Однажды как-то выпивали с директором в «Сенеже» в отдельно стоящем на территории особняке, в котором был один-единственный номер, и он рассказал:
– После того как арестовали участников ГКЧП, в этом особняке какое-то время содержали главу КГБ СССР В. А. Крючкова. Привезли ночью, я ему говорю: «Владимир Александрович, я должен вас обыскать».
– А зачем?
– Ну, мало ли что. Вдруг у него оружие, застрелится до суда. Порядок такой.
– Ну и как он?
– Нормально, сказал: «Действуйте».
Рассказав эту историю директору Химзавода, одному из наших учредителей, услышал неожиданный для себя ответ.
– А… так он гэбэшный.
– А почему вы так решили?
– А кто, по твоему мнению, имеет право генерала КГБ обыскать?
– А зачем же он директором пансионата работает?
– Легенду ему готовят, скоро за бугор поедет каким-либо представителем.
Так и произошло: скоро директор пансионата укатил в многолетнюю командировку за границу. Уезжая, представил нас своему преемнику, с которым мы продолжили наше сотрудничество.
***
Вечерами мы частенько задерживались в офисе, выпивали, домой ехать за рулём было стрёмно, и выручал меня сын. Бывало, позвоню:
– Мишань, выручи ещё разок, мы тут опять перебрали.
– Выезжаю.
Миха учился на курсах вождения. В те годы учились месяцев по девять, из них практике вождения – всего два-три месяца, поэтому он с удовольствием приезжал, садился за руль и развозил нас по домам.
***
Брательник мой двоюродный Володька Морозов предложил съездить поговорить с директором УЭМЗа1 на предмет возможного сотрудничества. Это было интересно для меня вдвойне. Завод располагался в Свердловске, а семья Морозовых жила в Челябинске-70 – ЗАТО2 недалеко от Свердловска. Поскольку я никогда там не был, решил заодно навестить своих тётушку Аню с дядей Сашей, братьев Сергея и Вовку, и сестру Людмилу. Сергей работал в охране ЗАТО и организовал мне пропуск.
Но сначала дело. Такой режим охраны я увидел впервые: бюро пропусков на заводе отсутствовало по определению, то есть вообще. Не было никакого бюро, но телефонная будка была, а у меня был номерок, по которому нужно было позвонить. Я позвонил, услышал в трубке голос:
– Слушаю.
– Иван Сергеевич?
– Да.
– Это Рейн беспокоит, мне передали, что вы готовы со мной встретиться.
– Да, да. Через пять минут я к вам выйду.
И действительно, через пять минут сухощавый мужчина невысокого роста прошёл через рамки проходной и окрикнул меня:
– Алек Владимирович!
Я подошёл к нему, мы пожали руки, после чего он сказал:
– Давайте свою руку. – Я, не совсем понимая, что сейчас произойдёт, снова протянул ему правую руку. Он, обернувшись, взял мою кисть левой рукой, крепко сжал её и сказал: – Пошли.
Так, взявшись за руки, мы проследовали мимо охраны, стоящей рядом с рамками пропускной системы. Пройдя их, он отпустил мою руку, я догнал его, и он объяснил:
– У нас, посещение завода посторонними запрещено вообще, поэтому и бюро пропусков отсутствует. Но есть исключения: директор и главный инженер могут провести любого под свою ответственность, взяв за руку. Всё это, конечно, фиксируется, так что запись вашего визита тоже в архиве нашем лет десять теперь будет храниться.
Кабинет директора тоже имел интересную особенность, которую я не встречал в других местах: слева, при входе, стояла телефонная будка секретной связи. За время нашей беседы директор пару раз вставал из-за стола, шёл туда, закрывался и о чём-то беседовал.
Впечатления от беседы с руководителем УЭМЗа у меня сохранились весьма положительные: это был умный, глубоко образованный человек, с изрядным юмором оценивающий положение завода, он его охарактеризовал так:
– Гостей мы встречаем всегда при полном параде: накрахмаленная манишка, галстук-бабочка, но спиной не поворачиваемся.
