Жаркое лето Хазара

* * *

Вскоре после приезда из Стамбула в один из выходных дней вся семья снова собралась в отчем доме Дуньи, чтобы отметить день рождения внука Сердара. И хотя хозяин дома Айназар ага семь-восемь лет назад ушел из жизни, его желание жить в окружении внуков и правнуков для членов семьи оставалось неизменным, и было законом. Все семейные торжества они отмечали вместе, и именно в этом родительском доме. Вот и сейчас мать Дуньи, оглядывая собравшуюся за праздничным столом родню, радуясь ей и гордясь, не могла удержаться, чтобы не взгрустнуть о муже: «Как жаль, что ты не дожил до этих счастливых дней. Как бы ты радовался, видя эти счастливые лица!..»

Как и договаривались по телефону, Хасар после работы заехал к сватам, забрал их вместе с дочерью и внуком и привез к теще. Его жены еще не было. Буквально перед появлением Хасара она сообщила по телефону, что немного задержится. Сейчас все ждали ее, особенно нетерпеливы были внуки. «Ну что же бабушка не идет?» – то и дело спрашивали они, давая понять, как сильно ждут ее.

Семейное торжество уже было в разгаре, когда к дому подъехал черный «Мерседес» и из него вышла Дунья. Обернувшись, что-то сказала водителю, а затем стала по одному брать на руки подбежавших внуков, целовать и ласково гладить их по головам. Вместе с внуками они шумной толпой ввалились в дом. Дунья внимательно всмотрелась в собравшихся, мысленно пересчитала их и лишь затем ответила на приветствие невестки, которая по случаю дня рождения сына повязала на голову новый тонкий цветастый платок, концом которого в знак уважения к свекру и свекрови закрыла рот, то есть надела на себя яшмак. Затем подошла к матери и обняла ее.

– Как дела, мама?

– Куда ты пропала, доченька?

– Ну это же работа, мама. А на работе всякие непредвиденные дела могут появиться. Теперь нет такой работы, как в советские времена, на которую можно приходить, когда захочешь, и уходить с нее в любое время.

– Ладно, ладно, не трогай ты Советы! Кто-кто, а мы от них ничего плохого не видели. С чем ты сравнишь то, что при Советской власти все люди могли на равных учиться и работать, вовремя получать зарплату? А что касается твоих новых туркмен, мы еще посмотрим, что они такое могут дать народу, что было бы лучше, чем у Советов!

– Бабушке не нравится, когда ты ругаешь советскую власть, – примирительно улыбаясь, произнес Арслан. Сидя рядом с отцом за просторным дастарханом, он кивком головы поздоровался с матерью. Потом повернулся к младшему сыну, который все еще держался за полу бабушкиного платья и не отпускал ее:

– Сердар, сядь на свое место! Пусть бабушка переоденется и вымоет руки! Ты иди, сядь рядом с Мурадом, там будешь задувать свечки, а бабушка потом придет и сядет рядом с тобой!

После этого Дунья, поняв, что все ее заждались, быстренько прошла в свою комнату, переоделась, вернулась к столу и заняла свое место рядом с Сердаром.

Ребенок радовался и был весел, мама нарядила его по случаю сегодняшнего праздника. Мальчик был обаятелен и хорош собой, он притягивал к себе и вызывал нежные чувства. Сейчас все внимание было приковано к имениннику.

Больше всего ребенок радовался не подаркам и даже не понравившейся ему длинноухой мягкой собачке, подаренной дедом. Мальчик был счастлив и радовался тому, что его окружают близкие и любящие его люди, люди, которых и он любил всем сердцем и хотел бы видеть их возле себя постоянно.

За сачаком Дунья сидела на «женской» стороне с матерью, невесткой и дочерью, с ее лица не сходила улыбка, когда она рассказывала им о своей поездке в Стамбул, об окружающих этот город морях, придающих ему особое очарование. Восхищенно рассказывала о том, как много в этом городе богатых людей, что они с Анновом гостили в доме одного такого богача, а дом у него настоящий дворец. Из слов ее можно было понять, что она тоже мечтает жить в такой вот сказочной обстановке.

Казалось, она может говорить о Стамбуле до бесконечности, так много у нее накопилось впечатлений.

Сидевший по другую сторону сачака Арслан, не прислушиваясь к рассказу матери, о чем-то беседовал с отцом. Через некоторое время они вышли для перекура на веранду. За столом, раскурив сигареты, они краем глаза наблюдали за тем, что происходит в комнате, и переговаривались между собой. Арслан вдруг спросил:

– Отец, а мама советовалась с вами, прежде чем устроиться на работу?

– Пришла как-то и говорит: я нашла работу, пойду работать. А еще говорит: там неплохая зарплата, а мы с тобой скоро совсем обанкротимся. А что я мог ей сказать? Иди, говорю, если тебе так хочется, поработай. Сам знаешь, на зарплату врача не очень-то разгуляешься.

– Да не умерли бы мы с голоду! Похоже, мама с головой ушла в эту новую жизнь!

– Вообще-то, она о вас заботится.

– Это верно, отец. Но мы народ, только-только вступивший в рынок, и у этого рынка свои законы и правила, с любого места в него не очень-то воткнешься…

– Твоя мать, похоже, каким-то образом нашла место, с какого можно сунуть свой нос в новую жизнь.

– Но богатство должно не только выигрывать любить, но и уметь проигрывать. Мне кажется, что мама, поддавшись мелким соблазнам, потом может что-то большее потерять. Уж слишком много у бизнеса кривых дорожек…

– Да ладно, будем здоровы, посмотрим, что из всего этого выйдет, – Хасар сделал последнюю затяжку и загасил сигарету, потом устало потер руками лицо.

Помолчав немного, процитировал Махтумкули, давая понять: чему бывать, того не миновать:

«Не печалься, что тебе чего не достаётся?

Когда-нибудь получишь то, что предназначено судьбой».

Отец и сын еще какое-то время посидели молча, занятые каждый своими мыслями.

После распада СССР и обретения независимости Туркменистан начал формировать свою национальную армию. Арслан сразу же откликнулся на призыв Родины служить ей и стал одним из первых летчиков, вернувшихся домой из дальних краев. В ту пору летчиков – выходцев из туркменской нации в Военно-Воздушных Силах СССР можно было сосчитать по пальцам одной руки. Туркменскому государству позарез были нужны собственные зоркие соколы, которые охраняли бы его небо. И потому страна бросила клич: «Сын, вернись на Родину и займи свое достойное место здесь!» Арслан услышал этот призыв и вернулся домой из Калининграда, где служил военным летчиком в рядах ВВС СССР. Через пару лет после возвращения сына в Ашхабад, чтобы продолжить службу в составе национальной армии, вернулся и его отец. Вот так вся семья снова собралась в Ашхабаде.

На прошлогодних военно-тактических учениях Арслан на своем боевом истребители выступил так виртуозно, такие чудеса, такое высокое мастерство показал, что был замечен Лидером страны. В награду он досрочно получил очередное воинское звание. А на недавнем празднике независимости в небо первой поднялась эскадрилья лучшего военного летчика Арслана Мамедханова и стала национальной гордостью народа. Как и родители других летчиков, вот уже много времени Хасар и Дунья при виде самолета в небе верили, что за штурвалом сидит их сын. "Наш Арслан оседлал своего крылатого коня!"– глядя в небо и наблюдая за полетом, с гордостью произносили они.

Когда отец и сын вернулись в дом, их взору предстала следующая картина: новорожденный Сердар, держа в руках подарок деда – длинноухую собачку, пересаживался с колен одной бабушки на колени другой, потом шел на руки к матери, вызывая всеобщую радость и веселье. Ребенок радовался, что в такой день он находится в окружении тех, кого любил больше всего на свете.

