Tasuta

Карнавал мистических историй

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Дверь в комнату открылась. На пороге стояла улыбающаяся мама.

– Как прошла тренировка?

Таня быстро смахнула остатки слез и попыталась улыбнуться.

– Нормально.

– Ты плакала? Что случилось? Тебя кто-то обидел? Нога опять болит?

Мама задавала бесконечную череду вопросов, осматривая и ощупывая ее.

В это время воздух в комнате сгустился и на кровати появился незнакомец в розовом костюме. Он так же улыбался, махая искусственным заячим ухом. Не говоря не слова, он быстро наклонился и Таня почувствовала легкий холодный ветерок, коснувшившийся ее уха. Что-то холодное быстро скользило где-то внутри ее черепа, стремясь к мозгу.

– Мам, а почему вы отдали меня в фигурное катание?

Вопрос вылетел из ее рта быстрее, чем она смогла понять смысл сказанного. Она никогда не задавалась столь глупым вопросом, ведь это ее выбор и ее мечта.

Мама задумалась.

Негодяй в розовом молча наклонился к уху ее мамы и осторожно подул в него. Женщина вздрогнула, оглянулась. Как и предполагала Таня, мама не увидела незнакомца. Слегка поморщилась, покосилась на окно.

– Сквозняк у тебя. Нужно посмотреть окно.

– Ты не ответила.

Таня старалась не смотреть на незнакомца, который беззаботно расхаживал по ее комнате, рассматривая фотографии на стене и награды.

Мама стала задумчивой, погладила Таню по волосам.

– Когда я была маленькой, случайно увидела выступление фигуристов по телевизору. Это было волшебное зрелище. Они пархали словно бабочки. Все было так легко и красиво. Я просто влюбилась в лед и бредила тренировками. Я видела себя на катке, в свете софитов и восхищенных зрителей. Но в городе был лишь один каток, очень далеко от нашего дома. Родители много работали и не могли возить меня на тренировки. Я долго переживала, но пришлось смириться.

– А бабушки и дедушки? Они же были?

– Они тоже работали. Они считали, что это слишком опасный вид спорта, вот и отказывались возить. Просто отдали меня в кружок рисования и заставили зубрить английский.

– Тебе это нравилось?

Мама рассмеялась.

– Языки сильно помогли мне в будущем. А вот рисовать я отродясь не умела. Столько времени даром угробила.

– Ты жалеешь, что твоя мечта не осуществилась?

На лице мамы появились мелкие морщинки, казалось она сильно постарела за одну секунду.

– Очень. Каждый раз, видя тебя на катке, я радуюсь, что смогла помочь тебе осуществить мечту.

Таня старалась вспомнить момент, когда в ее сердце пробралась любовь к фигурному катанию, но память молчала. Странно.

Незнакомец подошел к кровати, осторожно заглянул в глаза Тани:

– А ты помнишь свою мечту?

Вот же пристал, зануда. И ответить ему нельзя. Мама точно его не видит.

– Раз сама не помнишь, спроси маму. Она взрослая, наверняка помнит.

Это здравая мысль. Таня почти готова простить все неприятности, которые причинил глупый парень.

– Мам, а как ты узнала, что я хочу стать фигуристкой?

Мама перевернула несколько страниц альбома назад и ткнула пальцем в фотографию. На ней трехлетняя Таня стояла в пышном бальном платье с большими бантами на голове.

– К новому году тебе дали роль Снегурочки. Нужно было выучить достаточно сложный танец. Ты днями вертелась перед зеркалом, повторяя нужные движения. Это было так мило. Словно маленькая принцесса на балу. У тебя отлично получалось и я решила, что не могу лишить тебя мечты. Вот и отвела на каток.

Таня удивленно смотрела на довольную маму и в ее голове путались мысли. Что сейчас было? Какая взаимосвязь?

– Я танцевала у зеркала?

– Да. Во всю орал телевизор, шел какой-то концерт. Ты двигалась в такт музыки и даже пыталась подпевать.

Файлы мозга окончательно зависли. Таня не моргая смотрела на маму: какая связь между катком и танцами под музыку?

– А мне нравилось ходить на каток?

– Сначала ты жутко плакала. Говорила, что тебе очень холодно, а лед ужасно болючий. Думаю, это потому, что приходилось рано вставать и далеко ездить на тренировки. Иногда папа носил тебя на каток прямо спящую. Но потом ты привыкла и была очень довольна. Ведь так?