Переход экономики страны с планового хозяйства на рыночные рельсы проходил с потерей управляемости, кризисом неплатежей, разгулом преступности. Зачастую невозможно было произвести обыкновенную операцию купли-продажи чего-нибудь, поэтому появилась тьма фирм-прокладок, вроде нашей, и руководители крупных государственных предприятий искали такие из них, где можно было гарантировать результат, мирясь с тем, что приходится платить комиссионные.
УЭМЗ наладил на своих площадях сборку видеомагнитофонов Philips, сборку вели частично общую и узловую. Весьма гордились тем, что Philips дал им право клеить его лейбаки на их продукцию. Директор завода, рассказывая мне о том, как они налаживали производство видаков, сказал с улыбкой:
– Ну что такое для нашего уровня производства их видеотехника? Мы делаем устройства, которые тридцать лет хранятся, ну, в нужное время должны сработать в определённой точке земного шара, на определённой высоте, и они срабатывают. Мы же их регулярно испытываем.
Всё так, я из интереса взял себе домой один видак производства их завода, он работал вполне надёжно, но увы. Кассета при извлечении двигалась с заметными толчками, механизм при работе поскрипывал, еле слышно скрипел, правда, с перерывами.
Меня провели по цехам механообработки деталей и сборки видеотехники. Поразили меня чистота, большое количество зелени, беломраморные стены. Я спросил у провожающего:
– А зачем столько зелени и стены мраморные? Денег много?
– Борьба с пылью – она не держится на полированном мраморе, он не электризуется, зелень – прекрасный абсорбент. А листья уборщицы протирают после каждой смены.
Мой визит совпал с обедом, директор пригласил меня пообедать вместе с ним, это было интересно. Зал столовой для руководства напоминал крытую ротонду, центральная площадка которой была ниже оснований колонн на пять или шесть ступеней. Обеденные столы стояли наверху, разделённые колоннами, в зале была хорошая акустика. Обед, по сути, совмещался с производственным совещанием, директор задавал какие-то вопросы рабочего характера присутствующим. Они отвечали ему, полемизировали друг с другом, атмосфера была живой, благожелательной, но не задушенной.
Обслуживали официантки, директор поинтересовался:
– Может быть, хотите выпить? У нас тут подают вина, пиво.
Я, наблюдая за происходящим в зале, алкоголя на столах не заметил, поэтому решил отказаться:
– Спасибо, я, пожалуй, откажусь, как-то вроде бы рановато.
– Да я тоже в рабочее время не балуюсь.
Мы договорились, что УЭМЗ поставит нам несколько сотен видеомагнитофонов, а мы поставим им семь или восемь жигулей для сотрудников завода. Было одно условие с нашей стороны:
– Иван Сергеевич, у меня просьба. Можно будет сделать так, чтобы ваши сотрудники получать автомобили на завод сами приехали? А то мне надо будет водителей сторонних нанимать, а это риск. К своей машине всё же бережней относятся, чем к перегоняемой. Потом будут получать на заводе, сами посмотрят, выберут, претензий не будет.
– Конечно. Да они наоборот рады будут, когда сами поедут свои машины получать.
Мы подписали договор, получили список сотрудников, и через пару недель грузовик привёз к нам в Орехово две с лишком сотни видаков.
***
Поначалу я предполагал, что Гаврилов с пятой кафедры поможет нам за долю малую найти какие-нибудь концы на ВАЗе, но он захотел такую комиссию, что стало понятно – надо искать контакты самим. Договариваться на ВАЗ о бартере я поехал с двумя парнями, которые перешли к нам с СП. Знакомых у нас не было, и мы ломанулись в отдел снабжения. Беседы протекали забавно, толстая деваха, сотрудница отдела снабжения, спросила:
– Что у вас?
– Видеомагнитофоны Philips.
Она оглядела отдел.
– Девки, кому-нибудь видак Philips нужен?
Девки, посовещавшись, ответили:
– Да вроде у всех есть.
Повернувшись к нам, она ответила:
– Нет, видеомагнитофоны нам не нужны.
– А работягам, производственникам?
– Это не к нам.
– А может, кого-то посоветуете?
