Сомнения
– Идиот!!! Ты мне по этому поводу звонишь?! – Я был вне себя от возмущения, еле успев отдёрнуть палец от кнопки перехода.
Гур пожал плечами:
– Я же не знаю, может так задумано. Он что-то говорил в телефон, потом забрался на подоконник. Вроде, открывает окно. Сейчас зайду в комнату, гляну. Ну, сейчас выползает. Вот, начинает падение.
– Лови! Я уже привык к нему! У тебя есть полторы секунды, чтобы успеть!
Я увидел, как Гур метнулся по прямой к закрытой створке окна, выпрыгнул в него – во все стороны разлетелись осколки – и придал себе начальную скорость, оттолкнувшись от подоконника. На земле он оказался на треть секунды раньше Михаила и только успел выправить его положение так, чтобы тот не сломал себе позвоночник. Убедившись в этом, я нажал кнопку, уже предвкушая, если можно так сказать, сомнительное удовольствие очнуться в теле, у которого к этому моменту наверняка добавилась пара переломов.
Реальность не заставила себя ждать. Первым дело – отключить все болевые рецепторы. Всё же человеческое обличье мне сейчас шло больше, чем родное, даже если оно и накладывало некоторые ограничения. Будто хороший костюм. Да, ноги нужно будет приделать обязательно, а то с поручениями Люкса времени на уход за собой совсем не остаётся. Гур отнёс меня в квартиру под изумлённые крики прохожих. Какой-то мужчина попытался силой остановить нас, утверждая, что у меня может быть травма позвоночника, но я ответил ему, что чувствую себя прекрасно, а Гур, пребывая в плохом настроении, даже не стал гипнотизировать наглеца, а просто откинул его на пару метров в сторону.
В квартире было прохладно. Я сразу стал звонить в фирмы по установке окон – вторая согласилась прислать мастера уже к вечеру, – а Гур пошёл прослушивать, что Михаил успел наговорить на диктофон. Из комнаты он вернулся ещё мрачнее, чем был:
– Ленц, мне пора уезжать. Послушай, я не стал удалять, там есть кое-что по твоей части. Из психологии аборигенов. Если что, вызывай.
И он вышел.
Я понемногу начал включать рецепторы. Удивительно, но есть не хотелось. Видимо, Гур, хотя и не углядел за поведением моего носителя, кормил его всё же неплохо. И на том спасибо. Тогда я сел за прослушивание записей, о которых говорил Гур. Примерно к пятой я проникся некоторым уважением к носителю: не обладая исходными данными, он сумел сделать более или менее верные выводы. Хотя, конечно, их можно списать на пустые фантазии, мой долг как психолога отнестись к этому существу с должным уважением. Жаль, я не могу, будучи воплощён в носителе, общаться с ним напрямую. Но этот человек, похоже, более разумен и более склонен принимать реальность, какой бы она ни была. Я доковылял до кухни и подошёл к кроватке:
– Пог?
Ребёнок смотрел на меня тёмными глазками серьёзно и внимательно, но это явно был не Пог. Я улыбнулся Автандилу, он ответил мне – и тут мне стало не по себе. За несколько десятков поколений у нас не было опыта работы со столь юного возраста. Может, у Люкса и были какие-то планы по постановке экспериментов, но Пог явно опередил его, и я подумал, что, возможно, Погу предстоит действительно делить это тело с реальным человеком.
Я показал Автандилу язык, отчего тот расплылся в улыбке на всё лицо и высунул свой. Это была наша игра, о которой Пог не знал. Я вздохнул. Выбор был тяжёлым, и ни Пог, ни Люкс не могли бы мне помочь. Я перетащил ребёнка в кухню, и он тут же заснул.
Пока я размышлял, меня вызвал Гур:
– Слушай, мне тут немного денег не хватает, к началу следующего года. Думаю, прикупить акций, что посоветуешь?
Я вздохнул. Знаю я его «прикупить акций». Потом глобальный рынок ещё годы лихорадит. Впрочем, Люкс всё равно со своей пандемией…
– Бери нефтяников. Но чтобы к концу года вернул цены на свои места.
Гур ухмыльнулся:
– К концу года восстановлю, но что там дальше будет – от Люкса зависит.
Я махнул рукой. Наверняка нашёл какое-нибудь перспективное производство коньяка, вот и играет в бирюльки. Производство туда, производство сюда… Я вернулся мыслями к насущным делам. Хорошо рассуждать о научной этике, когда она не касается непосредственно тебя. С другой стороны, общий принцип педагогики, к которому понемногу подходят даже местные – обучать следует лишь своим примером. Поэтому сел за стол и не торопясь стал выводить на листе бумаги буквы местной азбуки.
За этим занятием меня застал звонок в дверь. Пропрыгав к двери, я впустил рабочих, которые, поцокав языками, сказали, что мне стоит просто временно заклеить окно плёнкой и что окно они, конечно, заменить могут, но тогда вскоре мне придётся вызывать их снова. Запрыгнув на подоконник (рабочие покачали головами, но ничего не сказали), я понял, в чём дело: отталкиваясь от подоконника вниз, Гур сломал пару кирпичей. Я махнул рукой: пусть меняют окно. И пусть – жаль, что я сообразил это только сейчас, – вызывают сварщика и устанавливают решётки. На их недоумённые взгляды я ответил:
– Я инвалид. Как видите, на подоконник я забраться способен, но вдруг случайно вывалюсь? И да, готов заплатить втрое против того, что вы получите за обычную работу.
Придирчиво осмотрев квартиру, я должен был признать, что работу они выполнили на совесть: мало того, что сделали всё как я сказал, установили решётки с надёжными замками и вторую дверь, за которой съездили тут же куда-то на ночь глядя, так ещё и заделали выломанные кирпичи, поэтому деньги я им отдал с чувством глубокого удовлетворения. Признаться, я даже был рад, что работа их затянулась за полночь, потому что было необходимо собраться с мыслями. Я успел дважды покормить малыша. Пог то ли не появлялся, то ли был занят чем-то своим. Но наконец рабочие разошлись, Пог, наконец, пробудившись, посмотрел на меня укоризненно и вновь заснул, и я сел за работу. Спустя три часа, исписав два листа, я сжёг в раковине черновик. Затем вышел из дома и прокатился до круглосуточного магазина, где купил настольный будильник. Дома я выставил его по местному времени и переправил на базу: так я смогу следить за временем, не вставая с ложемента. Также я переправил томик «Графа Дракулы», которого Гур всё просил меня прочесть, говоря, что мне понравится. Напоследок запер на замки все решётки, поместил Пога между дверьми, предупредив его, чтобы по возможности не оставлял ребёнка одного, и запер и их тоже. Ключи отправил на базу, сел за стол перед исписанными листами и отключился от носителя.
Очнувшись на базе, я поставил будильник на пять утра: пожалуй, трёх с лишним часов для моего соратника будет достаточно на первый раз – и погрузился в чтение романа Стокера. Чем дальше я вчитывался, тем больше во мне зрело убеждение, что текст этот был написан не то под прямым влиянием Гура, не то им самим, больно уж стиль напоминал Гуровское чувство юмора. Мне оставалось меньше сотни страниц, когда раздался писк будильника. Отложив в сторону книжку, я встал, переправил обратно в свою квартиру ключи и, надеясь на лучшее, отправился туда сам.
Вернувшись, я облегчением увидел себя примерно в той же позе, в которой покидал тело. Бумаги и телефон лежат на столе. Есть не хочется. Уже неплохо. Я отпер дверь, переложил Автандила в его кроватку и вернулся к столу. На моих записках внизу была приписка, сделанная неровным почерком: «Мне привычнее диктофон, я оставил запись». Я взял телефон и начал слушать запись Михаила. Голос был намного более ровным, чем на предыдущих записях, и это настроило меня на благожелательный лад.