Сперва я всё же насладился серо-зелёными водорослями, а затем, прежде чем – нужно признать, без особого результата – завершить своё пребывание на базе, я зашёл в отсек с образцами. Каково же было моё удивление, когда в одном из залов среди банановых пальм, растущих в чересчур для меня влажной и жаркой среде, я увидел человека в набедренной повязке, жующего банан!
Следует признать, в первый момент я впал в панику: всё же я был без скафандра, так что, если у этого человека было бы такое намерение, он мог напасть на меня. Но я с честью вышел из положения: пользуясь намного более быстрой реакцией, я успел выскочить из комнаты и запереть её за собой. Со всех ног, а затем, чтобы было быстрее, ползком я добрался до своей комнаты, переоделся из домашней формы в парадную, включавшую в себя необходимое оборудование, и вернулся в комнату с человеком. Настолько я помнил, несколько людей были оставлены на корабле, но никаких планов по хранению их – тем более в бодрствующем виде! – на планетарной базе не было.
Тем временем человек успел надеть строгие брюки, пиджак с манишкой, шляпу и церемонно опирался на трость, оглядывая меня, будто это я тут был странным и неуместным экспонатом.
Последний раз я наблюдал местных жителей своими глазами около двух тысяч лет назад, и его движения мне представлялись теперь очень плавными, так как я всё ещё ориентировался на скорость восприятия носителя, которая отличалась от нашей примерно в десять раз.
Низким скрипучим голосом он проговорил:
– Господин Пог? Признаться, в первый раз мне послышалось «Бог», что отчасти и привело к дальнейшему курьёзу.
Я, несколько опешив, всё же ответил, что зовут меня иначе, и я не против выяснить, откуда он вообще тут взялся.
Мужчина, казалось, вовсе не удивился:
– Пусть будет Ленц. Я думал, что Пог, отказавшись от меня в качестве своего вместилища, и разрешив прожить в этом благословенном месте до старости, не даст тем не менее возможности общаться с себе – и ему – подобными. Те более благодарен вам за эту встречу.
Я начинал понимать. Пог ради своих экспериментов пробрался на базу в человеческом обличье, оборудовал одно из помещений для проживания своего носителя – видимо, на случай неудачи – а затем начал пробовать перенастраивать технику. Да так её изувечил, что до сих пор неспособен простым волевым усилием отключиться. Но как тогда… Я мрачно спросил отшельника:
– И как вы до сих пор не сошли с ума в одиночестве?
Мужчина рассмеялся:
– Ну, ваш товарищ оставил мне довольно способов провести время, так что оно движется совершенно незаметно. К тому же, если вы не знаете, я при жизни… Простите, привык уже к мысли, что я умер… Так вот, при жизни я был приговорён к пожизненному заключению… Неважно. В общем, мне следует быть скорее благодарным ему, хотя я сомневаюсь, что действительно оказался в раю.
Тут он щёлкнул пальцами, и пейзаж вокруг переменился: вместо одинокой пальмы возник сосновый бор, голубые волны, щекочущие золотистый пляж, сменились свинцовой водой Балтийского моря. Всё ясно. Пог ввёл в заблуждение аборигена, чтобы оставить себе путь для отступления. А чтобы иметь возможность вселиться в него в любой момент, не стал усыплять того как образец фауны, а просто создал подходящее окружение. Молодец, конечно, задумка интересная, вот только он не счёл нужным проконсультироваться с Люксом, а просто взял питание для фантазий этого существа от резервной батареи, вследствие чего, с одной стороны, начались отклонения в работе Главного передатчика, а с другой – опять-таки привлёк к базе внимание Люкса, отвечающего за её работоспособность. Я с грустью смотрел на человека, который, не обращая уже на меня особого внимания, играл в шашки с каким-то призраком, вызванным им по случаю. А ситуация-то патовая. Убивать его будет нечестно по отношению к Погу, оставлять на базе – по отношению к Люксу. Советоваться с Люксом неразумно, тем более, что Пог, как ни крути, начальник, а с Погом – невозможно: хотя он и научился немного говорить, на сложные темы ему ещё трудно общаться. Да и остальные станут свидетелями не очень приятного для Пога разговора. Забрать его отсюда… Можно, но для этого мне самому придётся выбираться на поверхность.
Я отключил один из генераторов генератор окружения – тут же вдали стали видны обледенелые стены пещеры, повеяло холодом, призрак-шашист исчез, а местный, с позволения сказать, житель упал с исчезнувшего стула. В испуге он заозирался по сторонам и, разглядев меня, подошёл:
– Я так понимаю, моё время истекло? Это было что-то вроде чистилища, теперь мне будут показывать ад?
Я покачал головой:
– Ада не будет. Извини, но сейчас тебе пора будет спать.
Я по привычке хотел было усыпить его взглядом и только через пару секунд сообразил, что гипноз – весьма специфическое для местных жителей развлечение, которым я мог заниматься лишь в обличье человека. Тогда я достал шприц с составом № 17633 и вколол ему. Затем вернулся в машинный зал, нажал седьмую красную кнопку – на этот раз она и вправду была красной – и вернулся в комнату для образцов.
Проходя с погружённым в сон образцом – или, точнее сказать, неиспользованным носителем – мимо комнаты Пога я с сожалением подумал, что было бы неплохо оставить его там, но придётся нести к себе. Тут мне пришла в голову одна замечательная, как мне показалось в тот момент идея: я быстро сходил за шваброй и подоткнул ею дверь в комнату Пога. Затем, вернувшись к себе, я положил человека в кресло, лёг в ложемент и нашёл глазами кнопку подключения к Главному передатчику.
Михаил: запись № 6
Я понимаю, что любые мои заметки будут уничтожены. Но мне кажется, что они не очень внимательно относятся к аудиозаписям. Может, мне это только кажется, но я постараюсь оставить как можно больше записей на этом диктофоне, с которым с грехом пополам мне удалось разобраться. Ноги болят, но им нет никакого дела. Впрочем, они дают мне еду – какую я попрошу, откуда я делаю вывод, что меня слышат. Как домашнему животному покупают еду – разница в том, что я, в отличие от кролика или цыплёнка, понимаю, что употребляют в пищу хозяева
Женщина с ребёнком – не могу поверить, что и он принадлежит им – засуетилась. Ребёнок кричит, но не так, как должны кричать дети. Он кричит, прислушиваясь. Зная, что его понимают. Это невозможно. Я как раз читал «Омен», и кажется, что всё, произошедшее со мною – следствие моего увлечения определённым жанром. Умом я понимаю, что это не так, но я, двадцатилетний, смотрю на своё пятидесятилетнее тело – и прихожу в ужас. Остался последний шаг.
Женщина говорит с ребёнком. Иногда она говорит по телефону на незнакомом языке, но с ребёнком она говорит по-русски. Создаётся ощущение, что ребёнок тут главный. Что он чем-то недоволен. Его слов я разобрать не могу, но хорошо слышу её: она совершенно не принимает меня в расчёт. Женщина оправдывается перед ребёнком и говорит ему, что это ненадолго, что некто Ленц – я так понимаю, так зовут мою дьявольская сущность – скоро вселится в меня. И я прихожу в ужас. Я понимаю, что моё тело – я не могу сдержать слёз, глядя на небрежно перемотанные обрубки вместо ног – представляет для них ценность, а на меня, на душу, на мою память им просто плевать. Женщина даже не пыталась ни разу со мной заговорить. Сейчас я сделаю ещё одну запись – последнюю – и заберусь на подоконник, и выползу в окно. Женщина говорит с кем-то на своём языке, значит, пять минут у меня есть. Высоты шестого этажа должно хватить.