Джаред аккуратно вывел на экране четыре буквы, затылком ощущая нависшее в лаборатории напряжение. Высокое существо подошло ближе и указало на имя звездолёта.
Лида ухватилась руками за голову.
– Это поразительно! – зашептала она.
Финниган протянул взволнованную руку и быстро нарисовал двадцать фигурок, символизирующих космонавтов.
Высокое существо какое-то время раздумывало над чем-то, затем, взяв из рук Джареда стилус, повернуло её другим концом и стёрло с экрана почти все фигурки, оставив только четыре.
– Я не могу в это поверить, Джар, – шептала Лида. Голова у неё шла кругом. – Я всё ещё не могу в это поверить. Вы общаетесь и понимаете друг друга.
– Их осталось четыре?! – удивился Финниган.
Он указал пальцем на схематические рисунки и глядел тейиду в глаза, надеясь, что тот поймёт немой вопрос.
Существо издало несколько щёлкающих звуков, и его подчинённые исследователи зашевелились. Некоторые ушли из лаборатории, другие очистили экран, сложили его и увезли прочь.
Лида схватила Финнигана за руку и прижалась к нему в испуге.
– Что происходит? – спросила она.
Джаред лишь пожал плечами, ошарашенно оглядываясь по сторонам.
Глава десятая, тайна, о которой все молчат
Министр Огоннёров выдержал паузу, обдумывая стратегии. Отрицать прямо заявление маршала ни в коем случае нельзя. Это заведёт в тупик или, что ещё хуже, приведёт к новым и нежелательным вопросам. Согласиться со сказанным нельзя – это преступление. Причём, как в отношении правил Комитета, так и в отношении президента Содружества. Огоннёрова объявят предателем родины и казнят по возвращении.
Одной из задач министра в этой поездке было вывезти с Британской станции всю возможную информацию о нахождении граждан Содружества на другой стороне пылевого облака. И до сих пор он не продвинулся к решению этой задачи ни на йоту. Зато оказался в затруднительном положении, выхода из которого пока не видел.
Молчание министра затягивалось, что могли расценить как признание вины. Потому Огоннёров, словно хватаясь за соломинку, решил вернуться к удобной позиции обвинителя, и, проигнорировав все нападки маршала, приступил к атаке.
– Вы обвиняете меня во лжи? – изумился Огоннёров. – Вы продолжаете удерживать наших граждан, словно пленников. Не даёте внятных объяснений по поводу того, куда и зачем хотели забрать двоих из них. И сейчас выдумываете ложные обвинения, чтобы очернить меня и мою родину. Это непозволительно!
– Я ждал этого! – восторженно произнёс Роннинг с победной улыбкой на лице. – Как это удобно для вас – принять положение жертвы, чтобы таким образом отвести внимание от собственных преступлений! Ваша привычная позиция, – усмехнулся маршал, – ничего нового. Но давайте пройдемся по каждому пункту вашего списка претензий. Мы уже пояснили, господин министр, что мы не удерживаем ваших людей насильно. Истощённые, они проживают в свободных комнатах станции, получают медицинское обслуживание, хорошо питаются. Мы изолировали их, чтобы минимизировать общение с работниками станции, поскольку считаем, что это будет смущать обе стороны. К тому же, согласно вашим словам, выжившие могут обладать секретной информацией, а значит нежелательно допустить её утечку. Верно? – приподняв брови, маршал поглядел на министра с напускным участием в глазах, сквозь которое проступало презрение.
Огоннёров согласно кивнул, ища хоть малейшую уловку и мысленно подготавливаясь к тому, чтобы напасть.
– Начальник станции, – продолжал Роннинг, – даже организовал связь с Землёй, чтобы ваши люди смогли отправить сообщения родным. Тексты всех писем сохранены и будут переданы вам, если ваша сторона увидит в этом необходимость.
– Благодарю, это будет кстати, – проронил Огоннёров, натянув на лицо маску холодной любезности.
