнении,

Чем наша жизнь – его, твоя, моя.

А уж какое у Ангела терпение?

Про материнское терпение вздохнём,

Где мамы жертвуют, черту переступая.

Когда их нет уже, мы вспомним и всплакнём,

Авось поможет через Ангелов из Рая?

Ну а планета, на которой мы живём,

Что терпеливо нашу злобу собирает?

И если мы однажды все в один день умрём?

«Пора избавиться», – она так рассуждает.

Но всё же терпит, хоть кусается порой,

Как мы зловонием своим её похабим.

Чужим мечтам завидуем порой.

Не отдают за так? Тогда его мы грабим.

Как нам больного стон, к примеру, не понять?

Ведь за ошибки боль однажды да даётся.

Её мы терпим, продолжая всё стонать,

А та в сторонке лишь тихонечко смеётся.

Однажды должное Терпению и снайпер воздаёт,

Его ты видишь вырезающим насечку.

Рыбак в надежде: ну когда же заклюёт?

Когда пораньше выехал на речку.

Преподаватель, что нам знания даёт,

Он терпеливо повторит тебе повторно.

Из года в год он свои знания тебе передаёт.

И ждёт взросление ученика покорно.

Собачья преданность терпением полна,

Сносить готова всё: предательство, побои.

И на цепи свободно думать не вольна,

Ещё при этом есть хозяйские помои.

Ждёт терпеливо Свет вслед темени черёд,

Покуда крутится Земля вокруг светила.

Тут свет в оконце комнату зальёт.

Порой с ночи, потом никак не разберётся.

Покуда вечен бег планеты по оси,

День ожидает всё, что ночь ему подкинет.

И не изменится ничто, и не проси.

За горизонтом луч последний только сгинет.

Так где ж Терпению мерило отыскать?

Кто из достойнейших достоин всех похвал?

Венец Терпения кому должны отдать?

А может, я кого-то не назвал?

Мы позавидуем терпению всех тех, кто шёл в спортзал,

Как несмышлёных, начинающих спортсменов.

Они выигрывают главный свой финал

Под рёв трибуны и повторы шоуменов.

В огранке точности искусно мастерство,

Где за терпение заметишь все нюансы.

Мы в красоте таланта ценим естество.

И лишь с признанием даём ему авансы.

С морских просторов набежавшая волна

Прибрежный камень в гальку превращает

И своим нравом, к сожалению, сильна,

Когда она его на людях проявляет.

Мы знаем с парты, что Терпение и Труд

Буквально всё, что на Земле, перетирают.

Они и горы в паре запросто свернут,

Но от такой работы кони подыхают.

На чью я голову венец сей возложу?

Конечно, Маме, что важнее мне как сыну.

А почему? Об этом позже расскажу,

Когда другую напишу для вас картину.

«Без света»

Как ни крути, а вот без света нам хреново!

Когда электрик обрезает провода,

Твой фланговый смартфон не зарядится снова.

А нам без интернета прям беда.

Внутри сети по безлимитке не болтаешь.

И мир весь рухнул по причине лишь одной,

Когда ты вдруг с досадой понимаешь,

Что у электриков сегодня выходной.

Ты на газу себе покушать приготовишь,

Но он не может нам смартфоны заряжать.

Вот на балконе муху ты от безделья ловишь.

Электриков сегодня бесполезно вызывать.

От мира ты практически отрезан,

И словно в вакуумную пробку ты попал.

А где-то просто был, то кабель срезан,

Вот свет в районе разом и пропал.

Зато народу во дворе, как на базаре.

Идёт нормальное общение людей.

Ну негде яблоку упасть на тротуаре,

Шумно и весело от гомона детей.

А ведь когда-то люди точно так и жили.

Ещё не ведали, что будет интернет.

Без повода друг к другу заходили.

И не лайфхак давали, а простой совет.

Стоит ненужным телевизор на подставке.

Когда нет света, в нём и проку тоже нет.

Вон разместился под деревом во дворе на лавке

Какой-то не известный мне сосед.

Куда девать себя от скуки? Я не знаю.

Мне начинает тишина надоедать.

Пойду-ка лучше выйду, погуляю

Да свежим воздухом немного подышать.

Уж время за полночь да во дворе стемнело.

На лавке двое, что под деревом, сидят.

С того момента много лет уж пролетело.

Теперь воспитывают парочку ребят.

Добавить нечего, раз хэппиэнд случился.

Итог, электрики должны на выходные отдыхать.