– У нас много фирм крутится, по вашему профилю тоже работают. Попробуйте обратиться…
Она назвала имя и телефон компании, которая, по её мнению, могла нам помочь. Следующие пару дней мы встречались с разными конторами, вели переговоры, наводили по возможности справки. Фирму, более-менее подходящую, нашли, заключили договор, решили вести работы поэтапно. На первом этапе обеспечить передачу машин работникам УЭМЗа. Ребята остались решать технические вопросы, а я укатил в Москву.
Недели через две сотрудники УЭМЗа получили свои машины, наши кураторы по этой теме прикатили, воодушевлённые успехами, на следующем этапе запланировали получение машин всеми учредителями «Софтекса» и ими, парнями, работавшими на бартере с вазовскими посредниками. Через пару недель эта сделка прошла успешно, машины получили семь или восемь человек.
Затем мы отправили в Тольятти самую большую партию видеотехники, но эта сделка затормозилась: и наши парни как-то снизили свою активность, и от фирмы не было внятных ответов. Я позвонил руководителю, мы проговорили час по телефону, но подвижек не произошло, в беседах со мной парни утверждали, что сделать ничего они не могут. Пришлось собраться всей командой и пригласить парней побеседовать. Разговор получился предельно жёстким. Обменявшись мнениями, мы пришли к решению, которое я озвучил:
– Это ваша недоработка, если не сказать хуже. Езжайте в Тольятти, решайте проблему, у вас один вариант – вернуть средства в «Софтекс», в каком виде – это ваш выбор: выбиваете машины из контрагента; возвращаете видаки; возмещаете возникшие по вашей вине убытки, отдав свои машины плюс доплата, – решайте сами.
Парни укатили на ВАЗ, пробыли там недели три и явились с грузовиком, набитым под завязку нашими видаками. Всё получилось, а говорили, что сделать ничего невозможно, что всё пропало. Ан нет, смогли, всё возможно, никогда ничего пропадает, если самим не приложить к этому руки. Сдав товар на склад, парни тут же уволились. Я не огорчился: не подали заявление бы сами – были бы уволены по недоверию.
Что любопытно, через некоторое время к нам стали обращаться московские фирмы, которые предлагали по бартеру машины, в том числе жигули. Мы стали работать с Ижевским автозаводом, получали от них москвичи ИЖ-комби, грузопассажирские с кузовом фургон (каблуки) – Иж-2715.
***
Наша работа с валютой заводов быстро менялась в сторону увеличения нашей комиссии. Происходило это из-за того, что у заводов таяли собственные средства на счетах, для обеспечения рублёвого покрытия. Последние договоры мы выполняли с заводами, у которых собственных средств не было вовсе. Выполняя договоры от их имени и полностью беря на себя все финансовые обязательства, передавали заводам по завершении сделки десять процентов полученной техники.
Времечко, конечно, было непростое, изо всех щелей полезла шпана, но в Орехово нам как-то везло, особенно не донимали. Один раз, когда я вышел покурить на улицу, ко мне обратилась молодая мамаша лет двадцати, гуляющая с детской коляской по газону рядом с библиотекой, в которой размещался наш офис:
– Вам охрана не нужна?
Предложение это из уст рослой толстой девахи с сигаретой в зубах и детской коляской было весьма неожиданным и развеселило меня.
– Ты, что ли, будешь охранять, с мальцом?
– Почему я? Найдутся люди.
– Да мы как-то обходимся, сами справляемся.
– Ну, как хотите.
Через какое-то время ко мне, так же во дворе, обратилась пара приблатнённых ушлёпков такого же возраста:
– А вы чем торгуете?
– А вы покупатели?
– Ну, типа да.
– А мы типа в опте торгуем, вас это типа интересует?
– Да, а чо?
– Ну чо, пойдём смотреть типа в офис.
Мы зашли в офис.
– Присаживайтесь. – Парни сели к журнальному столику, мы с Толяном расположились напротив. Я взял большую картонную коробку, в которой хранились охотничьи патроны, и высыпал на стол.
