КСИЛОЛ

Что ж, мысли мыслями, но не стоит забывать, какие события разворачиваются вокруг. У меня есть предположение, что или в последний момент он остановится, не убив меня, или я останусь жив. Или он будет лицемером, или это место будет благополучно для меня. Я просто чувствую, что здесь не может быть все по правилам, и поэтому склонен ко второму варианту. Но опять же: стоит ли мне доверять своим ощущениям? Вдруг они обманчивы, и что тогда? Что со мной будет? Вдруг, с этим местом все нормально и тут все по правилам, а я «неправильный»? Вдруг, не такой я, а не место и не этот тип. И как понять, что из этого является правдой? Никто мне поможет, а сам я не настолько умный, чтобы самому во всем разобраться. Во всех разногласиях нужен взгляд со стороны, а у меня его попросту нет и, наверное, никогда не будет. Чувствую, что это будет длинная и страшная дорога, которую я пройду в одиночку, но никогда не буду один.

Сначала надо принять решение, хоть что-то сделать, а не разбираться со всем бардаком сразу. Что мне делать? Эта погоня не может продолжаться вечно. Либо я остановлюсь сам, либо упаду и не смогу больше пошевелиться, чувствуя, что силы меня переполняют. Знаете, когда возможности не совпадают с ощущениями, паршиво как физически, так и психически. Я понимаю, что вновь захожу не в ту тему, но я вернусь к главному вопросу, а пока я хочу объясниться. Это ужасно, когда бежишь с неимоверной скоростью, при этом чувствуя себя каким-то овощем. Мое тело ноет и болит, оно просит остановиться, но я не могу это сделать: ноги сами несут меня. Я хочу упасть, но бегу. С самого начала бега у меня болела каждая клетка моего тела, но постепенно я начинаю чувствовать себя лучше, но при этом теряя скорость. Я понимаю: здесь работает все наоборот, и я уже знаю последствия, если не остановлюсь именно сейчас. Я не смогу в дальнейшем пошевелиться, если продолжу бежать. Скоро мой организм выдохнется, а я сам буду наполнен энергией. Это ужасно и так становится неуютно в своем теле, что хочется разорвать свою же кожу. Это просто выбивает меня из привычности, которая так близка мне. Это хуже всяких каторг, потому что я страдаю и психически, и физически. Мне ужасно неприятно, так как это выходит за рамки реальности. Решено. Я остановлюсь, но что дальше? Что последует за этой остановкой, и как это скажется на мне? Теперь опять возвращаюсь к первым вопросам.

Убьет или нет? Умру или нет? Но вдруг на меня нападает чувство тревоги и горечи, потому что я ощущаю, что на все эти вопросы ответ таков: «Да, убьет. Да, умру». Это чувство настолько меня захватывает, что я хочу остановиться и стоять так в исступлении и ужасе, но я вновь осматриваюсь и осознаю, что это делать нельзя, иначе я умру. Я должен как-то предотвратить это, обмануть его и обернуть его слова против него. Это моя обязанность, чтобы выжить. Надо начинать доверять своим ощущениям, потому что это же только мои чувства и больше ничьи.

Я останавливаюсь, и причин тому много. Моя остановка была резкая для него… Черт, мне пора дать ему имя, потому что у каждого должно быть свое определение. Назову его Форс, так, чисто для себя. Что ж, этот Форс бежит немного дальше меня, но быстро ориентируется и тихо, даже с каким-то предупреждением, останавливается.

Настала смущающая и настораживающая тишина. Он даже не говорит, а только кривит лицо под стать своей натуре. Я понимаю, что через некоторое время он рванет опять на меня, и мне надо что-то предпринять, потому что бежать я уже не смогу. Это выше моих сил.

Что ему сказать? Как ему противостоять? Как мне остаться невиновным? Какие слова уменьшают его самолюбие? Говорить уважительно или нет? Сжалиться, упрекнуть в неверности его слов или вознести себя как что-то высокое и достойное жить? Может, убить его? А может, стоит проснуться? Говорить тихим криком или громким шепотом? Стоит ли использовать метафоры или лучше сравнения? Вставать в уверенную позу или лучше упасть пред ним? Можно ли потирать руки или моргать глазами? Будет ли мой голос дрожать, как дрожит он во время плача и всхлипов? Моя позиция будет враждебная, умоляющая или протестующая? С какими силами и действиями идти против него?