Дунья знала, что сыну не нравится ее работа. Собственно, он и не скрывал этого от матери: «Мама, неужели ты думаешь, что без твоей работы Мамедхановы с голоду умрут?»

Считая, что он нашел свое место в жизни и достоин его, Арслан желал, чтобы и его близкие, не обращая внимания на нынешние трудности переходного периода, жили с верой в то, что завтра все встанет на свои места, и страна будет подлинным покровителем народа. Считал, что, пока в семье есть такие работники как он и его отец, матери работать совсем необязательно.

Дунья уже полностью взяла в свои руки бразды правления праздником, она по одному давала слово всем собравшимся за сачаком – и взрослым, и детям, улыбкой подбадривала выступающих, хвалила за хорошие тосты, выслушивала мнение окружающих, впитывала в себя их добрую ауру, словом, чувствовала себя по– настоящему хлебосольной и гостеприимной хозяйкой.

Когда муж и сын вошли в комнату, женская интуиция подсказала ей, что они не просто покурить вышли, что они говорили о ней. Дунья бросила на них испытующий взгляд.

… В тот раз, встретившись почти через тридцать лет, Дунья и Аннов практически забыли о существовании друг друга. Река жизни вынесла каждого из одноклассников к своему берегу. Вряд ли им приходило в голову, что когда-нибудь может состояться такая вот неожиданная встреча.

А может, они бы и по сей день не встретились, если бы не случай. В тот раз Дунья отправилась на рынок за покупками и случайно встретила одну из своих школьных подруг.

Дунья не сразу узнала пухленькую женщину с сумочкой на плече, разодетую в шелка. Она ходила по торговым рядам и скупала все, не считаясь с ценами. За ней по пятам шел носильщик, таскавший ее полные сумки. Это была одноклассница Дуньи, с которой она некоторое время поддерживала отношения и после окончания школы. Живя в Германии и приезжая с детьми в Ашхабад на время служебного отпуска мужа-военнослужащего, она непременно встречалась со школьными подругами, приглашала их к себе в гости и обязательно одаривала какими-то заграничными сувенирами. Не забывая и об их мужьях и детях. Одноклассницы тогда не скрывали своей зависти к Дунье, которая так удачно вышла замуж и устроилась в жизни.

Подруги встретились, постояли немного, вспоминая прошлое. Именно от нее Дунья узнала, что Аннов стал солидным и уважаемым человеком. Поначалу Дунья не очень-то поверила словам подруги. Через два-три дня после той встречи Аннов, прослышав о том, что Дунья в городе и сильно обрадовавшись этому, через подругу пригласил Дунью к себе в офис, сославшись на то, что ему в офисе нужен переводчик, и Дунья, знающая несколько иностранных языков, именно тот человек, который ему нужен.

Честно говоря, Дунья чувствовала себя ущемленной, оттого, что ее муж Хасар не умеет, как окружающие его люди, зарабатывать деньги, что его врачебного заработка едва хватает, чтобы сводить концы с концами, а она привыкла жить на широкую ногу. И поэтому приглашение Аннова пришлось кстати. Она и прежде, видя, что благосостояние семьи оставляет желать лучшего, не раз заводила разговор о работе и даже подыскивала себе что-нибудь подходящее. Но то, что работу ей предложил не кто-нибудь, а именно Аннов, этот напыщенный гусь, уязвило Дунью. Она понимала, что, придя туда на работу, она вынуждена будет поступиться какими-то своими принципами, чего ей не хотелось бы делать ни при каких условиях.

Еще в школе Аннов вызывал у Дунья стойкую неприязнь.Он и теперь был для нее все тем же двоечником Анновом, который прятался за спину впереди сидящего ученика, лишь бы учитель не заметил его и не вызвал к доске. Однажды те дни Аннов как-то радостно рассказал ей: «Вчера рано утром мы с папой поехали к поезду встречать торговцев овцами, которые везут их в Ашхабад из Балкана и Пенди. Мы заморочили им головы и по дешевке скупили весь скот, а потом перепродали его за большую цену и хорошенько «наварились» на этом». Аннов был не просто одноклассником Дуньи, но и дальним родственником, их матери были троюродными сестрами. Когда Дунья с матерью ездила на свадьбы, видела, как ее мать по-родственному тепло общается с матерью Аннова. Ее тетка тогда оценивающе оглядывала Дунью и с улыбкой, явно на что-то намекая, произносила: «Вон в какую красавицу выросла Дунья. Оказывается, она с моим сыночком Анновом в одном классе учится!»

Несмотря на это, Дунья старалась быть от него подальше, будто боялась, что к ней прицепится что-то плохое.

В юности в Аннове ярко проявились посреднические способности, но, помимо этого, он еще отличался толстокожестью и даже какой-то наглостью. То, что другие из стеснения не решались сказать, он запросто, кося под идиота, выпаливал в лицо человеку.

Однажды, подловив Дунью в укромном уголке, передал ей слова своей матери, не приврав ни слова: «Дунья, мама сказала, что мы с тобой родственники, чтобы я не обижал тебя, иначе, когда ты вырастешь, и к вам от нас придут сваты, твои родители прогонят их». Этим высказыванием он еще больше оттолкнул девушку от себя.

Не поверив словам Аннова, она как-то спросила у отца: «Скажи мне, папа, в каком родстве с матерью Аннова состоит моя мама?», на что отец ответил ей: «Со стороны отца Аннова никаких родственных связей у нас нет. Мы хорошо знаем его отца Хасанали. Он еще мальчишкой вместе с матерью попал в наш аул, в ту пору, когда наши предки занимались разбоем и брали людей в рабство. Да, мы немного наслышаны о том, что у него была стройная и красивая мать с очень большими глазами. Хапбы ишан взял ее себе третьей женой. После смерти ишана она вышла замуж за нашего односельчанина Аширчана. В ту пору у нее на руках был еще и сын от предыдущего брака. А речь ее так до конца жизни и не изменилась, она говорила на каком-то странном наречии. А родственность Аннова заключается в том, что его и твоя мать являются детьми двух двоюродных братьев». Он очень деликатно рассказал эту историю дочери, время от времени бросая взгляды на жену, и Дунья поняла, что Аннов не числится среди ее близких родственников, и почему-то очень обрадовалась этому.

В школе Дунья носила одежду европейского кроя и заметно выделялась среди своих сверстниц. К тому же была одной из лучших учениц класса. Внешне красивая, она была у всех на виду, и на нее заглядывались многие парни. Галина Максимовна, учительница английского, постоянно ставила ей пятерки и нахваливала девушку за ее способности к языкам, так что после окончания школы вопрос о дальнейшем выборе профессии решился сам по себе. В последних классах школы Дунья, как и ее одноклассницы, расцвела и превратилась в настоящую девушку. Это была пора, когда девушки, еще сами того не осознавая, старались быть красивее, чтобы нравиться ребятам. Аннов к тому времени превратился в невысокого юношу с темным пушком над верхней губой. Он был похож на отца – широкоплеч, с короткой шеей, отчего голова его казалась приставленной прямо к телу. Именно в те дни к нему прилипла малоприятная кличка «эшек яссык» – «ослиная подушка».

Прежде чем приударить за Дуньей, Аннов успел написать письма двум девушкам и получить от них «от ворот поворот». Пару раз он даже тайком встретился с одной из двух сестер-близняшек из параллельного класса, но все испортила ни о чем не догадывавшаяся вторая сестра Фатима, как две капли воды похожая на первую. Получив письмо вместо Эше, Фатима негодующе посмотрела на Аннова и, даже не прочитав его, на глазах парня разорвала на мелкие клочки. Эше, подумав, что Аннов отвернулся от нее, потому что влюбился в ее сестру, ни в чем не стала разбираться и со злости прогнала его.