Таня не знала, что ответить. Весь ее мир рухнул за последние несколько минут. Все то, за что она так боролась и считала своей мечтой, оказалось лишь мыльным пузырем. Страшная догадка осенила ее:

– Значит, это была твоя мечта?

Мама непонимающе смотрела на Таню:

– О чем ты?

Таня обняла маму, прижалась к ее щеке:

– Ты бы хотела, чтобы я осуществила свою мечту?

– Конечно. В этом и есть смысл жизни.

– Спасибо, – Таня поцеловала маму.

– Теперь мы можем поесть?

Таня отстранилась:

– Ты иди, мне нужно позвонить.

– Люблю, когда ты улыбаешься. Ты такая красавица.

Мама вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь.

Милашка в розом склонился над Таней:

– Сделаешь все сама или подуть тебе в ушко?

– Сама справлюсь.

Парнишка засмеялся.

– Тогда мне пора.

Он начал медленно таять в воздухе.

– Кто ты? – опомнилась Таня.

– Просто исполни свою мечту.

Трясущимися руками Таня взяла телефон и долго смотрела на строчку с надписью «Зануда», наконец решилась и быстро нажала вызов. Когда трубку подняли, она выпалила на одном дыхании:

– Ты уже выбрал партнершу?

Счастливый отец большого семейства

Борис Иванович с гордостью оглядывал свое большое семейство. Два сына и дочь приехали с семьями на его день рождения, прихватив уже своих детей и даже внуков. Теплый августовский день наполнился веселыми криками. Женщины бегали с тарелками, накрывая праздничный стол под большой яблоней. Дети бегали по саду, вытаптывая траву и полезные посадки.

– Хорошо как, – Борис Иванович взял жену за руку. – Не зря жизнь прожил.

– Ты у меня молодец. Хороший муж и любящий отец.

– Глупый только. Тяжело тебе небось?

– Сейчас это неважно, – жена улыбнулась и вздохнула.

Борис Иванович перестал улыбаться. Его лицо покрылось сеткой морщин, в глазах появилась печаль:

– А раньше? – тихо спросил он.

– Какая теперь разница? Мы по-прежнему вместе и любим друг друга.

Борис Иванович тряхнул головой и улыбка вернулась на его лицо:

– Что уж теперь. Жизнь прожили. Детей вырастили. Некогда думать о пустяках.

Борис Иванович бросил тревожный взгляд на калитку, поджал губы.

– Хорошо, когда дети дома. Ты хорошо постаралась.

– Они обожают тебя.

Словно в подтверждение этих слов, к ним подошла дочь. Игнорируя мать, она обняла за шею отца и поцеловала в лысую макушку:

– Я так соскучилась.

Борис Иванович игриво закашлялся:

– Задушишь отца, шалунья.

Дочь прижалась сильнее и прошептала в ухо отца:

– Я люблю тебя. Хочу, чтобы ты жил вечно.

– Скажешь тоже. Да я всех замучаю. Сама потом плакать будешь.

Дочь отстранилась, заглянула в глаза отца и серьезно сказала:

– Это будут слезы радости. Понимаешь?

Столько тревоги и тепла было в этом взгляде, сердце Бориса Ивановича готово было выпрыгнуть из груди и упасть к ногам любимой дочери.

– Понимаю, – выдавил он и скупая слеза блеснула в уголках глаз.

Старший сын подошел к ним:

– Опять шушукаетесь? Выглядите, как влюбленные. Прям завидки берут.

– Дурак. Вечно ревнуешь, – дочь презрительно фыркнула. – Пойду к детям. Что-то они притихли.

Отец и сын долго смотрели ей вслед, не решаясь заговорить.

Борис Иванович не выдержал первым:

– Слышал, у тебя все хорошо?

Сын застенчиво улыбнулся:

– Стараюсь держать твою планку.

– Ты редко бываешь у нас.

– Дела. Семья требует много внимания. Как ты справляешься?

Борис Иванович опустил глаза, пиная камешек:

– Я был плохим отцом для тебя, да?

Старший отвел взгляд, но Борис Иванович успел заметить тоску и обиду в нем.

– Забудь, – старший протянул руку, заботливо поправил воротник рубашки отца.

Борис Иванович поймал руку сына, сжал ее и притянул к сердцу:

– Прости меня. Прошу.

