После Шестого, Совет покинул наконец и ТРЕТИЙ ДУМУЗИ – ЭНКИДА, растерявший к тому времени всех своих сторонников. Последний из его протеже – Думузи Строитель, безоговорочно признал над собой авторитет нового Этана-Думузи, чем и спас себя от низложения. Энкида же был вынужден отправиться в почётную отставку. А что бы он не скучал, члены Совета отправили Энкиду подальше от колоний, поручив занять небольшую, но крайне ответственную должность, справиться с которой, мог только настоящий сторожил. Энкида отнесся ко всему произошедшему на удивление спокойно и отбыл на дальние посты, где скромно и без нареканий исполнял свои новые обязанности. Со временем про него стали вспоминать все реже и реже, и вновь прибывшие колонисты уже не узнавали в нём знаменитого героя прежних лет…
А потом было КРУШЕНИЕ. Крушение челнока, что нёс в своем чреве Старшего Брата из сословия Обозревающих За Пределы. И перед неудачной посадкой этот Старший Брат успел наречь себя именем – ПУРУШАМ.
***
Самым неожиданным из увиденного, была СТЕНА – стволы высоких хвойных деревьев стояли так плотно, что казалось меж ними придётся протискиваться. И ведь вроде только что ехали по-обычному, хотя и довольно густому лесу, ловко огибая завалы из валежника и мягко перекатываясь через менее значительные препятствия, как вдруг со всех сторон стала наваливаться липкая тьма, просветы над головой сначала уменьшились, а потом и вовсе замкнулись пологами крон, похожих на темно-зелёные зонтики, а вскоре деревья начали расти уже так густо, что пришлось, оставив колёсник, продвигаться пешком. Затем, снова – бац! – и плотность деревьев вообще превысила все разумные пределы. Выглядело это пугающе. Будто кто-то специально спрессовал лес на вытянутом участке, превратив его в естественное укрепление. Картину довершали заросли высокого колючего кустарника, который был в разы опаснее, чем ядовитый терновник. Называлось это коварное растение – «обманка» или «жгучая малина». Где бы оно не появилось, сразу вытесняло обычную дикую малину и той приходилось искать убежище среди ядовитого тёрна, соседа более гостеприимного, чем её дальняя родственница. Сейчас, несмотря на скорые заморозки, кусты всё ещё были усыпаны крупными съедобными ягодами, не успевшими опасть, а заодно и подозрительного вида длинными шипами. Алые, как кровь и тягучие, как смола капельки застыли на их остриях. О боли, которую это вещество вызывало, был уведомлён любой серв, даже недавно включившийся, и подходить к обманке настрого запрещалось. Случалось, что и такие крупные звери, как медведь, погибали, наведавшись сдуру в такой вот «ложный малинник», не говоря уже о тварях поменьше… И только гигантские ежи могли преспокойно лакомиться её плодами и молодыми побегами, будучи от рождения стойкими к любым видам токсинов.
Поскольку четверо путников, никакого отношения к ежам не имели, при виде зарослей обманки двое из них сразу приобрели растерянный вид. Разумеется, это были Шаруп и Адор. Абза же и Нам, для которых всё это не было неожиданностью, только весело усмехались, видя, как молодежь таращится вперёд и соображает про себя: – «А уж не чокнулись ли окончательно старшие товарищи, раз решили продираться через эту природную аномалию»? Абза ещё и «подбодрил» их – мол, чуть подальше, растут некие «весёленькие» галлюциногенные грибы, спорам которых достаточно просто попасть на кожу и…
– Вы будете в паническом ужасе метаться, по этому чудесному лесу, орать и визжать, натыкаясь на деревья и путаясь в непроходимом кустарнике. И так пока не издохните.