Как же сложно принимать решения, когда так мало времени на раздумья! Я просто понимаю, что никакого размышления у меня не должно быть, а только четко поставленная позиция. Мои мысли и так быстры, но надо думать еще быстрее.

Я знаю, я понял! Оберну его слова против него. Нет, не слова, а… а его личность. Пока не знаю как, но я доверюсь случаю. У меня просто нет времени, чтобы полностью продумать слова, но основа уже есть.

– Я убью тебя! – все твердил Форс, как завороженный своими словами, – Ты никто! Я все! Я настолько важен, что не потерплю рядом с собой никого. Ты не достоин ничего, даже моего взгляда, так что радуйся и благодари! Ну же! Благодари меня, что я говорю с тобой! Я даю тебе слово, но единственное слово. Поколеблешься – убью! В любом случае убью, а сейчас благодари, – после этих слов он словно что-то осознал.

Его лицо встрепенулось, засияло другими красками и начало выражать более глубокое высокомерие. Никогда я такого не видел, ни разу за свою жизнь, которую я не помню, но я рад, что он мне пока дает еще времени, однако его изменение тревожит меня. Его жестокие черты лица, надменный взгляд и лицемерная улыбка как, будто зажили вновь с новой силой. Он словно впал в безумие, но у безумия тоже есть свой характер.

– Нет, нет, нет! – продолжал Форс, – Благодарности это лишь малая часть для меня, мне надо что-то намного большее, то, что полностью обозначит меня и мою позицию, и я знаю что это! Боготвори меня, идиот! Я Бог, я все на свете! Все принадлежит мне, все создал я сам, все возникло от моих рук, все является частью меня! Я Бог! Я все живое и неживое! Ты обязан боготворить меня! Ну же, никчемный человек, говори, раз я даю тебе на то слово!

Ох, нет. Голос Форса, словно еще увеличил громкость. Он проник внутрь меня и все там покоробил. Я бы мог уже давно стать глухим, если бы не здешние странные каноны, но в данной ситуации не на голос стоит обращать внимание, а на смысл слов.

Ох, как же он глуп. Глупость порождает высокомерие, а высокомерие смешивается с безумием и получается жажда убийства. Как же далеко он зашел в своих убеждениях. Он же сам все придумывает на ходу, но почему-то все его мысли, слова и действия направленные лишь в одну сторону. Я уже понимаю, что это полностью его мир, и не важно, как я в него попал, важное то, что он создает себя и свое окружение лишь с одним намерением – унизить. Не вознести себя как Бога, а именно унизить меня. В принципе, за одним следует второе и так далее, но точкой исхода является унижение. Он делает меня никем, он даже заставляет меня думать, что я никто, лишь какая-то вошь средь всего мира. Это является главной его ценностью, за которой стоит чувство собственного достоинства. Он не ответит на вопрос «Почему он выше всех?», но он может ответить на вопрос «Почему я ниже всех?», и ответ будет таким: «Ты низок, потому что я высок!». Это один из принципов высоконравственных людей. Он назвал себя Богом не для, того чтобы казаться или, по его мнению, быть им, а для того чтобы я не был им. Опровергнуть это почти невозможно, потому что он в первую очередь убеждает меня в этом, а потом самого себя. Возможно, он сам не понимает такой системы принципов, так как его мысли заняты другим, однако если бы он посмотрел на себя со стороны, то возможно бы, все осознал и изменил бы свои намерения в еще более худшую и безвыходную сторону. На самом деле он слаб и…

– Боготвори меня, ничтожество! – неожиданно прервал он мои размышления, и вновь начал меня оскорблять и принижать, – Ты должен это делать, это полностью твоя обязанность! Сделай это, а потом я тебя убью, потому что никто не достоин находиться рядом с Богом! Ну же, ущербный!

Вот он. Вот мой шанс идти против него. Я не воспринимал, что там говорил Форс, потому что я и так знал, что никакой правды я там не найду, одно только лицемерие и мерзкое высокомерие. Я чувствую, что мне надо сделать и каким я должен быть. Я должен походить на него, но не действовать по такому же принципу. Я должен убеждать его так же, как он меня, но убеждать в совершенно ином, и это не будет походить на «высокомерие против высокомерия». Прежде чем я сам поверил в свое унижение, я слушал его или хотя бы обращал на него внимание и содействовал с ним. Без этого не будет остального. Мое внимание – это словно бумага, на которой ставится главная точка – унижение. От нее уже разветвляется на высокомерие, лицемерие, гордость, важность, надменность, заносчивость, слегка безумие и т. д. Не будет меня, значит, не будет его личности. Вот так обернулась его важность. Неожиданно, но заслуженно.