Старший вздрогнул, растерянно уставился на отца:

– Я стал старше и… мудрее.

Они снова замолчали. Сердце Бориса Ивановича бешено билось под рукой сына, он столько хотел сказать, но не мог найти нужные слова. Все казалось неважным и банальным.

Младший сын подошел тихо, молча наблюдал за происходящим. Живой и подвижный, в яркой майке с дурацким принтом, он смотрелся вызывающе на фоне строгой тишины. Он подошел ближе:

– Вот вы где спрятались.

Старший сын неловко отнял руку и вытер сухой лоб:

– Давно стоишь, умник?

Младший пропустил сарказм, отодвинул брата и похлопал отца по плечу:

– Хорошо выглядишь. Рад за тебя.

– Поговорим позже, – старший неловко повернулся на каблуках и пошел к гостям.

Борис Иванович долго смотрел в спину старшего сына, корил себя за слабость и трусость. Он снова не смог сказать, как сильно любит его. Как скучает и ждет хотя бы звонка.

Младший проследил за взглядом отца:

– Он всегда был странным.

Борис Иванович хотел сказать, что это не так, но тогда придется слишком много всего объяснять. Рассказать то, что он сам хотел бы считать просто страшным сном и забыть навсегда.

– Ты прав. Не стоит портить праздник.

– Нас кормить будут, хозяин? – младший погладил живот. – Я специально неделю не ел. Готовился.

– Мать расстаралась. Роту солдат накормить можно.

Мужчины рассмеялись.

– Она может. Эх, мне бы такую жену – тихую да скромную.

– Потише. Если твоя услышит…

Младший лишь махнул рукой:

– Все равно скандал устроит – причина не важна.

– Тяжело тебе.

Младший на минуту погас, но быстро скинул наваждение и мягко улыбнулся:

– Детей жалко. Люблю я их. Понимаешь?

Застолье прошло весело. Поздравления и добрые пожелания сыпались со всех сторон. Взрослые и малыши славили незабвенного, любимого отца, деда и прадеда в одном лице. Борис Иванович внимательно слушал, вытирая подступающие слезы и стараясь запомнить этот момент. Запомнить, как тепло и уютно в семейном кругу. Среди любимых и любящих людей. Это семья, его плоть и кровь, его гордость.

 

И все же, чего-то не хватало. Борис Иванович то и дело косился на ворота, словно ждал кого-то еще. Он тихо вздыхал и прятал глаза от жены. Она молчала и делала вид, что не замечает. Младший прав – хорошая, тихая.

Гости разъехались только к полуночи. Довольные взрослые прощались с хозяевами и запихивали сонных малышей в такси.

Когда в темноте погас след фар последней машины, жена устало сняла фартук, повернулась к дому:

– Пойдешь спать?

Борис Иванович обвел взглядом опустевший двор, покачал головой:

– Посижу во дворе. Не жди меня, ложись спать.

– Ты принял лекарства? Твое сердце…

– Не волнуйся. Все хорошо.

Жена уже развернулась к дому, но задержалась:

– Все еще ждешь?

***

Большой дом, утопающий в летней зелени светился всего двумя окнами: в зале и спальне. Одно вскоре погасло. Видимо, жена легла спать.

Борис Иванович прислонился к старой яблоне, прислушался. Где-то в лесу послышалась кукушка. Может рискнуть?

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

Птица молчала, словно ее и не было. Борис Иванович отошел от дерева, завертел головой:

– Ты куда делась, разбойница?

В другой стороне леса послышалось тихое:

– Ку-ку, ку-ку, ку-ку…

И все опять стихло.

– Эй, это все?

Борис Иванович не на шутку испугался. Всего шесть лет? Почему так мало? Глупая птица. Зачем она куковала? Сроду в их лесу не водились кукушки. Отчего теперь появились?

Тревожное липкое чувство коснулось кожи. Борис Иванович вздрогнул:

– Чур, меня. Чур.

Он суеверно сплюнул через левое плечо, три раза постучал по дереву и снова прислушался. Кукушка упрямо молчала.

– Кукуй на свою голову.

Возраст дает о себе знать: раньше он никогда не обращал внимание на такие глупости.

– Чем занимаешься, дядь Борь?