В десятом классе Аннов, видя, что Дунья ни на одного из парней не смотрит и ни с кем не вступает в любовную переписку, подумал, что она ждет его, и решил снова попытать счастья. Встречая девушку, он смотрел на нее влюбленными глазами. Смазывал волосы жиром и укладывал их, до синевы выскабливал бороду и усы, следил за одеждой, словом, хотел нравиться. В толпе старался держаться поближе к ней. Однако все его старания были напрасны, потому что Дунья все равно не замечала его и писем от него не принимала. Хотя Аннов с помощью друзей даже зарифмовал свое письмо и вложил его в учебник в надежде, что Дунья прочтет его и откликнется. Девушка, обнаружив письмо, подумала про себя презрительно: «Неужели ты, ослиная подушка, надеешься, что я выберу тебя?», – но вслух этого не сказала, постаралась быть деликатной:

– Аннов, ты забери свое письмо, у меня есть парень, с которым я встречаюсь.

Поверила, что навсегда избавилась от него. Но это было не так. Перед самым концом учебы мать Аннова пришла к ним свататься.

Тогда мать Дуньи ответила ей: «Сестра, наша дочь еще слишком юна, чтобы думать о замужестве. К тому же отец намерен отправить ее на учебу. Так что поживем – увидим»– и хотела выпроводить нежданную гостью, но не тут-то было. Мать Аннова проявила невиданное упорство: «Если хочет учиться, мы не станем противиться. Пусть они поженятся, а потом вместе с Анновджаном идут учиться». Но в любом случае, даже если бы мать Дуньи и согласилась, она знала, что отец девушки ни за что не согласится принять Аннова в дом зятем, поэтому решительно отказала родственнице. Тогда это была последняя попытка Аннова приблизиться к девушке. В тот же год Дунья улетела в Ленинград, чтобы продолжить учебу в институте, который окончил ее отец. Аннов после школы поступить в институт не смог, поэтому желание стать инженером сменил на специальность бухгалтера, пошел на бухгалтерские курсы. Вместе с матерью летал за границу, привозил оттуда товар и занялся нелегальной торговлей.

Начав работать в какой-то организации помощником бухгалтера, он заочно окончил институт. А после женитьбы на дочери капитана полиции его торгово-посреднические дела и вовсе пошли на лад. Каждый раз, когда Аннов возвращался из-за границы с тюками товара, в аэропорту его встречал тесть, поэтому таможня проверяла багаж у кого угодно, но только не у него. Жена Аннова была года на три младше него, но цену себе знала, и с помощью отца помогла мужу избежать «почетного» звания спекулянт, за которое в те годы безжалостно сажали в тюрьму. Благодаря тестю Аннов спокойно занимался своими спекулянтскими делами.

Во время кадровых перестановок, произошедших после того, как Туркменистан стал суверенным государством, Аннов, волею судьбы оказавшийся на гребне волны, через своего земляка-министра получил должность заведующего крупной базой и стал зваться Анновом Хасановичем.

Он наладил работу таким образом, что находил полное взаимопонимание со своим начальником. А это значило поступать так, будто ты не причастен к разграблению неучтенного имущества, оставшегося от павшего СССР, на самом же деле прибрать его к рукам, дождаться, когда это имущество начнет приносить дивиденды, делиться ими с начальством и таким образом богатеть самому. Уж что-что, а эту математику Аннов знал как свои пять пальцев, в этом ему не было равных. И потом, кто станет контролировать твои действия, когда обесцениваются не только деньги, но и вещи, когда в стране нет власти, царит хаос?

Зная заранее, когда произойдет повышение цен, Аннов по низким ценам скупал товар и складировал его в укромном месте, а когда цены на него поднимались, доставал из тайника и спокойно выставлял на продажу, но уже втридорога. Вот тебе и прибыль, вот тебе и богатство!

Говорят, что невиданной красоты красный кирпич для построенного в те дни в селе двухэтажного дома Аннов специально нанятым самолетом ввез из России. Когда у него спрашивали, так ли это, сам Аннов без тени смущения отвечал: «Такие вещи делаются проще простого. Достаточно продать им товар по сниженной цене, а на документах проставить более высокую цену, печать и подпись. И они тоже должным образом оценят тебя, все твое добро переведут в деньги, и они потекут к тебе рекой».

Когда сняли министра-односельчанина, а на его место поставили нового министра, Аннов понял, что с этим высокопоставленным чиновником он вряд ли сможет сотрудничать, как с предыдущим, и поспешил уйти с этого места. Сославшись на нездоровье и необходимость лечиться.

А в стране появлялось все больше возможностей для открытия частных фирм, для того, чтобы богатеть путем всевозможных махинаций. Аннов, чувствовавший себя в торговых сделках как рыба в воде, сразу же почуял это и умело воспользовался удобным случаем, благодаря чему очень скоро перешел в разряд «новых туркмен» – почувствовал себя принцем крови.

И когда на его горизонте вновь появилась Дунья, испытал чувство радости и счастья как человек, наконец-то отыскавший свою драгоценную потерю.

* * *

Нависшие над городом темные тучи напоминали брыкливого коня, взявшего кого-то на прицел и готового при первом же удобном случае изо всех сил лягнуть. Дунья наспех проглотила чашку чая, и как только за ней прибыла машина, спешно повесила сумку на плечо и ушла. До начала работы Хасара был еще целый час, поэтому он неспешно перебирал одежду, достал из шкафа свой военный мундир и начал спокойно одеваться.

«Кажется, дождь собирается», – подумал он, снял с вешалки плащ, сложил его вдвое и перекинул через руку.

Хотя весна подходила к концу и уже настали жаркие дни, тучи небесные время от времени неожиданно набегали на город и, заливая водой горячий порог наступающего лета, охлаждали его пыл.

Приехав на работу, Хасар не успел надеть халат, как раздался звонок внутренней связи, и начальник госпиталя коротко приказал: «Зайдите ко мне!» Капитан Чапханов возглавил военный госпиталь совсем недавно. Он не был военным, этот молодой человек, до того работал врачом-терапевтом в одной из ашхабадских клиник. Когда армии потребовались военные врачи, ему был присвоен чин старшего лейтенанта запаса. В медицинской среде его больше знали как внука именитого ученого, защитившего кандидатскую диссертацию по медицине в далекие годы становления Республики Туркменистан. По медицинской части дед его звезд с неба не хватал, но был человеком с огромным чувством юмора. Во время защиты диссертации он не мог ответить на многие вопросы, и тогда на помощь приходил его покровитель Кайгысыз Атабаев. Он говорил: «Туркменистану нужны ученые врачи!» Но это не всегда помогало. Видя, что дела плохи, Кайгысыз предложил:

– А ну, расскажи им какой-нибудь смешной анекдот, развесели их!

И поэтому те, кто работал вместе с ним, знали Чапхана как человека, рассказавшего при помощи Атабаева удачный анекдот и ставшего ученым.

В ту пору женитьба на женщинах иной национальности воспринималась как преданность власти, которой ты служишь, и была распространенным явлением в среде высшего руководства Туркменистана, считавшего себя прогрессивно мыслящими людьми. Вернувшись домой после защиты диссертации, Чапхан, желая идти в ногу со временем, прогнал свою туркменскую жену и сочетался браком с татаркой в коротких одеждах. Начальник госпиталя был его внуком от сына, рожденного татарской матерью татаркой. Пользуясь именем деда, он окончил мединститут и всячески демонстрировал свое превосходство над другими, верил, что в этой области ему многое дано, а значит, и на многое он имеет больше прав. И в том, что он совершенно незаслуженно занял этот высокий пост, опять же сказались связи и знакомства его деда.

Он встретил Хасара с начальнически высокомерным видом.

– Я пригласил вас по вопросу солдата Акмамедова. Почему уже запланированная операция была отменена? – в тоне начальника госпиталя была неприкрытая угроза: «Кто посмел отменить операцию, которую я сам запланировал?»

Хасар всегда знал, как трудно найти взаимопонимание с дилетантами, не совсем хорошо понимающими свои должностные обязанности, да и в своей специальности не блиставшими, знал, что работать с такими людьми еще труднее.

Хасар нахмурился, давая понять, что ему не нравится вызывающий тон начальника госпиталя, ответил сухо:

– Знаете что, господин начальник госпиталя. Хоть и редко, но такое случается, а все потому, что мы имеем дело с живыми людьми, а не манекенами, и обязаны семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать. Мы не совсем уверены в результатах анализов солдата. И потом, он сильно ослаб, и ему надо окрепнуть, иначе его организм не выдержит тяжелой операции.

– Если у вас нет уверенности, почему вы своевременно не взяли новые анализы? Или же теперь вашу работу начальник госпиталя должен делать?

– Да, нет, мы этим занимаемся.

– Надо было раньше заниматься. Вон уже родственники юноши, прослышав о предстоящей операции, приехали сюда, волнуются, как все пройдет.

Хасара задело, что начальник госпиталя не хочет ничего понимать и настаивает на своем. Тем не менее, он старался держать себя в руках и не поддаваться провокации, а потому заговорил спокойным тоном и попытался все объяснить:

– Прооперировать больного несложно, господин начальник госпиталя, труднее другое – оперировать, не зная точного диагноза. Как потом ответ держать будем? За пару дней ничего не изменится, а тем временем и больной окрепнет, и все анализы будут готовы.

– Вы что, хотите сказать, что этот больной не нашего профиля?

– Полученные анализы склоняют нас к тому, что у парня туберкулез… Конечно, мы тоже можем сделать операцию на легких, но по этой болезни существует специальный научно-исследовательский институт, поэтому было бы лучше, чтобы эту операцию провели узкие специалисты высочайшего класса, как, например, професор Чары Назарович.

Начальнику госпиталя слова Хасара не понравились, поэтому он произнес недовольным тоном:

– Господин полковник, то, что говорите вы, совершенно не похоже на слова бывшего начальника госпиталя. Неужели мы не в состоянии справиться с лечением своего больного и должны просить других, чтобы они прооперировали его?

– Но разве в медицине такие случаи редкость?

Хасар вопросом ответил на вопрос начальника госпиталя.

– Пока я начальник госпиталя, такого больше не будет. Если вы сомневаетесь и боитесь чего-то, операцию сделает кто-то другой. Просто вам надо было сказать об этом сразу. Мы бы доверили операцию кому-нибудь другому… Я вас понимаю… возраст уже не тот, силы не те, уверенности нет, конечно, вам это должно быть трудно. Но у нас есть молодые хирурги, способные справиться с этой работой. Они и сделают операцию.

– Но в этом вопросе вы обязаны будете учесть и мое как заведующего отделением мнение! – выпалил Хасар, который был уже не в силах сдерживать себя. С каждым произнесенным словом по лицу его растекалась желтизна, он пристально смотрел на начальника госпиталя, и взгляд его был красноречивее слов.

– Посмотрим, – высокомерно ответил начальник, давая понять, что никто не собирается спрашивать у тебя.

Мысленно Хасар сравнил этого хамоватого молодого человека с прежним начальником госпиталя полковником Розыевым. Когда он вернулся в страну, именно полковник Розыев пригласил его к себе для совместной работы.

Хасар и полковник Розыев были людьми одной судьбы, тот, как и Хасар, во времена Союза работал военным врачом в разных воинских частях страны и был уверенным в себе человеком, хорошо знающим как свою работу, так и цену себе. Тогдашнее руководство страны, прослышав о таком нужном для них специалисте, лет шесть-семь назад, когда СССР только еще начал трещать по швам, специально отозвало его с места службы и вернуло домой. За короткий срок он создал туркменскую национальную военную медицину, способную оказывать народу медицинские услуги самого высокого качества. Но где-то с полгода назад его место потребовалось близкому родственнику высокопоставленного чиновника, и он под надуманным предлогом был уволен с работы. Когда же попытались лишить его и воинского звания, он сумел резко ответить: «Не вы присваивали мне это звание, не вам его и отнимать!» Затем, присоединившись к русским военным, еще не успевшим покинуть территорию Туркменистана, снова вернулся в Россию, где он был востребован.

Поначалу Хасар никак не мог понять, отчего начальник госпиталя так цепляется к нему, но потом, порывшись в памяти, вспомнил, как совсем недавно, хотя и не совсем открыто, возмутился действиями молодого руководителя. Теперь ему стало ясно, откуда задул этот холодный ветер.

Это было связано с делом, к которому Хасар тоже был причастен, но одобрить его не мог. Тогда начальник госпиталя, ни с кем не обсудив, решил комиссовать как больного и освободить от службы в армии солдата, пару месяцев назад перенесшего обычную операцию по удалению аппендикса и теперь помогавшего в госпитале по хозяйственной части.

Вот тогда-то два немолодых врача, не привыкших называть здорового человека больным, воздержались от подписи под заранее заготовленным врачебным заключением. Хасар был одним из этих двух врачей.

Несмотря на призывы председателя врачебно-экспертной комиссии и ответственного секретаря, просивших «Старейшины, давайте подпишем бумаги, такую просьбу «сверху» спустили!», они не поставили свои подписи, но, поскольку дело это было привычным, не придали ему никакого значения. И лишь потом, когда выяснилось, что начальник госпиталя, пообещав комиссовать парня, получил от родственников солдата солидную взятку, все встало на свои места.

– Отправляйтесь к себе и напишите мне объяснительную записку! Если не в состоянии сделать операцию, так об этом и напишите. Мы найдем других, тех, кто сумеет прооперировать больного, – потребовал начальник, выпроваживая Хасара из своего кабинета.

– Объяснение? Это пожалуйста, это мы можем написать! Но лично я, не поставив точный диагноз, не намерен брать больного на операционный стол.

Проводив Хасара недовольным взглядом, вспотевший от негодования начальник госпиталя, забыв о существовании носового платка, ладонью отер со лба пот. А Хасар, выйдя из кабинета начальника, по пути к себе вспоминал то время, когда Розыев ушел с работы, а заместитель начальника Генштаба Серкяев, вспомнив о нем, выдвинул Хасара на это место: «Если на это место требуется достойная кандидатура, есть полковник Хасар Мамедханов, лучше него с этой работой не справится никто».

Полковник Серкяев был одним из туркмен, служивших в Германии одновременно с Хасаром.

И если бы он в тот раз не сказал: "Мы уже не молоды, поэтому нам лучше на каком-нибудь участке госпиталя работать, а начальником поставьте кого-то из молодых!", сейчас в этом кресле сидел не кто-то инородный, а он сам.

Возмущенный поведением начальника госпиталя, Хасар впервые за все это время пожалел о своем тогдашнем отказе занять этот кабинет. Ему бы хотелось посоветоваться с Серкяевым, как приструнить этого зарвавшегося взяточника, но совсем недавно того, присвоив звание генерала, назначили главнокомандующим Кушкинского военного гарнизона. После неприятного диалога с начальником госпиталя Хасар задумался о том, как стремительно меняется время, а вместе с ним и люди, о том, как некоторые из них быстро приспосабливаются к условиям нового времени и с легкостью принимают его. У него даже возникла мысль, что вот и Дунья с пониманием отнеслась к этой быстро ворвавшейся в их жизнь новой обстановке и, похоже, схватила ее за узду, при этом он испытал незнакомое чувство, словно и его какая-то неведомая сила как бурным потоком увлекает за собой. У него родилось невольное сравнение с мелкими камешками, которые неистовая ключевая вода катит перед собой.