– Но мастер! – осмелился Шаруп, – Вы всё шутите, а ведь и правда – как мы сможем тут пройти? Это же верная смерть…
– Ага. Только смотря для кого. Вот если б в этот лесок заглянули случайные бродяги или неподготовленные сервы, тогда бы им точно пришёл конец. Не быстрый, зато крайне мучительный. Но, мы-то с вами не из таких? Лично я, знаю немало тропинок в этом якобы непроходимом лесу и у меня есть с собой безоардика – антидот или противоядие, если угодно. Это средство работает, как в отношении ядовитых шипов, так и грибного дурмана. Не забыл я и респираторы, так как если споры попадут в лёгкие, антидот стопроцентного эффекта не даст. В этом случае вы от страха уже не помрёте, но вот в штаны вполне можете наложить. Это со многими патрульными случается, когда они Стену впервые пересекают. Заходят бывало в Первый Пояс, а от них несёт хуже, чем от утилизатора!
После этих слов Адор слегка напрягся и посерьёзнел. Он и так чувствовал себя в этой компании самым никчемным, а уж перспектива обгадиться перед своими спутниками, уверенности ему точно не прибавила. Поэтому чем дольше он всматривался в чащобу, возвышающуюся впереди непроходимой стеной, тем тоскливей и тревожней ему становилось. Но не все его страхи происходили от неуверенности в собственных силах или боязни потерять лицо. Беспокоило ещё и странное щемящее чувство. Чувство, какое бывает от потери чего-то очень важного. Но чего именно, понять он не мог, как ни старался – образы и воспоминания вихрем проносились в голове, но растворялись ещё до того, как он успевал уловить их смысл. Затем, на смену тревоге от ожидания предстоящего перехода, пришло странное спокойствие, осязаемое, как теплый солнечный луч на лице. И лес впереди постепенно перестал казаться чужеродным и непреодолимым, словно Адор уже бывал в нём и ничего страшного с ним тогда не случилось. Вскоре помрачение прошло. Молодой серв снова принял свой обычный, слегка бестолковый вид.
А потом они двинулись. Впереди Абза, за ним Шаруп и Адор. Нам шёл сзади, замыкая их маленькую процессию. Шагать старались след в след, выполняя указание Абзы. Он один, каким-то непонятным чутьём, угадывал верное направление и выбирал участки, где можно было относительно свободно пройти. И даже спаркой при этом не пользовался! Шаруп сразу вспомнил, как после крушения парома, они вместе с Адором, спасая свои жизни, вот также пробирались через непроходимые, как тогда казалось, дебри. Теперь-то он понимал, что тот поход был просто весёлой прогулкой… Недаром опытные «дальняки» говорят – всё, мол, познаётся в сравнении. И лес тот, хоть и был местами непролазным, всё же был просто лесом. А вот лес-стена поражал своей ненормальностью. Всё в нём было подчинено одной лишь цели – остановить непрошенных гостей. А когда Адор зацепившись одеждой за колючки, решительно вытянул из самодельных ножен свой тесак, с тем, чтобы пообрубать назойливые стебли, Абза остановил его гневным окриком и указал вглубь зарослей.
– Смотри, недоумок! Знаешь, что это?
В хитросплетении ветвей тут и там были видны серые шары, больше всего напоминавшие мячики, которыми сервы, развлекаясь, играли иногда в игру под названием «кастболд». Суть игры, если говорить вкратце, заключалась лишь в том, что нужно было запулить таким мячом в гамак, не получив при этом лопатой по голове. Ну а если подробней, то в игре принимали участие две команды – «Атакующие» и «Защитники». В каждой должно было быть равное количество сервов, числом от трёх до десяти. Игра проходила на круглом поле, в центре которого располагалась так называемая «зона» – в ней устанавливали сетку-гамак. «Зону» и внешние пределы поля окружали канавами, а некоторые экстремалы добавляли туда ещё и короткие колья, правда, со спиленными верхушками. «Атакующие» перемещаясь в поле, должны были попасть мячом в сетку, забросив его руками или ловко пнув ногой, а «Защитники» старались помешать этому, отбивая мяч деревянными лопатами, называемыми соответственно – «отбивы». «Защитникам» запрещалось покидать «зону», а «атакующим» проникать в неё. Мяч, попавший в сетку, но выкатившийся обратно – не засчитывался. Если же мяч попадал в канаву или вылетал за пределы поля, команда, упустившая его, лишалась одного игрока. Через оговоренное время «Защитники» и «Атакующие» менялись местами. Выигрывала команда забившая мяч в сетку большее число раз. Силовые приемы во время игры не допускались, но порой «атакующим», оказавшимся слишком близко от «зоны», перепадало от неловкого «защитника» отбивой на длинной ручке. И если удар был достаточно сильным, это могло вызвать ответную реакцию и закончится дракой с нарушением всех нехитрых правил игры.
