Tasuta

«Сон Водолея… наивная история»

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

От раскаленной на солнце крыши веяло жаром, как от сковородки, но там было хорошо, потому что там была тайна.

Спустя много лет, уже будучи взрослым, Юрий только однажды побывал на чердаке, и совершенно случайно вытащил из-под кучи хлама старую перетянутую веревкой и прошитую толстыми нитками тетрадь. Она была грязно-зеленого цвета, в пыли и с одного края порядком обгрызаная мышами.

От отца, когда-то давно, слышал он, что у бабушки была где-то спрятана книга «Черная магия». После бабушкиной смерти ее пытались отыскать в доме, но книга бесследно исчезла. Держа в руках свою находку, Юрий подумал тогда, что вдруг это она и есть! Разрезав веревку, дрожащими от волнения руками, он открыл тетрадь. Пожелтевшие от времени страницы были исписаны без помарок ровным красивым и разборчивым почерком. Затруднение в чтении представлял только съеденный местными чердачными жителями край, но по смыслу можно было понять почти все.

Он начал читать, правда вначале с середины, а потом по порядку от корки до корки. В некоторых местах чернила почти выцвели, и он подсел к открытому окну, выходящему на приземистую крышу кухни.

То, что Апранин прочел, более двадцати лет назад, почему-то тогда не произвело на него большого впечатления, но теперь вспомнилось в мельчайших подробностях, да так, что он мог почти дословно всё пересказать.

Юрий попытался понять причину этих острых воспоминаний о написанном в странной тетради. Рассуждения сразу привели к тому московскому профессору, с которым дважды довелось ему встретиться в вильнюсском поезде и в самолете из Новосибирска.

Потрясенный своим открытием он с суеверным ужасом обнаружил, что Скляров и рукописная тетрадь говорили практически об одном и том же. Мистики добавляла ещё эта странная встреча, час назад на школьном дворе с напоминавшим кого-то стариком, который ушёл, улыбаясь и кивая. Да ведь и разговор с ним вовсе не был спором, потому что говорили они именно о том, что было в тетради, и о чем ему поведал «странный рыжий профессор» в ночном купе.

Апранин совершенно не помнил, как именно провел тот день, когда сидел с облезлой тетрадкой на душном чердаке, но что в ней было, теперь вдруг вспомнилось до мельчайших подробностей. Страницы предстали в его памяти, и ровные строчки побежали перед глазами.

Вот что он прочёл тогда.

«Все факторы взаимодействия материи, известные человечеству (излучения, давление, температура), имеют внутриматериальное происхождение, то есть порожденное внутренними физико-химическими свойствами вещества. Основой же самого существования материи является гравитация, которая есть внешний фактор проявления тонкого, разумного мира, фактор, создающий гармоническое состояние вещества, обеспечивающий его организацию, движение и развитие. Поэтому объяснение гравитации с точки зрения материальной не реально, преодоление же её возможно, но только при непосредственном взаимодействии с тонким миром в результате духовного совершенствования. При земной жизни это левитация йогов, святых, сумевших медитацией или молитвой «настроиться на волну» Всемирного Разума, то есть Божественного тонкого мира.

Эта энергия несоизмеримо больше известной человечеству энергии механической, тепловой и ядерной. Даже превратив материю в чистую энергию в результате соединения вещества с антивеществом, мы не прошли бы и зримой части пути к мощи тонкого мира! Но хотя она и очень велика, тем не менее требует пополнения для обеспечения организации беспрерывно развивающегося и меняющегося мира материального.

Каждое мгновение во Вселенной рождаются и прекращают существование планеты, звездные системы, галактики. Такие же процессы происходят и в элементарном, с нашей точки зрения, микромире. Получить пополнение тонкой энергии можно только одним путем, поместив малую часть её в живое материальное тело разумного существа, и заставить его пройти жизненный путь от рождения до физической смерти в духовных терзаниях, постоянном нравственном выборе, указав желаемый Небу путь и, одновременно, соблазняя приземленными телесными желаниями и животными инстинктами.

В результате душевных терзаний, титанической духовной работы, малая часть тонкой энергии, то есть души в человеческом понимании, помещенной в тело при его рождении, к моменту физической смерти многократно увеличится, пополнив тонкий мир в целом, чтобы снова вернуться в малой его изначальной части, в очередную материализованную человеческую жизнь.

Этот процесс бесконечен. Именно он и является смыслом человеческой жизни в его абсолютном значении.

Подобно песчинке, попавшей в раковину моллюска и ставшей, в конце концов, жемчужиной, человеческая душа к концу нашей жизни становится жемчужиной тонкого мира. Каждый раз, возвращаясь домой, она приносит с собой нажитый тонкий жизненный груз, как пчела свою каплю мёда, увеличивая силу всего улья.

Личностные качества человека, имеющие генетическую природу, меняются от воплощения к воплощению, но самосознание вечно. Я – это всегда я, и ты – это всегда ты.

В бесконечности времени и пространства, при очередном воплощении мы иногда встречаемся и даже узнаем друг друга, а по возвращении из «командировки», в очередной раз «отыграв свои роли», предстаём перед Режиссёром как единый актерский коллектив Его божественного театра. Затем новая роль и новая командировка, но в какой спектакль и на какую сцену?

Все дело в том, что максимальное увеличение тонкой субстанции душа получает при своей максимальной работе. Именно созданию условий для максимальной душевной работы и подчинено течение человеческой жизни. Обострение противоречий между душой и телом, между божественным и животным, между добром и злом и есть задача человеческой жизни в её тактическом земном понимании.

В результате этого обострения перед человеком возникает вопрос нравственного выбора: отдавать или брать, любить или ненавидеть, жертвовать собой ради других или другими ради себя. Этот выбор ставит перед человеком прямой вопрос о великодушии, о величии души перед телом, о первостепенности божественного начала в человеке перед животным, инстинктивным. Тело говорит человеку о самосохранении любым способом, о животном страхе перед смертью, тленом. Душа говорит о жизни после физической смерти, о бессмертии, о любви к ближнему, и жертвенности собой ради него.

Да и на самом деле, какой смысл молиться на то, что так или иначе, не сегодня, так завтра достанется червякам.

Действительно, имеет смысл то, что имеет будущее.

Но, живя в своем мире, человек об этом не думает, не знает и поступает соответственно. Конечно, смутные сомнения его посещают, благодаря совести, через которую душа постоянно напоминает о себе, но жизнь захлестывает, страсти кипят, да и соплеменники единодушны: после нас хоть потоп!

Животное начало доминирует и жизнь превращается в добывание куска хлеба и выживание любым способом за чей угодно счет! Выживание ради того, чтобы… умереть все равно.

Восточная мудрость гласит: мы рождаемся, страдаем, творим и умираем. Всё!

Но ведь имеет смысл то, что имеет будущее, говорили древние. Какое же будущее у покойника, кроме удобрения?

Мы строим дом, город, цивилизацию… Наша, например, насчитывает несколько тысячелетий, а возраст планеты несколько миллиардов лет! Нынешняя цивилизация в её жизни – мгновение. Кто жил на земле до нас и что от него осталось материального? Где дома, города, государства? Мы с великим трудом отыскиваем каменные наконечники стрел и топоры предков, живших несколько тысяч лет тому назад. Где же все остальное за сотни и сотни миллионов лет? Утилизировано и подготовлено для нас! Приблизительно каждые полмиллиарда лет земля, «целуясь» с очередным космическим гастролёром, размером с Мадагаскар, и превращаясь на некоторое время в маленькое солнце, стерилизует свой облик от предыдущей человеческой помойки! Остыв, через несколько миллионов лет, она опять готова к развитию на ней жизни.

Итак, Великий Селекционер, удобрив мир планеты растениями и животными, постепенно выводит человеческую особь, наделяет её разумом, чтобы могла хитрить, предавать, и наделяет её душой, частью себя, чтобы страдала. Такова диспозиция посева. Далее идет кропотливая селекционная работа.

Дикие заросли дают многообразие, а культурное, осознанное и целенаправленное выращивание дает сильный, устойчивый и плодоносящий конкретный вид. Дикая природа руководствуется инстинктами, естественным отбором и озабочена выживанием. Такова задача.

Для культивации человека и получения роста его духовной составляющей за период его земной биологической жизни, кроме условий его дикого выживания требуется закон, нравственный закон, который, кстати, чаще всего не совсем совпадает с моралью общества. Этот нравственный закон – религия, то есть как бы сформулированные требования Бога к человеку, помещенные в конкретную культурную почву.

Все мировые религии разнятся только на тактическом уровне. В стратегии же все едины и сходятся в простом, и великом: возлюби Бога и ближнего своего, как Его часть.

Итак, наковальня, созданная телесной бренностью, чувством самосохранения, влечениями, страстями и болячками, была, а теперь появился и молот с Божественным промыслом и законом. Пора ковать!

В реальной жизни молот к нам в разные времена доставляют пророки, а люди их за это побивают камнями, сжигают на кострах, распинают на крестах, а потом строят им храмы и молятся, каясь в грехах и обещая больше не делать гадостей.

Получив в очередной раз от Неба зеркало в виде Божественной заповеди как нужно жить и ужаснувшись и устыдившись своего отражения в нем, человек, ошибаясь, спотыкаясь, падая и поднимаясь, преодолевая в себе сволочь и мразь, начинает растить в себе душевный плод, данный ему Создателем при рождении в виде маленького зернышка.

То, что вырастет в душе человека к последнему мгновению его земного пути и есть смысл и плод его жизни, его многократно увеличенная тонкая энергия, выращенная за долгие годы душевных терзаний, падений и взлетов. Не случайно так важно, что именно до последнего мгновения! Предательство, подлость, малодушие в последнюю секунду могут перечеркнуть годы кропотливого, тяжелого нравственного труда и возвращаться домой придется с пустой котомкой.

 

А что же будет в этом случае? Плохо будет. Остаемся на второй год. Попасть в следующем воплощении на планету, где твои соплеменники живут по понятиям каменного века с их лютой любовью – вот одна из перспектив второгодника. Но это для соискателей Ада.

А что же те, кто до последнего вздоха не сбился с пути и все же принес домой ту драгоценную каплю меда, порадовав Создателя и укрепив могущество тонкого мира, удерживающего Мироздание от хаоса и гибели? Задачи самые разные.

Наделенному полномочиями и достаточной энергией, вам могут поручить обустройство новых планет под огород Селекционера или контроль за уже существующими оранжереями. Может быть, посланный вами разведчик заглянет на Землю и, возвратившись к вам, доложит, что земляне еще не взорвали планету, а ходят в храмы, замаливают грехи, и значит огород плодоносит.

Если же доклад покажет массовый разврат и оскотинивание двуногих, то вам решать, какой «подарок» послать заблудшим овечкам: кнут, чуму, комету или потоп.

Впрочем, это более отдаленная перспектива, а пока вам, скорее всего предложат человеческое воплощение, способное улучшить селекционную работу на Земле или похожей планете. Полагаю жизнь проповедника, талантливого, а может и гениального ученого или художника, государственного деятеля вас не может не устроить.

Но кому много доверено, с того много и спросится!

Сорвавшись с такой высоты, не выдержав славы и человеческих соблазнов, можно так свернуть себе шею, что в следующем воплощении пролетишь даже каменный век. Обидно будет, осознавая себя человеком, находиться, например, в шкуре осла. Кем был внутренне, тем стал и внешне! Класс! Полное соответствие!

А если серьезно, то предстоит новое восхождение по бесконечной духовной лестнице на новых постановках Божественного театра, на новых сценах и в новых ролях. Мир бесконечно разнообразен, Режиссер неистощим, без работы не останешься, ведь ты часть Его, ты бессмертен!..»

Далее шли обособленные и, на первый взгляд, ничем по смыслу не связанные фрагменты.

«Белый халат врача появляется в палате и больной наполовину исцелен, запускаются резервные силы организма, активизируются железы и обмен веществ, выделяются соответствующие ферменты, даже меняется состав крови и жизненные силы берут верх над болезнью. Это как на войне. Предвосхищение победы, предощущение и вера в нее, уже есть победа. А наука ведь даже еще и не приступала к лечению.

Помните известный фокус с утюгом?

Человеку показывают раскаленный утюг, отворачивают его и тут же прикладывают к его голой спине утюг холодный, о существовании которого бедняга даже не подозревает. Результат: сильнейший ожег с волдырями! Но вера в горячий утюг была лишь проводником, сигналом к действию, который активизировал такие мощные защитные силы организма.

Наука может помочь больному, но только очень избирательно и временно. Это все равно, что безжизненному самолету активизировать одни двигатели. Да, он, возможно, полетит, но куда, и как будут чувствовать себя пассажиры без воздуха, тепла, света и навигации?

Наука должна, минимально вторгаясь в сложнейший человеческий организм, только по жизненным показаниям, как говорят доктора, максимально укрепить веру больного в выздоровление. Веру, которая послужит сигналом для организма к его гармоничной обороне против болезни, мобилизуя все его силы, которые на самом деле огромны. Пытаясь же играть ведущую роль относительно веры, наука породит иждивенчество органов, частично подменит борьбу организма, расстроит, поскольку, учитывая его сложность, никогда не поймет его работу до конца и ускорит гибель.

Так и с Мирозданием.

Стоит ли науке в противовес вере, забегая наперёд, тявкать на тонкий мир, ощущая, между прочим, его воздействие ежесекундно и не умея объяснить, а также ставить под сомнение бесконечную жизнь сознания? Не лучше ли, объясняя элементарное, открывать человеку глаза на гармоничность, совершенство и бесконечность Мироздания, частью которого человек и является, периодически совершенствуясь в его материальной составляющей и постоянно пребывая в его тонкой божественной структуре!

Не вера ли делает духовный рост человека основным занятием его жизни, которое увеличит тонкую его душу, единственно, что остается от него после биологической смерти. Вот и смысл жизни!

Наука же, как генератор технократической цивилизации, в реальности пытаясь играть ведущую роль в жизни человека, развращает его, делает участником потребительской материальной гонки и опустошенным уродом, многократно снижая результаты духовной работы и, в конечном счёте, ценность пройденного жизненного пути. Доказательства вокруг нас».

«Работа тела присуща всему живому.

Работа ума это созидание, обустройство и улучшение условий жизни с целью её продления. Это не только человек. Это муравьи и пчелы, акулы и киты, бобры и волки. Муравейники, подводный мир и джунгли тоже можно считать цивилизациями в известном смысле. Особенность человека не в том, что он умен, а в том, что он духовен.

Работа души это подчинение ума сверхзадаче вытекающей из оценки окружающего мира и своего места в нем, из чего неизбежно возникает вопрос о смысле жизни, тем более что пророки время от времени провоцируют и стимулируют эту работу, приоткрывая завесу над загробным будущим. Человек не может не задавать себе этот вопрос, поскольку частица тонкой божественной энергии сидит в нем самом. Мало того, она является самосознанием человека, его «я». Именно то, что мы называем совестью, и есть проявление божественного присутствия в человеке».

«Разум, ощущения в жизни – это мозг, а он умирает.

В душе информация о воплощениях как о сыгранных ролях».

«Чем обусловлен уход человека из жизни?

Вакансия (подходящая) в новом воплощении.

Выполненная задача жизни (успех).

Невозможность выполнить задачу (полная сволочь).

Биология тела».

«Чем обусловлены страдания?

За свои грехи.

За грехи близких.

В назидание всем.

Карт-бланш для духовного роста (верят, что вытянешь, а значит и вырастешь)».

«Материя без духа – невозможно.

Дух без материи – бессмысленно».

«Дом, где не живут, разрушится, но зачем умение, которое негде применить».

«Разница между материей и тонким миром так же велика, как разница между булыжником и человеческим переживанием, эмоцией. Именно эмоциональное многообразие оттенков человеческих переживаний и является основой тонкой, в своей бесконечной неповторимости и непохожести, и, поэтому, мощной и устойчивой энергии Всемирного Разума или Божественной энергии, как вам будет угодно называть. Ради переживаний человек и помещен в этот, отчасти враждебный, земной мир, где даже сами люди враждебны друг другу».

«Поэтому межпланетное, тем более межзвездное общение не предусмотрено, чтобы зараза с одной грядки не попала на другую и не погубила бы урожай».

«Когда женщина хочет, чтобы мужчина ради нее стал тварью, а мужчина хочет, чтобы женщина разделила его жизнь, происходит катастрофа».

И всё.

Очевидно было, что последняя фраза явно не имела отношения к вышеизложенному и, похоже, являла собой крик человеческой души автора по поводу его личной жизни. Правда, в самом низу последнего исписанного листа стояла короткая запись, слово «экзамен» и семь цифр «23.12.201», но дальше лист был съеден.

Юрий продолжал лежать, раскинувшись на кровати, в полутёмной комнате. Ему стало совершенно ясно, что «крыша у него поехала» именно тогда на чердаке, когда он прочитал эту странную тетрадку, видимо совершенно случайно попавшую в этот дом, поскольку его обитатели никогда не высказывали ничего даже отделено напоминавшего её содержание. Да, «крыша поехала» на чердаке, оригинально! Не явно конечно, это проявилось, но подспудно процесс шёл, провоцируя задавать себе и людям идиотские вопросы о смысле жизни, вместо того, чтобы просто жить, есть, пить и трахаться. Оттого и одиночество, философ хренов!

Окунувшись в перечитанное, Апранин вспомнил беседы и споры с рыжим профессором, загрузившим его «по самые уши». Но вот фокус, теперь это уже не казалось отвлеченной химерой.

Что-то подсказывало ему реальность прочитанного и услышанного от Марка Александровича и, более того, он снова чувствовал, что очень скоро все увидит сам.

Мысль эта, в другое время жутковатая, теперь и вовсе не показалась ему страшной и, разглядывая мишек на стенке, он даже удивился своему спокойствию и снова провёл рукой по ворсистой поверхности…

Просто… Все оказалось очень просто…

В плену дорог судьба блуждала,

Сбивая в кровь обрывки лет.

В ошибках путался сюжет

Веселой жизни молодой.

Не ладит молодость с бедой!

Какой же в целом пройден путь -

Да просто пару раз шагнуть!

Честно скажу, в чем дело – неизвестно.

К земле склоняется усталость,

И реже взор летит наверх.

И так не радует успех,

Как в миг, когда он был далек.

Летел на пламя мотылек

С бравадой глупой и слепой,

Как я когда-то молодой!

Грустно, что сердце есть, а в сердце пусто.

Простым мотором оказалось

То, что мешало раньше спать.

Мешало красть, мешало лгать,

Болело сладко и рвалось

К любви, и мучилось. И злость

С досадой смешивает кровь,

Чтобы гонять по кругу вновь!

Вечность – твоя награда за беспечность,

Что не считал свои потери,

А счастье не ценил рублем,

И не был крепостью твой дом,

Не отводил от нищих глаз,

Любил всегда, как в первый раз!

И был прекрасен этот путь,

Не просто пару раз шагнуть!

Просто, все оказалось очень просто…

Все окружавшие его предметы были знакомы с самого детства. Они связывали Юрия с собой бесчисленными воспоминаниями о самых близких и родных людях, а в этом зеркале, которое было даже старше его, запечатлелась практически вся их жизнь.

Зеркало

Внезапно резкая, как удар ножа, тоскливая и безысходная волна удушающего одиночества захлестнула горло, и слезы покатились по шершавой щеке его в ухо и в подушку. Апранин почувствовал, что какая-то когтиста лапа медленно, но неотступно сдавила его внутри так, что он хотел закричать или приподняться, и не смог сделать этого…

Он долго лежал не в силах пошевелиться, пока, наконец, не провалился в мягкую теплую пустоту. Глаза его почти закрылись, и он будто бы уснул.

Однако сознание вернулось. Юрий продолжал лежать, не шевелясь, всё ещё не веря, что боль ушла насовсем, потом осторожно встал и, на удивление легко пройдя через лунное пятно на полу, оказался перед зеркалом, в котором увидел отражение пустой комнаты. Протянутая к зеркальному стеклу рука прошла в пустоту, и, в нерешительности, мгновение помедлив, он шагнул вперёд.

Сколько времени прошло и который теперь был час, он не знал. Оказавшись в другой комнате, он хотел повернуться и посмотреть назад, но ноги сами вывели его на крыльцо.

Что-то тащило его на улицу, к реке, туда, к тем местам, где прошло его детство, и тут вдруг он ясно осознал, что больше не вернется сюда никогда.

Апранин шел спокойным и уверенным шагом по переулку, спускающемуся в зеленый ивняк, и серебристые вязы обрамляли дорогу. Старый дом его, с посеребренной крышей, оставленный своим последним обитателем, остался позади, и теперь слепыми темными окнами обречённо смотрел на мир и был похож на огромный склеп.

Самым удивительным оказалось то, что всё, окружавшее его, было лишено каких бы то ни было изъянов и дефектов. Дорожка не была размыта ручьями как всегда, и на ней не было мусора. Она была ровной и светилась желтоватым песком в обрамлении тёмно-изумрудной травы. Дома были как нарисованные на лаковых шкатулках, разноцветные, с весёлыми резными наличниками и калитками. Даже забор из старых, растрескавшихся и корявых досок, сиял каким-то внутренним серебристо-зеленым светом. Предметы как бы отражали или, точнее, выражали свою сущность по предназначению и первоначальному замыслу.

Луна светила Юрию в спину и ни ветерка, ни звука, ни движения не было в полночной природе сейчас. Запахи свежей ночной зелени буйствовали и закипали в хрустальном воздухе не меньше, чем лунная пена, струящаяся по глянцевым листьям.

Внезапно кусты расступились и прохладная водная гладь, поднявшись из темноты, отразила черно-синий бархат высокого летнего неба с огромными немигающими светилами. Создалось ощущение, что он в центре Вселенной, между двух звёздных сфер, внизу и вверху, и звезды вокруг! Он ступил в воду, но нога заскользила над её поверхностью, и он зашагал по отраженным звездным россыпям, пока не достиг противоположного пологого берега, в глубине которого приветливо мерцал оранжевый огонёк костра.

 

Ноги утопали в невысокой и уже остывшей от дневной жары траве, но роса ещё не выпала. Через короткое время Апранин уже сидел у огня и с удивлением думал: кто же развёл его ночью на лугу и для чего? Он поймал себя на мысли, что уже видел всё это. Ну конечно же видел, и кто-то тогда что-то сказал ему очень важное, как ему показалось, но кто и когда? Ответа не было, а костёр только подмигивал и весело потрескивал.

Снова вспомнилось детство, друзья, как раньше жгли костры, жарили на ивовых прутиках сало и только что пойманную рыбу, пекли картошку и украдкой курили.

Огромная луна висела над лугом и над танцующим пламенем, и была ещё более бледной, чем обычно, то ли от контраста с рыжим возмутителем ночи, то ли от зависти, что никого не могла согреть.

Юрий отвёл взгляд от огня и обернулся. Сзади него в нескольких сотнях метров над темной водой парил красавец мост, подсвеченный сверху цепочкой фонарей. Эта гирлянда отражалась в реке и придавала всей конструкции пространственный объём, лёгкость и законченность.

Погревшись у пламени, мысленно поблагодарив кого-то неизвестного за костёр и воспоминания, он направился туда, где фонари смотрелись в тёплую воду неглубокого залива под мостом и неслышно шептались с белыми водяными лилиями, покачивающимися среди звёзд в ночной тишине.

Впрочем, тишины-то, как таковой, и не было. Ивовые заросли буквально стонали от соловьиного буйства, которому ничуть не уступал лягушачий хор, оккупировавший мелководье. А в остальном, конечно, было тихо.

Пройдя под фермами моста по бетонным плитам дамбы, Апранин вышел на луговую дорогу, наступая на собственную тень и нагоняя её.

Высокий песчаный обрыв, покачиваясь, приближался. Стали проявляться детали, и, наконец, три вековые красавицы сосны, посеребрённые лунным светом, проявились на фоне темного ночного леса. Неожиданно два маленьких зеленовато-желтых огонька мелькнули у их подножия.

Неодолимая сила притягивала Апранина к реке, и снова он проскользил по зеркальной глади к противоположному берегу.

Песок был сухой холодный и осыпался под ногами. Наконец, он поднялся наверх. Никого! Сосновый бор невозмутимо и спокойно спал, луна, заливая серебром полмира, любовалась в прохладном зеркале на себя любимую, а деревья замерли… Никого. Но и идти никуда более не хотелось, ничто не влекло его отсюда.

В задумчивости Юрий подошёл к могучим соснам, погладил их теплые шероховатые стволы, изрезанные глубокими трещинами с янтарными капельками застывшей светящейся смолы, подошёл к краю откоса у их подножия и опустился на траву, усыпанную сосновыми шишками и иголками. Устремив взгляд на сверкающий лунный диск, он смотрел, не мигая, и вдруг еле слышная мелодия коснулась его и поплыла над рекой. И снова воспоминания пробудились в душе.

Да, дорогой читатель, такие люди есть в каждом городе, их единицы, и они его достопримечательность! Никто не знал, где они учились музыке, но они играли и играли хорошо. Главное же было в том, что они играли в своё удовольствие и бесплатно и были странными «белыми воронами», т.к. им всегда хватало того, что у них было, хотя иногда не было ничего. Ну не чудаки ли вы, Иван Емельянович и Алик Борисок?

Музыка усилилась и оторвала от воспоминаний. Апранин перевёл взгляд вниз к реке и не поверил глазам. Это было невероятно, но это была реальность, у подножия откоса у самой воды были они!

Какой дуэт, друзья мои, играл в эту волшебную ночь у песчаной кромки берега, у лунной дорожки под соснами: скрипка и труба!

Скрипач невысокого роста с добродушным морщинистым лицом и длинными волосами в летней соломенной шляпе, легком длиннополом плаще и в стоптанных солдатских ботинках. Небритой щекой он приник к скрипке как к груди любимой женщины, глаза его были полузакрыты, а сухие жилистые руки, с тонкими длинными пальцами, струнами и смычком вязали тончайшую музыкальную нить, уплывающую в ночное небо к зачарованным звёздам.

Трубач был высок ростом и строен, с непокрытой коротко стриженой головой, римским профилем и смеющимися голубыми глазами, в косоворотке навыпуск и в сапогах. Сильной рукой он неторопливо перебирал клапана сияющей в лунном блеске трубы. Её звук, как лунный луч, очерчивал светлым глубоким звуком кромку леса, уходя по вершинам сосен к бескрайнему горизонту.

Но что это? Дуэт превратился в трио!

По воде, прямо по сверкающей лунной дорожке, им навстречу шла непомерной красоты стройная девушка с серебряными волосами и с зелёными искорками в глазах. Она была в черном, струящемся прямо к воде и сливающемся с ней блестящем платье. Едва касаясь губами инструмента, она играла на своём хрустальном сверкающем саксофоне волшебную мелодию о бесконечном человеческом пути, о трудной дороге с потерями и страданиями, мелодию о великой любви и неизбежной разлуке, которые сопровождают каждую человеческую жизнь!

Неутомимый соловьиный и лягушачий джаз-оркестр, расположенный на склонившихся к самой воде ивовых ветках и блестящих в лунном свете листьях белоснежных водяных лилий, аккомпанировал ей. Волшебные звуки плыли над камышами, над туманным лугом на другом берегу, плыли к спящему городу.

Заслушался лес, ветви ив едва шевелились, прочерчивая в мерцающей воде у песчаного края замысловатые таинственные линии и знаки. Время остановилось, мелодия не кончалась, ночная музыка продолжала звучать и очарованный мир, казалось, боялся шевельнуться, чтобы не нарушить эту непостижимую симфонию!

Всё затаилось!

Под вековыми соснами, на краю песчаного откоса, на коленях у сероглазой, запрокинув голову, лежал наш герой и молча смотрел на ночное светило, заливающее мягким молочным светом спящую землю. Девушка с нежной улыбкой глядела на лежащего и неторопливо перебирала его волосы.

Посеребренный черный кот неподвижно сидел у ног Юрия и только щурил на луну желтые глаза. Он, казалось, все знал заранее и происходящее не вызывало у него никакого интереса. Кто знает, возможно, так оно и было.

Лицо Апранина было спокойно и ничего не выражало кроме умиротворения. Изредка, реагируя видимо на звучащую мелодию, у него едва заметно подрагивали ресницы. Но вдруг оцепенение кончилось, он очнулся и перевёл взгляд вниз к реке, туда, откуда плыла мелодия. Юрий, конечно же, сразу узнал наших лунных солистов, потому что знал их с детства, давно и всегда!

Двое мужчин, скрипач и трубач, слыли при жизни чудаками и невольно оживляли безликую и однообразную жизнь местных обывателей.

Скрипач был в молодости красавцем – унтер-офицером, комендантом соседнего уездного городка. Когда власть поменялась, он где-то долго скрывался, потом появился здесь и поселился навсегда. Он жил уединенно в небольшой, вросшей в землю, хатке на тихой, узкой и не мощеной улице. Он был общителен, добродушен и давал уроки игры на скрипке.

На его крохотном огороде рядом с домиком росла высокая разлапистая ель, и больше ничего не росло. По оценкам местных жителей это обстоятельство являлось одним из важнейших доказательств придурковатости невесть откуда взявшегося музыканта. К этому присовокуплялись его речь и манеры, выдававшие в нём если не дворянство, то университетское образование, как минимум, а картину личности «тронувшегося умом» иноземца довершали добродушие и альтруизм, что, само собой, было неслыханно, а значит и непонятно нашему человеку. В довершение ко всему

скрипач не пил самогонку, не ругался матом и носил шляпу! Это уже был вызов обществу! Таких людей побаиваются, наделяют небылицами и считают если не дураками, то чудаками, у которых на огороде вместо цибули и картошки растет ёлка! Как это понять? Ну, невозможно! Как бы там ни было, человек этот давно умер, а ель возвышается там до сих пор.

Что касается трубача, то этот бывший пожарный, имея дом под Бусовой горой, сделал рядом с ним пруд, который питался бьющим из горы родником, а в пруду разводил зеркального карпа. По данным местной разведки и, по словам односельчан, в полу хаты у него был сделан специальный лаз, якобы через который чокнутый трубач этого карпа и ловил, не выходя из дома. А еще говорили, что от постоянной сырости жена его заболела чахоткой, слегла и вскорости умерла в молодом еще возрасте.