– Теперь, что касается, этих двоих, которых вы все ещё держите под охраной, – маршал указал ладонью на Асмию и Шамиля. – Насильно их никто никуда не вывозил. Доктор Сандовал выразила своё желание отправиться вместе с господином Менингэмом сквозь аномалию, чтобы найти на другой стороне выживших со второго шаттла. Лично я не верю её мотивам, и даже пытался не допустить отправления нашего судна с вашими гражданами на борту. Мне не приятно в этом признаваться, но я потерпел поражение, так как волю господина Менингэма не переломить, а девушку эту переубедить невозможно вовсе.
– Хорошо, – шумно отдуваясь, проронил Огоннёров. – Я вам верю, – он изучающе поглядел на королевского маршала, наблюдая за его реакцией. – Верю, что сейчас вы честны. Я ещё раз благодарю вас за помощь нашим пострадавшим. Они единственные выжившие из сотни миссионеров, отправившихся в пучину космоса. Один Бог знает, что им пришлось пережить.
– Но мы не единственные выжившие! – запротестовала доктор Сандовал.
Надрывный крик вырвался из её груди и заметался над комнатой, как птица, ищущая способ вырваться из заточения. Солдат, стоящий позади, взвёл затвор и направил автомат девушке в спину. Шамиль отреагировал незамедлительно и встал позади Асмии, защищая её своим телом. Он почувствовал, как ему в спину уткнулось два дула.
Переговорщики обернулись со своих мест на Асмию.
– Это лишь предположение, – извиняющимся тоном пояснил Шамиль внимательным лицам.
Его голос звучал сдавленно от напряжения. Он готовился услышать выстрел, готовился к тому, что может быть убит.
– Возможно, что второй спасательный шаттл мог уцелеть, – добавил он, шевеля пересохшими губами.
– Нет! – быстро остановила его доктор Сандовал и оттолкнула с линии огня. – Это правда!
Маршал Роннинг поднялся на ноги и поглядел в лицо взволнованной девушки. Полковник Морозов поднялся следом и, прибегнув к родному языку, приказал своим согражданам не раскрывать рты.
– Как это невежливо, – поморщился Йодель, обернувшись к министру, – использовать такие грубые выражения в отношении женщины. Скажите, господин Огоннёров, у вас в стране так принято?
Министр и полковник в недоумении смотрели на маршала, разобравшего иностранную речь.
– Мне приятно, что я сумел вас поразить! – сказал маршал, высокомерно улыбаясь. – Не только вы владеете нашим языком.
Он медленно опустился в кресло и поглядел на гостей из Содружества с холодным презрением и нескрываемым раздражением.
– Думаю, я был достаточно учтив и вежлив все время нашей беседы, – маршал вопросительно посмотрел на Огоннёрова, и тот растерянно закивал головой.
– Да, и я благодарен за это, – улыбнулся дипломат Чех. – Знаю, что это было нелегко.
– И то правда, – усмехнулся Роннинг. – Потому я считаю, что пора перейти к конкретике. Господин министр, я требую, чтобы ваши вооруженные люди покинули станцию и вернулись на судно, на котором прибыли сюда. Вы находитесь на территории другого государства, и у вас нет разрешения использовать здесь огнестрельное оружие. Более того, я полагаю, что в диалоге между двумя странами недопустимо фигурирование оружия. К тому же, направлять его на безоружных людей, на женщину, это как минимум подло и недостойно солдата.
Айран Огоннёров быстро сообразил, что сейчас нужно согласиться с маршалом, как бы ему это не нравилось. На кону стоит гораздо больше, чем самолюбие одного министра Содружества, а потому ради общей цели можно и потерпеть. К тому же, радостно размышлял Огоннёров, мнимое согласие поможет усыпить бдительность оппонента, и тогда можно будет восстановить свою власть. Министр согласился с условиями маршала и отдал приказ солдатам вернуться на звездолёт.
Прервав своё молчание, Менингэм произнёс с широкой улыбкой на лице:
– Я вижу, что взаимопонимание между вами как будто начало налаживаться. Но, я должен указать вам на ошибку. Долгое время вы топчитесь на месте при том, что двое людей, действия которых напрямую связаны с нашей встречей, стоят в стороне. Я считаю, их следует включить в наш скромный клуб дискуссий.
Полковник Морозов попытался опротестовать предложение компьютерного человека, но дипломат уже отдал распоряжение начальнику станции. Линард Байл принялся неохотно суетиться, сначала разыскивая дополнительные кресла для гостей, потом рассаживая их. Собрав всю волю в кулак, Линард Байл улыбнулся девушке и предложил ей напитки на выбор. Затем подумав, он, не убирая искусственной улыбки с лица, обратился с тем же вопросам к властным мужчинам, важно молчавшим каждый о своём.
Вновь над собравшимися нависало напряженное молчание. Огоннёров вынул из кармана носовой платок и долго и тщательно протирал лицо. Он не желал слушать рассказы тех, кого уже окрестил “предателями родины”. Ещё больше министр не хотел, чтобы британцы слушали объяснения девчонки и бородача. Однако опротестовать решение компьютерного человека и дипломата от Королевства означало бы для Огоннёрова признание слабости, своей и своего государства. А ведь одной из его задач было сохранить у противника уверенность в силе и непобедимости Содружества.
Министр протёр насухо лицо, тщательным образом сложил платок и спрятал его под левый рукав военной униформы. Все движения Огоннёрова были медлительны, с нарочитой флегматичностью человека, убежденного, что Фемида уже заняла его сторону.
Полковник Морозов, поджимая недовольный рот, искоса поглядывал на британцев, которые мешали ему выполнять задание. Он был полон ядовитой ненависти и презрения к людям, перед властью которых вынужденно испытывал унижение. Морозова не устраивало такое положение дел, ведь он искренне считал британцев, как и прочие нации Королевства, людьми второго сорта. Так его воспитала собственная родина, насильственно убеждающая каждого своего гражданина в его исключительном превосходстве над иными расами людей.
На Земле Морозов получил чёткие указания вернуть двенадцать человек домой и не допускать их общения с иностранцами. Простая, на первый взгляд, задача начала усложняться, когда заплывший жиром министр ввязался в беседу с представителями Королевства. Словоохотливые британцы, казалось полковнику, намеренно тянули время, утягивая Огоннёрова в какую-то свою игру. О том, что министр преследует в этой игре собственные цели, полковник, конечно же не знал, и считал его бесхребетным предателем. Однако находясь на том низшем месте, которое Морозов занимал в иерархии переговорщиков, он возразить не мог ни британцам, ни, тем более, министру, и ему оставалось лишь молча наблюдать, надеясь, что старый глупец сумеет всё исправить.
Глубоко в своих мыслях полковник воображал, как по возвращении в Содружество, он напишет подробный отчёт, намеренно оговорив министра. Письмо в форме доноса подорвёт авторитет Огоннёрова и добавит ещё по одной звёздочке на его собственные погоны. Сдерживая мстительную улыбку, Морозов с силой сжал кулаки, сложил руки на груди и, глубоко вздохнув, попытался набраться терпения.
В это время Йодель Роннинг с любопытством следил за Асмией. Она держалась холодно, с женским высокомерием, но в глазах её, время от времени, вспыхивал необъяснимый страх. Маршал глубоко задумался, отчего покусывал нижнюю губу. Роннинга волновал один конкретный вопрос, и ему даже казалось, что девушка сможет дать на него ответ. Но маршал никак не мог найти окольных путей, чтобы, задавая вопрос, не выдать посторонним секрет Королевства.
Мужчины сохраняли молчание всё то время, пока суета, которую устроил начальник станции, не улеглась. Наконец, кресла для девушки и её друга были найдены, напитки разнесены, и Линард Байл, сев на табурет в глубине комнаты, затих.
– Доктор Сандовал, – обратился к девушке дипломат, – поскольку именно ваше решение отправиться на ту сторону вместе с господином Менингэмом, привело нас всех в эту комнату, могли бы вы рассказать о своих намерениях министру Огоннёрову? Это бы очень помогло нам всем продвинуться в обсуждении сложившейся ситуации.
Асмия покосилась на полковника, пронзающего девушку колким взглядом. Доктор Сандовал сжала в волнении кулачки и поглядела на Карела Чеха.
– Всё очень просто, господин дипломат. На той стороне мы потеряли много людей. С умирающего корабля стартовало два спасательных шаттла, но только мы добрались сюда. Однако я убеждена, что наши люди всё ещё там, и они живы.
– И что из этого следует? – спросил дипломат.
– Что их нужно спасать. Им нужна наша помощь! – Асмия обернулась на министра влажным взглядом, её щёки заливал румянец.
– Я могу вас понять, дорогуша, – с натянутой вежливостью улыбалось лицо господина Менингэма на экране.
– И, тем не менее, – продолжал Чех, – отчего вы, доктор Сандовал, решили отправиться на корабле подданного Её Величества вместо того, чтобы дождаться своих людей и, объяснив всю ситуацию, отправиться на другую сторону?
– Я не знала, когда прибудут наши люди. И я удивлена, что они оказались здесь так скоро. Насколько я знаю, ни один корабль Содружества не способен так быстро покрывать расстояние от Земли до края Солнечной системы. А господин Менингэм уже был здесь. Он хотел…
Асмия вздрогнула и вдруг замолчала. Ей было неведомо, какая сила сумела остановить её, чтобы не сказать лишнего. Но девушка вдруг поняла, что стоит умолчать о том, как Менингэм, – какие бы цели он не преследовал, – расспрашивал её о другой стороне.
Доктор Сандовал покашляла, как будто у неё пересохло в горле, глотнула воды и продолжала.
– Господин Менингэм сообщил о своем намерении лететь через пылевое облако по своим делам, и я поняла, что этим шансом стоит воспользоваться. Господин Менингэм любезно согласился помочь мне в поиске.
– Позвольте вас спросить, доктор, – вмешался маршал, теряя терпение, – чтобы вы стали делать, если бы не нашли второй шаттл? Представим себе, будто вы уже там, на другой стороне, и никого и ничего нет. Что дальше?
Асмия вздрогнула, стараясь унять охвативший её ужас. Не нужны ей были эти люди со второго шаттла. Всё, что её заботило это спасение одного лишь человека. Девушка не хотела думать о том, что все её старания окажутся тщетны, а надежды сгорят впустую.
– Безусловно, потеря наших людей стала бы трагедией для всего государства, – ответила доктор Сандовал с дрожью в голосе, которую она попыталась скрыть за кашлем. – Но вы не представляете, что чувствуешь, когда находишься там. Так далеко. Без единой надежды на спасение. Я была на их месте. Я прощалась с родными, с друзьями, с собственной жизнью всё то время, пока нас не спасли люди с этой станции. Это была самая приятная радость – осознавать, что ты скоро вернёшься домой. И я хочу отыскать всех выживших людей, чтобы подарить им те же чувства.
Дипломат, проникнувшись словами и образом девушки-спасительницы, глядел на неё с неподдельным восхищением. Для него ситуация была ясна, и он не видел необходимости продолжать опрос. Этим своим соображением Чех поспешил поделиться с присутствующими.
– Для меня всё тоже ясно, как день, – согласился Менингэм. – Сказать по правде, я не могу понять такой самоотверженности. Но я всего лишь машина! – рассмеялось лицо на экране. – Мне ни к чему все эти лишние эмоции. Считаю, что можно завершить встречу и отпустить нас.
– Нет! – возразил маршал. – Нельзя, – категорично заявил он.
– Поддерживаю, – не сдержался полковник. – Вам, доктор Сандовал, и вашему другу надлежит вернуться на Землю и сдать полный отчёт обо всём, что произошло. Утрачена дорогая государственная собственность, и необходимо расследовать все детали, чтобы найти полное и удовлетворительное объяснение всем событиям. Вы не отправитесь на ту сторону, тем более в компании с иностранцем.
– Как скажете, – ответил Менингэм. – Я могу полететь и без них. У меня на той стороне свои интересы. Мисс Люка… – позвал он свою помощницу, но не успел отдать распоряжение.
– Нет! – снова воскликнул маршал Роннинг. – Менингэм, никому нельзя лететь на другую сторону. Мы уже с вами это обсуждали. Я установил запрет, и исключений никаких сделано не будет.
Менингэм замер на экране, словно призадумавшись. В глубине квантового компьютера производилась сотня расчётов в секунду, пока изображение человека поднимало одну бровь, добавляя образу проницательной подозрительности.
– Раз дело приобрело такие обороты, – зашевелился Морозов, обрадовавшись забрезжившему окончанию переговоров, – предлагаю нам завершить встречу. Мы, наконец, сможем забрать наших людей и вернуться на родину.
– Подожди, полковник – ожил министр Огоннёров, бросая недовольный взгляд на своего подчинённого. – Я уважаю вашу власть, маршал, и ещё раз хочу выразить вам и вашим людям благодарность. Однако, следуя за логикой доктора Сандовал, я считаю, что мы просто обязаны попытаться спасти тех немногих, кто выжил после столь тяжких испытаний.
Асмия и Шамиль в недоумении оглянулись на министра. Полковник Морозов недовольно прошипел:
– Господин министр Огоннёров, мы должны немедленно вернуться на Землю. Это наша первоочередная задача. Промедление недопустимо.
Министр лениво оглянулся на своего подчинённого. Казалось, от наполняющего Огоннёрова негодования, даже глаза его раскрылись шире, чем когда-либо.
– Полковник, – протянул он сквозь сжатые зубы, проговаривая слова с ледяным тоном и брезгливым взглядом пробегая по профилю Морозова, – прежде, чем раскрывать рот, подумай о последствиях. Здесь я решаю, когда и куда нам следует отправляться.
Выдержав паузу, министр продолжил, обернувшись к маршалу.
– Господин Роннинг, я считаю, мы вправе отправиться на другую сторону вместе с господином Менингэмом. Доктор Сандовал ясно изложила свои мотивы, и я с ней согласен.
Маршал с силой стиснул зубы, подавляя гнев. Он понял свою ошибку! Нельзя было запрещать пересечение аномалии. Эти глупцы, думал он, как дети, которым наперекор запрету необходимо получить запретный плод.
– Боюсь, это недопустимо, – ответил маршал, с мягкой улыбкой. – Я уже объяснял это господину Менингэму и с удовольствием повторю и вам. Аномалия признана небезопасной. Десятки людей пропали без вести в ней. Королевство объявило запрет на прохождение на ту сторону, пока не будет найден способ обезопасить путешественников. Я обязан исполнять обязательства, возложенные на меня Королевой и парламентом.
Огоннёров приготовился отстаивать свое право, но не успел и рта раскрыть.
– Что ты знаешь? – спросил Менингэм.
Нейросеть увеличило масштаб транслируемого изображения, и с экрана монитора на маршала взирало недовольное лицо Менингэма с вопросительным прищуром.
Йодель Роннинг ощутил, как его прошиб холодный пот. Он поёжился и, отвернувшись от экрана и камеры, ответил.
– Не понимаю, о чём вы, Менингэм.
– Что тебе известно? – настаивал тот. – Это очевидно, как дважды два. Я так увлёкся вашей пустой болтовнёй, что не заметил, как ты тщательно пытаешься скрыть цель своего присутствия на станции. Что ты знаешь? – повторил Менингэм.
– Вы хотите обсудить что-то конкретное? – увиливал маршал от ответа.
Огоннёров почувствовал уязвимость своего врага и сообразил, что это шанс для получения собственной выгоды, а потому решил напасть на маршала Королевства со своей стороны.
– Компьютерный человек прав, – сказал министр.
Он избегал глядеть на экран, потому как всё ещё не понимал, как человек может существовать без телесной оболочки, да и технология эта была чужда религиозным убеждениям Огоннёрова.
– Ваш тайный умысел становится очевиден, маршал Роннинг, – продолжал министр, – хотя нам и не ясны ваши мотивы.
– Это вам лучше сознаться, господин министр, в истинной причине нахождения здесь! – отвечал Роннинг, с нескрываемой неприязнью глядя на Огоннёрова. – Вам ведь и дела нет до спасенных людей. У вас совершенно иная цель визита. Может, поделитесь ею, хотя бы со своим полковником?!
– Давайте начнем с вас, маршал Роннинг, – улыбнулся министр. – Может, вы поясните, – хотя бы вашему компьютерному другу, – почему с такой охотой отменили старт его корабля и теперь не позволяете ему отправится в пылевое облако?
– Тут, как раз таки, всё очевидно, – натягивая на губы притворную улыбку, отвечал маршал. – Мои действия были продиктованы здравым смыслом, который говорил мне, что следует поторопиться и удовлетворить ваш запрос в задержке отправления, чтобы не заложить основу для скандала, который вы, министр Огоннёров, чуть было не начали. Но теперь я вижу, что вам и дела не было до ваших людей на чужом судне. Вы преследуете какую-то иную цель, о которой теперь умалчиваете. В чем истинная причина? Говорите, что вам известно!
– Баш на баш, маршал, – усмехнулся министр.
– Что происходит? – шепотом спросил дипломат, давясь от удивления. – Йодель, что ты задумал?
– В самом деле, господин Роннинг? – усмехнулся Менингэм. – Кончайте уклоняться. Впрочем, я уже раскусил вас и вашу тайну. Мне это не трудно. Другим, я думаю, потребуется ещё какое-то время. Или даже дополнительные сведения, – самодовольно улыбалось лицо на мониторе.
– Замолчите, Менингэм! – зашипел маршал.
– Что ты знаешь? – повторил тот свой вопрос.
– Я знаю, Менингэм, что никто из нас на ту сторону не сунется! – категорично заявил Роннинг.
Менингэм раскатисто расхохотался.
– А вы умелец врать, я вам скажу. Только вот вы же не ради нашей безопасности радеете. Давайте, маршал, не мучьте себя. Хранить эту тайну так тяжело! Расскажите нам, и вам станет легче.
Ответа не последовало, и на некоторое время повисло молчание.
– Технически, это уже не тайна, – продолжал Менингэм, – поскольку я уже всё знаю, Роннинг.
Маршал сохранял ледяное спокойствие на бледном лице. Он плотно сжимал губы, будто стараясь удержать слова и мысли в заточении.
– Впервые за целое столетие парламент осмелился засекретить сведения, – рассуждал Менингэм. – Не считая наших друзей из Содружества, возвращения которых в их государстве не ждали, до сих пор из аномалии сумел вернуться только один корабль. И его экипаж привёз ценные сведения, с которыми ваш запрет, маршал, связан напрямую. Великая тайна стала доступна для человечества, но в парламенте её запечатали глухой печатью.
– Сохраните остатки человеческого достоинства, Менингэм, – произнёс Роннинг, его голос звучал глухо из-за душившей его ярости.
Роннинг знал, что крик – это признак слабости и поражения, и потому он так старался говорить сдержанно.
– Если вам стала доступна засекреченная информация, то хотя бы в присутствии посторонних и несведущих людей постарайтесь её не разболтать. Если же вам это не под силу, то знайте, что даже ваш иммунитет, выданный вам Её Величеством, не спасет вас от суда.
Огоннёров наблюдал за перебранкой, затаив дыхание, и надеялся, что среди пустого словесного мусора удастся выхватить «то самое», что было ему нужно.
– Никто не собирается разглашать никаких тайн, – улыбался Менингэм. – Просто ответьте, маршал, что там, на другой стороне?
Роннинг тянул время, силясь придумать уловку, чтобы сменить тему и завершить эту мучительную встречу.
– Там другая звёздная система, – ответила доктор Сандовал, которой уже надоело слушать, как мужчины играют в вербальный вариант игры в перетягивание каната.
– Вы что-то видели? – сорвался вопрос с губ Роннинга, мучавший его долгое время.
Маршал будто бы позабыл обо всех правилах, которые надлежало соблюдать носителю доверенной Парламентом тайны.
– Почти ничего. Бледный свет звезды, силуэты далёких планет. И щемящая душу пустота.
– И больше ничего? – уточнил маршал срывающимся от волнения голосом.
– А этого недостаточно?! – изумилась Асмия.
Маршал коротко кивнул головой и, откинувшись в кресле, погрузился в свои размышления. Ему нужно было время, чтобы совладать с собственными эмоциями и взять себя в руки.
– Доктор Сандовал, – обратился министр к девушке с неожиданным почтением, – вам удалось привезти с корабля бортовой журнал? Хоть какие-то данные уцелели?
– Разумеется, – отвечала Асмия кротким голоском. – Половина на нашем шаттле.
– Я немедленно распоряжусь, – вмешался дипломат, – чтобы судно отбуксировали на ближайшую из станций Содружества, господин министр. Само оно к передвижению не пригодно. Наши люди внутрь не заходили и ничего не выносили, можете быть спокойны насчет этого.
Огоннёров вполуха слушал Чеха и в ответ лишь кивнул головой. Мысли его занимало нечто другое.
– А что значит, половина, доктор Сандовал? – спросил министр.
Асмия мягко улыбнулась. Она была убеждена, что сказанные слова не ускользнут от внимания министра и оказалась права. Доктор Сандовал имела научную степень в области ботаники и специализировалась на кислородных фермах для космических кораблей. Она не любила политики, психологии и прочего, что в ней рождало скуку, но она была умной и сообразительной девушкой. А потому знала, что правильная формулировка поможет ей продвинуться в достижении собственной цели.
– Половина сведений с бортового журнала «Циолковского-3» была загружена на второй шаттл, – пояснила Асмия, сохраняя в лице девичью наивность, за которой мужчины редко могут разглядеть продуманность действий.
– Скажите, дорогая доктор Сандовал, – продолжал министра с заискивающей улыбкой на лице, которая призвана была создать впечатление отеческой заботы, – вы честно намеревались спасти другую группу? Спасение ради спасения?
Девушка коротко кивнула.
– И вы уверены, что они могут всё ещё быть живы? – спрашивал Огоннёров.
– Да, и каждый час промедления – это, возможно, упущенная возможность на спасение всех, кто находился на втором шаттле.
Министр внезапно поднялся на ноги.
– Это ли не подвиг настоящего человека?! Я восхищён вами, моя дорогая! И я обязательно представлю вас к государственной награде «за мужество», – щебетал Огоннёров. – Теперь, – звонко произнёс он и поглядел на присутствующих плутовским взором из-под нависавших век, – когда мы во всём разобрались и достигли некоторого уровня взаимопонимания, мы можем отправляться в пылевое облако, ради спасения наших людей. Я надеюсь, что господин Менингэм, – Огоннёров поглядел на экран, откуда за ним внимательно следил компьютерный человек, – не откажет нам в содействии.
Такого поворота не мог допустить маршал Роннинг. Он подорвался с места и встал напротив министра.
– А вы коварный человек, – прошипел Роннинг, сквозь сжатые зубы. – Этот фарс вы спланировали заранее или так ловко изменили приоритеты теперь, когда вам открылись новые обстоятельства?
– Фарс? – улыбнулся Айхан Огоннёров и протёр сальное лицо носовым платком. – Что вы, эти игры не для меня. Я просто принял решение, как взрослый человек, оценивший положение дел. Думаю, вам стоит поступить так же.
– Мы не должны медлить, господин министр! – подскочила со своего места доктор Сандовал.
Она приблизилась к Огоннёрову и поглядела на него дрожащим взглядом.
– Вы слышали, маршал, – не скрывая победной улыбки, спросил Менингэм. – Нам надо спешить! Мисс Люка, отбываем через тридцать минут.
– Никто не покинет эту станцию! – закричал маршал, теряя контроль над собой и над ситуацией.
– Это ваша работа, Роннинг, препятствовать нам, – ответил Менингэм. – Я всё понимаю. Но вам придётся смириться с тем, что я не стану вам подчиняться. Мы здесь закончили, – кивнул он своей ассистентке, и Мисс Люка выключила трансляцию.
Она обвела взглядом взволнованных людей, громко вздохнула и пригласила следовать за собой всех, кто намерен отправиться в путь.