У забора стоял сосед Васька Дронов, качок с глуповатым лицом и добрыми глазами. Пять лет назад он приехал в деревню с женой Зинаидой и двумя дочками. Всегда улыбался и старался всем угодить. Что только не делала его бедная жена: ругала и выдавала тумаки, но дураку все нипочем. Сумки носит, огороды бесплатно копает, заборы и дома соседские чинит. Чистое горе в семье. И на что живут, горемычные?

– Чем, чем. Все тебе знать надо.

– Да я так спросил. Из вежливости.

– Спросил?

– Да.

– Ну и, – Борис Иванович замолчал. На душе было не спокойно и одиноко, словно кто-то вырвал здоровый кусок плоти и внутри зияла огромная дырка. Рана постоянно зудела и кровоточила. – Может зайдешь? Поболтаем.

Васька удивленно огляделся по сторонам, недоверчиво уточнил:

– Это ты… вы мне?

Борис Иванович устало вздохнул:

– Нет, это я с духами разговариваю.

– А вы не боитесь? Ночь такая лунная. Того и гляди светло, как днем станет.

– Дурак ты, Васька. До сорока лет дожил, а ума так и не набрался.

Сосед не обиделся, только рукой махнул:

– Не важно это. Коль судьбу профукал, не стоит думать о пустяках.

Что-то в тоне Васьки было странное, тягучее и томящее. Вечно улыбчивый подлиза предстал в новом образе. Борис Иванович растерянно хлопал глазами.

– Заходить будешь?

Васька потоптался и осторожно вошел во двор.

Борис Иванович глянул на Луну – правда большая. Повисла прямо над его домом, словно пыталась осветить все его тайны.

– Чего стоять? В ногах правды нет. Пошли к столу.

– Странный вы сегодня, – Васька пожал плечами и пошел за хозяином дома.

Борис Иванович и Васька сели за пустой стол напротив друг друга, молча уставились на Луну. Не сговариваясь, одновременно тяжко вздохнули.

– Ты-то чего вздыхаешь? – хмыкнул Борис Иванович. – живешь хорошо, жена молодая, красивая. Злобная, конечно, баба, да что говорить – сам выбирал.

– Сам, – протянул Васька задумчиво.

– Бабы нынче не те пошли. Все с характером. Слово супротив не скажи. У меня два сына и оба подкаблучники. Прямо как ты, – Борис Иванович покачал головой.

– За грехи платить надо.

Борис Иванович вздрогнул, пристально вглядывался в лицо Васьки, пытаясь понять, на что тот намекает. Неужели бестолковому соседу что-то известно?

– Да что там, – Борис Иванович осторожно сменил тему. – Дочь не знаю в кого пошла. С мужем развелась. Говорит, не сошлись характерами. Чушь какая.

– Ничего. Другого найдет. Получше.

– Нашла уже. Еще и рожать собралась. В ее-то годы.

– Анечка беременна?

Борис Иванович напрягся. Что-то странное и осуждающее прозвучало в голосе Васьки.

– Говорит, так получилось. Мы уж с матерью и так, и сяк…

– Дети – это хорошо, – вдруг сказал Васька и улыбнулся. – Повезло тебе, дядь Боря.

Борис Иванович поперхнулся:

– Ты чего несешь, бесстыдник? Бабе за сорок, дети уже взрослые. Да и здоровье у Ани слабое. Зачем такие проблемы?

Васька молча разглядывал свои руки.

Борис Иванович видел, как дрожат пальцы соседа.

– Васька, что-то случилось? Можешь все рассказать. Я, могила.

Васька пристально вглядывался в глаза Бориса Ивановича, сжав губы. Наконец он стукнул кулаком по столу, подался вперед и выпалил на одном дыхании:

– Подлец я, дядь Боря. Прощенья мне нет. И места на этом свете – тоже нет, – ухмылка появилась на его лице. – Умер я. Понимаешь? Давно умер.

Борис Иванович отстранился, сердце бешено колотилось. Он осторожно покосился на дверь дома: успеет ли добежать?

– Ты кто? Привидение или злой дух? – крестясь, бормотал Борис Иванович.

– Можно и так сказать. Грех я большой совершил и судьбу свою навечно сломал.

– Не говори глупости. У тебя семья, дети малые. Все еще впереди.

– Не мои это дети.

– Как так?

– Длинная это история. Пойду я.

Борис Иванович схватил Ваську за руку:

– Вижу, плохо тебе. Расскажи все, авось полегчает.

– Уверен, что хочешь знать? – Васька попытался улыбнуться, но губы скривились в болезненной усмешке.

Борис Иванович хотел. Внутри все кипело. Кровь бешенно пульсировала в висках. Немного подташнивало. Он чувствовал, что не просто так этот странный качок сегодня появился в его саду.

– Говори.

Васька закрыл глаза, помолчал с минуту.

Борис Иванович не торопил.

«Давно это было. В небольшом городке жил тихий парнишка Вася. Скромный, тощий и неказистый. Обеспеченные родители ни в чем не отказывали единственному сыну и баловали, как могли. Но Вася не доставлял проблем: любил читать и все время сидел дома. Мечтал поступить в институт и путешествовать по миру.

В пятом классе в школе появился Димка, хитрый и изворотливый парнишка. Все время он придумывал шалости и бедокурил, но все ему сходило с рук.

Вася и не заметил, как попал под влияние дерзкого мальчишки и они стали лучшими друзьями. Была в Димке скрытая сила и крепкий стержень, то, чего ему всегда не хватало.

К восьмому классу Димка вытянулся, раздвинулся в плечах и стал невероятно красивым парнем. Девчонки томно вздыхали и ходили за ним с открытыми ртами, а Вася так и остался робким задохликом на которого никто не смотрел.

Было жутко обидно. Вася занялся спортом, соблюдал диеты, пил белковые коктейли. Ничего не помогало. Родители видели страдания сына и успокаивали, как могли. Но что толку? Гормоны играли, Димка ходил на свидания, а он был лишь бледной тенью успешного друга.

Димка шутил, говорил, что просто еще не время. Скоро Вася вырастет и еще покажет, на что способен – мир вздрогнет от его красоты. Все глупые девченки пожалеют, что не обращали на него внимание. Вот тогда они вместе погуляют и оторвутся по полной.

Но Вася не верил. Видимо природа пошутила и у двух высоких красивых родителей родился коротышка с паклей вместо волос. Он давно смирился с судьбой третьего лишнего и изредка сопровождал друга на свиданиях. Но даже некрасивые подружки воротили от него нос. Видимо судьба не собиралась баловать парня.»

Борис Иванович не сводил глаз с красивого, широкоплечего мужчины и не мог поверить:

– Мальчик Вася – это ты?

Вася улыбнулся:

– Не похож?

Борис Иванович покачал головой. Он всматривался в лицо соседа, ярко освещенное светом Луны и не мог найти изъяна. Правильные черты, острый подбородок, ровный нос, густые светлые волосы и четко очерченные пухлые губы. Настоящий аристократ. Редкий экземпляр.

– Пластика? – догадался Борис Иванович.

Вася лишь покачал головой и продолжил рассказ:

«Время шло. Школа закончилась и неразлучные друзья поступили в один институт, чтобы и дальше быть рядом.

Димка, как и раньше, бегал на свидания, а Вася корпел над учебниками, выполняя домашку за двоих. Он стал более замкнут и не ждал от жизни ничего хорошего, решив посвятить себя науке.»

– Почему ты говоришь о себе в третьем лице? – нервно перебил Борис Иванович.

Вася усмехнулся. Его глаза печально блестели, отражая лунный свет:

– Того Васи больше нет. Он умер, даже не поняв, что это были самые счастливые дни в его жизни.

– Это было счастье?

– Когда Вася смирился и принял судьбу изгоя, случилось непредвиденное. В конце третьего курса он лег спать лохматым коротышкой, а проснулся писанным красавцем. Вещи и обувь стали малы, а в зеркале отражался незнакомый мужчина: высокий и широкоплечий. Вот тут-то и появился на свет я. Новый и чужой.

– Что было дальше?

«Изменился не только я, изменилось все вокруг. Те, кто презрительно фыркал и прятал глазки, вдруг воспылали любовной страстью. Девушки разных мастей выстроились в ряд за новым подарком. Они томно вздыхали, подбрасывали записки, телефон не унимался ни на минуту. Все клялись в вечной любви и верности.

Но больше всех изменился Димка, тот, к кому я тут же побежал с доброй вестью. Увидев меня, он растроился и впал в уныние. Я стал выше и красивее его, да и родители мои побогаче будут. Его вчерашние зазнобы бросились в мои объятья, забыв вчерашнего любимца. Он стал замкнут и почти не разговаривал со мной. Избегал встреч и не брал трубку. Когда я позвал его на вечеринку, он только вяло что-то пробубнил и поспешил удалиться. Третьим лишним он быть не хотел.

Сначала я даже расстроился, но жизнь била ключом, у меня снесло голову. Да и обида проснулась. Она жгла изнутри, колола сердце и требовала отмщения. Я забросил учебу и бросился в поток веселья. Менял девчонок, как перчатки, бросал не раздумывая и не парился о завтрашнем дне. Все было хорошо, просто отлично.

Димка все больше избегал меня и однажды я заметил, как он вертится вокруг простенькой девушки со второго курса. Это было забавно. Вчерашний ловелас, разбивший кучу сердец, краснел и заглядывал в глазки неприметной серой мышке. Вот умора.

Я не мог понять, что происходит и решил поговорить с другом. Подкараулил его после занятий и начал без предисловий:

– И что это было?

Димка был необычно строг и напряжен.

– О чем ты?

– Она совсем не в твоем вкусе.

Димка схватил меня за воротник рубашки. Его лицо, и без того недоброе, перекосила маска ненависти. Таким я раньше его не видел.

– Не трогай ее. Слышишь?

Его тон и взгляд… Они вывели меня из равновесия. Он словно хотел испепелить меня. В нем было столько презрения и ненависти, что я чуть не превратился в камень.

Я задохнулся от возмущения. Кровь ударила в голову и мозг отключился. Я не мог простить такое «лучшему» другу.

С трудом мне удалось сохранить спокойствие и нагло улыбнуться:

– И что же в ней особенного? Может я не досмотрел?

– Она не такая. Понимаешь?

– Две руки, две ноги, посередине – дырка. Все как у всех. Обычная.

– О чем с тобой говорить? Дурак.

Вот так. Я еще и дурак. Мы столько дружили, прошли огонь и воду. Всегда вместе, не разлей вода. И тут такое. Конечно, куда уж мне.

Я попытался улыбнуться и успокоить Димку:

– Да что с тобой? Ссоримся из-за девченки.

Димка покачал головой. Он смотрел на меня свысока и как-то по взрослому:

– Мы уже не дети. Пора взрослеть и отвечать за поступки.

Смотрю на друга верного и не узнаю его. Словно подменили. Опоила она его или приворожила? Девчонки на любые гадости способны. Спасать друга надо.

– Давай вечером сходим на дискотеку, развлечемся. Девочек снимем. Вся твоя хандра в миг улетучится.

– Хватит, набегался. Такие отношения ни к чему хорошему не приводят.

– Тебе же нравилось.

– А теперь разонравилось. Люблю я ее, понимаешь?

Димка смотрел на меня и ненависть на его лице сменилась болью. От неожиданности я расхохотался, не зная, что сказать.

 

– Все, я купился. Ловко ты меня провел.

Димка потянул меня за воротник, я не поддался. Ткать натянулась, но выдержала. Он сузил глаза и прошипел:

– Отец прав, из тебя не выйдет толка. Ты просто пустышка.

Это было слишком. Как раб, я делал за двоих уроки в школе, писал Димке лабораторные и курсовые, решал контрольные, вел тетради и вот благодарность. Первый раз я задался вопросом: « А был ли у меня друг?»

Я потерял контроль. Обида, ненавись и жажда мести затуманили мозг:

– Спорим, месяца не пройдет, как она сама ко мне в постель прыгнет?

Мы сверлили друг друга взглядами и вряд ли кто-то смог бы поверить, глядя на нас в тот момент, что мы неразлучно дружили почти десять лет. Вернее, наивный я, считал этого парня своим другом.

– Если тронешь ее…

– Тогда что?

Димка убрал руку. Его лицо выражало ненависть, а кулаки сжались:

– Я тебя предупредил, – процедил он и пошел прочь.

Я не стал догонять его или кричать вслед. Словно прирос к полу, не в силах пошевелиться. Мое сердце разрывалось от боли и обиды. За что он так со мной? Почему? Разве я когда-то обидел его или сделал что-то плохое? В чем я виноват?»

Борис Иванович смотрел на замолкнувшего Васю и не знал, что сказать. Его сердце щемило и требовало лекарств, но он не шевелился.

Лицо соседа выражало удивление, боль и тоску одновременно. Он смотрел на полную Луну и беззвучно шевелил губами. Сейчас он похож на одного растерянного паренька из далекого прошлого. Почти такого же, каким был сам Борис Иванович. Когда-то. Очень давно. В прошлой жизни.

– Ты выиграл спор?

Борис Иванович знал ответ, но, где-то в глубине души, надеялся на чудо.

Вася повернулся на голос. Его пустые глаза ничего не выражали. Понадобилось несколько минут, прежде чем он вышел из своих мыслей и продолжил рассказ.

«Я быстро забыл о девчонке и о глупом споре. И без того хлопот хватало. С гулянками я забросил учебу, накопилось много хвостов. Преподаватели качали головами и осуждающе смотрели на меня. Родители устроили истерику и мне пришлось собрать всю волю в кулак и вернуться к учебе.

Это было непросто. Новые дружки и подружки названивали мне и звали гулять. Не знаю, как тогда справился. Мне зачли прошлые успехи, я с трудом закончил семестр и сдал экзамены. Даже не знал, что полученные с таким трудом знания, могут быстро выветрится за каких-то пару месяцев. Я поклялся родителям, что возьмусь за ум и закончу учебу. Вот только… Хозяин я своего слова – сам дал, сам назад и забрал. Сдал последний экзамен и по дороге домой встретил знакомую. Поговорили. Пошутили. И пошел я снова в загул.

Даже не заметил, как осень наступила. За три месяца характер мой совсем испортился. Я стал грубить родителям и все делать наперекор, как мальчик в переходном возрасте. Они пытались меня образумить, но это лишь еще больше злило меня.

Когда вернулся в институт, начал прогуливать уроки. Запустил домашки и лекции не прослушал. Одно накрепко засело у меня в голове – предательство Димки. Днями и ночами я думал о мести, строил коварные планы и ждал подходящего момента.

И случай подвернулся. Шел я однажды по городу, заглянул в кафе перекусить, а там… она сидит. Димкина зазноба. Серая мышка, ни дать, ни взять. Хоть бы ресницы накрасила, губы подвела. Длинные волосы в смешную фигушку скрутила , а сбоку смешной бант. Чисто бабка старая. Уткнулась в книгу и ничего вокруг не видит. Вот, думаю, и случай представился. Добыча сама в руки идет.

Подошел я, натянул самую соблазнительную улыбку и говорю:

– Привет.

Она подняла голову, увидела меня и покраснела до кончиков ушей. Я сразу понял, что она неравнодушна ко мне. Присел на соседний стул и растегнул пару пуговиц на рубашке.

– Душно тут, – сказал я, слегка оголяя грудь.

Она покраснела еще больше, закусила губу и завороженно следила за моей рукой. Ворота крепости открыты, Мышка в клетке. В душе я праздновал победу, представляя лицо Димки.

Мы встречались месяц. Я забросил подружек, гулянки и даже взялся за уроки. Она оказалась заучкой, совсем такой же, каким раньше был я. Не пропускала занятия, часами читала книги и верила в Деда Мороза. Такая глупая.

Димка превратился в тень и всюду следовал за нами. Меня начало тошнить от его тоскливой рожи. Я бы давно бросил скучную Мышку, но его настойчивое презрение придавало мне сил и решительности.

В тот вечер мы возвращались из кино. Громко болтали, обсуждая фильм и актеров. Я крепко держал ее за руку и чувствовал биение ее сердца. Вдруг мне стало противно. Что я делаю? Девчонка и правда нормальная, что плохого она мне сделала? Говорит, что любит меня. Я усмехнулся, вспомнив, как раньше все избегали меня. И ее в кругу моих друзей тоже не было.

У ее подъезда с большим букетом роз стоял Димка. Увидев меня, он резко ударил меня кулаком по лицу.

– Негодяй. Немедленно убирайся, – кричал он, пытаясь еще ударить.

Я застыл на месте, презрительно улыбаясь, вытер губу. На руке остались следы крови.

Мышка вырвала руку и бросилась меня защищать. Она пыталась оттащить разгоряченного Димку, но он не владел собой. Его лицо покраснело, глаза налились кровью. Он тяжело дышал и сверлил меня взглядом.

– Отстань! – Димка оттолкнул Мышку, не заметил, как она упала на асфальт. Отбросил букет и бросился на меня. – У вас что-то было? – твердил он один и тот же вопрос.

Я лишь молча улыбался в ответ.

Драка была короткой. Он лупил меня кулаком в живот, а я стоял, как истукан. Мысль о том, сколько ненависти и злости ко мне в человеке, которого я считал лучшим другом, полностью опустошила меня.

– Не смей!

Мы повернулись. Это кричала Мышка. Она сидела на асфальте, пыталась подняться. Видимо, она сильно поранила ногу и не могла сама встать.

Димка бросил меня, подскочил к ней и протянул руку:

– Я помогу.

Меня рассмешил его плаксивый голос. Казалось, он сейчас расплачется.

Мышка оттолкнула его руку:

– Псих.

Димка тыкал в меня пальцем и шипел, как змея:

– Ты не понимаешь. Он мерзавец.

– Разве вы не друзья?

– Нет! – мы выкрикнули одновременно.

Я подошел, легко подхватил Мышку на руки. Не обращая внимание на орущего проклятия Димку, понес ее к подъезду.

Она доверчиво смотрела на меня, осторожно коснулась разбитой губы:

– Больно?

Я улыбнулся:

– Уже нет.

– Я думала ты другой.

– Лучше?

Она засмеялась и доверчиво чмокнула меня в губы.

Я понял, что время действовать пришло.

Подъездная дверь захлопнулась за моей спиной, но я успел заметить перекошенное злобой лицо Димки. Он метался у подъезда, пиная ни в чем не повинную скамейку.

Прости «друг», это только начало.»

Борис Иванович мял в руках носовой платок, не решаясь смотреть Васе в глаза:

– Вы… переспали?

Вася молча кивнул.

– И?

– Неопытная дурочка, – почему-то с теплотой сказал Вася и по-детски шмыгнул носом. —Девственница. Кто ж знал?

– Ты ее бросил?

Вася вдруг сжал кулаки, костяшки пальцев побелели:

– Я не любил ее, понимаешь?

Борис Иванович прятал глаза, не зная, что сказать.

Вася схватил его за руку и крепко сжал ее:

– Она сама виновата. Все знали, какой я стал. Неужели она думала, что я смогу измениться ради нее? Брошу разгульную жизнь, о которой мечтал столько лет?

Борис Иванович поднял глаза.

Вася с надеждой смотрел на него, словно ожидал поддержки.

– Наверно, она любила тебя.

– Любила, говоришь? – Вася словно пробовал новое слово на вкус. – А где же она была раньше? Когда я был безликим, никому ненужным мальчишкой?

– Ты сам-то смотрел вокруг? Видел ее?

Вася отбросил руку Бориса Ивановича и схватился за голову.

– Я был так молод.

– Или упивался горем, замкнувшись в себе?

– Она не в моем вкусе.

– Вот же заладил негодник. Ты что, есть ее собирался?

Темная туча медленно наползала на полную Луну.

– Я просто хотел отомстить Димке.

– А о ней ты подумал?

– Она не входила в мои планы. И потом, это было всего лишь раз. Клянусь.

Борис Иванович подался вперед, пытаясь разглядеть лицо Васи:

– Ты бросил ее?

– Тошно мне было. Все просто горело внутри. И странное чувство, словно в дерьме вывалялся. Даже не знал, что так бывает. Ушел я в загул и в институт не ходил.

– А она? Что она?

– Пыталась звонить, но я не брал трубку. Она и перестала.

– Так просто отстала?

Вася кивнул.

– На некоторое время.

– Как это?

Вася застыл. Выражение его лица менялось со скоростью света. То он болезненно морщился, то смотрел на Луну, то на застывшего Бориса Ивановича. На его лице читалось смятение.

– Говори уже, не тяни. Хуже не будет.

Вася облизнул пересохшие губы.

« Прошло больше месяца и я почти забыл о серой мышке. У меня появилась доступная красотка с большой грудью и ногами от ушей.

В тот вечер я возвращался с вечеринки, напевал какую-то дурацкую песенку и веселился. Настроение было отличное.

Знакомый голос окликнул меня у подъезда, я обернулся и увидел ее. Выглядела Мышка паршиво: волосы собраны в неряшливый хвостик, длинное бесформенное платье, черные круги под глазами. Как старая бабка. Противно смотреть.

– Чего тебе?

Она пыталась поймать мой взгляд, но я не мог на нее смотреть. Вдруг представил такую жену рядом. Мерзость.