– Вас какой калибр интересует? Дробь можем предложить от бекасинника до картечи, пуля двух видов: торпеда и стрела. Лицензия на торговлю гражданским, охотничьим оружием и патронами к нему у вас есть? Или вас калибры 5,6 и 9 миллиметров интересуют? Может быть, малышок 5,45? Так мы ими не торгуем.
Нагнувшись к ним поближе, я, состроив серьёзную физиономию, сказал негромко:
– Поработаем с охотничьими, узнаем друг друга получше, тогда и поговорим о других калибрах. Должно возникнуть доверие.
Откинувшись назад, продолжил уже в полный голос:
– Ну что, начинаем сотрудничество?
Парни вскочили одновременно:
– Нет, спасибо, мы так, узнать, – и двинули на выход.
Больше нас никто не беспокоил.
***
Серёга Кузинов с Олегом частенько ездили в Ригу, нашли там нового партнёра. Однажды Дубопятов позвонил мне оттуда:
– Олег, слушай, тут предлагают противогазы, может, купим?
В те годы было несколько тем, о которых ходили фантастические слухи насчёт их прибыльности, среди них – противогазы и красная ртуть. Никто не понимал, из чего возникает и как достигается прибыль, но слухи были.
– А сколько их?
– Целый пароход, уже сгруженные лежат в порту. Документы мы смотрели, всё в порядке.
– А что с ними делать? Вы подрабатывали, кому они нужны?
– А как мы тут, в порту, подработаем? Это ты там поищи.
– Ваше мнение?
– Я слышал, что их как-то разбирают и по частям перепродают, получается три конца.
– Так что, берём? Сколько их всего?
– Пятьдесят тысяч.
– А сколько стоят?
– Восемьсот тысяч. Получается по шестнадцать рублей за противогаз, вообще копейки. По идее, надо брать, но это твоё решение.
Восемьсот тысяч на тот момент для нашей фирмы была цифра немалая, но и не критичная. А если мимо кассы?
– А что Серёга думает?
– Тоже думает, что имеет смысл рискнуть, но это твоё решение.
– Ладно, хрен с вами, уговорили, подписывайте договор и диктуйте реквизиты, проплатим.
Деньги мы проплатили, я поручил это дело кому-то из молодых, но желающих купить у нас противогазы не находилось, я стал психовать. В то же время мне позвонил приятель из НИИТавтопрома Славка Розенов:
– Алик привет.
– Здорово, Славик, как дела?
– Да дела у нас совсем неважные. У меня к тебе просьба: возьми временно на работу без оплаты парня из моего отдела. Толковый, образование высшее, будет полезен.
– Не понял, зачем ему это – работать бесплатно, если он так хорош?
– Да мы хотим свою фирмёшку коммерческую открыть, но нет опыта. Идея такая, чтобы поработать в сходной организации, набраться опыта, чтобы потом в своей конторе меньше ошибок делать.
– Ладно, дай ему мой телефон, я расскажу, куда ему надо приехать. Я ему уже работу придумал. Ну, давай, счастливо.
– Счастливо, до встречи.
Игорь – так звали Славкину креатуру – появился на следующий день. Дали ему оклад, который давали всем вновь поступающим, и поручили заняться продажей противогазов. Прозанимавшись этой темой, Игорь не достиг успеха, не нашёл покупателей или способа продать эти грёбаные противогазы по частям. Вины его в этом я не видел, товарец это был локшовый, как говорил Коля Коробань.
Кстати, я попенял Дубопятову:
– Олег, а противогазы эти грёбаные с твоей подачи были мной приобретены.
Олежек весело расхохотался, его явно веселила эта ситуация.
– Это было твоё решение, ты ж директор.
Не поспоришь, решение-то это было моё, но чему радоваться?
Я тихо паниковал, выручило меня, как ни странно, то, что я в недавнее время ходил на совещания к Васе Криворотенко в ЦК ВЛКСМ. На этих совещаниях присутствовал иногда главный хозяйственник ЦК ВЛКСМ, абсолютно нормальный, не зашоренный, как Вася, парень, он вдруг позвонил мне:
– Алек, привет. Это Сергей, помнишь, вместе в том году у Васи Криворотенко штаны просиживали на совещаниях?