Сосед в соседку запросто влюбился,

Ей стоило лишь выйти погулять.

«Календарь майя»

Жил древний майя, давний пращур Церетели.

Из камня всё что хочешь сделать мог.

Куда вторую половину календаря те майя дели?

Никто сегодня так ответить и не смог.

Была гипотеза, что майя предрекали нам конец.

Тогда без надобности делать и вторую половину,

Не тратить камень, всё потом потомкам тем пипец.

Пойду к соседу да попью с ним тесгуино.

Другая версия, куда же календарь тогда пропал?

Не весь, конечно, а его вторая часть.

Шёл Церетели-майя с камнем, да в дороге перебрал.

Когда проснулся, каменюка уже смогла пропасть.

Он этот камень в Чичен-Ицу нёс верховному жрецу.

И так с заказом задержался на полгода.

Аванс жрецы отдали каменотёсу-молодцу.

То он бухал, то во дворе была нелётная погода.

А то, что сделал, по дороге взял ещё и потерял.

Чуток подумал и по джунглям затерялся.

И зря верховный жрец бойцов в деревню отправлял,

Никто его так и недоискался.

Ну, как известно, всем напели, что настанет нам шихдец.

Не то что год, число и месяц предсказали.

Кому-то в радость было – «Значит, и кредитам всем конец»,

Кого кредиты эти очень задолбали.

Чем ближе дата, громче всех о том судачил РЕН ТВ.

К нам приближается стремительно Нибиру.

Растёт преступность и работа у спецкоров НТВ.

Теперь хана миллиардера из золота сортиру.

Мол, у Нибиру есть большой защитный щит.

Он весь из золота, что Солнце отражает.

И каждый раз, как по орбите к нам летит,

По праву сильного всё золотишко забирает.

Короче, мир напрягся, замер, словно ждёт.

Цена на бункеры добротные взлетела.

Тут у жены ещё беременность идёт,

Но, как известно, РЕН ТВ всех поимело!

Тем и запомнился двенадцатый наш год,

Что Апокалипсис весь год на нервах ждали.

А то, что дальше натрандели наперёд,

В гробу таких мы предсказателей видали.

Был знаменателен ещё одним событием тот год,

Стал наш «Шахтёр» в сезоне снова чемпионом.

Горняцкий тренер Кумыков команду гонит всё вперёд.

Его игра тогда являлась эталоном.

Команда в Лиге чемпионов квалификацию прошла

И вышла в группу с очень грозной Барселоной.

Мы помним, как Казань у них очки отобрала,

А Месси был тогда уже иконой!

Тут дело ясное, по городу идёт ажиотаж.

На стадион билеты мигом раскупили.

Иньеста, Хави едут, там такой кураж!

Нормальный выхлоп спекулянты на билетах получили.

На стадионе собирается заранее народ.

Выходит первым с раздевалки Гвардиола.

Красиво Месси в этом матче хет-трик потом забьёт.

А наш «Шахтёр» в ответ забил четыре гола.

Потом на радостях неделю веселилась вся страна!

А футболистов всех представили к награде.

Караганде рукоплескала вся Маракана!

И у болельщиков всё с настроением в поряде.

Аким победу исторической для города назвал

И продолжал на митинге командой восхищаться.

Но кто-то резко сон мой оборвал.

Стоит жена: «Пора в роддом мне отправляться».

«Токио – Караганда»

Мы не забудем, как Москва салютовала!

В честь Дня Победы над проклятою ордой.

Да на восток уж эшелоны посылала

Бороться там с японскою бедой.

Случилось так, прямой дорогой из Берлина

К дальневосточным рубежам отправлен в бой,

Пройти в горах все лабиринты серпантина

Наш экипаж машины боевой.

Один из них из Казахстана призывался.

Их полк в Акмолинске майор формировал.

Да на Москву дивизионно отправлялся.

Так из пехоты до танкиста до Берлина прошагал.

Он чудеса порой творил на поле боя,

Безмерной храбростью, отвагой наделён.

Живым под Прохоровкой вышел из танкового роя

И говорил: «От смерти я заговорён».

И снова в бой, покой нам только снится.

Уже граница сзади, пройден Рубикон.

Идёт в горах колонна танков вереницей.

А на равнине враг частично окружён.

Вновь экипаж в горах с боями пробивался.

Враг фанатично до последних воевал.

Кто пол-Европы прошагал, там оставался.

Вдвойне обидней было, друга кто терял.