Моя тактика такова: показать, что я не заинтересован и как-то опровергать его или, в крайнем случае, вообще не обращать на него внимания и тогда, возможно, он убавит свой пыл. Я буду относиться к его словам безразлично, но надо быть осторожным, потому что иначе он убьет меня. Это тонкая грань между дерзостью и здравым рассудком.

Он остановил меня. Я понимаю, что если я скажу что-то, то он меня услышит, но, вероятнее всего, не поймет мои слова как правду. Я слегка растерян, но не показываю это снаружи. Пусть, моя поза немного кривая и скрученная, ибо я еле держусь на ногах, но зато лицо мое выражает лишь отвагу и уверенность и сердце мое неумолимо бьется в бешеном ритме ожидания. Интересно, как он отреагирует на мой поступок и слова, ведь для каждого из нас существует свое понимание другого. Так, хватит. Надо действовать, а то моя тишина становится слишком подозрительной.

– Нет! – крикнул я из всей мочи, и поэтому получилось настолько тихо, что я сам еле расслышал свои же слова, но этот звук именно то, что мне нужно. Я знаю, что он все слышит, но не показывает это напрямую, а только косвенно, словно ничего не слышит, потому что я низок, но он сам же начинает говорить на ту тему, которую я выкрикнул. Из этого складывается то, что он не желает терять свой статус и напрямую слушать таких, как я, но я знаю, что он меня прекрасно слышит и даже слушает. – Я не намерен выполнять твои условия, потому что они абсурдны, – Я пытался говорить спокойно, без гнева или ярости, вполне рассудительно и уважительно, – Я не низок, а ты не высок, мы равны, но проблема в том, что это твое пространство, и я это вполне положительно воспринимаю. У каждого существует свой мир, в котором он такой, каким хочет быть, но не стоит подчинять других ради своей выгоды и тем более убивать. Сначала ты показался мне просто заносчивым типом, но ты зашел слишком далеко, и теперь ты безумно-высокомерный тип с целью убийства ради своего достоинства. Твое чувство высокомерия возросло до невероятного размера, и не могу даже представить, до какой степени оно может развиться еще…

Дальше он не позволил мне говорить. Между нами нарастало что-то вязкое и тягостное, но это не было преградой, а наоборот, словно это напряжение, и эта преграда исчезла, а эти чувства – это естественное восприятие друг друга. Я прекрасно знаю, что он слышал и даже слушал мои слова, и он это, на удивление, не скрывает. Может потому, что они слишком грубые для него, и поэтому он уже сам позабыл свои убеждения и привычки.

Оба мы скрывали свои неприличные чувства внутри себя, но кто-то скрывал хорошо, а кто-то нет. Мое скрытое чувство – страх, его – растерянность. Думаю, не сложно догадаться, кто не умеет держать все в себе.

– Заткнись, ничтожество, – он прервал меня этими словами.

Больше я не попытаюсь заговорить, потому что эти слова были сказаны не так, как обычно. Теперь в его голосе ноты не скакали, как и его выражение лица и жесты. Раньше он был слегка смешон и походил на ребенка, но, кажется, его изменили мои слова. Он настолько охладевает, что мне самому становится не по себе. Теперь его голос держался на низких нотах, и странно, что это был не крик, а вполне спокойный, но угрожающий голос. Кажется, что его пыл убавляется, но на самом деле он просто сдерживает себя, чтобы потом выплеснуть все разом. Он как будто становится более рассудительным, но это не основание полагать, что его высокомерие хоть как-то снизилось. Вот тут не ясно мне. Вначале я как-то попытался перечить ему, но посчитал, что это была ошибка, и сразу пожалел о своем действии. Я это запомнил, и сейчас не буду отступать, потому что иначе во всем моем протесте и даже в моем существовании здесь не будет смысла. Я уверяю себя, что если я сдамся, то пусть он убьет меня беспрекословно. Это будет лучшая моя казнь за мою слабость. Или нет?