У рокан развлечения подобного рода, из-за их травматизма, считались бессмысленными и даже вредными, поэтому кастболд они не одобряли и запрещали играть в него вблизи «муравейников». Вот почему эта игра оставалась привилегией караванщиков, разведчиков, патрульных и прочих представителей «дальняцкой» братии. «Середняки» же и «ближние», могли позволить себе сразиться в кастболд лишь изредка, тайно выбравшись за стены «муравейника» и подвергаясь риску наказания, отчего ощущения от игры приобретали для них особую остроту.
Вот и Адор, хотя и «включился» совсем недавно, успел уже в команде с Шарупом сразиться пару раз против караванщиков, и, несмотря на проигрыши, заработал славу отчаянного и ловкого игрока. Все отмечали, что ему одинаково хорошо удается и роль «атакующего» и роль «защитника», а это считалось среди игроков редким даром. Считая себя до некоторой степени экспертом в кастболде, Адор, на вопрос Абзы – «знает ли он, что там болтается в кустах?», собрался было ответить, на что именно похожи эти шары, и выразить удивление по поводу их местонахождения, как вдруг заметил лёгкую дымку, обволакивающую один из «мячей». Вскоре стало очевидным, что это вовсе никакие не мячики, а гнезда мелких крылатых насекомых, имеющих, как и их жилища, невзрачный серый цвет и как выяснилось – отвратительный характер.
***
Дождавшись, наконец, когда серв приносивший бодряк вновь скроется в зарослях, Двоенос, продолжая сидеть на земле, осторожно подтянул к груди согнутые в коленях ноги и уставился перед собой, постаравшись принять как можно более безмятежный вид. Шлем он снять отказался, но забрало оставил открытым. Так, полагал он, у сторожей будет чуть меньше поводов для беспокойства. А повод на самом деле был. Всё это время Двоенос усиленно переваривал и раскладывал по полочкам получаемую информацию – разговор Хака и Седова, от начала и до конца, который он отчётливо слышал через штатное переговорное устройство, встроенное в шлем и транслировавшее сигнал прямо в его черепную коробку. Вторым аналогичным устройством был оснащен шлем Седого. Наивный, старый беглый серв по имени Седой, он же Гахидж (или какие там ещё у него были имена и прозвища?), вряд ли мог предполагать, что его молодой спутник, лишь увидев в схроне «мантикоровцев» этот экзоскелет, сразу распознал в нём модель «LB-2» – «Маленький жук». Так же этот юноша, которого Седой считал просто дикарём с экзотической внешностью, не задумываясь, мог назвать каждый элемент доспеха, от защитных пластин и до встроенных гаджетов. А самое главное, он был способен запросто активировать все эти устройства, не исключая и коммуникатор связи, которым теперь беззастенчиво пользовался для прослушки.
Разговор между Седым и Хаком получился долгим, полным малоценных отступлений, представляющих интерес только для этих двоих. Но Двоенос был терпелив. И терпение его вскоре было вознаграждено! То, о чем речь пошла под конец – представляло наибольшую ценность из всех сведений, которые ему когда-либо удавалось добыть. Однако, чем дольше Двоенос находился в заложниках, тем меньше шансов у него оставалось этими сведениями воспользоваться.