Уже походным маршем вышли на равнину,

Где враг рассредоточен, обезглавлен и бежит.

И видит наш танкист, увы, такую вот картину,

Как в самолёте камикадзе на танк уже летит.

Из облаков внезапно тучей налетели,

В эфире цели разбирая меж собой.

Уйти на небо все героями хотели,

Врагов побольше забирая за собой.

Ну, всё, кранты, из люка прыгать бесполезно.

– Молитесь, хлопцы, – командир лишь прокричал. -

Авось спасёт сегодня саркофаг железный.

И в башню голову по-быстрому убрал.

Глаза зажмурились, жизнь в кадрах пролетела.

Прошла секунда, десять, взрыва нет.

Из люка выглянул наш командир несмело:

– Заговорённый я, сомнений больше нет.

Из эскадрильи самолёт один остался.

Все остальные так на цель свою ушли.

От этого налёта многих полк не досчитался.

Ребята многие там смерть свою нашли.

До цели бак наполнен был у самолёта.

И, отвернув от цели, двигатель заглох.

Увидев жёсткое на поле приземление пилота,

В полку был вызван небольшой переполох.

Все как один гонимы жаждой отмщения,

Пилота вражеского срочно изловить.

А после поисков и быстрого пленения

От ярости хотели на месте застрелить.

Наш командир танкист вступился за беднягу.

Он был обязан здравый смысл проявить.

Был пленный лётчик усажен в полковую колымагу

И под конвоем куда надо его сопроводить.

Он навсегда запомнил взгляд того японца:

«А не уйди он, и тогда нам всем конец».

И вот по-прежнему танкисту светит Солнце.

Война не ждёт, и в полк уже спешит гонец.

Тут Хиросиму с Нагасаки разбомбили

Невиданным доселе мощным «Малышом».

Потом о мире в императорской семье заговорили.

И экипаж машины ехал с победой вчетвером.

Дождалась сына мама, плакала от счастья,

Когда танкист родной порог переступил.

– Твой оберег меня не раз спасал в ненастье, -

И в благодарность перед мамой голову склонил.

Снял с гимнастёрки все награды боевые

И аккуратно их в платочек завернул.

«Ведь ждут теперь нас будни трудовые,

Ведь новый клич уже страну всю встрепенул.

Давать в три года план по нормам пятилетки!

И лишней паре рук сегодня каждый рад.

Танкист в забой пошёл, где катят вагонетки.

Ведь парни смелые на шахте нарасхват.

Так жизнь в русло мирно и перетекала.

Но всё лицо того японца вспоминал.

«Приказ не выполнил, уйдя с пике штурвалом?

И отчего же он тогда так недоумевал?»

Тут волей случая идёт шахтёр своей дорогой.

Театр строили, и мимо он шагал.

«Вот и не верь теперь в существованье Бога!»

В военнопленном он лётчика узнал.

В Караганде, он знал, работают японские солдаты.

Больницы, шахты строили, театр и дома.

Но только в чём они-то виноваты?

Когда от фрицев вся эта кутерьма.

А тут живой стоит, ну надо ж, вот так встреча!

Ну, я рукой ему решился помахать.

Эх, знал бы кто, какая здесь в истории предтеча?

Не стал бы вертухай меня отсюда прогонять.

Я так и так ему, мол, виделись на фронте,

Что этот лётчик экипажу жизнь спас.

А тот мне так, с ухмылкой, вы «пардонте»,

Покиньте территорию, у нас есть свой приказ.

Смотрю, мой лётчик тоже оживился.

Узнал меня, в ответ мне помахал.

Да и в лице, скорей от счастья, изменился.

Уговорил я вертухая, папиросы передал.

Тут от такого, куда топал, позабылось.

«Я ж фронтовик, пойду и правду расскажу, -

Его письмо в почтовый ящик опустилось. -

Я правоту того солдата докажу!»

Прошла неделя, и повесткой вызывают.

Достал платочек, где лежали медали, ордена.

Процесс пошёл, и на местах уже бумаги поднимают.

Как оказалось, всему виной война.

Уже по месту дело лётчика в суде пересмотрели.

И трибуналом из-под стражи уже освобождён.

Глаза танкиста, что был рядом, от радости горели.

Но только лётчик той свободой совсем не опьянён.

Кто его ждёт? Себя позором заклеймивший.

Ведь в камикадзе он не зря был посвящён.

Клеймом позора всю семью свою покрывший

И всеми близкими на веки осуждён.

Он подозвал к себе, с поклоном, офицера,

Что на суде ему вердикт переводил.

И в очень вежливой, как полагается, манере

Перевести танкисту свои мысли попросил,

Что он решил сейчас остаться здесь, коль можно.

И что на родину вернуться не с руки.

Танкист всё это принял вроде осторожно.

Но для того и на болоте кулики.

«А может, к лучшему? Чего теперь чураться?

Айда ко мне, а завтра всё определим.

Да на харчах-то вольных проще отъедаться,

Вот как окрепнешь, после поглядим».

Привёл домой и познакомил сразу с мамой.

А та за сына и не знает, как благодарить.

Усажен гость за стол, для них почётный самый.

Но водку гость предпочитал не пить.

«Потом научится, – смеялся друг танкиста,

Кто с ним на пару уголь молотком рубил. -

Да с языком у нас освоится он быстро».

Как видел, когда это говорил.

Танкист помог с пропиской и работой,

А вскоре угол наш японец получил.

К нему, как к сыну, мать относится, с заботой

Да просит, чтобы чаще заходил.

Пошёл на шахту, уголь тоже рубит.

Да город строится, всё ширится, растёт.

Ну кто же молодую девчонку не полюбит?

Когда она вот рядышком цветёт.

А то, что имя непривычное, сольётся,

Его, Ясуши, стали Сашей называть.

Вот Александру встретил, а танкист смеётся:

«Теперь две тёзки будут ворковать».

Да у танкиста дело к свадьбе приближалось,

Он свою девушку на шахте повстречал.

Налаживалась жизнь, менялась, улучшалась.

И вот обоим папам Бог сыновей послал.

Живут, работают и дети подрастают.

Уже как братья стали, нечего делить.

Два внука бабушку со школы навещают.

Пойдут до бабушки, та любит угостить.

«Мои цыплята», – так она их называла.

Потом джигитами, как стали в росте обгонять.

Уже за юношей двоих переживала,

Когда в турнирах стали внуки побеждать.

Ещё по детству двух мальчишек в спорт отдали.

А те и бегали потом в родной спортзал.

В соревнованиях участвовали, позже побеждали.

Им тренер в сборную дорогу предвещал.

А что отцы? Да всё работают, как прежде.

У Сашки дочка вот недавно родилась.

Жене под сорок ведь, ходила всё в надежде,

Молила Бога, чтоб мечта её сбылась.

Страна давно живёт в хрущёвское правление.

Призвали в сборную обоих сыновей.

Чемпионаты, заграница, люди, удивление.

И голова поехала у молодых людей.

Однажды в федерации собрали совещание,

В каком составе едет сборная на мировой чемпионат.

Один чекист на нём всем высказал одно лишь замечание:

У одного из них отец был в прошлом, в Японии солдат.

И предложил убрать из сборной ненадёжных:

«За них ответственность я за границей не несу».

Но тренер возразил ему: «Зачем всё делать сложно?

Я вам медали в клюве сам не принесу».

«Всё понимаю, но у нас такая служба», -

Сказал гэбэшник и отвод свой написал.

Но уступили тренеру, и то по личной дружбе.

И всю ответственность за ненадёжного он взял.

Тут снова сборы, перелёт, и вот японская земля.

На землю предков сын Ясуши наступает.

А на дворе вот-вот минула середина февраля.

Что в голове у парня? Никто, увы, не знает.

Сидели в номере гостиничном втроём,

Московский тренер и два карагандинца.

Болтали долго о чём-то о своём.

Сказал лишь тренер: «Побеждаешь аргентинца -

Тебе устрою встречу с дедушкой, с роднёй.

Ты только золото возьми, чтоб стать героем.

Всё понимаю, кровь родная, и мне ты не чужой.

Берёшь финал железно, после всё устроим».

Не обманул, всё сделал, как и обещал.

Да репортёры всё испортили, когда понабежали.

Потом по шапке тренер дома от начальства получал.

Но победителей, как ни крути, не осуждали.

Свои два золота спортсмены до дома довезли.

Ковры украсили медали чемпионов.

Потом о встрече сына разговоры завели.

Сказал, что ждут отца на родине муссонов.

«Ну, раз увидел деда, значит молодец».

«А я отвык от них, и корни мои здесь, -

Такой итог подвёл своим словам отец. -

А на сегодня больше в душу мне не лезь».

Уж сыновья женились, брежневское время.