Что ж, кто-то должен сделать следующий шаг, но вот каждый ждет его от собеседника напротив. Вот и получается вязкое, с нотками негодования, молчание. Пора ставить себе цель – так гораздо быстрее я что-то сделаю. Я должен ему противоречить, и не должно быть в моем голосе хотя бы капли страха или нерешимости, потому что это убьет меня. Тут как на минном поле: одно неверное движение и ты труп, мертвец, мешок с мясом, не жилец, не личность или, одним главным словом, никто. Это пугает меня, а еще меня настораживает мое самочувствие, ведь это тоже играет важную роль. Я боюсь одного: он пойдет на меня, а я уже не смогу встать и бежать. Не думаю, что есть смысл вновь описывать мое состояние, потому что где-то оно уже было. Моя задача переубедить его, да так чтобы он не пошел на меня с целью убийства. Теперь каждое мое слово должно быть обдуманным и не нести в себе враждебного смысла.

– Пойми, я не хочу тебя оскорбить или как-то унизить. Я всего лишь хочу, чтобы ты меня выслушал, потому что мои слова не так уж глупы и бессмысленны. Я просто хочу тебе спокойно кое-что объяснить. Поверь, я не пытаюсь продлить время убийства и не желаю тебе зла. Я просто хочу…

Что? Как? Что говорить? Я растерян, потому что не знаю, какие слова сказать, словно забыл весь свой замысел. Я и так уже соврал, а еще что-то выдумывать или преувеличивать не хочется. Я просто запнулся, и эта остановка сильно прервала ход моих мыслей. Нет, нет и еще раз нет. Я не должен так просто сдаться.

– Ты посмел пригрозить мне? – начал быстрее меня Форс. Это меня сильно обеспокоило, и в особенности его последующие действия и слова. – Ты начал забывать, парень, главное здешнее правило: все принадлежит мне, и даже ты. Никаких упреков или неповиновения. Ты и так умрешь от моих рук, но последнее, что ты должен чувствовать – это почтение ко мне и ничто больше. Поверь, даже тобой я могу управлять, потому что это полностью мой мир с моими правилами и законами.

– Почему бы тебе не заставить меня уважать и боготворить тебя? Ты же все можешь! На словах ты могущественный, а на деле никто, такой же, как и я ничтожество! Ну же! Покажи мне всю свою гордыню, но только не надо лишних слов, полных обещаний. Иногда слова всего лишь отговорки или грязная ложь!

– Ложь, по сути, тоже неплоха…

– Ложь по своей сути – это правда одного человека, придуманная чтобы защитить свою тонкую и хрупкую личность! Ложь не нужна сильным и стойким людям…, если только это не является хитростью. Тогда она необходима.

– Так вот моя ложь – это хитрость! Что теперь?

– Твоя ложь – это не хитрость, а просто навязчивое высокомерие.

– И к какому типу людей, по твоему мнению, я отношусь: к хрупким и слабым или к сильным и выносливым?

– Более к слабым, но это не совсем так. Я бы тебя отнес к пустым, бездушным людям.

– Ты врешь, мерзавец! Все твои слова – это лишь пустая клевета на меня! Да как ты посмел назвать меня пустым?

– Научно доказано и подтверждено некоторыми фактами, что личность, проявляющаяся снаружи, противоположна внутренней личности. Факты ученых не оспоришь.

Да знаю, что схитрил, но это были просто необходимые мере. У меня опять было ощущение, что, когда перед человеком поставишь научный факт, то все будет следовать по его законам. Я чувствую, что так устроен человеческий организм, и его реакция тому подтверждение. Мой вымышленный, а может и не вымышленный факт застал его врасплох.

– Что ты несешь? Забудь про факты. В моем мире нет таких законов. Это ложь, это все твои грязные убеждения!

Пусть, он пытается опровергнуть что-то, но его голос предательски дрожит, а глаза его мечутся в тревоге. Теперь я чувствую себя увереннее из-за его замешательства.

– Ты не прав. Тут правят твои законы, но только те, которые касаются всего, кроме одного – души человека. Тут ты неподвластен. Ты можешь вытворять со своим и моим телом все, что тебе пожелается, но вот человеческая душа, а точнее натура, останется при своих правилах. Но даже то, что ты создал здесь все обман. Оглянись! Разве это то, что тебе так нужно? Все эти предметы, которые ты создал для преувеличения потенциальности своей личности, отражаются только на тебе и ни на ком больше. Для меня их не существует! Я их вижу, но на меня они не воздействуют. Ты можешь говорить, что это все для тебя, но разве это так? Тебе важнее не ты сам, а другие, потому что на унижении других строится твое высокомерие, из которого полностью состоит твоя пустая личность! И не надо говорить, что я не прав или еще хуже, что я не имею права говорить, потому что это утверждение полностью является абсурдом. Как я уже говорил: натура человека не подчиняется твоим законам, а подчиняется собственным законам, которые складываются годами. Из этого вытекает то, что я могу говорить все, что мне угодно, и ты тому не закон. Я понял твою личность и даже проник внутрь нее, а теперь пытаюсь ее сломить, чтобы она не сломила меня. Это как естественный отбор, но только он определяется не по силе, а по уму и хитрости. Кто кого быстрее добьет словами, но только ты еще подключаешь к этому действия, в то время, как я обездвижен. Но, все равно, эта игра честная, ибо мои познания в тебе слишком глубоки, чем твои во мне. Ты не познал меня внутри, прежде чем вести со мной войну, и поэтому ты сейчас проигрываешь. Ты потерян, ты сражен, ты бездушен, ты немой!

– Да что ты знаешь обо мне…?

– Я знаю все! Ты слишком прост, чтобы не знать твоих скрытых и истинных действий. Ты выставляешь себя Богом, но на самом деле твои намерения направлены в другую сторону. Твоя задача не быть высокомерным, а унизить меня. Чтобы быть высоким достаточно того, чтобы все были ниже тебя. Из этой системы строится твоя личность, а твоя система строится на мне! Не ты точка опоры, а я.

– Ты так же высокомерен, как и я…

– Нет, нет, нет! Не путай высокомерие с правдой. Тут есть малая грань, которая называется «Равная для всех истина». Моя правда строится на том, что она будет правдой вне зависимости от того, какой ты и какой я. Правда не выбирает себе союзников и врагов, правда нейтральна, но влиятельна.

Я говорю так спокойно, что сам дивлюсь своей речи. Она четкая, непреклонная, уверенная и, самое главное, безоговорочная. Я убедил не только его в своих словах, но и себя, а это наивысший результат. Я горд собой, но все же я панически волнуюсь, несмотря на мою победу. От своей тревоги я уже не помню, что я там говорил, но все же, примерно знаю. И все-таки, я тревожусь, что начну опять говорить то, что уже было когда-то мной произнесено. Я чувствую, что мой голос дрожит и срывается, но или он этого не замечает, или это лишь мое предчувствие. Да что там забывчивость и дребезжание, я собственного голоса же не слышу из-за мучительного и тягостного биения сердца. Оно неумолимо бьется, и причин тому много.

Тише, мне надо успокоиться, все позади. Его реакция странна, открыта и вполне ясна. Он стал уменьшаться в размере в прямом смысле. Медленно, но решительно, он становился таким же, как я. И здесь я почувствовал власть. Такую нежную, холодную, притягательную и заслуженную власть, которая приходила ко мне с каждым его уменьшением на дюйм. Я словно укоротил его, подчинил и поразил в цель. Я так хотел смеяться ему в лицо, нагнетать на него и выстраивать свои правила и законы, согласно которым он будет ничем. Во мне проснулось такое безумие, что я сам хотел его убить, но перед этим он должен боготворить меня. Этот Форс, который уже потерял свое имя, стал таким ничтожным и мелочным, что моя самооценка возросла до его бывших пределов. Все его указы в мою сторону стерлись в пыль, как и все его действия и намерения. Я стал всем, я… стал им. Это пугает меня, но я не могу перестать испытывать чувство высокомерия. Нельзя перестать чувствовать определенное чувство, которое соответствует мне и ситуации, в которой я нахожусь.

Наше равенство давно уже прошло и настало время моего приоритета.

– Ты уничтожил мой мир, – он сказал это таким тревожным и страдающим голосом, что мне стало не по себе от его заявления, но в то же время я хотел сказать, что я ничего не сделал с его миром, а лишь сказал ему правду. И я, правда, чуть не сказал это, если бы не оглянулся.