– Конечно, Сережа, как сам, как Вася?
– Вася всё с МИГом своим вошкается, а я по-прежнему по хозяйственной части. Слушай, у нас тут новые веяния, создаются всякие структуры коммерческие, деньги в них закачиваются. Ко мне один из этих коммерсантов обратился, просил дать телефон какого-нибудь коммерса, а я только тебя знаю из тех, у кого что-то получилось. Можно я твой телефон ему дам?
– А ты сам-то в этой фирме участвуешь каким-то образом?
– Да никаким, времени нет, меня посадили справку готовить по всему имуществу комсомольскому. Видать, грядут большие перемены.
– Да дай, конечно, телефон, пусть звонит, потрещим.
Через день, подняв, отвечая на звонок, телефонную трубку, я услышал незнакомый голос:
– Здравствуйте, это Алик Владимирович?
– Да, слушаю вас.
– Мне ваш телефон дал Сергей из ЦК ВЛКСМ.
– Да, он мне звонил.
– Хотели бы приобрести у вас партию товара, чем вы торгуете?
– Да чем только не торгуем. Могу предложить лопаты, паяльные лампы.
– Это паяльники в смысле?
– Нет, это паяльные лампы. – Я стал объяснять комсомольцу устройство и принцип действия паяльной лампы. Надо сказать, что предлагаемые мной товары не вызвали у продолжателя дела Ленина энтузиазма, а имеющуюся у нас видеотехнику, телевизоры и прочее я не предлагал – на неё спрос был отличный, были покупатели, с которыми у нас образовались устойчивые деловые отношения, зачем нам ещё кто-то?
– А какого объёма партия вас интересует? Крупный опт, средний или мелкий?
– Нас интересует только крупный.
– Ого, есть, значит, у комсомола деньжонки. Могу предложить крупную партию армейских противогазов, только что пароход разгрузили в Рижском порту. На неё у нас есть покупатель, но рынок есть рынок, чуть добавите – отдадим вам.
– А сколько это в деньгах?
– Партия – пятьдесят тысяч, отдадим по восемнадцать рублей за противогаз – это копейки. В сумме получится девятьсот тысяч, плюс портовый сбор – полтинник.
Что такое портовый сбор, я толком не знаю до сих пор, так ляпнул, для солидности.
– Итого девятьсот пятьдесят тысяч?
– Так точно. Это для вас дороговато?
– Нет, девятьсот пятьдесят тысяч для нас не сумма. А как этот товар, он хороший?
– Товар отличный, каждый противогаз в брезентовой сумке, по сто штук в вощёной бумаге в деревянном контейнере. Качество гарантируем.
– А продаются хорошо?
– Продажи – это всегда искусство продавца.
– Вы не могли бы дать мне немного времени, я проконсультируюсь?
– Конечно, но не более одного дня, у меня же покупатель провода телефонные оборвал.
– Я перезвоню раньше.
Комсомолец положил трубку, а я застыл в ожидании, боясь вспугнуть удачу. Мне повезло, ему, видно, очень хотелось сразу провернуть крупную сделку. А с информацией в те годы было хреновенько, её не было по определению, только через год появилась газета «Из рук в руки» – самое популярное рекламное издание начала 90-х.
Перезвонил он часа через два:
– Мы покупаем, но платить за вас портовый сбор не согласны, наша цена – девятьсот тысяч.
Вот ведь волчара бездушная, отжал всё ж таки полтинник.
– Вас, я гляжу, не обштопаешь, согласен – девятьсот тысяч. Давайте ваш телефончик, сейчас вам сотрудник наш перезвонит, который будет заниматься сделкой.
Я подозвал Игоря.
– Игорёк, пришёл твой звёздный час – у нас появился покупатель на противогазы. Вот его телефон, звони, узнавай координаты, платёжные реквизиты. Составляй договор купли-продажи на девятьсот тысяч, образец возьмёшь у Татьяны Александровны, подпишешь у меня, затем дуй к покупателям. Подпишешь у них, передашь им их экземпляр. Жди, как только деньги поступят, оформишь акт приёма-передачи, отправишь его заказным письмом в порт, реквизиты у тебя в документах есть. Они наверняка будут тебя про товар расспрашивать, не проболтайся, что мы три месяца его продать не можем. Твоя позиция такая: ты только пришёл к нам, и тебя к крупным сделкам не привлекали, но слышал, что товар интересный. В целом больше помалкивай.