Как у первого сноха, вторая внука родила.

Деды на пенсии, лишь вспомнят трудовое бремя.

Да бабушка от старости недавно умерла.

Один из сыновей ушёл из спорта.

За ним второй, другим дорогу уступив.

Нетренированных детишек целая когорта.

Стать тренером хорошим – такой у них мотив.

Да сыновей своих всё к спорту приобщали.

В Караганде не выживешь без крепких кулаков.

Мальчишки, став взрослее, это понимали.

Тогда уже на улицах хватало чудаков.

Железный занавес обрушился с системой.

Стал независимым, как остальные, Казахстан.

Теперь не сталкивались люди с той дилеммой:

Езжай куда угодно, хоть за океан.

В Караганде вся жизнь разом поменялась.

Теперь у внуков, кроме спорта, есть друзья.

А после группировка у них образовалась.

И где другая, бандитская семья.

Отцы вначале, видя это, всё роптали.

Но ничего уже поделать, ничего.

Смотреть со стороны, как дети жизнь прожигали,

Где всё чужое, ничего-то своего.

Однажды внуки вдруг в Японию собрались,

Чтоб деда Сашу на родину свозить.

И с отговорками его не соглашались.

И удалось-таки потом уговорить.

«Чего не съездить-то? Ну сколько нам осталось, -

Сказал танкист ему, чтоб друга поддержать. -

Ну, погостишь у родственников малость,

А может, больше и не сможешь повидать?»

В дорогу родственникам выбрали подарки.

С семьёй танкиста ехать всё же веселей.

Хоть упирался тот, и спор был очень жаркий.

Чего не сделаем мы в жизни для друзей.

Так делегацией большой и прилетели.

Его встречали постаревшие братья.

Пока объездил всех, гостили три недели.

Сестрёнки младшие, а с ними их зятья.

А младший брат его якудзой оказался.

Он в стольном Токио район в руках держал.

На этой ниве с внучатым племянником связался,

Кто дома тоже коммерсантов крышевал.

Всех на могилу отца Ясуши привозили,

Где блудным сыном он почувствовал себя.

«Ведь мы с отцом давным-давно тебя простили,

И относился он к тебе, всегда любя».

Растроган гость, но ничего уж не изменишь.

Он лишь прощения у братьев попросил.

Ведь злую правду сладкой ложью не заменишь.

«Теперь спокоен я, отец меня простил».

В аэропорт большим семейством провожали.

Сестрёнки плакали и Сашина жена.

Теперь в Караганду гостей с визитом приглашали.

Всему виной была одна война.

Течёт вода, уже и правнук появился.

Лежит, болеет Саша, старость подошла.

Танкист чуть раньше на тот свет тихонько удалился.

Да Александру смерть с собою увела.

Одним вопросом он всю жизнь задавался:

«Какая сила отвела тогда штурвал?»

Ведь уходить от цели он не собирался.

А получилось так, что струсил, убежал.

Уснул он вечером, а утром не проснулся.

И лишь на небе он узнал потом ответ:

«Ты за штурвалом с Ангелом схлестнулся!

Что на Земле сильнее Силы нет!!!».

«Одноклассницам»

Где ты моя, одноклассница бывшая,

Вместе программу со мною учившая?

Ты и отличница, и староста в классе.

И к семи пядей ещё есть в запасе.

Кто-то влюблённый портфель твой доносит.

Слёзы, капризы, упрёки – всё сносит.

Сзади тебя за косичку схватили.

Тут же портфелем сдачу ловили.

Форма отглажена вся идеально.

С фартуком белым, вообще нереально.

Бантики ангельский вид дополняли.

Скольких мальчишек вы так умиляли?

Сколько ребят не смогли вам признаться?

Скольким за вас доводилось подраться?

С кем-то дружили, других отвергали.

Над кем-то смеялись, других целовали.

О чём-то своём щебетали, смеялись.

В резиночку, классики соревновались.

И строгий учитель заставлял умываться,

Когда за косметику был повод придраться.

Вели дневники и влюблялись в певцов.

Развязных терпеть не могли наглецов.

За мёртвую птаху вы слёзно страдали.

И замуж за принца все выйти мечтали.

В красивых нарядах на наш выпускной.

Тебя и запомнил я только такой!

Прилежную, юную, безмятежно счастливую!

Утончённую нимфу, бесконечно красивую!

«Когда тебе за сорок пять»

Уже не тянет погулять, когда тебе за сорок пять.