Оценив ещё раз обстановку, Двоенос привычно выровнял дыхание и на секунду закрыл глаза. Когда он снова открыл их – это были уже глаза хищника. «Мантикоровцы» ничего такого конечно не заметили. Они вообще вели себя непростительно самоуверенно. Двоенос мог их понять – стражи не представляли с кем имеют дело, а кроме того сама поза Двоеноса, в которой основная нагрузка приходилась на пятую точку, меньше всего подходила в этот момент для внезапной атаки. Поэтому, когда невысокий человечек в полном боевом доспехе, перекатившись с задницы на носки ног, легко и одновременно стремительно взвился в воздух, лица стражей успели выразить только начальную стадию удивления. Ибо в следующий момент бронированный шлем врезался одному из них в лицо, а метательный нож, материализовавшийся в правой руке Двоеноса, воткнулся под углом в шею второго, взрезав её и выпустив пульсирующую струю алой крови. Несколько ударов кулаками в шипастых тактических перчатках, довершили разгром, превратив лица стражников в месиво из мышц и костей. Оглядев поле боя Двоенос не смог сдержать довольной улыбки – вот и ещё двух тварей можно записать на свой личный счет. Топлулук матери должен быть отмщён! И те, кто послал сюда Двоеноса, тоже будут довольны. Но ещё больше они будут довольны, если он доставит им тот самый заветный артефакт, что везут сейчас четверо сервов в направлении Запретной Земли. Вот только времени, чтобы добыть его, осталось в обрез! А значит – нужно действовать. Быстро, жестко и без промедлений.
Когда на поляну влетел трайк, Хак вопреки здравому смыслу поднялся в полный рост, пытаясь разглядеть, кто из его братьев управляет этой словно взбесившейся машиной. Глаза «мантикоровца» округлились, одновременно сработали десятилетиями оточенные рефлексы. Так как Хак не был вооружен, всё, что он смог сделать – это отпрыгнуть в сторону и, перекатившись через плечо, нырнуть под прикрытие деревьев. Вдогонку ему рявкнул реактивный карабин, больно полоснув по ногам осколками разрывного заряда. Тут же в ответ по всей поляне заклацали штурмовые импульсники – трайк на полном ходу перевернулся, карабин умолк. Но через мгновенье он снова заговорил, вырвав у одного из братьев звериный крик. Укрываясь за опрокинутым трициклом, Двоенос дал ещё одну короткую очередь, после чего, не тратя время на перезарядку карабина, вскинул висевшую на груди трофейную «штурмовку» и дважды нажал на спуск, целясь в серва на другом конце поляны. « – КЛАЦ! – КЛАЦ!» и ещё один вскрик, на это раз глухой.
– Что ты делаешь?! – взбешенный Седой изо всех сил вжался в землю посреди опустевшей поляны. – Что ты урод делаешь?!
– Спасаю нас мухтар! Ползи к машине, я прижму их огнём, если попытаются высунуться.
Поскольку в сложившейся ситуации раздумывать не приходилось, Седой змеей пополз к трайку, стараясь не отрывать тело от белого мха. Из-за деревьев глухо захлопали штурмовые винтовки – дважды заряды по касательной доставали его в корпус, рикошетя и разрываясь чуть в стороне. Экзоскелет выдержал. Но легкой контузии избежать всё же не удалось. Автоматически проведя рукой по затылку и не увидев крови, Седой почувствовал облегчение – он только сейчас сообразил, что шлем остался посреди поляны и просто чудо, что осколками заряда ему не продырявило голову! Втянув себя последним рывком за импровизированную баррикаду, Седой в возмущении открыл было рот, как Двоенос тут же сунул ему в лапы второй трофейный импульсник и молча указал на мелькавшую среди сосен фигуру «мантикоровца» пытавшегося обойти их с тыла. Серв передвигался короткими перебежками, низко пригибаясь к земле и ловко используя для укрытия стволы деревьев. Перевернувшись на спину, Седой раскинул в стороны ноги и из этого положения дал по нему пару коротких очередей. Он видел, как от сосен отлетали щепки, и как темная фигура отступила под выстрелами вглубь леса. Затем ствол «штурмовки» переместился на виновника происшествия.
– ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ?!!
– Они хотели убить меня, мухтар. Я чудом спасся.
– ?
– Пока ты тут разговаривал, те двое, что остались меня охранять, решили накинуть удавку на шею бедного Двоеноса. Но Двоенос оказался чуть проворней.
– Сбежал?
– Нет, убил их.
– Немыслимо! Как ты справился?!
– Мне повезло. Но теперь надо убираться. Ты прикрывай, а я попробую поставить трайк на колёса. Он вроде не пострадал.
