– М-да уж, уж да…
– Эридочка Петровна…
– Да хватит вам сюсюкать со мной, как со слабоумной – «Эридочка», тьфу, меня зовут Эрида, прекратите паясничать!
Лицо Навсикаи сильно побледнело, серыми, безжизненными губами она прошептала – я думала,… может быть… написать заявление в полицию…
– А вот это – хорошая идея, я ещё схожу в травм пункт, сниму побои, надо всё зафиксировать…
– А что это за грохот мы слышали, кто – то упал?
– Не знаю, я не падала, по – моему Вах –Каналия грохнулась…
Она вскочила, воодушевлённая идеей отмщения, и стремительно вышла из кабинета.
– Хамка, я ей посочувствовать пыталась… а она…
– Она не нуждается в вашем сочувствии, и то, что с ней случилось – очень приятный пустячок, пауки начинают поедать друг друга, я получил настоящее наслаждение, наблюдая за этим боем за звание чемпиона школы в весе курицы.
Навсикая растерянно смотрела на меня – правда? Вам понравилось? А по – моему, это ужасно, это такое разложение, полная деградация… драка двух женщин… в школе…
– То, второе существо – это была женщина?
– Да, это та самая Первухина, к которой ушла Паулина…
– Ну, вот теперь, я знаю, как выглядят женщины, и буду их сторониться, а кто такая Вак…ханалия?
– Вах – Каналия Псориазовна Скотинюк – завуч начальной школы, очень чувствительная дама, наверное, сердце не выдержало этого душераздирающего зрелища…
– Ясно, ну мы обо всём договорились? Хорошо, как закончите, позвоните мне, ладно?
15.
– Людок, я сильно проголодался, а говоря прямо – жутко хочу жрать, что, если мы с тобой пообедаем в каком – нибудь кабаке?
– Ну… я не знаю… у меня работы полно…
– Да мы недолго, ты уже обедала?
–Нет
– Ну, вот и славно, я тебя жду у выхода.
– Только я сегодня без колёс.
– Чего случилось?
– Машина в автосервисе, подвеска полетела.
– Ладно, я что – нибудь придумаю.
Люда вышла из школы и стала искать меня глазами, растерянно оглядываясь по сторонам – шеф, бибикни ей.
– Запрещено.
– Я заплачу за беспокойство.
Люда услышала сигнал, и неуверенными шагами подошла к машине – ого, да у нас всё по – взрослому, да?
–Садись, у меня уже в брюхе урчит, командир, вези нас в какой – нибудь ресторан, но чтобы там было тихо и можно было бы спокойно поговорить.
– Есть такое место, и не очень далеко.
– Вот и хорошо.
Минут через пять машина остановилась у здания, выполненного в псевдоклассическом стиле – ложные колонны дорического ордера, гипсовая квадрига на аляповатом портике, перед входом стоял швейцар в костюме такого ядовитого цвета, что у меня началась изжога – это оно, то самое место?
– Да, лучше здесь ничего нет.
– Спасибо, держи, сдачи не надо – я протянул водителю десять долларов.
– Я могу вас подождать.
– Договорились.
– Откуда деньги, Ром?
– Встречался вчера со своим сутенёром – зарплата за месяц.
– Дурак, вечно ты со своими шуточками.
Внутреннее содержание ресторана соответствовало внешней форме – несвежие скатерти на столах, из колонок полузадушенно хрипел шансон, ножки столов покосились – здесь много и с аппетитом ели, а ещё больше пили, со всеми вытекающими отовсюду последствиями. К нам подошёл метрдотель с кислой физиономией, узнав, что мы собираемся обедать, он скис окончательно, бросив на нас жалобный взгляд, он зашаркал в сторону кухни – минут через пять будет горячее – подождёте? – прокричал он издалека, не удосужившись подойти ближе.
– Конеечно, аууу! – крикнул я, сделав руки рупором.
Люда хихикнула – прекрати!
– Да ладно, он мне сразу понравился, рожа гнилая, будто срать хочет.
– Ром, мы же обедать собираемся!
– Ладно, виноват, простите дауна.
– Чего вдруг, ты решил свозить меня в ресторан?
– А что, наши отношения уже достигли той стадии, когда я могу ходить по квартире в трусах, и демонстративно чесать яйца?
– Нет, я не об этом…
– Люд, скажи честно, ты меня любишь?
– Нуу… ты мне нравишься, ты необычный… смелый…весёлый… я таких ещё не встречала…
– А, так у тебя богатый опыт отношений, было много разных, но таких как я ещё не было, правильно?
– Нет, я не это хотела сказать…
– Ладно, я понял, Люд, а ты всю жизнь собираешься в бухгалтерии просидеть, шурша бумажками как таракан?
– Чего – то мне не нравится твой тон.
– Тебе что, нравится быть на побегушках? Подай – принеси, неужели не хочется большего? Мы живём в огромном и удивительном мире, я вот хочу побывать в Фигейросе – там музей Дали, хочу, есть свежевыловленную, средиземноморскую дорадо на обед, запивая сухим испанским вином, проплыть на лайнере во фьордах, искупаться в гейзерах Исландии, смачно плюнуть на головы парижан с уродской Эйфелевой башни, встретить Новый год на Таймс – сквер, я хочу заниматься дайвингом на Мальдивах, и прыгать с парашютом в Эмиратах, управлять самолётом и океанским лайнером, хочу пить розовое шампанское из твоей ключичной ямки, хочу белый «Ягуар» с водителем – негром, одетым в белую шиншиллу, я хочу жить, я хочу всего! Всё это и даже больше – всё это моё, какие – то заскорузлые дуры из школьной администрации хапают огромные деньги, и переводят их на говно, у них нет ни ума, ни фантазии для того, чтобы эти деньги со вкусом потратить: жратва, безвкусные тряпки себе, мобильные телефоны детям, машины и пиво – пузатым мужьям с красными шеями и волосатыми ушами, эти унылые, пошлые самки не умеют жить, но они занимают руководящие должности, косные, закомплексованные, неумные, а я молодой, здоровый, талантливый, не могу себе этого позволить, потому что не хочу и не умею пресмыкаться, короткопалый мне предлагает с директрисой «подружиться» – ты как, не против моей дружбы с этой старой лоханкой? Против? А чего так? Раз так, то я должен найти другой способ пробиться, и я его нашёл, но без твоей помощи мне не обойтись.
– Фу, как пошло… ты такой же скучный, как и все остальные… деньги, поездки на море…шампанское… парашюты… какая банальность… какой примитив…
– Как здорово, что тебе не понравилось! Я совсем не такой! Ты же не восприняла всерьёз мои жлобские выдумки? Неужели я похож на одного из этих уродов, которые готовы убить за жирный кусок? Я произвожу такое впечатление?
– До сегодняшнего дня такого впечатления у меня не было, ты казался мне необычным, а теперь…
– Я и теперь такой, ммм, ты ставишь меня в трудное положение… у меня есть обстоятельства перед другими людьми, открывая тебе эту тайну, я должен быть уверен в том, что ты никому о ней не расскажешь…
– Ты о чём?
– Тебе нравится наша жизнь?
– Ты уже спрашивал, про перекладывание бумажек…
– Я не об этом, я о тех людях, которые подгребли под себя мою родину, об этих вонючих опарышах, которые доедают труп великой страны, обгладывают, чавкая, давясь, отрыгивая, и жадно урча, а в перерывах между приёмами пищи они поучают нас жить, с жирных губ слетают словечки «эта страна», «генофонд», «нация рабов», «работать не умеете», а ещё глумливо так «духовные скрепы», «народ – богоносец». У меня с этими людьми эстетические и культурологические разногласия. Людишки, обладающие тоталитарным складом мышления гордо именуют себя либералами, и одышливо, сладострастно повторяют такие слова как: люстрация, чистки.. Отрицают советское прошлое, проедая его наследство, подвергли осмеянию коммунистическую идеологию, и ничего не предложили взамен, великому народу нужны, вели.кие цели, цели в концентрированном виде содержатся в идеологии, какая цель у нашей страны?
– Не знаю
– Угу, никто не знает, корабль без руля и ветрил, так называемые либералы критикуют правительство, состоящее из либералов, за то, что оно недостаточно либерально, двадцать лет словоблудия – таргетирование инфляции, девальвация, кариес, перхоть, пятна на белом и прочая параша. И в результате: народ совершивший прорыв в космос, одержавший победу войне, показавший всему миру другой, не людоедский, некапиталистический путь развития, достигший высшей ступени общественного развития, этот народ делает неуверенный шаг назад, из коммунистической формации в капиталистическую. С точки зрения теории общественного прогресса, мы – нация деградантов, в истории есть примеры, когда нация делает шаг из капитализма в социализм, но не наоборот, мы совершили первую социалистическую революцию, реализовали вековую мечту о социальной справедливости, а затем предали идею в обмен на сладкую жратву, мы променяли первородство на чечевичную похлёбку.
– Я не совсем понимаю, о чём ты говоришь, какая похлёбка?
– Не важно, наша цель – разрушение нынешней системы, и разрушать мы её будем изнутри, мы займём руководящие должности, дискредетируем саму идею, уничтожим систему, основанную на лжи и лицемерии. Я – вирус, который взорвёт систему, без разрушения нет созидания..
– Ух ты, вот это да, вот, оказывается, о чём, ты мечтаешь…
– Да нет, это так, лишь часть замысла.
– Чем я могу тебе помочь?
– Как администрация нас обворовывает, расскажи?
–Да зачем тебе, что ты задумал?
– Не важно, я тебе потом расскажу, давай выкладывай..
– Ром, если они узнают, я работы лишусь..
– Ты ещё не поняла, «если они узнают», когда они узнают, уже будет поздно, если у меня получится, тебе больше не надо будет работать.
– Как это?
– Вот так, Ромчик обо всём позаботится.
– Я не понимаю, чего ты задумал?
– Я тебе объясню, но потом, когда всё получится, знаешь ведь – хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
– Это я – то Бог?
– Люд, ты чем сегодня завтракала? Политурой? Чего тормозишь?
– Что именно ты хочешь узнать?
– Всё, всю схему..
– Да я и сама её всю не знаю, только детали..
– Давай детали..
– Хорошо бы начертить, да под рукой только продукты..
– Вот эта уродская булочка будет директрисой – такая же бесформенная, ну и..
– Ты штатное расписание видел?
– Видел, и что?
– Сколько там человек? Двести?
– Не знаю, наверное, а что?
– А то, что реально в школе 65 сотрудников, остальные..
– «Мёртвые души», как я сам не догадался!
– Да, там работниками по зданию оформлены мужья учителей начальной школы, которые в школе ни разу не появлялись, а реально у нас один рабочий – Юрка Перегар, он всю школу обслуживает. А зарплату за них кто – то получает…племянница завхоза уже лет шесть как не работает (она замуж вышла и переехала к нему), а зарплата ей начисляется..
– Так, а ещё?
– Ты в школьных журналах никаких странностей не замечал? Не встречались тебе фамилии учащихся, которых ты ни разу не видел?
– Нет, не встречал.
– А они есть, и государство отпускает на их обучение деньги, и немалые..
– А ещё?
– Сколько у нас дворников?
– Один, этот пленный азиат всю территорию вокруг школы вспахал..
– По штатному расписанию их у нас четверо.
– Гениально!
– То же самое с уборщицами, добавь сюда ремонт – смета на одну сумму, а в реальности потрачено в разы меньше, вон на втором этаже стеклопакеты поставили, так через неделю два вывалились, хорошо никто не пострадал, а почему? Наняли каких – то беженцев за копейки, а они эти стеклопакеты только по телевизору видели, не знали с какой стороны к ним подойти.
– Ещё!
– Ещё премии, выписываются на одну сумму, а получаете вы другую.
– У меня целых пять тысяч было перед новым годом!
– Столовая заказывает определённое количество еды, но дети – то болеют, пропускают уроки, догадайся – куда уходит остаток?
– Потрясающе!
– Наверняка есть и ещё какие – то способы, это только то, что известно мне, а я – простой бухгалтер.
– Люд, так ты тоже с этого имеешь свой гешефтик, как вы денежки дербаните, поровну?
– Я – нет, мне не доверяют..
– Ммм, жалко, ну ладно, ты меня просто воодушевила, слушай, давненько я тебе в любви не признавался – я вскакиваю со стула, залезаю на стол, и ору на весь зал – люди! Я люблю эту женщину! Люблю мою милую! Так люблю, что боюсь – изнасилую!
Немногочисленные посетители недоумённо смотрят на меня, покручивая пальцем у виска, Люда хохочет как сумасшедшая, вышедший с кухни официант, увидев меня на столе, от изумления роняет тарелки на пол, наш обед быстро превращается в комплексное блюдо…
16.
– Купила, алюминиевые купила!
– Это вы о чём, простите?
– Врач, хапуга, сказал, что ему пластиковые нужны, по три тысячи штука, где я такие деньги возьму – вот я в интернете искала и нашла, судно алюминиевое , цена 250 рэ, самое оно!
Протушняк – учитель начальных классов, покрытая герпесом, с какими – то лишаями на лице, шее и руках, имела гадкую привычку подходить впритык и громко шептать, оплёвывая собеседника, она знала всё и про всех, если верить ей, то у неё связи в Совете Федерации, Госдуме и администрации президента, при этом она постоянно жаловалась на нехватку денег, и маленькую нагрузку, и грозилась сделать звоночек знакомым, чтобы исправить творимую по отношении к ней несправедливость.
– Сегодня приезжала Ерохина из департамента ..
– Кто это?
– Она всегда приезжает разбираться с жалобами, новое письмо пришло, про Гнилососкину, про все её дела написано, про то, как она с детским питанием мухлюет, как сумки со жратвой из столовой тащит ежедневно, про всё, ну вот – она подошла впритык, и один из её плевков попал мне в глаз, инстинктивно я сделал шаг назад, и упёрся спиной в стену, Протушняк разорвала дистанцию, и попыталась взять меня за руку, чтобы избежать телесного контакта, я спрятал руки за спиной.
– Директриса вызвала к себе Лизоблюдов и Подмахайло, а Ерохина спрашивала у них – как работает ваша бухгалтерия? Довольны ли вы зарплатами? Регулярно ли вам начисляют премии?
Я с содроганием чувствовал, что нижняя часть лица у меня обильно покрыта чужой слюной, получилось что – то наподобие косметическоймаски.
– А эти твари, вместо того, чтобы пожаловаться, кивали головами, и пели о том, какая прекрасная у нас зарплата.
– Они не потребовали уменьшить зарплату, а то и вовсе отменить её – мы сами готовы доплачивать администрации за счастье работать здесь..
Протушняк взяла паузу, а затем громко расхохоталась, обдав меня целым гейзером слюны.
– Отлично! Гха – хаа – ха! Вы – остряк! А эта сучка – Паулина, пишет замены мне каждый день, я ей говорю – зачем? Не надо мне, ведь деньги за замены по полгода не выплачивают, а она всё пишет и пишет..
Проходящая мимо Паулина, приветственно похлопала Протушняк по плечу, та отлепилась от меня и устремилась к завучу.
– Я говорю Роману, что если бы не вы, я бы с голоду подохла, только замены меня и спасают, живу благодаря вам, Паулина Теодоровна!
В руках Паулины появился платок, которым она ловко прикрыла нижнюю часть лица, предохраняясь от дружелюбного слюноизвержения собеседницы, Протушняк никак не отреагировала на этот недружественный жест, оживлённо беседуя, подруги скрылись за поворотом, чувствуя приступ дурноты, я добрёл до кабинета, и с наслаждением умылся над раковиной. До звонка оставалось пять минут, схватив книжку с тестами, я зашёл в канцелярию, и начал ксерокопировать работы. Размеренный шум ксерокса вверг меня в полусонное состояние, сквозь дрёму настойчиво пробивался диссонирующий звук, какой – то полухрип – полустон, я насторожился, не понимая природу звуковой помехи, ксерокс барахлит что – ли?
– Убийца! Изверг! Что вы делаете?
Секретарша хватала ртом воздух, издавая невнятное сипение, словно полу сдутый контрацептив.
– Отойдите от ксерокса!
– Это почему, простите, я должен отойти?
– Ксерокс нужен для того, чтобы я могла размножить важные документы, приходящие на имя Милены Власьевны. Вот придёт сейчас письмо из департамента, а порошок закончился – что я буду делать?
– Обратитесь к завхозу, у неё должны быть картриджи..
– У школы нет на это денег!
– А куда они делись?
– Их нет!
– Правильно ли я вас понял, наша школа настолько бедна, что не может себе позволить такую роскошь, как копировальная техника?
– Вы отойдёте, или нет?
– Нет, не отойду, пока не закончу копировать.
Секретарь схватила трубку телефона, и начала набирать номер дрожащими руками – Милена Власьевна? Это Жлобицкая, я звоню, чтобы сказать вам, что я увольняюсь. Почему? Я прихожу, а здесь.. этот наглый молодой человек.. такое вытворяет…Что? Нет, он ксеро – ко пи – рует! И делает это цинично, развязно…я его прошу отойти.. не драться же мне с ним… он игнорирует… это недопустимо.. да, я даю ему трубку…это вас..
–Да?
– Роман Викторович, что вы себе позволяете?
– Я ксерокопирую тесты для седьмых классов – это очень серьёзное преступление, или я могу рассчитывать на амнистию?
– Попросите об этой услуге кого – нибудь из коллег, почти в каждом кабинете есть ксероксы.
– Уже пробовал, сложилась плачевная ситуация – у всех кончился порошок, или замятие в лотке, или потерян электропровод, и так в каждом кабинете, в школе просто коллапс, ни один человек не смог мне помочь, пришлось прийти в канцелярию, и воспользоваться копировальным аппаратом.
– Мурена Вонифатьевна – очень хороший человек, ранимый, она всей душой болеет за школьное имущество, чтобы впредь не травмировать её, вы предварительно ставьте меня в известность, а я буду информировать её о том, что вы будете пользоваться ксероксом.
– Слишком сложно получается, я говорю вам, вы ей, она мне.. Ксерокс установлен в канцелярии, и является школьным имуществом, как сотрудник школы я имею право пользоваться копировальной техникой, вот я и осуществляю моё право..
– Да я совсем не против, просто извещайте меня предварительно, чтобы избежать подобных ситуации впредь, договорились?
– Я прошу прощения, но ситуация кажется мне нелепой, по – моему тут нечего обсуждать, я буду пользоваться ксероксом и впредь.
«Ранимый человек» тем временем вытащила мои листки из ксерокса, не дав завершиться процессу, отсоединила шнур от аппарата, сложила его в сумочку, и пошла к выходу.
– Медуза Горгоньевна .. или как – вас там, вы куда? Постойте, мне надо закончить!
Владычица писчей бумаги, волшебница печати, кудесница ксерокса вышла из канцелярии торопливой походкой, оставив меня со стопкой наполовину распечатанных тестов. Собрав бумажную массу, я вышел из канцелярии и столкнулся с завхозом, от удара я упал на пол, листы бумаги рассыпались по коридору. Завхоз, возвышаясь надо мной (никакого впечатления на неё наше столкновение не произвело), выстреливала в меня фразами:
– Вы будете делать медкнижку?
– А что там надо сделать?
– Голограмму, всех врачей пройти надо..
– Буду.
– Сами будете?
– А что, есть вариант, когда кто – то сделает это за меня?
– Да, три пятьсот платите, и я всё сделаю..
– Три тысячи пятьсот рублей?
– Да.
– А это вообще законно?
– Не хотите, делайте сами, езжайте, проходите. (она непринуждённо, очаровательно рыгнула) – ой, межпозвоночная грыжа сказывается, надо заняться здоровьем (быстро положила что – то в рот, и начала ожесточённо жевать), ещё язва покоя не даёт, сплошные неприятности.. ну так, что – сами будете делать, или заплатите?
– Сам, всё сам.., съезжу, сделаю..
– Смотрите, дело ваше..
К этому моменту я собрал бумаги с пола, и немного пошатываясь (у нас с завхозом разные весовые категории) побрёл по направлению к своему кабинету.
– Роман Викторович! Подождите!
Несколько старшеклассниц бежали за мной по коридору.
– Вы ко мне обращаетесь?
– Да, к вам. От имени 11 «а» класса мы хотим пригласить вас на последний звонок, вот – одна из них протянула мне открытку – приглашение.
– Приходите, пожалуйста!
– Спасибо, обязательно приду.
В кабинете разрывался от натуги внутренний телефон – да? Алло?
– Это Навсикая Алкиноевна, они всё знают!
– Какие «они»? Чего «они» знают?
– Паулина заходила сегодня ко мне, спрашивала как мои дела, всем ли я довольна – это неспроста! Она что – то подозревает!
– Дорогая моя Навсикая (что вы со мной делаете – стихами заговорил), не надо паники, это мог быть обычный визит вежливости..
– Вежливости? От Паулины? Да вы смеётесь надо мной? Она спрашивала меня о том, насколько хорошо я владею компьютером, зачем ей это знать? Они меня подозревают, это же ясно!
– Даже если так, подозрение это ещё не доказательство..
– Легко вам говорить, не к вам же пришли. Я подумала, и решила во всём признаться, скажу что погорячилась, Милена меня простит..
– Подождите признаваться, это всегда успеется, у меня такой вопрос – когда у нас будет распределение нагрузки на следующий учебный год?
– Обычно бывает в конце мая, перед отпуском, а что?
– Дайте мне время до распределения нагрузки, а потом можете признаваться, если захотите.
– Это почему?
– Не все мы умрём, но все изменимся, как говаривал сторож моего детсада после неудачного удаления грыжи.
– Не поняла?
– Потерпите ещё чуть – чуть, немножко, как бы это ни было тяжело, вспомните, ради чего мы всё это с вами затеяли..
– Это не «мы с вами» затеяли, это вы затеяли, втянули меня в омерзительные дела с анонимками, а зачем? Неужели мне плохо жилось, а что теперь.. меня уволят.. придётся уйти, не доработав до пенсии..
– Навсикая Алкиноевна, голубушка, успокойтесь, вы хотите опустить руки и сдаться, в тот момент, когда до победы осталось несколько мгновений, не пройдёт и двух недель, и вы не узнаете нашей школы, я даю вам слово – вы мне верите?
– Если честно – не очень..
– Ну, хорошо, можете вы ещё две недели потерпеть – четырнадцать дней, из них только десять рабочих – можете?
– Я.. я постараюсь..
– Не надо стараться, надо потерпеть
– Вот опять вы за своё..
– А как же, я самый остроумный и находчивый.
– И скромный..
– Сам себя не похвалишь, три дня как оплёванный.
– Хгм… смешно
– Ну, всё, договорились, как будет у меня свободная минутка, я к вам заскочу.
Слабое – слабое, слабое звено.. Как себя чувствуют остальные соратники?
– Алло, Люд, занята? Я зайду после уроков? Хорошо.
По недовольно вздёрнутой верхней губе, и нетерпеливому постукиванию ручкой о зубы можно сделать вывод, что Люда не в духе. Целую её в щёку.
– Не выспалась?
– Выспалась.
– С кем?
– Дурак. Ни с кем.
– Чего злобствуешь?
– Слушай, а почему я никогда твоих родителей не видела? Как я не зайду к тебе – в доме никого нет, где они?
– Вот это тебя мучает? Поэтому ты такая сердитая? Всё просто, родители мои слишком известные люди для того, чтобы появляться в моей квартире.
– Как это, кто они?
– Не могу сказать, если ты это узнаешь, мне придётся тебя убить – я хватаю её за шею, и начинаю шутливо душить.
– Отстань, нас могут увидеть, ну, правда – кто твои родители?
– Так и быть, только тебе одной расскажу, но ты должна принести клятву – вот, бери землю из цветочного горшка, ешь и клянись, повторяй за мной – я торжественно обещаю..
– Да брось ты, хватит придуриваться, правильно про тебя Демоника Агеноровна сказала – ты какой – то мутный, я про тебя ничего не знаю, какой ты на самом деле, всё у тебя секреты какие – то..
– А кто это такая – Демоника..
– Главный бухгалтер..
– Ах вот оно что, ты наслушалась вражеской пропаганды, поверила ей..
– Почему вражеской?
– Ты что, не знаешь, она домогалась меня, а я, как чистый и целомудренный мальчик, отверг домогательства дряблой бабуси, вот она и злобствует – нет хуже врага, чем отвергнутая женщина..
– Я тебе не верю, ты всё выдумал.
– Правильно, это я так шутю..
– Почему она тебя не любит?
– Откуда же мне знать? У неё спроси.
– Так, где твои родители?
– Ты заставляешь меня грустить, воспоминания о родителях всегда вызывают у меня слёзы.. вот.. я уже на грани.. сейчас.. ты хочешь увидеть меня плачущим?
– Не паясничай, давай по – серьёзному..
– Я очень серьёзен, так и быть, только тебе одной скажу на ушко, иди сюда, без права разглашения, готова? Не вижу готовности, ты слушаешь, внимательно? Нет, ты ещё не готова, я вижу, как заинтересованно блестят твои глаза, ты расскажешь всем о том, что я сказал? Я прав?
– Ну, давай, не томи, говори уже!
– Подойди ближе, ближе.. ещё.. вот так, слушаешь, да? Ох, чего – то меня затошнило, срочно требуется инъекция… помоги…
Я валюсь на стол, шумно с присвистом выдыхаю (как боксёр во время удара), у меня дёргается щека – аггххр.. уэээ..
Люда бежит ко мне, с круглыми от испуга глазами – какая инъекция, где лекарство.. что делать?
– Там.. внизу…у меня в портфеле…
– Что у тебя там? Где лежит?
– В портфеле лежит свёрток… быстрее беги… целлофановый пакет…в горошек..
Она быстро убегает, я встаю со стола, вытаскиваю заранее заготовленную флешку, и копирую документы с её ноутбука, процесс ещё не завершён, а она уже врывается в кабинет, красная, растрёпанная, механически сдувая падающую на глаза прядь волос, она недоумённо смотрит на меня – тебе лучше?
– Сейчас будет, пакет принесла?
– Да, что в нём?
Я разворачиваю пакет, и достаю из него трёхэтажный бутерброд, откусываю приличный шмат, и закатываю один глаз от наслаждения – инъекция колбасы с сыром, и помидорами, – самое лучшее лекарство от сердечного приступа.
– Ты..ты… урод.. я бежала как в жопу раненная рысь, думала у тебя диабет, или сердечный приступ, я думала, что ты умираешь, а ты просто жрать хотел?
– Обожаю тебя такой.. сердитой, слушай, я даже готов прервать пищеварительный процесс ради такого дела, давай я отложу бутерброд, и мы, как это говорится – предадимся любви, а?
– Пошёл ты, иди со своей правой рукой любви предавайся, понял? А что это ты делаешь с моим компьютером? Копирование, это зачем? Ты что задумал?
– Для одной изящной комбинации, которую я задумал, мне не хватает пары штрихов, мне кажется, ты можешь мне помочь..
– Так ты специально меня отослал чтобы.. ну ты и гад..
– Ну, Людок, ты ..
– Мне всё правильно про тебя говорили, а я – то дура.. а почему у тебя в телефоне я забита под именем «невзрачненькая»? Я что, такая страшная? А?
– Люд, ну это же шутка, я..
– А кто все эти «чаровница», «глазунья», «соковыжималка», «Лена – пылесос», что они делают у тебя в контактах?
– Это однокурсники, мы дурачились во время учёбы, и придумывали друг другу прозвища, меня звали .. слушай, а ты в моём телефоне шарила, зачем? Какая низость!
– Однокурсники? «глазунья» пишет, что после прошлой встречи, она неделю в туалет сходить не может..
– Мы ели, в какой – то тошниловке, он отравился..
– и даже крем от анальных трещин не помогает.. что это за дружба у вас?
– Ну, знаешь, среди однокурсников бывает всякое, бывают моменты острой тоски, я должен был поддержать товарища..
– А «Лена – пылесос» пишет, что у неё «задержка две недели»..
– Бедняга, им на заводе зарплату задерживают, выплачивают крайне неаккуратно..
– Ты издеваешься надо мной? За дуру держишь? Я всё поняла, ты меня использовал, тебе надо было узнать что – то о бухгалтерии, и ты.. вот же сволочь.. как ты мог.. я же тебе поверила.. я всё расскажу Милене Власьевне, и ты отсюда вылетишь как пробка.. тебе ничего не удастся сделать.. понял?
Я ласково, но с силой обнимаю её за плечи, и тяну к открытому окну, прикидывая в уме – какие шансы у крепкой, здоровой девушки выжить после падения из окна четвёртого этажа? Люда вырывается, но я держу её крепко, захватив шею в замок, окно выходит во внутренний двор, в это время тут пусто, вроде бы никого нет..
– Люда, ты меня вынуждаешь, мне не хотелось бы завершать наше знакомство на такой ноте, но приходится, я мог бы отпустить тебя, если ты пообещаешь молчать в ближайшие две недели, ты как согласна?
Как только я убрал ладонь с её рта, она попыталась закричать – ну что ты, Людок, фу, как это грубо (до подоконника остаются какие – то сантиметры), ну так что – молчание на две недели, или молчание навсегда – что ты выбираешь?
Она втыкает ногти в кисть моей руки, выступает кровь, я не чувствую боли, чувствую досаду на то, что всё выходит так глупо, резко разворачиваю её и бью кулаком в живот, её тело сгибается, я нагибаюсь, сжимаю ладонями её щиколотки (такие изящные, тонкие) и собираюсь разогнуться, и рвануть её ноги вверх, и в этот момент слышу сзади интеллигентное покашливание – я вам не помешала?
В дверях бухгалтерии стоит БМВ – Болтанкина Мария Владимировна, словесница способная вытрясти душу из любого, самого необучаемого двоечника – я за квиточком зашла, но если вам некогда, то я загляну позже.
Люда хрипит, я отпускаю её, БМВ сурово разглядывает нас обоих, я скороговоркой произношу – девушка что – то не то съела, стала задыхаться, хотел дать ей подышать, свежий воздух, знаете ли.
– Мария Владимировна, хотите сделать доброе дело?
– Я всегда на стороне добра.
– Помните газету, пожалуйста.
– А зачем?
– Мните – мните, я всё объясню.
Она усиленно разминает газету окольцованными пальцами – хватит?
Я пробую край газеты рукой – нет, ещё недостаточно мягкая, помните еще, пожалуйста.
БМВ мнёт газету с отчётливым выражением злости на лице – достаточно?
– Ещё чуть – чуть.
– Вы обещали объяснить мне, для чего это необходимо.
– Видите ли, в детстве я с родителями (выразительно смотрю на Люду) жил в коммуналке, кроме нас там жило ещё три семьи, вечные очереди на кухне, в ванную, в туалет, туалетной бумаги никогда не было, и с тех пор я глубоко убеждён – нет ничего лучше для моей спартанской задницы, чем хорошо помятая дружескими, добрыми руками газета, давайте сюда, вы действительно очень добры, а теперь я иду в туалет.
Ни слова не говоря, БМВ выходит из бухгалтерии, Люда вытаскивает из ноутбука мою флешку и швыряет на пол, я поднимаю её, заговорщицки подмигиваю Люде и говорю – твой младший братик ходит в седьмой садик, да? Такой маленький, а уже без взрослых, ай – яяй –яй, какая неосторожность, думать, что если дом рядом, то с малышом ничего не случится, современные улицы полны опасности.
Лицо Люды белеет, и становится каким – то варёным, она смотрит на меня с ужасом, не моргая. Я выхожу из бухгалтерии, напевая:
– И пусть гуляют с ней собаки, а не такой орёл как я!
17.
– Ну чего, ты готов?
– Уже пора?
– Да, пошли.
Мы входим в актовый зал, безвкусно украшенный золотистыми шариками – кривоватая надпись «В добрый путь» отчётливо заваливается вправо, пухлые связки полусдутых шаров цвета национального флага дрябленько трепещут в углах зала.
– Дизайнера приглашали, кучу бабла отдали за эту роскошь.
– Да, впечатляет.
Мы садимся на втором ряду (первый уставлен табличками с угрожающей надписью «Администрация».
– Сейчас будут долго и уныло петь песни, самые скудоумные дуры, из числа тех, кто и в школу – то почти не ходил, будут реветь от полноты чувств, в общем, готовься, всё будет медленно и печально.
– Откуда ты знаешь?
– Давно здесь работаю, у них двадцать лет один и тот же сценарий.
Первый ряд заполнился представителями администрации, не прошло и получаса, как заиграл гимн, по окончании которого, в центр зала вышла директриса, верная своему принципу в одежде – на ней была застиранная, бесформенная простыня, несколько раз обёрнутая вокруг мощного тела.
– Чувствую себя как в вытрезвителе, там тоже в такие штуковины клиентов заворачивают.
Учительница начальных классов, сидящая рядом, громко фыркнула и погрозила короткопалому пальцем.
– Уважаемые товарищи родители, дорогие наши выпускники, вот и настал торжественный момент, которого мы все так долго ждали, сегодня для вас прозвучит последний звонок. Но мы не прощаемся с вами, нам предстоит экзаменационная сессия, и я верю, что в конце июня мы вновь соберёмся здесь в полном составе для того, чтобы вручить вам ваши аттестаты. А сейчас слово представляется представителю (прямо масло масленое – гха – ха) – первый ряд угодливо засмеялся – слово представляется нашему дорогому другу из управы района «Дышащее Подгузниково» Крохоборову Дормидонту Калистратовичу!