Всё прошло на ура, деньги к нам упали на счёт дня через три-четыре.
Где-то через месяц мне позвонил тот же комсомолец и голосом, в котором не было надежды, поинтересовался:
– Здравствуйте, помните, я у вас месяц назад партию противогазов покупал?
– Как же, как же. Отлично помню.
– Вы не могли бы её у нас назад купить?
– Да нет, зачем они нам? Время ушло.
– Ну, ладно, извините.
***
О том, что противогазы удалось продать, я вскользь сказал Дубопятову, он вроде бы даже обрадовался.
Я довольно долго не повышал его зарплату до уровня всех прочих учредителей. Татьяну Орлову мы ввели в число учредителей с соответствующим увеличением зарплаты примерно через полгода по рекомендации Белобеева. Это было правильное решение, от работы бухгалтера, особенно в то время, когда все пытались как-то скрывать свои доходы, многое зависело. Остальные учредители должны были внести конкретный вклад в наше общее благополучие, принести какой-то выгодный договор, в соответствии с которым на наш счёт капнули какие-то серьёзные деньги. Поначалу это были десятки тысяч, через полгода планка выросла до миллиона. Олег где-то мутил, занимался непонятно чем, но в итоге выполнил норму мастера – принёс договор, по которому наша контора выступала посредником в знакомстве какой-то фирмы с председателем райисполкома сибирского города. Да, в те годы было и такое – просто познакомили кого-то с кем-то – и «Пожалте, с вас мильён».
Деньги по договору поступили на наш счёт, я на второй день установил ему традиционный оклад учредителя – зарплата гендиректора минус один рубль. Признаться, я был рад не меньше его, Серёга Кузинов мозги мне вынес с зарплатой Дубопятова, в гости меня зачем-то к нему водил, объяснял, какой он полезный работник. Но что я мог поделать – сами же в самом начале договорились о принципах оплаты, я просто их соблюдал. А если начать менять, то или другое, потому что так кажется правильно сейчас, – а вдруг завтра покажется иначе? Порядок есть порядок, если условились делать таким образом по этим правилам, то надо прожить какое-то время именно по ним, пока не возникнет общее понимание, что пора правила менять. Я ведь консультировался с остальными учредителями, все говорили: «Правило установлено – действуем по правилам».
Не суть, деньги пришли, оклад увеличен, все довольны. Возник, правда, один неприятный момент, который я никак не связывал с поступившим миллионном. Колька Филиппов, регулярно ездивший в банк – я его прикрепил к бухгалтерии, – вернувшись из очередной поездки, отвёл меня в сторону и шепнул:
– Алек Владимирович, просили вам передать по секрету: нашу фирму проверяет КГБ. Что-то у нас не так по одному из договоров. Не говорят, подписку дали. Сказали, чтобы мы тоже не болтали, но все договоры прошерстили.
Я взял у Орловой все договоры, сидел, просматривал их несколько дней, но ничего криминального не нашёл ни в одном. Думал, ломал голову, решил, что если есть что-то, что может показаться подозрительным, то это договор с Лабинском. Мы там делали партию оснастки, заказчиком являлся какой секретный исследовательский научный центр. Звонить туда не стоило, если нами интересуется КГБ, то вполне возможно, что мы под колпаком, поэтому я направил в командировку Володьку Павлова, который уйдя от Васьки Криворотенко начал трудиться у нас.
– Володь, смотайся в Лабинск, там надо переговорить с директором завода. Побеседуй с ним тет-а-тет, скажи, что нами КГБ что-то заинтересовалось и что я думаю, что это по нашему договору.
Володя метнулся в Лабинск, приехав, сообщил:
– Директор сказал, что он как раз в Москву собирается, через пару дней перезвонит.
Встретились мы с Петренко около здания бывшего Минживмаша на Лесной, я спросил:
– Здорово, Александр Николаевич, что-нибудь удалось выяснить?
