Башня Континуума. Слава Резонансу

– Я понимаю лишь то, что не должен подписывать документы, предварительно их не просмотрев хоть краем глаза. Не дергайтесь. Получите свои бумажки вечером, в целости и сохранности, с моими подписями. Заедете еще раз и заберете, или я отправлю их вам курьером.

– Ваше стремление выказывать ответственность, само собой, похвально, но, откровенно говоря, не слишком уместно, учитывая, что продажи Девятьсот Двадцатых начнутся в понедельник, а это уже завтра, и мне крайне срочно нужны подписанные вами документы для…

Дэниэлу уже надоело препираться с этим нудным субъектом.

– Я уже сказал, получите ваши бумажки вечером. Что вы еще от меня хотите? Показать где выход, или найдете сами? Ведь вы наверняка умнее тех крыс, над которыми измываетесь в ваших стерильных лабораториях… или чем вы там занимаетесь?

Затушив сигарету, Дэниэл отхлебнул чаю с молоком и пролистал документы.

– Дэнни, почему ты не подписал? Думаешь, что-то не так? – спросила Тереза, заправив за ушко прядь золотистых волос. Она казалась слегка обескураженной.

– С чего ты взяла. Все чудесно. Или нет. Откуда мне знать? Я даже не представляю, как выглядит этот самый ЧСД!

– В прошлом году Кит приносил домой экспериментальный образец ЧСД, помнишь? Он еще здорово разозлился, когда ты спросил, как может крошечный кусочек уни-пластика стоить тридцать миллиардов империалов.

Верно. Теперь Дэниэл припомнил. Это случилось за три недели до того, как Кита едва не прикончили убийцы, подосланные к нему милосердным благим Василевсом. Неприятные воспоминания, да и практической пользы – никакой. Заметив, что Дэниэл пал духом, Терри протянула руку и поправила ему воротничок рубашки.

– Не волнуйся так. Ты справишься.

А как иначе. Руководство крупнейшей промышленной Корпорацией с годовым оборотом в триллионы империалов и сотнями тысяч рабочих и служащих – дело, с которым спустя рукава управится любой придурок. На которого можно все свалить, если что-то пойдет наперекосяк. Хотя, с другой стороны, Дэниэл и сам понимал, что его внезапные подозрения были какими-то… идиотскими и ни на чем не обоснованными. Он сам в рамках группы тестирования вот уже три месяца пользовался моделью Девятьсот Двадцать, и не испытывал ни малейших проблем со здоровьем. От самого спин-передатчика Дэниэл был в восторге. Он мог относиться к брату сколь угодно скептически, но тут следовало признать, Кит переплюнул сам себя.

– Ладно. Это явно пустая формальность… но я все же лучше съезжу, покажу эти бумаги Ричарду. Пусть посмотрит.

– Мне поехать с тобой?

Дэниэл вспомнил, что последний раз они с Терри навещали Торнтона пару недель назад, перед долгими зимними каникулами. Она наслушалась его маниакальных бредней и потом долго и безутешно плакала. А ведь у нее и без того имелось достаточно причин для слез.

– Терри, ты ведь сама знаешь, Ричарду все еще не очень хорошо. К тому же, там комендантский час, всюду патрули, да и погода ни к черту.

Терри взглянула в окно. И впрямь, снег продолжал валить стеной, а термометр за ставнями показывал трескучие минус сорок. Власти намеренно поддерживали подобный температурный режим, надлежащим образом регулируя работу биокуполов, поскольку нелегко бунтовать, когда через десять минут на лютом морозе отваливаются уши и нос.

– Но ты ведь недолго?

– Обернусь за пару часов. Отдохни пока.

Он встал. Терри продолжала смотреть на него.

– В чем дело?

– Я просто подумала… Дэнни. Ты не поцелуешь меня… перед отъездом?

4.

Тридцать Четвертый госпиталь психосоматического здоровья совершенно не напоминал легендарный Бедлам, а более всего походил на уютный частный пансион, и даже решетки на окнах сливочно-кремового пятиэтажного здания практически не портили идиллического впечатления. Окруженный неприступными заборами, садами, парками и прудами, госпиталь служил спокойным пристанищем для богатых и знаменитых, страдающих от алкоголизма, наркомании, различного рода сексуальных девиаций и тяги к азартным играм.

К большому сожалению, некоторые пациенты госпиталя и впрямь были больны. Например, сам Ричард. Или бывший губернатор Лудда Шеймас Харт, которого чуть больше стандартного года тому назад доставили в Тридцать четвертый после того, как на съезде Партии Новых Демократических Преобразований, на глазах четырех тысяч делегатов, сотен репортеров и Верховного Канцлера Милбэнка он воткнул себе карандаш глубоко-глубоко в правый глаз. Через месяц пребывания в госпитале Харт скончался, предварительно выколов карандашом и второй, здоровый глаз. До последнего мгновения старик твердил о чудовищном заговоре в высших эшелонах Империи и том, что луддиты превращают людей в зомби. Обычные бредни параноидального шизофреника.

Выйдя из припарковавшегося в больничном дворе механо, Дэниэл направился к зданию госпиталя. В одной руке у него была винтовка, в другой – коробка с лимонным тортом, любимым десертом их милости. Компанию Дэниэлу составляли пятьдесят человек угрюмых охранников. Не то чтобы Дэниэл и впрямь нуждался в почетном эскорте, с другой стороны, иметь под рукой полсотни головорезов было весьма удобным, да и положение отныне обязывало.

Главный врач госпиталя встретил Дэниэла на крыльце, зябко кутаясь в длинную шубу, в которой больше походил на удачливого сутенера, чем на выдающееся светило психиатрических наук.

– Здравствуйте, мистер Ланкастер.

– Здравствуйте.

– Пойдемте, я провожу вас к лорду Торнтону.

Любезно придерживая Дэниэла за локоть, главный врач ввел визитера в устланный мягкими коврами мраморный вестибюль.

– Вам действительно необходимо расхаживать повсюду с винтовкой, мальчик?

– А что именно вас не устраивает, – поинтересовался Дэниэл холодно. За те семь месяцев, что Ричард томился здесь, Дэниэл навещал их милость в лечебнице далеко не впервые, и каждый раз находил главного врача с его вкрадчивыми манерами и старомодным пенсе отталкивающим и скользким типом. Вдобавок, судя по некоторым косвенным признакам, доктор давненько подсел на те сильнодействующие препараты, которыми щедро потчевал своих умалишенных подопечных.

– Ну… вы можете случайно подстрелить кого-то.

– Успокойтесь. Я не собираюсь палить налево и направо. Я собираюсь убивать вполне определенных, конкретных людей, – процедил Дэниэл.

– А эти ваши люди, они реальны? – заботливо осведомился доктор, пытливо заглянув Дэниэлу в лицо с профессиональным интересом.

– Реальны, как сама реальность. Лучше расскажите, как дела у этого придурка.

Ничего нового Дэниэл не услышал. Дела у лорда Торнтона обстояли, в принципе, неплохо, учитывая его диагноз – тяжелейшую форму биполярного расстройства, дополненную манией изобретательства.

– Значит, Ричард по-прежнему изобретает машину времени, чтобы спасти человечество от какого-то невероятного катаклизма, да?

– Да.

– И по-прежнему считает, что спин-лучи прожигают дырки в голове или что-то подобное?

– Боюсь, что так. Однако, должен заметить, нам все же удалось добиться некоторого прогресса. В том, что не касается этих двух вопросов, он рассуждает на редкость здраво и адекватно. Неагрессивен. Коммуникабелен. Выполняет все предписания…

Доктор каждый визит Дэниэла сюда говорил одно и тоже. Дэниэл слушал и кивал. Вот и сейчас он слушал и кивал. А надежды, что Ричард когда-нибудь вернется к нормальной жизни, таяли с каждым днем.

– Вот придурок. Как может вице-президент Корпорации по производству спин-передатчиков бояться спин-лучей?! И далась ему эта машина времени! Каким образом машина времени может спасти человечество от какого-то там катаклизма? Не понимаю.

Доктор тоже этого не понимал. Что хуже, этого, похоже, не понимал и сам лорд Торнтон. Ричард знал лишь, черт возьми, что должен построить машину времени и нажать на красную кнопку, запускающую ее. Вуаля! Человечество спасено, а он сможет передохнуть, поваляться на диване, потискать какую-нибудь сочную пейзанку.

Доктор тем временем провел Дэниэла на второй этаж, в крыло, где располагались апартаменты лорда Торнтона. У входа сторожили дюжие охранники. Они любезно помогли Дэниэлу снять пальто и не менее любезно отобрали у него винтовку и спин-передатчик.

– Не беспокойтесь, сэр, мы вернем вам все это в целости и сохранности.

– Угу.

– Конечно, вы уже в курсе, но еще раз напоминаем – любые съемки и записи запрещены. Передача слов лорда Торнтона в устном или письменном виде третьим лицам запрещена. Если вам потребуется его подпись на документах, предварительно обратитесь к поверенному.

Немаловажное уточнение, потому что, невзирая на безумие, никто не освобождал Торнтона от должности вице-президента Корпорации. Вдобавок, он являлся крупнейшим акционером «Ланкастер Индастриз». Формально он находился в длительном отпуске по состоянию здоровья, причем его истинный диагноз тщательно скрывался не только от широкой публики, но и от служащих и прочих акционеров. Вследствие недуга он был признан ограниченно дееспособным, что позволяло ему подписывать некоторые бумаги и принимать некоторые финансовые решения.

Насколько понимал Дэниэл, в своем нехорошем состоянии Ричард мало попадал даже под определение «ограниченной дееспособности», но полностью отстранить его означало создать массу трудноразрешимых юридических казусов. Поскольку он работал до последнего, и его сумасшествие оказалось сюрпризом для всех, Дэниэла включая.

– Да. Все ясно.

– Оставлю вас, мистер Ланкастер, – сказал главный врач. – Если у вас возникнут какие-то вопросы, зайдите ко мне в кабинет.

Он ушел, а Дэниэла, наконец, пропустили в апартаменты их милости. Там было жарко натоплено и постоянно толпились люди – охранники, помощники, секретари, юристы. Дэниэла проводили в небольшую гостиную и попросили подождать еще несколько минут. Чтобы скрасить ожидание, предложили чай и закуски.

При виде столового серебра, хрустальных люстр, гобеленов и антикварной мебели Дэниэлу опять почти не верилось, что он находится в психиатрической лечебнице. Стальные решетки на окнах были мастерски задрапированы серо-голубыми, отливающими в перламутр, шторами. Он даже встал, подошел и потрогал ткань. На ощупь атлас был прохладным, как воды горного ручья.

Но какие-то, менее очевидные, признаки безумства Торнтона он мог наблюдать воочию. Например, оконные стекла со слегка серебристым отливом. Это было не обычное стекло, а экранированное со стопроцентной защитой от спин-лучей. Свежеперекленные обои в одном месте чуть-чуть отошли от стены, и под ними сделалась видна серебристая подложка – тоже экранирование. Дэниэл справедливо полагал, что подобным образом отделаны и потолки, и полы. Во всех комнатах дополнительно были установлены глушители спин-сигналов. Это было дорого и вряд ли радовало главного врача, но со своим баснословным состоянием Ричард мог позволить себе сходить с ума с любой степенью эксцентричности.

– Вот же поросенок ты!

Дэниэл развернулся.

– Добрый день, Ричард.

Не сказать, чтобы Торнтон обрадовался встрече. Ему уже явно доложили о резне во время штурма, и о Терезе тоже доложили. Его обычно меланхоличная скандинавская физиономия выражала возмущение.

– Как ты посмел сюда заявиться! Душегуб! – прорычал он, яростно сверкая голубыми глазами.

Подогретый гневом и биполярным расстройством, Ричард принял возвышенную позу и собрался разразиться высокоморальной и наверняка невыносимо длинной речью, но Дэниэл протянул их милости коробку с тортом.

– Вот. Терри специально испекла для тебя. Лимонный. Сказала, ты очень любишь.

– Лимонный? Правда?

Ричард сел и поглотил два огроменных куска кряду, отчего сильно подобрел.

– Господи Иисусе! Блаженство! Попробуй.

Дэниэл взял ломтик, прожевал и скривился. На его вкус лимонов было многовато.

– Многовато лимонов, – сказал он Ричарду.

– Многовато лимонов, – передразнил его Торнтон, – что ты понимаешь! Как Терри?

– Неплохо.

– Значит, теперь вы вместе с этой курицей будете вить гнездо, надо понимать? Что ты молчишь, паршивец?

– Ну…

– А еще мне доложили, во время этого штурма ты чуть ли не в одиночку перебил целую толпу Отцов-Дознавателей.

Дэниэл пожал плечами.

– Это было несложно.

– Но ведь на самом деле это было чертовски сложно.

– Ричард, я вообще-то к тебе по делу.

– Еще бы, – сказал Торнтон, закатывая глаза, – как я мог возомнить, будто ты зашел узнать, как я поживаю, как мое самочувствие. Что стряслось, выкладывай.

Дэниэл протянул ему черную папку.

– Будь другом, посмотри. Здесь техническая документация по Девятьсот Двадцатым, результаты экспертиз, лабораторных испытаний и так далее. Я хочу убедиться, что все в порядке, прежде чем это подписывать.

Ричард ничего не сказал, а молча взял папку и начал читать, время от времени легонько подергивая себя за мочку уха с бриллиантовой серьгой в три карата и ероша густые рыжевато-золотистые волосы. Минут через десять к ним осторожно заглянула приставленная к сиятельной особе сиделка – юное, воздушное существо в персиковой блузке и коротенькой юбочке, с прелестной, чуть приплющенной мордочкой, как у комнатной собачки породы пекинес.

– Как тут тихо у вас, лорд Торнтон. Все хорошо?

Он отмахнулся от надзирательницы, будто от назойливой мухи.

– Деточка, разве не видишь, я занят.

– Смотрите, не перетрудитесь, а то вы и без того проснулись сегодня в четыре утра, схватили блокнот и принялись записывать туда свои странные уравнения. Хотя я думала, раз уж вы проснулись среди ночи, мы займемся чем-то более интересным, чем сложение и вычитание, – прибавила она, надув губы.

Ричард не слишком галантно велел ей прекратить молоть чушь и принести чашку какао и пиалу. Сделав большой глоток сладкой тягучей жидкости, он хорошенько прополоскал ею рот и сплюнул. То был не самый эстетичный, зато действенный способ избавиться, пусть ненадолго, от прогорклого лекарственного привкуса во рту. Закончив с полосканиями, он вернул Дэниэлу документы.

– Что тебе не понравилось, Дэнни. Чипы Стандартного Дружелюбия абсолютно безопасны для здоровья человека, каковой факт бесстрастно подтвержден ста двадцатью семью независимыми экспертами и четырьмя авторитетнейшими комиссиями. Я так не считаю, но я заперт в психиатрической лечебнице и вряд ли мое мнение имеет значение.

Дэниэл подавил вздох. Казалось, Ричард хотя бы частично осознает свое нездоровье и пытается с этим бороться, но это было выше его сил, как выше сил запойного алкоголика справиться с тягой к бутылке.

– Ричард, я без претензий. Но ты же сам понимаешь где-то в глубине души – спин-лучи не могут проделывать дырки в человеческих мозгах, хоть тресни.

– Спин-лучи тут совсем не причем! Спин-лучи безвредны! Дело в самих этих штуковинах.

– Чипах?

– Вот именно.

Дэниэл с трудом унял стон. Что на него нашло? Почему он просто не подписал бумаги, а притащился сюда и взбудоражил Ричарда? Он ведь и сам знал, что произошло. Своим невыносимым перфекционизмом, граничащим с садизмом, в процессе работы над спин-передатчиками серии Девятьсот Двадцать Кит прикончил главного инженера и свел с ума Торнтона. Вот и все. Но нет. Ему надо было зачем-то сидеть здесь продолжить бесполезные расспросы.

– Ты можешь все-таки рассказать, что случилось с предыдущим главным инженером?

– Ну… это произошло уже вечность тому назад… кажется, в прошлом июле или августе. Он убил себя, повесившись на подтяжках.

– Почему?

– Потому что первый осознал то, что теперь знаю я.

– А именно?

Голубые глаза Ричарда стали делаться похожими на кусочки ляпис-лазури.

– ЧСД, – сказал он хрипло, – нечто куда большее, чем четырехугольные кусочки сверхпрочного уни-пластика, покрытые пленкой сложносоставных цепочек квази-органических кристаллических структур. Это новая, доселе неведомая нам форма разумной жизни. Ты понимаешь, что значит – разумной?

Дэниэл вспомнил строчки из документации.

– Ну, применительно к Девятьсот Двадцатым… там было написано примерно следующее – каждый чип это интеллектуальная самообучающаяся система, оснащенная цепочками искусственных нейронных связей. Через спин-лучи они способны коммуницировать друг с другом на любом расстоянии, гарантируя мгновенный обмен данными практически любого объема…

– Ага. Коммуницируя. Обмениваясь данными. А, когда им не хватает собственных мощностей, они включают в свои нейронные цепочки нейроны человеческого мозга, выжигая их дотла. Что, в конце концов, приводит к обширному отмиранию мозговой ткани, апоплексическим ударам, слабоумию и так далее.

Дэниэл был шокирован. Нет. Это не могло быть правдой. Ричард бредил. Конечно, бредил.

– Они могут это делать?

– Да.

– Зачем?!

– Затем, Дэнни, что они, как я и говорил, живые и разумные существа, а живое и разумное существо полно любопытства и тяги к изучению окружающего мира. И для этого им требуются мощности, намного превосходящие те, что заложены в них изначально для исполнения сугубо технических задач. Но это не самое плохое.

– А что же самое?

– А то, что они считают твоего брата Богом. Творцом, демиургом, подателем синтетического бытия. Ахурой-Маздой и Ахриманом в одном лице. Иеговой! Альфой и Омегой. Пластиковым Иисусом! Пророком электрического Джихада! Что имеет смысл, учитывая, сколько сил и времени Кит вложил в разработку Девятьсот Двадцатых.

– Хмм. Наверное, Кит был бы до смерти рад узнать, что хоть кто-то считает его всамделишным богом. На худой конец, Императором.

Ричарду не пришлись по вкусу эти шутки, и Дэниэл заполучил от него плюху.

– Дэниэл, это не смешно. Твой брат не подарок, и характер у него не сахар, но последнее, чего он хотел в этой жизни – занять Престол. Ты сам отлично понимаешь, его вынудили заниматься этой чушью, и не его вина, что он стал заложником ужасных обстоятельств.

– Допустим. Но причем тут Девятьсот Двадцатые.

– Ах, да. Ну, дело здесь в том…

Торнтон замолчал и уставился в пространство – туда, видимо, откуда он черпал свои фантасмагорические идеи. Дэниэл даже слегка привстал и поводил у него перед лицом растопыренной ладонью.

– Эй?

– Да. Извини. Я просто пытаюсь тебе объяснить, что происходит. Кит вдохнул в этих существ жизнь и разум. Он вложил в них душу. Их крохотные сердечки переполнены безмерной любовью и благодарностью. А, если ты кого-то любишь, ты наверняка захочешь помочь ему осуществить самую заветную мечту, ведь так?

Дэниэл недоверчиво улыбнулся.

– Так что же у Кита за мечта? Перестать быть таким придурком?

– Нет. Уничтожить всю органическую материю во Вселенной.

Дэниэл и сам знал, что старший братец – мрачный, психопатичный социофоб, но желать уничтожить всю органическую материю? Это уже было слишком. В конце концов, эта материя приносила ему и Корпорации огроменные деньги. Хищники не уничтожают свою кормовую базу. Основы биологии.

– Зачем это ему? Допустим даже, сэйнтисты промыли ему мозги! Им ведь все равно не нужно уничтожение людей, им нужны новые адепты…

Ричард прикрыл лицо ладонью.

– Дэниэл, я ничего не говорил о людях. Я говорил об органической материи. И, к тому же, это его желание не рационально. Не то, чтобы Кит просыпался поутру и желал всех убить. Нет, это закопано где-то у него глубоко внутри, в подсознании.

На данном этапе их диалога Дэниэл начал понимать, почему главный врач малость увлекся… лечебными препаратами.

– Но как конкретно Девятьсот Двадцатые могут кого-то убить? Это же чипы! У них нет рук… или еще каких приспособлений для убийств.

– Все просто. Как только количество Девятьсот Двадцатых, выпущенных на наших заводах и подключенных к коммуникационным распределительным спин-центрам, достигнет определенного критического предела, Девятьсот Двадцатые сольются в единый Сверх-Разум, и уничтожат всю органическую материю во Вселенной. Не знаю, как это будет выглядеть. Будет вспышка, или разрушительный импульс, или просто беззвучный хлопок. Но мы исчезнем. Со всей прочей органической материей впридачу.

Теперь Дэниэлу стало жутко. Он, наверное, даже сильно побледнел.

– Я тебя напугал, да? – спросил Ричард с кривой ухмылкой.

– Иди ты к черту! Псих ненормальный!

– Ладно, Дэнни. Ты мне не веришь. Никто не верит. Я все понимаю. Откровенно говоря, я бы и сам не поверил… хорошо. Забудь об этом, договорились? Это уже не так важно. Подпиши бумаги и приди в понедельник на работу. Иначе эти мерзавцы из совета от тебя не отвяжутся…

Он замолчал, когда к ним заглянул еще один психиатр, куда более моложавый, улыбчивый и дружелюбный, чем его патрон. Он поприветствовал Дэниэла вежливым кивком.

– Лорд Торнтон, мистер Ланкастер, не хочу вам мешать, но должен напомнить, через десять минут у нас по расписанию сеанс терапии.

Обаятельная физиономия Ричарда слегка перекосилась. Он скрежетнул зубами, явно давя вспышку гнева.

– Опять вы со своими задушевными разговорами! Зачем мы вообще разговариваем о моих женах, родителях, детях, работе? Какая невероятная скукотища.

– Неправда. Мне на самом деле весьма интересны наши беседы, лорд Торнтон, – сказал психиатр, глядя на их милость с неподдельной симпатией. – Кроме того, ваше лечение не может и не должно состоять только из сильнодействующих препаратов. Это неправильно. Поймите, я о вас забочусь…

– Вот именно. Заботитесь! Не оставляете в покое ни на секунду! А мне надо работать! Я должен заниматься вычислениями! Это и так очень сложно, а вы меня постоянно отвлекаете и сбиваете.

Его глаза опять стали делаться неживыми и похожими на лаково блестящую ляпис-лазурь.

– Вашими вычислениями, связанными с машиной времени? – ласково спросил психиатр.

– Да.

– Ох. Только не волнуйтесь. Давайте сделаем так – сегодня никаких разговоров. Вы просто побудете у себя и займетесь этими вашими вычислениями, а я посижу рядом и заполню кое-какие формуляры. Медицина… сплошная бюрократия. Если все же захотите поговорить, я к вашим услугам. Если нет, ничего страшного.

– Тогда я пойду, – сказал Ричард нетерпеливо и встал. Дэниэл тоже поднялся.

– Не обижай ее.

– А? Конечно, нет.

– И не надо глупостей. Делай то, что тебе скажет Мерфи и совет директоров. Знаю, тебе все это неприятно, Дэнни, но прошу, даже умоляю, потерпи.

– Иначе они меня убьют, да?

Ричард легонько похлопал его по щеке.

– Нет, Дэнни. Убивать тебя не будут – пока. Но превратить твою жизнь в сущий ад смогут вполне. И это, поверь, не художественное преувеличение.

Дэниэл проводил его взглядом и посмотрел на психиатра.

– Вы хорошо знакомы с лордом Торнтоном? – спросил тот очень тепло и сочувственно.

– Да. Ричард очень дружил с моим старшим братом, и я тоже… скажите. Он поправится?

Психиатр покосился в коридор и прикрыл двери. Потом поведал Дэниэлу, что, помимо стандартных лечебных процедур, они с коллегами каждую неделю проводят консилиумы касательно состояния их милости. И не только потому, что лорд Торнтон богат и знаменит, а еще и потому, что они находили его случай весьма интересным.

– Я могу говорить с вами начистоту?

– Ну, валяйте. Вряд ли будет хуже, – сказал Дэниэл.

Психиатр кивнул.

– Так вот. Откровенно говоря, мы до сих пор не сумели поставить ему точный диагноз. Кое-кто из моих коллег считает, что у него параноидальная шизофрения. Или же пресловутое биполярное расстройство, причем как бы застрявшее в маниакальной фазе. Я так не думаю. Я не вижу у него признаков резкого изменения или распада личности. А равно и ярко выраженных проявлений мании. По существу, лорд Торнтон практически здоров… если не считать того, что им завладела сверхценная идея. Вернее, две, и они причудливо переплетаются…

Доктор прервался, чтобы угостить Дэниэла мятной конфеткой.

– Спасибо.

– Не за что. Так вот. Лорд Торнтон считает, будто ваши чипы несут угрозу… и он считает, что может избежать этой угрозы, построив машину времени.

Когда доктор сформулировал диковинные фантазии Ричарда вслух в двух лаконичных предложениях, все это сделалось еще более странным.

– Во имя Красного Императора Мао! Я все равно не понимаю, откуда он все это взял?!

– Если вам интересно, я полагаю, на почве стресса и переутомления у него включился и сработал столь причудливым образом защитно-компенсаторный механизм. Возможно, в эти диковинные фантазии трансформировалась застарелая и крайне серьезная психологическая травма.

До сих пор Ричард никогда не казался Дэниэлу человеком тонкой душевной организации, страдающим от психологических травм.

– Что за еще травма? – поинтересовался он, перекатывая во рту мятную конфетку.

– Я надеялся, что, может, вы прольете свет на этот вопрос?

Дэниэл действительно не сумел сказать ничего дельного касательно душевных травм Ричарда и только развел руками.

– Ладно. Знаете, по существу это ведь не так уж важно. Я считаю, первостепенная задача – вернуть его к нормальной жизни, а не разбираться, что и почему произошло, возможно, много лет назад. В любом случае, прошлого уже никак не изменишь.

– Согласен, – не стал спорить Дэниэл. – Но что тут можно сделать? Можно ли сделать хоть что-то?

– Ну, вы не можете остановить производство Девятьсот Двадцатых, верно?

Дэниэл покачал головой. Что бы ни случилось, титаническая, неподъемная машина по зарабатыванию триллионов денег уже пришла в движение и перемолола бы в кровавую труху каждого, кто встал у нее на пути.

– Что ж. Значит, нужно пойти по пути меньшего сопротивления. Оставить его в покое, не разубеждать, не взывать к его здравому смыслу, а позволить продолжать заниматься вычислениями. И построить машину времени.

– Ха! – сказал Дэниэл. – Здорово. Жаль, это невозможно.

– Мы с вами понимаем, что это невозможно. Однако это должен понять сам лорд Торнтон. И, может быть, пережитый катарсис заставит его вернуться к реальности. Если мы не в состоянии убедить его в бредовости этих идей, так сказать, извне, мы должны сделать это изнутри. Если вы понимаете, о чем я.

– Или это поможет… или этот придурок окончательно и бесповоротно свихнется, – мрачно сказал Дэниэл.

– Да. Рискованно. Но у вас есть другие предложения?