Окружающее меня изрядно удивляет и приводит в скорбное негодование. Я и правда попортил его мир, даже более – кардинально изменил его. Конечно, я понимаю, что это все дело моих слов, но именно он спровоцировал меня на это.

Итак, весь его бесконечный мир истощился до пределов крохотной комнаты, а все громоздкие предметы его достояния на самом деле оказались лишь блеклыми рисунками на потрепанных стенах комнатки. Помните, я говорил о деревянном поле? Так вот, под моими ногами сейчас именно он и никакого прекрасного покрытия нет на самом деле. А помните свет, который был как холодное солнце? В этом изменившемся мире это оказалась еле живая лампочка, не отличавшаяся никаким преимуществом. Как уже было сказано, – все стены были изрисованы мелкими, пляшущими линиями, которые то и дело где-то обрывались на полпути или были наложены настолько большим слоем, что казалось, стена в глубине пропитана ими. Плоско, но сугубо ясно было нарисовано все, что нужно человеку, чтобы быть в преимуществе перед другими в своем имуществе.

В это время, подвешенная лампочка не может устоять на месте, словно кто-то неизвестный или что-то неизвестное двигает ее, и из-за этого пляшет все освещение. А самое необъяснимое то, что эти плоские рисунки имеют тень. Один нарисованный предмет отбрасывает тень на второй, а после того, как лампочка поколеблется в другую сторону, этот второй предмет отбрасывает тень на первый. Это смущающее и незабываемое явление. Они словно форменные, нет, живые внутри стены, а снаружи они безлики и не имеют даже граней. Кто же придумал эти законы физики в здешнем месте? О нет, здесь не законы физики, а законы хрупкой, многогранной души человека. Это часть его души, часть его реальности, его мира и его характера. Для него они живы, они реальны внутри неживой, безобразной стены. Эта тень не оптическое явление, это тень воспоминаний об этих предметах как о живых и существующих в головах других людей, которым он об этом сказал. Изначально ложь мы понимаем и запоминаем, как правду, и эта правда, хоть даже она оказалась ложью, в дальнейшем остается как тень разоблаченной истины в наших сердцах. Но самое главное это то, что их нет. Да, в моем понимании тоже осталась эта тень, но теперь мне понятна истина и понятна причина создания этих предметов.

После этого созерцания какая-то сумбурная грусть покоряет мое сердце. Мне словно жаль его, и я уже забываю о своем никчемном высокомерии. Я смотрю на это и понимаю: он нищий. Это убивает меня изнутри. Он был всем со всем, а стал никем, ни с чем.

Я понимаю, сейчас он сзади меня. Я стою спиной к нему и не могу повернуться, словно там меня ожидает что-то пугающе ужасное. Я стою и немыслимо тяжелыми ногами, которые не хотят тронуться с места, потому что мое сознание запрещает это сделать. Я так тяжек и так испуган, что холодный, нервный пот льется по лицу. Я чувствую его упорный взгляд, направленный точно мне в спину, и он убивает меня лишь своим существованием.

Я медленно поворачиваю голову, не надеясь что-то разглядеть. Мое боковое зрение не улавливает его силуэт, и я уже забыл, каким он был. Я помню его таким громоздким, величественным, самолюбивым, высокомерным и помню лжецом, помню дурным убийцей и безнравственным слушателем, а также запомнил его как отвратительную личность, поддавшаяся тщеславию и чрезмерной гордости, но понимаю, что позади меня нечто иное. Я перевернул все его сознание… или нет? Я сделал это место таким, или это его изначальный вид? Мне надо понять все, но для начала надо обернуться. Я боюсь неизвестного и чувствую за это себя так низко и уныло, что хочется просто не быть здесь. Но надо. Я сделаю это, и все закончится: все мои догадки, переживания и страхи. Надо не тянуть, иначе это будет длиться вечно.

И вот я, человек который находится в ужаснейшем состоянии, который поддается любой реальности, который сильно озабочен своей жизнью, который стал жертвой и тираном, который нашел выгоду в жестоком, который слишком обеспокоен чертами душ других людей и который сам страдает из-за страданий других людей, открыл ужасающую реальность высокомерной личности.

Момент, когда я обернулся, прошел, и сейчас я нахожусь в неизвестном мне месте, но я до мельчайших деталей помню этот секундный момент.

Не знаю, где я и что я, но у меня есть время подумать.