– Слушай, у меня начальник нашего ГБ в друзьях ходит. Я его прижал, говорю: «Колись, рассказывай, что вы там против меня мутите? Он мне: «Сань, клянусь: всё у тебя в порядке. Услышал от тебя, специально сам всё проконтролировал – у тебя полный порядок». Так что это у тебя деза, разбирайся, что и откуда.
Я решил сам скататься в отделение банка в Загорске, откуда пришла информация о том, что мы под колпаком у Миллера. В банке мне под большим секретом сообщили название договора, который вызвал пристальное внимание КГБ к нашей конторке, это был договор Дубопятова. Вернувшись в Москву, я между делом завёл с ним разговор о его договоре, и Олег, смеясь, рассказал:
– Да меня случайно познакомили с замглавы одной северной области. Он приехал в Москве поискать возможности привлечь в область какой-нибудь прибыльный бизнес. У него была возможность из фондов развития вложить миллионов двадцать. Я с ним поговорил, понял, что нам там ничего не светит, но меня одни знакомые попросили с ним свести. Договорились, что если у них дело выгорит, то они пять процентов нам перечислят. Он, этот замглавы, алкоголиком оказался, они его неделю поили, а он всю неделю им бумаги разные подписывал, по которым они двадцать лямов из фонда развития отсосали – у него было право финансовой подписи и печать. Ребята нас не кинули, как все деньги выкачали, так нам наш лям по договору перечислили.
Что тут скажешь, скажи мне, кто твои друзья…
Позднее я узнал, что бедолага, выйдя из запоя, пошёл в КГБ, где повинился в том, что по пьянке перевёл деньги из областного фонда развития проходимцам. Завели дело именно в КГБ, поскольку были похищены деньги не хозяйствующего субъекта, а государственной структуры. Чем всё закончилось, мне неизвестно, но нам никто претензий не предъявил.
***
Было очевидно, что Орехово-Борисово не самое лучшее место для расположения офиса, и я стал искать площадку поближе к центру. Мои потуги в этом направлении совпали с одним интересным событием в МГТУ3.
У нас часто бывали в офисе ребята, по-прежнему работающие в МГТУ, но ищущие какие-то возможные заработки на стороне. От кого-то из них я узнал, что Леонид Поляковский должен получить за какие-то услуги большое помещение в здании по адресу 2-я Бауманская, д. 7. Новость эта меня заинтересовала, и я поехал поговорить с ним, как и что. Вдруг возможно будет и нам что-нибудь вымутить?
Лёня рассказал мне презабавнейшую историю, которую я излагаю настолько точно, насколько она сохранилась в моей памяти:
«Алик, ты, наверно, помнишь, что в седьмом доме по 2-й Бауманской какая-то структура Министерства энергетики и электрификации СССР сидела. А СССР-то ку-ку, и Минэнерго такое больше не нужно – половина нашей энергетики теперь за границей. В августе Ельцин их упразднил, правопреемником стало Минэнерго РСФСР, а им эти площади для министерства не нужны. Но они хотят их за собой оставить для своей какой-то левой конторки – бабло рубить на субаренде и прочее. А здание это, если ты не знаешь, было построено в 1898 году на средства, собранные преподавателями Императорского московского технического училища, и передано в дар училищу. Так большевики его отобрали у нас – у института, но забрали в аренду. Последние лет тридцать там располагалась какая-то структура Министерства энергетики СССР, которая арендовала его у Министерства высшего образования СССР. Наши раскопали в архивах договор аренды – у нас даже копия есть, и срок – ты представляешь так совпасть – месяц назад закончился. Ну, мы к ним:
– Верните по-хорошему. – Они, понятно, в отказ.
Ректор засомневался, мол, не отобьём. Я пошёл к нему, говорю:
– Дай мне полномочия, я один отобью. Если что, я сам за всё отвечу, ни ты, ни училище ни при чём. Но мне за это без аренды в пользование одно помещение, бессрочно.
– Хорошо, берись, но без криминала. Что тебе нужно?
– Я один поток сниму на два часа с занятий. Не бойся, ничего криминального не будет.