– Хорошо. Только сделаем наоборот. Я сильнее тебя, так что трайк на мне. А ты не давай гадам и носа высунуть.
– С управлением разберёшься, мухтар?
Седой обиженно засопел.
– Даже ты разобрался, а я – «дальняк», в конце концов! Ну, начали!
Воспользовавшись тем, что Двоенос начал высаживать в направлении отступивших «мантикоровцев» очередной магазин, Седой уцепился за грубо сваренную раму, рванул на себя, заставив машину встать на все три колеса, а затем, вскочив на сидение, выкрутил до отказа рулевую гашетку. Два независимых инверторных двигателя тут же послушно загудели, вращая задние колеса, и трицикл сорвался с места.
– В седло, парень!
Ещё до конца этой фразы Седой почувствовал, как амортизаторы отозвались на вес второго пассажира – Двоенос не заставил себя уговаривать.
Вслед умчавшейся машине клацнул бесполезный одиночный выстрел. Затем в лесу наступила тишина.
***
Заговор молчания сплотил одиннадцать рокан из группы «Прима» крепче, чем узы генетического родства или рождение одной «АНАТОЙ». Заговор в сердце заговора. Круговая порука провинившихся, которые изо всех сил пытаются скрыть ужасающие результаты своей ошибки. Вот во что превратилась группа «Прима». А возглавил этот маленький внутренний заговор сам Нергал. Потому, что иначе он стал бы для каждого из посвященных – «тем самым беднягой, который допустил провал секретного проекта». И хуже всего, что проект не просто провалился, а дал совершенно непредсказуемый результат. Большой Блок должен был открыть лазейку, через которую все они могли, если и не вернуться домой, то хотя бы удрать подальше от этой Новой-Старой Родины! С дурацкой планеты, которую её обитатели изранили и отравили, принеся в жертву собственному тщеславию! И хотя природа затянула уже большую часть язв, но это только снаружи. Изнутри они продолжали скрывать гной из радиоактивных материалов, химических отходов и смертельно-опасных вирусов. При неосторожном обращении раны могли открыться, и тогда яд былого безрассудства грозил погубить, как чахлые остатки старой цивилизации, так и ростки новой, должной взойти из семени репатриантов. Репатриантов, которые на самом деле мечтали лишь об одном – СБЕЖАТЬ. И только отсутствие реальной возможности, пополам с врождённым непротивлением воли Старших Братьев, до сих пор удерживали их от последнего, решительного шага.
Большой Блок. Чем же он был? Он был устройством, основой которого стали биологические структуры – головные концы центральной нервной системы рокан. А что собственно есть этот самый головной конец? Это есть сложная волокнообразная сеть из особых клеток, обрабатывающих и передающих информацию посредством электрических и химических сигналов. ГОЛОВНОЙ МОЗГ. А что бы мозг оставался жизнеспособным и был защищён от агрессивных внешних воздействий, его упаковывали в перерождённую черепную коробку, и он становился маной, являвшейся, по сути, отдельным редуцированным организмом, не способным существовать без сторонней поддержки. Маны были объединены между собой, подключены к системе жизнеобеспечения и большую часть времени пребывали в пассивном («выключенном») состоянии, что достигалось понижением их температуры и использованием специальных препаратов замедляющих обмен веществ. Собственно, вот что представлял собой Большой Блок.
А откуда же брались маны? – Из многих источников. Но главное, что почти каждая мана была когда-то полноценным живым роканом! Разными путями пришли они в проект. Общим было одно – все кандидаты, перед тем, как влиться в этот гигантский величественный мозг, проходили процедуру очищения. В ходе оной они теряли своё «Я», исчезали, как личность, а то немногое, что оставалось от их сознания, обращалось в часть общего программного обеспечения – оболочку.
А вот для того, чтобы Блок мог решать конкретные задачи, ему требовался так называемый программный стержень – искра, от которой в Большом Блоке возгоралось пламя разума. Нужно ли говорить, что той искрой, тем самым программным стержнем для Блока, являлся оператор? И что стать им мог только лучший из лучших, тот, кто успешно прошел жёсткий и непредвзятый отбор? Нет. