Глава 23
Маленький Вельсиолл сидел на берегу океана. Лазурная поверхность играла бликами на солнце. Белая пена прибоя ласкала золотой песок пляжа. Служанки бегали по колено в воде, звонко смеялись и брызгали друг на друга солёной водой. Маленький будущий архонт строил из песка замок и, со слов служанок, получалось у него прекрасно. Но что же за замок без жителей? Где же найти жителей? Вдруг он увидел, как по песку ползёт одинокий муравьишка. Вот же житель… Маленький эльтасмирий подставил муравью пальчик, чтобы поднять его и посадить в новый замок. Вдруг пальчик пронзила боль. Муравьишка укусил его. Мальчик заплакал. И вдруг боль стала разрастаться, она становилась сильнее и обширнее. Он с удивлением и ужасом увидел, как из песка выползают мелкие зелёные муравьи и кусают его. Служанки бросились к кричащему и плачущему господину, но шевелящаяся масса поглотила мальчика.
…
Вельсиолл приоткрыл глаза. Именно приоткрыл, потому что открыть полностью распухшие веки он не мог. Насколько позволяла дикая боль и онемение, он попытался оглядеться. Третий ярус леса. Внизу огромная высота. Стоит неловко повернуться и конец. Как он сюда выбрался и долго ли тут лежит, он не помнил. Всё тело горело и не слушалось. Короста из спёкшейся крови и телец раздавленных насекомых покрывала его полностью. Муравьиный яд бежал по венам вместе с кровью, замещая её. Сердце бешено билось, пытаясь протолкнуть ядовитую жижу по организму. Вельсиолл понял, что умирает. Чудо то, что он вообще пришёл в сознание. Надо собраться с силами и попробовать применить заклинание лечения, иначе он так и останется навечно на ветвях кхатазского леса. Однако, заклинание лечения требует затрат энергии, которой у него как раз почти не осталось. Возможно, заклинание, для того чтобы сработать, заберёт последние искры жизни из его измученного тела и дыхание архонта просто остановится. Выхода нет – надо пробовать. Он прикрыл опухшие глаза, чтобы сосредоточиться.
…
– Хватит спать, господин Вельсиолл. Просыпайтесь. – Нежный голос служанки мягко разбудил юношу. Он потянулся на своей резной кровати:
– Уже утро? Пора заниматься?
– Да. Благородный Иллинаторн ждёт вас в Зале Танцев.
– Уже бегу! – Молодой Вельсиолл обожал заниматься утренними тренировочными боями. Занятия с оружием не так увлекали его, как занятия магией или обучение риторике, но наблюдать за движениями Танцоров Вихря доставляло ему огромное удовольствие. Он спустился в зал. Благородный Иллинаторн поприветствовал молодого архонта и бросил ему мечи. Вельсиолл ловко подхватил их и сказал:
– И всё же я хотел бы вместо второго меча щит. С гербом.
– Непременно, – ответил учитель, – но вы должны одинаково хорошо владеть и парным оружием, и копьём, и щитом, и луком.
– К чему всё это? Ведь меня будут охранять. Разве моё предназначение не управление и политика?
– Вы правы. Вас будут охранять. Но от кого? От врагов, чужих воинов, возможных убийц. А кто же вас сможет защитить от муравьёв кроме вас самого?
– Что? – Не понял Вельсиолл, и вдруг его ноги охватила резкая боль. Он посмотрел вниз – тысячи муравьев кусали его, поднимаясь по телу выше и выше. Он поднял голову и умоляющим взором посмотрел на учителя. Тот лишь развёл руками.
…
Вельсиолл застонал и вновь попытался приоткрыть глаза. Попытка сосредоточиться и сотворить заклинание лечения лишь отняла его силы и вызвала новые галлюцинации. Боль стала сильнее. Глаза перестали открываться вовсе. Он понял, что если не попробует ещё раз прямо сейчас, то уже не сможет. И теперь либо жизнь, либо вечный сон. Он отбросил попытки сосредоточиться и попытался выйти на Диалог с Природой, чтобы через Силу Леса обрести энергию для заклинания. Нужна всего лишь крупица. Правда, обнять дерево он не мог, поэтому мысленно потянулся всем своим естеством к Лесу.
…
Архонт стоял перед Малым Советом Архонтов. Только что было решено отправить его в Кхатазскую империю. Дом Весеннего Шторма решил оказать содействие на просьбу о помощи западной провинции империи и отправить туда молодого архонта для сбора сведений.
– Я подчиняюсь Совету. – Поклонился Вельсиолл, и хотел было выйти, но остановился в замешательстве. Вместо больших двустворчатых парадных дверей из зала было три выхода, точнее три двери в трёх дверных проёмах. Малахитовая дверь. Жемчужная дверь. Золотая дверь.
Это какая-то загадка Совета архонтов Дома Весеннего Шторма? Что ж. Он найдёт ответ. Архонт внимательно пригляделся… и вновь оказался в замешательстве, пытаясь понять, что всё это значит. По жемчужной двери ползали зелёные муравьи-ящеры. И откуда бы им тут взяться? Они ж лесные. По малахитовой двери никто не ползал, возле неё просто лежала ветка дерева. Возле золотой же двери стоял человек. Кхатаз. Явно благородных кровей. Очень бледный, с чёрной длинной бородой, но лицо весьма доброжелательное. Кхатаз улыбнулся, обнажив чёрные ровные блестящие зубы. Он показался архонту смутно знакомым. Может это знак? Надо идти к нему. Отправляют же в Кхатазскую империю. Или нет? Может лучше открыть жемчужную дверь с муравьями. Они жители леса, а лес – друг. Тогда что значит ветка дерева у малахитовой двери? Ветка ведь тоже из леса.
А что мешает применить все свои навыки? Ведь архонт наделён ими не для того, чтобы они были скрыты. Вельсиолл взглянул на благородного кхатаза. Посмотрел ему в глаза и попытался проникнуть в его память. И обомлел. Памяти не было. Было лишь ощущение сна. Вечного. Манящего. Спокойного. Его глаза начали слипаться, взор затуманился. Тогда он перевёл взгляд на жемчужную дверь с ползающими по ней муравьями-ящерами, но зрение не успело восстановиться, и он увидел лишь белое пятно. Белый цвет. Цвет Смерти. Зрение восстановилось и видение ушло. Вельсиолл решительно двинулся к малахитовой двери. Поднял с пола ветку и толкнул ей дверь.
…
Глаза немного приоткрылись. Архонт лежал на ветвях высоко над землёй. К общей боли и онемению добавилось чувство тошноты. Он с усилием повернул голову на бок, и его вырвало чем-то густым и зелёным. Если бы он мог улыбнуться, он бы это сделал. Заклинание лечения начало действовать. Лес даровал ему необходимую жизненную энергию. С Силой Леса заклинание будет действовать в разы эффективнее и ему вместо нескольких дней хватит часа-двух, чтобы восстановиться. Теперь надо уснуть. Галлюцинации больше не опасны. Архонт провалился в глубокий очищающий сон.
День начинал клониться к вечеру, как Вельсиолл открыл глаза. Именно открыл. Боли и онемения не было. Он принял сидячее положение. Ранки от укусов тоже исчезли. Чувствовал он себя не прекрасно, но вполне боеспособно. Хотя спёкшаяся кровь вперемешку с коркой из мёртвых раздавленных муравьев никуда не делась.
«Следует найти щит, почистить всё и помыться» – подумал Вельсиолл и стал спускаться вниз, выбрав иной путь, нежели облепленные опасными муравьями лианы. Щит нашёлся достаточно легко – он валялся в кустах колючего кустарника, изрядно поломанного, и потому не особо мешающего архонту забрать свою собственность, которая была немного повреждена, исцарапана, изгрызена, но критически не пострадала. Архонт пригляделся и увидел капли крови. Возможно саблезуб всё же поранился о кустарник и озверел, что и вызвало такие повреждения среди колючих зарослей. Судя по следам, хищник убежал.
Далее эльтасмирий без труда нашёл лесной ручей, где потратил изрядно времени на очистку снаряжения и помывку тела. Много времени ушло и следовало торопиться. Лорд Хироюки должен объясниться за свой поступок. Он обрёк Вельсиолла на смерть и спокойно наблюдал за развитием событий на поляне. Такого поворота эльтасмирийский посол никак не ожидал. Сначала он был разозлён на лорда. Однако, после всего того, что произошло за этот день, злость куда то отступила. Осталось лишь желание услышать объяснения и только потом делать выводы о вражде или дружбе. Лорд говорил про приграничную деревню. Где она расположена, Вельсиолл не знал, поэтому следовало вернуться на поляну, где они охотились, и оттуда идти по следам либо же попросить Природу показать окрестности и, если Лес ответит, отправиться вдогонку напрямую. Архонт выбрал второй вариант.
Лорд Хироюки слегка улыбнулся и остановил коня. Поющие мечи тоже остановились и внимательно посмотрели на вышедшего из леса эльтасмирия. Лорд спрыгнул с коня и подошёл к архонту. Какое то время они молчали, глядя друг на друга. Однако это не была дуэль взглядов. Напряжения между великими воинами не чувствовалось. Был лишь вежливый интерес человека, и некое спокойствие эльтасмирия, сравнимое лишь со спокойствием кхатазских горных монахов.
– Эту охоту я запомню на всю жизнь. – Произнёс Вельсиолл.
– Это мой промах, – ответил Хироюки, – загонщики уже наказаны.
– Что произошло на поляне?
– Я не хотел вмешиваться и лишать своей помощью тебя чести. Ведь если бы я был на твоём месте, а ты на моём, и ты застрелил бы саблезуба, спасая меня, то ты стал бы мне врагом. Но вот мы оба здесь и можем продолжить наш путь. Уже вечереет. Я удивлён лишь тому, что ты так долго искал нас.
– Немного задержался почистить доспехи, только и всего.
Отряд двинулся дальше. Лорд и архонт ехали рядом. Так же, как и утром. Однако отношение их друг к другу было далеко от той холодной сдержанности, что была между ними несколько часов назад. Сейчас рядом ехали не эльтасмирийский посол и кхатазский лорд. Рядом ехали друзья.
Глава 24
К удивлению Вельсиолла крестьяне в приграничной деревне совсем не устрашились прибытия своего господина. Они упали на землю, забыв про еду, но не дрожали от страха, как крестьяне в землях Табиючи. Спрыгнув с коня, лорд зашёл в хижину и вышел спустя одно мгновение. Но за это время облик Хироюки разительно изменился. Перед архонтом стоял босой крестьянин в длинной, заскорузлой от высохшего пота рубахе с мотыгой в руке. Ничто не выдавало в нём знатного господина, и эльтасмирий внутренне восхитился таким уровнем мимикрии. Крестьяне поднялись на ноги и, как ни в чём не бывало, продолжили трапезу. Забегали с весёлым хрюканьем свиньи, до этого трусливо прятавшиеся в кустах.
Вельсиолл огляделся по сторонам. Поющие мечи Хироюки зашли в хижины и так и не появились обратно. Целый отряд воинов молча растворился в деревне. Лошадей увели под навес местные жители, и теперь всё выглядело так, будто эльтасмирий пришёл сюда пешком. Один.
Он пошёл к центру деревни. По обе стороны от него на расстоянии вытянутых рук возвышались покрытые зелёным мхом крестьянские дома с массивными тростниковыми крышами. Улочка между ними постепенно поднималась на холм, скрываясь в лабиринте высоких трав. Из-за них острое зрение архонта не могло проникнуть в центр деревни. Вельсиолл закрыл глаза и втянул воздух. Разноцветье трав давало настолько разнообразную гамму запахов, что на мгновение сбило с толку обоняние архонта. Он понял, что кхатазы усеяли всё селение подобным образом не просто так. Особое сочетание ароматов отпугивало чутких хищников, не хуже ослепляющих вспышек костра в темноте ночи.
– Благородный господин, – услышал архонт звонкий девичий голос, – идите к нам!
С вершины холма Вельсиолла звала совсем молоденькая девушка. Она искренне и чисто улыбалась. В её глазах не было и тени страха или подобострастия. В них плескалась простота и некоторая детская наивность, что неизменно сопровождает почти всех молодых особ независимо от расы.
Вельсиолл преодолел короткий лабиринт высоких трав и поднялся в центр деревни к деревянному столу и скамьям, заполненным местными жителями. Ему открылся вид на сияющее белизной цветущее гречишное поле, окружённое с трёх сторон стеной джунглей. С высоты холма хорошо просматривалась деревня и все подступы к ней.
Архонт понял, что отсюда Хироюки незаметно следит за ситуацией в окрестностях. Лорд, под видом крестьянина, как раз сидел на краю длинной скамьи и гладил маленького котёнка. Этих хвостатых бестий в деревне хватало с избытком. В данный момент он наблюдал за мелькающими среди цветов гречихи черноволосыми головами кхатазских детишек. Они бегали вокруг одинокого сливового дерева, собирая упавшие на землю плоды.
– Рада приветствовать вас в нашей деревне, господин Вельсиолл!
Архонт взглянул на девушку, что звала его к столу. Её бежевое одеяние отливало розовым в лучах идущего в закат солнца. Глаза блестели серым цветом. Она смотрела прямо и открыто. По тому, как она поправляла взъерошенные чёрные волосы, архонт догадался, что недавно девушка обрезала их. Он слегка улыбнулся, вежливо кивнул, сел за стол, взял в руки сливу и принялся рассматривать её.
– Ты не спросишь, почему простая крестьянка настолько бесстрашна, что позволяет себе первой заговорить с благородным гостем? – Не отрывая взгляда от гречишного поля и всё так же поглаживая котёнка, задал вопрос лорд Хироюки.
Вельсиолл не замедлил с ответом:
– Это не крестьянка. Она не поклонилась мне. Её взгляд лишён страха. Волосы обрезаны не так давно, вероятно, чтобы стать незаметной в среде простолюдинов. Я, кажется, понимаю, почему ты выбрал именно эту деревню, чтобы лично защитить её от возможной атаки.
– И почему же?
– Она знает моё имя. Узнать она могла его только от тебя, Хироюки. Девушка чем-то важна для тебя, иначе её присутствие здесь объяснить сложно. Возможно она аристократка, может быть воин, а может влиятельный человек из торгового сословия.
– Вы такой проницательный, – улыбнулась девушка, – я думаю, вы знаете ответ. Пожалуйста, расскажите, что вы думаете. Вас очень интересно слушать.
– Воин всегда в начале разговора назовёт своё имя. Пусть вымышленное, но назовёт. Торговец всегда имеет при себе перо и чернила, чтобы записать имя на руке вероятного клиента, даже если он не на работе. Ведь только это гарантирует, что о нём не забудут и сообщат друзьям. Скорее всего, вы из аристократов. Дочь, жена, племянница…
В этот момент тень опустилась на ветки одинокого сливового дерева. Свиньи взволнованно захрюкали, напоминая людям о том, что приближается полная опасностей ночь. Крестьяне стали выходить из-за стола, возвращаясь к привычным для них делам. Освободившиеся места на скамьях быстро заняли кошки и с интересом уставились на эльтасмирия немигающими глазами.
– Вы правы, господин Вельсиолл. Я не простолюдинка и я не назвала своё имя. Но это не из неуважения к вам, – заговорила девушка, как только крестьяне исчезли в лабиринте трав, – просто многие жаждут найти меня. И прежде всего – мой отец. А у него везде уши и глаза.
Кошки начали усердно лизать лапки и умываться, как бы показывая, что они не имеют к этому никакого отношения.
Девушка взяла со стола одну из оставшихся четырёх сливу и, спрятав её под ладонями, продолжила:
– Отец ищет не просто дочь. Он думает о будущем. О том, что будет, когда его путь завершится.
В этот момент что-то заставило детей в поле смолкнуть. Они замерли, вглядываясь в потемневшую кромку леса, и вдруг рванули в сторону домов. Вельсиолл заметил шевеление прячущихся среди хижин воинов, но Хироюки едва заметно махнул рукой, и они вновь слились с тенями. Лорд поднялся на ноги, взял со стола последние три сливы, похожий на шило нож и направился в сторону напуганных чем-то детей.
Вельсиолл наблюдал, как удлиняется его тень на фоне заходящего алеющего солнца, как краснеет белое полотно гречишного поля. В одной руке Хироюки поблёскивал нож, вторая же подбрасывала в воздух сливы, не уступая в ловкости лучшим цирковым жонглёрам. Архонт повернулся обратно к девушке и услышал от неё следующие слова:
– Меня зовут Тингмэй. Я – жена господина Хироюки и единственный оставшийся в живых ребёнок лорда Табиючи.
Глава 25
Никто из воинов лорда Хироюки не пытался завести разговор с Улиантой. Все они усердно тренировались, разбившись на пятёрки, и свели общение с эльтасмирийкой к коротким тренировочным фразам. Эмоции наполнили их глаза только когда в продолговатый двор замка, вытянутый вдоль стены хикари, ворвалась Локтоиэль. Её глаза сияли огнём, волосы были роскошно растрёпаны, но в этом хаосе угадывалась намеренность и некий смысл, идеальные бёдра покачивались при каждом шаге, заставляя воинов косить глаза. Она демонстративно проспала утренний выход Вельсиолла и Теольминта, но сейчас выглядела так, как будто направляется на войну. Девушка шла полная решительности поупражняться в стрельбе из лука. Это умение её народ возвёл в ранг искусства, на недоступный для людей уровень. Даже эльтасмирии не могли похвастаться перед илийдингами превосходством в этом деле. Каждый лесной житель мог выпускать одновременно две стрелы, а за те мгновения, что уходили у людей на повторный выстрел, илийдинг натягивал тетиву с третьим.
Улианта сдержала нахлынувшее раздражение и уже хотела спокойно поздороваться, но дерзкая илийдинги ошеломила её, внезапно заговорив на чистом эльтасмирийском языке:
– Доброе утро. Разве архонт велел тебе бессмысленно стоять посреди двора? Ты должна двигаться, чтобы не заснуть.
В голове Улианты разразилась буря. Неужели эта нахальная девчонка всё это время понимала их разговоры?
– Я хорошо говорю, но часто очень плохо слышу. Ведь вы всё время шепчетесь по углам, как будто в нашей дружной компании есть некто, недостойный речей «высших существ». Вы не замечали ничего такого, госпожа Улианта?
Своим сарказмом илийдинги ещё больше распалила эльтасмирийку. После чего отвернулась, выхватила две стрелы, натянула тетиву и послала их точно в кедровые шишки, изображающие глаза врага в голове-арбузе мишени. При этом она так взмахнула головой, что её волосы, взметнувшись пушистой волной, описали дугу в лучах утреннего солнца и красиво улеглись на правое плечо.
Поющие мечи сразу же оценили мастерство Локтоиэль. Они окружили илийдинги полукругом и, одобрительно покачивая головами, стали что-то бормотать и наблюдать за тем, как ловко она поражает мишени. Улианта оказалась за пределами этого внезапно образовавшегося полумесяца. Успокоившись, она произнесла на языке «эльтасмири»:
– Каждый из нас заметил подмену лука, когда ты расплачивалась с Поющим мечом Сакамурой за гибель сопровождавших нас крестьянских воинов. Ему ты сообщила о руке мастера, изготовившего это оружие, но свой лук – настоящее произведение илийдингского боевого искусства – ты передала одному из своих спутников. Не очень благородный поступок…
– А вы все «благородно» промолчали, позволив человеку взять предложенное и, кстати, всё же очень неплохое оружие. Может, вы тоже не всегда кристально честны с окружающим миром? Может, ты тоже не всегда поступаешь благородно? А Теольминт?– Ответила илийдинги и вновь выпустила стрелы на этот раз прямо в «пах» мишени. Кхатазы закивали головами, заулыбались и опять забормотали.
Улианта поняла, что Локтоиэль всё время подслушивала разговоры, но теперь отчего-то решила открыться. И в этом таилась главная угроза. Она была разозлена, называла Улианту то на «ты», то на «вы». Внезапно эльтасмирийку осенило, и улыбка догадки появилась на её лице:
– Разговор о свадьбе архонта. Бедная девочка оскорблена в своих чувствах. Локтоиэль, оказывается, не спала. Твой талант манипулирования и стремление достичь цели похвальны. Но этот трюк не пройдёт с Вельсиоллом. Он архонт. Бирюзовая кровь. Он прекрасно понимает, куда ты целишься. Тебе лучше выбрать другую мишень. Любовь между эльтасмирием и илийдинги запретна.
– Известно, что и эльтасмирии – непревзойдённые мастера стрельбы из лука. Каждый из вас умеет выпускать по две стрелы одновременно. И вы, многоуважаемая госпожа Улианта, совсем не исключение. Одну из ваших стрел – Теольминта, я уже видела. Очень хочу посмотреть на вторую – Айдагилля. Какая из этих стрел бьёт больнее?
В ответ Улианта улыбнулась. Злость на спутницу покинула её. Она сделала резкий шаг вперёд сквозь ряд кхатазов, на ходу выхватила две стрелы, натянула тетиву, и через мгновение два наконечника с визгом вошли в голову-арбуз.
– Наши отношения с Теольминтом и Айдагиллем несовершенны. Мы разберёмся с этой проблемой как разумные и спокойные эльтасмирии.
Локтоиэль усмехнулась и закатила глаза:
– Куда уж нам, не эльтасмириям…
Внезапно она повернулась к юным претендентам в Поющие мечи:
– Кто из вас бьёт точнее? Победителю мой поцелуй!
– Что ты делаешь? – Слегка сморщив свой аккуратный носик, спросила Улианта.
– Веду себя, как велят мне бушующие внутри природные силы! – с неким вызовом ответила ей Локтоиэль.
В это время первый кхатаз, а за ним и остальные поспешили встать в очередь, и испытать свои силы в меткости и скорострельности. Но никто из них не сумел повторить то, что с лёгкостью делала Локтоиэль. Улианта же отметила, что поражения кхатазов в этом состязании не вызывают у них враждебности. Наоборот, будущие Поющие мечи восхищались явленным им идеалом и старались перенять столь эффективную манеру стрельбы.
Состязание закончилось в тот миг, когда солнце вознеслось к высшей точке дня. Кхатазы словно забыли о тренировке и, как один, направились под навес прочь от жгучего солнца, к мискам вкусно пахнущего супа. Появившийся ниоткуда комендант замка обратился к девушкам:
– Обед поджидает господ…госпож… на террасе.
Улианте показались странными слова кхатаза, но она приняла их за плохое знание всеобщего языка. Земли лорда Хироюки не имели прямого выхода к морю, и местные жители редко общались с представителями других народов. Проследовав на террасу, она увидела приготовленный обед. На столе, где утром гостей ждала лишь рисовая каша и бананы, теперь дымился огромный громовой сом, множество фруктов, салатов, соков и вод.
Улианта вспомнила историю возникновения этой рыбы. Давным-давно её вывели белые маги для борьбы с хтоническими существами недобитых сил Тьмы, укрывшихся в мутных водах южных рек и озёр. Громовые сомы, ведущие ночной образ жизни, ползали по илистому дну в поисках пищи и распугивали тёмных существ яркими разрядами, проходящими через их длинные тонкие усики. Разряды насыщали воду кислородом, и в водоёмы возвращалась живность. Тьма отступала.
Улианта уже хотела воздержаться от еды, но ворвавшаяся в покои Локтоиэль изменила её планы. Проголодавшаяся илийдинги фыркнула на рыбу как лесная леопардовая кошка. Её народ не употреблял в пищу убиенных существ, которые бродят лесными тропами, плавают водными путями либо летают воздушными маршрутами. Она с энтузиазмом напала на салаты, фрукты и соки. Эльтасмирии как и илийдинги не употребляли животное мясо, но зато очень ценили дары моря. Поэтому Улианта выбрала рыбу и воду. Сом оказался нафарширован лесными ягодами и лапшой из морских водорослей – пищей, спасавшей от голода не только эльтасмирийских мореплавателей, но и моряков других народов.
«Громового сома очень легко испортить» – подумала Улианта и с опаской отрезала кусочек рыбы.
Повар на удивление тонко выдержал баланс между природной сухостью сома и сочностью добавленных к мясу ингредиентов. Пережёвывая кусочек, Улианта закрыла глаза от удовольствия и не сразу заметила, как Локтоиэль внимательно смотрит на неё.
– В юности я любила смотреть на море и ждать, когда в нашей бухте случится очередное кораблекрушение. – Вкрадчивым голосом заговорила илийдинги.
– Ты и сейчас юна, Локтоиэль.
– Дело не в этом. Так вот, вы не видели, но в районе бухты наш лес отвесным обрывом уходит в море. Стоя на краю, я хорошо слышала, как на узкой кромке пляжа говорят моряки, лишённые судна. Первое, что они всегда делали – шли искать воду. Неподалеку как раз заканчивает свой путь ручей по имени Л`Майни. Я любила сидеть, слившись с ним, и ворковать с его духом. Кхатазы дали ему странное имя, совсем-совсем неподходящее. Грубое кхатазское имя. Я даже не буду произносить его вслух. И они всё время повторяют его, постоянно оскорбляя духа Л`Майни. Так что когда-нибудь он может разгневаться и переродиться в злого духа.
Разволновавшись, Локтоиэль выпила почти половину кувшина сока, прежде чем продолжить:
– Я просила его усыпить пришедшего за водой одинокого моряка… такого, покрасивее, без прыщей и бороды. И знаешь для чего?
– Нет. – Сухо ответила эльтасмирийка, чувствуя, как после еды к ней подкрадывается сон. Раздражение от того, что илийдинги называет её на «ты» стало уступать место желанию поспать.
– О-о-о, – тихонько выдохнула Локтоиэль и украдкой осмотрелась по сторонам, чтобы прошептать Улианте прямо в ухо:
– Я училась на них целоваться.
Улианта тряхнула головой и сказала первое, что пришло на ум:
– И…и они даже не просыпались от этого?
– Это был сон, от которого нельзя просто так избавиться. – Заговорщицки произнесла Локтоиэль и подмигнула.
Улианта попыталась встать на ноги, опираясь на ставшие вдруг предательски слабыми руки:
– Завтра утром я покину этот остров и сила Минта`эдвен-Эарини вылечит меня. Ты же, как лесная жительница должна знать силу камелии, что не позволяет глазам смыкаться.
– Я узнала об этом, едва научившись слазить с деревьев. И как это всегда бывает в нашем народе, одновременно я узнала и о средстве, способном полностью подавить воздействие камелии. Именно оно сейчас и усыпляет тебя. Впрочем, как и меня. Ведь если я не могу разделить с архонтом любовь, я разделю страдания с тобой!
Последние слова илийдинги выкрикнула подозрительно громко, и Улианта поняла, что её сон уже начался. Проснуться она могла только вместе с Локтоиэль. Эльтасмирийка с мольбой во взгляде протянула к собеседнице руки. Та нежно взяла их, победно улыбнулась, поцеловала её в щеку и свернулась калачиком рядом.
Улианта провалилась в пропасть, где на самом дне затаился в бессловесной памяти первых мгновений жизни Первородный сон.