– Хорошо, действуй.
– Я приступаю, а вы, Игорь Борисович, дайте поручение заключить договор с каким-нибудь ЧОПом на охрану.
В тот же день снял учебный поток с занятий, говорю им:
– Ребята, сейчас пойдём забирать здание МВТУ, незаконно удерживаемое, действовать будем так. В проходной всего лишь один вахтёр, проходите мимо, ничего не говоря, поднимаетесь на последний этаж. Там заходите в комнаты, человек по десять, не меньше. Сначала проходите к окнам, растворяете их настежь. Потом начинаете выбрасывать в окна все бумаги, которые увидите на столах, в шкафах, в папках, в скоросшивателях. Технику, личные вещи не трогать ни в коем случае, мы не должны наносить материальный ущерб, главное – уничтожить документы. Без документов им делать будет нечего. В разговоры, драки не вступать, отодвигайтесь. Пока один пятится, трое других выбрасывают бумаги. И так до первого этажа.
Видел бы ты эту картину! Бумага летала по всему району, вычистили всё. На следующий день наш ЧОП стоял на вахте, никого из их сотрудников в здание не пускал. Они свой ЧОП поставили, наших не пускают, а нам и не надо. В суде первой инстанции уже выиграли, да я и не сомневался – мы владельцы здания, срок аренды истёк, какие могут быть вопросы?
У них главный аргумент – “мы тридцать лет здесь сидим!”. Ну и что? У нас история, формальная правота. При советской власти Минэнерго, конечно бы, МВССО4 передавило бы, финансы, значение и прочее, сейчас не факт. Я думаю, выиграем и во второй инстанции, а тебе, что, помещение нужно?»
– От тебя, Лёня, не спрячешься, есть такое дело.
– Ну, то, что мне ректор обещал, мне для своей фирмы нужно, а ты с Шурой Тележниковым переговори. Здание, судя по всему, передадут на факультет МТ.
На следующий день я беседовал с Сашкой:
– Сань, я слышал, что ты скоро площадями прирастёшь?
– Возможно, тебя, судя по всему, аренда интересует?
– Ага.
– Давай так: я перезвоню тебе, когда всё решится окончательно, возможно, возникнет необходимость в работе с коммерческими структурами.
***
К нам в офис заехал знакомый Анатолия по Белоруссии, родине Толяна, звали его Коля Скоробань. Это был презабавнейший персонаж, в прошлом спортсмен, попал в какую-то неприятную историю, был осужден, отсидел, вышел. Толя представил его как белорусского авторитета. Скоробань искал в Москве связи для организации совместного бизнеса или закупки какого-то товара на выгодных условиях. Бывал он у нас неоднократно, но на моей памяти ничего путного мы с ним не смогли организовать. Уровень жизни в Бобруйске уступал московскому, поэтому везти наши товары не имело смысла – на них не нашлось бы покупателей. Коробань работал на подхвате у директора одного из заводов ПО «Бобруйскшина», и Белобеев предложил мне скататься с ним в Бобруйск, познакомиться с этим самым директором, по фамилии Зинченко, на предмет возможного сотрудничества.
Съездили, ничего путного мы там не нашли, всё, что предлагал Зинченко к покупке, было нам не по карману, да и сам он оставил впечатление изрядного пройдохи.
***
Гознак СССР, кроме денег, паспортов, дипломов и аттестатов, производил репродукции очень высокого качества – печатал на холсте. Поскольку тёща там трудилась завскладом, у нас дома висела пара репродукций, но мне всегда хотелось иметь дома хотя бы одну настоящую картину, написанную маслом. Но в советские времена это было мне не по карману. Я заходил изредка в художественные салоны, но увы. Встречал, конечно, изредка картины, которые я вполне мог бы приобрести, но они мне не нравились, а то, что нравилось, как-то кусалось. Конечно, если бы я жил один, приобрёл бы, не задумываясь, но ввиду моего семейного положения не позволял себе такие траты. Почему семья должна себе в чём-то отказывать из-за того, что мне в голову пришла такая блажь? Как-то я высказал в неопределённой форме своё желание: