– Он умер! А вы шарлатан! – она боролась. Сухие глазные яблоки покраснели, губы потрескались, кожа на лице побледнела. Эти истеричные крики не принадлежали его Акико.

Человеческие души убивало горем. И меняло до неузнаваемости.

– Помнишь, как Атсуши спас тебя от приступа астмы?

Это общая тайна, которую они пронесли сквозь года.

Акико выпустила дверную ручку и еле удержалась на ногах. Замолчала. В остекленевших глазах сверкнул свет тусклой грушевидной лампочки.

– Помнишь, как играли с Нори, переслушивали концерт The Beatles? Помнишь первый поцелуй на мосту в Намбу?

Он смотрел в её глаза с надеждой. Ждал. Чувствовал, как трясутся руки и дёргается кадык. Но ответа не последовало. Лишь пустой взгляд прожигал в его груди дыру.

– Откуда…вам… знать об… этом? – заплаканно заикаясь, наконец, проговорила она.

– Я, Ито Атсуши, родился шестнадцатого мая тысяча девятьсот восемьдесят третьего года и умер – двадцать четвёртого декабря две тысячи восьмого. Позволь всё тебе рассказать, – он смущённо улыбнулся, как делал это всегда, когда находился с ней. И протянул руку.

Акико молча отступила назад, пригласив войти и Атсуши шагнул на порог квартиры.

В ней царила непривычная чистота: на полу не валялись листья, мешочки с крупами и разноцветные ленточки, шоколадные монетки и карандаши, смятая бумага; а также он не нашёл ни одного воскового пятна. Без этого комната выглядела неуютно. Холод пронизывал кости. Тоска, пропитавшая тёмное помещение, душила.

Они сели на полу на подушках. Акико предложила выпить чаю с мелиссой и зажгла арома-свечку с ванилью. Атсуши рассказал, как на него напали, как оставили умирать в лесу, и как очнулся в берлоге настоящего Оками в теле другого человека. О борьбе и второй чуть не наступившей смерти – умолчал. Во благо.

Акико слушала и выпила две чашки чая. Действие мелиссы успокоило, и она ожила, а дослушав рассказ, бросилась на его шею. Крепко прижалась:

– Я думала, больше никогда не увижу тебя, – её голос дрожал.

Неужели она, правда, поверила ему?

Атсуши бережно обнял любимую за талию и оставил невесомый поцелуй на бледно-розовой макушке. Скучал. Почти, что убивался. И, наконец, чувствовал тепло её рук и ненавязчивый запах вишни.

– Ты примешь меня… таким? – неуверенно спросил он и заглянул в её глаза.

– Для меня ты навсегда останешься Ито Атсуши, но я готова принять и Яно Мацуо, – впервые за вечер улыбнулась она. Атсуши готов признаться, что посреди ночи взошло солнце. В комнате словно посветлело. – К тому же он довольно привлекательный, – мило усмехнулась.

– То есть?

– Это не то, о чём ты подумал! Раз уж я смогла полюбить ужасно странного и загадочного Ито Атсуши, то Мацуо с душой Атсуши – запросто!

Так безрассудно и мило.

От её слов затрепетало где-то под рёбрами, словно рой молочных мотыльков вихрем вился в грудине и крылышками цеплялся за косточки. Разрослось ощущение вселенского счастья и воссоединения родственных душ.

Навряд ли, всё было так легко, как она говорила, но Атсуши слишком хорошо знал девушку и Акико не из тех, кто бросал слова на ветер. Он понимал, что Акико сейчас непросто, но готов был сделать всё, чтобы увидеть её радость. Прошептал заклинание, призвал магические – космически-фантомные – объятья и попросил окутать и защитить душу Акико.

– У меня, то есть… у Мацуо есть одна просьба, – прервал молчание он.

Акико вопросительно посмотрела на него.

– Он просит вернуться на Хоккайдо и забрать некоторые вещи. Продать дом. А мне нужны его документы, чтобы начать жить, – каждое слово давалось с большим трудом. Он всё ещё боялся, что Акико вот-вот отпустит его руки. – Ты готова?

На удивление, ответ не заставил себя долго ждать:

– Конечно!

Но почему она решилась пойти и на это? Ответ останется загадкой, затерявшейся в вечности. Атсуши бесконечно благодарен небесам за то, что подарили ему Акико, – девочку, рождённую под солнечными лучами и вишнёвым деревом, со звёздами вместо глаз, и душой, что не побоялась открыться и довериться магии.

Они переплели пальцы на руках, долго-долго молчали, вслушиваясь в чужое дыхание, и не заметили, как уснули в объятьях посередине комнаты.

На выходных навестили Ханако. За месяц бабушка постарела на десять лет. Услышав полную историю Атсуши, без умолку ругалась и даже ударила букетом сухой полыни. Расплакалась, обняла, ещё раз ударила, поцеловала в щёку. И приняла. Точно также, как и пятнадцать лет назад. Атсуши с Акико тоже растрогались. Потом все вместе пили валерьяну в мятном чае и проводили вечера за разговорами обо всём на свете.

Поднакопив денег, пара отправились в запланированное путешествие на Хоккайдо. Посетили кучу священных храмов и завязали ленточки на ветвях деревьев. Потерялись несколько раз на улицах незнакомых городов. И пересекли на пароме японское море. Нашли обветшалый дом Мацуо, похозяйничали и навели порядок. Восхитились его картинами, несколько оставили себе, а остальные решили отдать в картинные галереи. Случайно познакомились с Тануки, который дружил с Мацуо. Ему тоже рассказали, что произошло. Выпили рисового саке, попрощались. И выставили дом на продажу, сказав соседям, что Мацуо переезжает. Вернулись в Нагои. Атсуши приняли на учёбу под новым именем.

Жизнь, наконец, стала прежней. Появлялись новые планы и мечты, а за ними по пятам следовали счастье и радость.

Порой удивительно то, на что ради нас готовы пойти близкие. И им совершенно не важны обстоятельства. Главное, чтобы мы оставались рядом. Ведь самое больное и ломающее человеческие жизни – потеря родного человека.

Искренняя любовь – принятие тебя таким, какой ты есть. Даже если ты неунывающий чародей, оживший в теле смертельно больного, и только учишься жить заново.

Синее чудо-стёклышко

Вместе с ветром в открывшуюся дверь лапшичной влетели нежно-розовые лепестки сакуры. Над головой друг о друга стукнулись колокольчики. Приятный звон поприветствовал гостью.

В нос ударил тёплый воздух и запах лапши. Юми вымученно выдохнула. Ноги после урока физкультуры неприятно гудели. Она выбрала свободный столик и плюхнулась на диванчик. Пробежалась глазами по небольшому меню и заказала самую обычную порцию рамёна.

Сама хозяйка лапшичной вынесла ей блюдо и доброжелательно улыбнулась, пожелав приятного аппетита. Холодные щёки обожгло струящимся паром. Лицо Юми заалело от жара. В её руках звякнули металлические палочки. Живот недовольно буркнул. Она с наслаждением втянула запах рамёна, наполнив до отказа лёгкие, облизнулась, и принялась есть. Лапша буквально таяла во рту, а мясо оставляло приятное острое послевкусие.

На кончиках пальцев Юми сияли золотистые блёстки после урока рукоделия. Они прикольно переливались на солнечных лучах, проникавших через панорамные окна. На губах – прозрачный клубничный блеск. На шее и запястьях бренчали милые украшения из разноцветного бисера, молочных жемчужин и серебристых фигурок с кошками и звёздами. На тёмно-шоколадной макушке мерцали радужные заколки. В ушах покачивались серёжки в виде витражных сердец.

Волнистые волосы чуть длиннее плеч, норовились оказаться в душистом супе. Юми ловко убирала надоедливые пряди за ухо. Восхищённо и довольно вздыхала. Уроки в старшей школе жутко утомляли. Так ещё скоро начнётся пора промежуточных экзаменов.

В свои шестнадцать Шингеки Юми жила обычной жизнью ученицы старшей школы, помогала родителям, по выходным в тайне подрабатывала и копила на курсы по профессиональной съёмке и фотографии. В кармане всегда носила плёночный мини-фотоаппарат, подаренный родителями. Из домашних фотоальбомов сыпалось много-много цветных снимков. Поэтому Юми обклеивала фотографиями и яркими гирляндами стены своей комнаты. Она каждый день искала в серых зданиях, улицах, людях частичку света. Ей нравилось экспериментировать с локациями и ракурсами. Фотографировать семейные праздники, посиделки с друзьями, тёплые улыбки. Случайных прохожих, проезжающие машины, вывески магазинов. Счастливых детей, деревья сакуры, довольных котов.

Видеть необычное в обычном – её призвание.

Юми выпила остатки бульона и сыто улыбнулась. Похлопала ладошкой по полному животу и мечтала о сне.

Она медленно окинула небольшое помещение лапшичной. Стены выкрашены в ненавязчиво-гранатовый цвет с выведенными рисунками аистов, кувшинок, бамбука и лебедей. Тёмный дощатый пол. Над каждым столиком висел тусклый фонарик, выполненный в стиле прошлых веков. Где-то десять вымощенных из дерева столиков и красные низкие диванчики.

Помимо Юми здесь находилось два человека. Женщина с лунно-седыми волосами, собранными в аккуратный пучок. С кончика её носа спадали овальные очки. Женщина была одета в платье лилового цвета (похоже на английский стиль), рядом с ней лежала такого же цвета шляпка с голубыми розами. Её хотелось тайком сфотографировать. Столько изящества Юми не видела ещё ни в одном человеке. Но она нехотя перевела заинтересованный взгляд с незнакомки на паренька из параллельного класса. Идзава Минэси, кажется. О нём Юми ничего не слышала, кроме того, что он хорошо умеет играть в волейбол. И сегодня она в этом убедилась на совместном уроке физкультуры. Отбитые руки до сих пор горели после игры с их классом.

Минэси сидел в самом дальнем углу и спокойно ел. В его силуэте не было ничего, что могло хоть как-то зацепить Юми. И она решила вновь обратить внимание на незнакомку, потянулась в сумке, чтобы достать мини-фотоаппарат. Но когда посмотрела на тот столик, за которым сидела женщина, увидела, что её там нет. В солнечном свете сверкнула блестящая вещица, напоминавшая кулон.

Куда делась загадочная незнакомка?

Колокольчики на входной двери лапшичной холодно лязгнули. Юми заметила в окнах удаляющийся лиловый силуэт.

Юми подскочила с места, отодвинув столик. Стукнулась коленкой о деревянную ножку. Тихо ойкнула, схватила кулон и побежала, споткнувшись о порожек, вслед за женщиной в лиловом платье.

Догнать её удалось только возле пешеходного перехода за углом.

– Извините, Вы, кажется, забыли это в лапшичной, – запыхавшись окликнула она, поклонилась и протянула кулон.

– Что? – милая женщина средних лет развернулась к ней и добродушно взглянула через прозрачные линзы очков, – Я ничего не забывала.

– Но этот кулон лежал на вашем столике, – оторопела Юми. Неужели она ошиблась?

– Амулет, милая моя, – ласково поправила её женщина. – Забирай его себе, – она наклонилась к уху Юми: – с его помощью ты сможешь увидеть настоящие эмоции людей.

Юми замерла, словно заворожённая, и слушала:

– Смотри через синее стёклышко и тогда сможешь увидеть то, что скрывается за человеческой маской. Используй его во благо. Он сам выбрал тебя. Повяжи на шее. Укрась свою душу.

Женщина выпрямилась, мило улыбнулась, поправила очки и уже было разворачивалась, чтобы уйти, как с губ Юми сорвалось:

– Но что мне с ним делать и почему он выбрал меня?

– Не знаю, так распорядилась магия, – она пожала плечами. – Амулет сам подскажет, что делать. Прислушайся к внутреннему голосу и следуй его указаниям, – в её голосе не слышалось усмешки, только звенящая серьёзность. – Позаботься о себе и амулете, Шингеки Юми.

И загадочная незнакомка ушла, не сказав больше ни слова. Её силуэт быстро затерялся среди прохожих. Как бы Юми не пыталась выловить её взглядом – ничего не выходило.

Что вообще произошло? Что это за такой непонятный амулет, через который можно увидеть истинное состояние человека? Какая магия? Что ещё за внутренний голос? Казалось, под давлением вопросов голова вот-вот взорвётся.

Юми не могла понять: во-первых, откуда та знала её имя, и, во-вторых, что делать дальше с вещицей в её руках? Она заботливо прижала его к груди. Вновь посмотрела на него, наклонила голову чуть в сторону: он покрыт позолотой, на поверхности выступали рельефные закруглённые рисунки и непонятные символы, а по серединке высечено отверстие под синее стёклышко. Амулет спокойно помещался в её кулаке.

Юми поднесла его к одному глазу, прищурив второй, и взглянула на мир через синюю линзу. Сердце пропустило удар. Казалось, она услышала, как магически зазвенел ветер, растрепав волосы.

Она смотрела на мимо проходящих людей и видела печальные, уставшие и обречённые лица. Ужаснулась, чуть не выронив амулет. Убрала его от лица и заглянул в лица прохожих вновь: они вообще ничего не выражали, лишь стальное безразличие и пустоту.

Юми снова и снова смотрела через амулет на людей, и не могла поверить своим глазам. Такое разве возможно?

Разве магия – это не выдумка из детских сказок, что мама читала перед сном?

Да, ну не может быть.

Или всё-таки может?

Юми окончательно запуталась: являлась ли она сейчас обычном человеком, сжимая в ладони волшебную вещицу?

Она и не заметила, как дошла до лапшичной и открыла дверь.

Минэси до сих пор сидел здесь и бездушно пялился в панорамное окно. Юми бросила на него невесёлый взгляд и поднесла амулет к глазу. За безразличным выражением лица Минэси таилась тяжёлая печаль. Юми видела чужие опухшие от слёз глаза, сухую кожу на щеках, ссадины и разодранные губы.

Сердце неприятно вздрогнуло и Юми поспешила спрятать амулет в кармане кофточки.

«Что с ним? Может, стоит поговорить?» – и вот вновь послышался мягкий магический звон, похожий на пение звёзд. Амулет слегка нагрелся в кармане и подталкивал к действию. Одобрял мысли.

Тяжело вздохнув, она пошла к его столику и села напротив. Минэси, казалось, этого даже не заметил и продолжал смотреть остекленелым взглядом в одну точку.

– Минэси-кун? – Юми сложила локти на столе и постаралась дружелюбно улыбнуться.

Парень потупил взгляд на пару секунд и отмер, услышав своё имя.

– Знакомы? – Минэси не выпускал палочки из рук.

– Не думаю, но мы учимся в параллельных классах. Я Юми, кстати.

– Шингеки Юми?

Она кивнула.

– Вот как, – он коротко усмехнулся и замолчал, через время продолжив: – Тебе что-то нужно от меня?

Теперь Юми усмехнулась и легонько замотала головой из стороны в сторону. Плетёные бусы на шее тихо зашелестели.

– Нет, просто, – она замялась, – просто захотела познакомиться. Тем более, замечала, что ты часто сюда заходишь после учёбы. Живёшь где-то не далеко?

Минэси поджал губы и поднял взгляд к потолку, задумавшись:

– Это лапшичная моей тёти.

Юми кивнула. Пускай вопрос и не подразумевал этого ответа.

– Не хочешь сходить прогуляться? – после продолжительного молчания предложила она.

– Мы даже не знакомы.

– Как раз появится повод. Да, пойдём, развеемся, всё равно завтра выходной, – оживилась Юми.

– Разве у тебя нет друзей? Могла бы сходить с ними, – Минэси скрестил руки на груди и посмотрел на неё строго.

– Есть, но они далеко. А ты здесь. Пойдём.

Юми не унывала и решительно встала из-за стола. Что-то подсказывало, что прогулка им нужна. Чуть-ли жизненно необходима. Но с чего бы это ясное и слепящее, словно праздничный салют, чувство взрывалось в сердце? Амулет прожигал кожу через ткань.

Минэси смотрел растерянно:

– Что? Прямо сейчас?

– Да!

– Но я ещё не доел…

– Да брось эту размякшую лапшу! Не вкусно же. И вообще, ты в любое время можешь вернуться и поесть. Пошли-и-и.

Минэси замялся и отвёл взгляд. Вжался плечами в сиденье. Юми не понимала, чего он ждёт, её тело распирало изнутри в предвкушении чуда. Казалось, по венам растекался тягучий мёд, а из глаз летели искры. Как она ещё не ослепла? А ещё она слышала чей-то призрачный шепот: «Помоги ему улыбнуться. Не бросай здесь одного».

– Не заставляй меня брать тебя за руку, как маленького! – нетерпеливо возмущалась она.

– Нет! Без рук, – Минэси нехотя встал, вздохнул и тихо пробормотал: – чего вообще пристала ко мне.

Юми хихикнула сквозь обиду:

– Я всё слышала!

Они собрали вещи и вышли из лапшичной.

На оживлённых токийских улицах начался сезон цветения сакуры, – душа Юми любила купаться в нежных цветах, бегать босиком по едва тёплой земле и ловить белоснежных бабочек. Пока Юми шла и мечтательно рассматривала оживающие деревья, мимо проносились машины. Неоновые вывески магазинов мигали озорным светом. Над головой зажглись бумажные фонарики и гирлянды-флажки. В глазах заискрился свет. Юми восхищённо вздохнула и поймала падающий вишнёвый цветок. Заправила прядь за ухо и осторожно вплела хрупкий цветок в волосы.

Она внезапно отбежала от Минэси, раскинув руки по обе стороны и обхватила ладонями фонарный столб и принялась кружиться вокруг него. Остального мира для неё не существовало

– Что ты делаешь? – не понимал Минэси.

– Ловлю момент, – честно призналась она, остановилась и посмотрела на своего спутника. Чарующе улыбнулась. – Побежали!

Минэси не успел ничего ответить, как Юми рванула вперёд:

– Эй!

– Догоняй!

– А ещё чего?!

Юми задумалась, а после в её глазах вспыхнул огонёк:

– Покажу кое-что. Думаю, такому как ты, это место придётся по душе.

Минэси смутился и вынул руки из карманов. Побежал за ней и догнал.

Ребята петляли между прохожих, цеплялись за чужие плечи, наступали на пятки и извинялись в тысячный раз. Юми останавливалась у каждого прилавка с цветами и чуть ли не тонула в душистых корзинках. Минэси срывал листовки со стен. Играли в догонялки, гладили котов, смеялись.

Чем темнее становилось на улице, тем больше встречалось людей. Юми теряла Минэси в толпе, поэтому приходилось громко звать. Он выпрыгивал из-за спин прохожих и пугал её. Она успела лишь пару раз ударить его, потому что он ловко уворачивался. И показывал язык!

Весной по вечерам на улицах Токио прохладно. У Юми покраснел нос, на щеках появился румянец в виде звезды. Замёрзшие пальцы прятала в длинных рукавах кофты.

Они остановились под алыми вратами Тории – на входе в парк.

– Пойдём-пойдём, – она поманила Минэси за собой и шмыгнула носом.

Здесь было куда меньше людей и чем дальше они отходили от оживлённой улицы, тем приглушённее становились звуки города. В глубине бамбукового парка всё затихло и перебивалось кристальным журчанием воды. Впереди виднелся небольшой светящийся фонтан. Ребята присели на лавку напротив него.

Приятный сумрак касался лиц, ветер кружил в воздухе цветочные лепестки, в фонтане поблёскивали золотые монетки. Как же много человеческих желаний хранилось под ледяной водой.

– Ну как тебе? – взволнованно, словно источая свет, спросила Юми.

Минэси пожал плечами, оглядываясь.

– Спокойное место, скажи же.

Идеально.

Он кивнул и незаметно для себя улыбнулся. Юми поймала её краем глаза и сердце колыхнулось.

Получилось. Минэси улыбнулся. Она впервые увидела, как человек улыбается несмотря на всю тяжесть и боль, о которой молчит.

– Здесь, правда, классно, – наконец, ответил Минэси. – Я был в этом парке, но никогда не замечал, как тут красиво.

Юми понимала, что он говорил искренне.

– Я прихожу сюда, когда мне плохо и просто много думаю о… разном. Мне становится легче. Наверное, этот парк обладает особой целительной силой, – мило хихикнула она.

Они замолчали. Юми болтала ногами в воздухе и смотрела на птиц, клевавших хлебные крошки. Теребила браслеты и застёжку на кофте. Вспоминала вкус любимых шоколадных конфет от скуки. Минэси откинулся на деревянную спинку, жевал губы и пустым взглядом сверлил вымощенную камнем дорожку. Иногда нервно дёргал ногой. Ковырял травинки носком ботинка, выросшие между камнями.

Солнце скрылось за горизонтом, уступив молодому месяцу место на небе. Засверкали первые звёзды. А они продолжали сидеть в звеняще-умиротворяющей тишине.

– Почему ты привела меня сюда? – вдруг подал голос Минэси, чем заставил Юми вздрогнуть.

– Хотела помочь тебе отвлечься, —она повернула к нему голову и очаровательно улыбнулась уголками губ. – У тебя был такой пугающий и загруженный вид. Вот и подумала, что не плохо с тобой познакомиться.

– Мм-м, – задумчиво протянул он. – И всегда ты такая?

– Это какая? – игриво отбила она.

– Ну… – он занёс руку за голову, – без стеснения подходишь к незнакомым людям и бегаешь с ними по улице? – на кончиках его ушей вспыхнул румянец.

Юми прыснула от смеха:

– Только, когда понимаю, что человеку это нужно.

– И как ты понимаешь? – оживился Минэси.

– Секрет, – ухмыльнулись она. – Лучше расскажи, как ты так круто научился в волейбол играть. У меня руки до сих болят после твоих подач.

Юми наигранно потёрла ушибленные предплечья, поморщив носик.

– Это я ещё в пол силы играл, – самодовольно, но как-то печально усмехнулся он и продолжил: – Родители отдали в детстве на волейбол, и вот, теперь состою в юниорской сборной. Правда, сижу на скамейке запасных, но тренер говорит, что скоро придёт моё время. С тех пор прошло два года. А я так и не сыграл ни одной важной игры.

Минэси тяжело вздохнул и опустил вымученный взгляд:

– Родители ждут от меня результата, но я всё никак не могу войти в этот чёртов основной состав. Ещё и эти дурацкие экзамены. Бесит, – он пнул маленький камушек и сжимал в кулаках доски.

Юми только сейчас заметила, что его пальцы обмотаны окровавленными пыльными бинтами и отклеивающимися пластырями.

– Прости, я не должен был этого говорить, – виновато пробормотал он.

– Не извиняйся. Наверное, ты долго молчал об этом.

– Вот только не надо меня жалеть. Мне этого хватает, сыт по горло чужой жалостью.

– Я и не думала об этом. Просто не молчи, когда тебе больно.

– Мне не с кем разговаривать.

Юми задумалась:

– Пиши мысли на бумаге. Кричи в подушку. Но не позволяй язвам разрастаться.

Теперь она поняла, почему видела истощённое слезами лицо Минэси в синем чудо-стёклышке. Но находясь рядом с ним, ощущала, сколько мощи сочиться из его души. То ли это из-за появления амулета, то ли по непонятным для себя причинам, она начала ярче чувствовать чужие эмоции. Хотя амулет всё это время приятно грел бок. Юми начала потихоньку догадываться, что магия уже оставляет свой след на её теле.

– Может, купим по рисовому пирожку? – взгляд Минэси просветлел. – Я проголодался.

– Я только «за»!

По пути до ларька с уличной едой они разговаривали о школе и экзамена; стоя в очереди – о увлечениях и домашних животных; после покупки – о любимой музыке и книгах. Делились смешными историями из детства. Юми рассказывала о связанных игрушках и плетении из бисера. Минэси действительно увлечённо слушал и задавал вопросы. А потом он поделился такими невероятными фактами о космосе и параллельных вселенных, что у Юми отвисла челюсть.

Она бы никогда не подумала, что Минэси из того типа людей, что любят поболтать, но приятно этому удивилась.

За занимательными спорами какие кошки мягче: с короткой шёрсткой или всё-таки с длинной (Минэси утверждал, что короткая мягче; Юми была уверена, что длинная) – Юми позвонили родители и попросили поспешить домой. Мама в шутку пригрозила тем, что они с папой почти съели весь яблочный пирог.

К этому моменту они уже выходили из парка. Юми остановилась:

– Да, короткая шерсть не может быть мягче! – возмущалась она.

– Я тебе говорю, это из-за того, что она плотнее, – Минэси стоял на своём и не хотел признавать, что длинная шёрстка у кошек неоспоримо мягче.

Юми в шутку фыркнула:

– Ну, и ладно. Мне уже нужно идти домой, а то без меня съедят мой любимый пирог.

Минэси посмотрел время на телефоне и вздохнул:

– Да, уже поздно.

– Тогда увидимся в школе! – она стояла лицом к Минэси, сжимая в руках школьную сумку и начала отходить назад: – Кошки с длинной шерстью мягче и точка!

Затем она развернулась и побежала.

– С короткой! – вслед крикнул ей он.

– Не-а!

А вообще, шерсть мягче у той кошки, за которой ухаживают. Но чаще всего длинная шёрстка мягче. Минэси просто не любил проигрывать, а Юми – быть серьёзной.

По дороге домой Юми достала из кармана амулет, провела подушечками пальцев по холодной рельефной поверхности – щекотно – и подумала о том, как здорово видеть улыбки на лицах людей. А ещё поняла, что сегодня помогла одному человеку почувствовать себя лучше.

Ради чужого счастья и сияющих глаз хочется жить. Светлый мир теплится в наших сердцах. И Юми сказала себе, что сделает всё, что в её силах, чтобы зажечь радость в других.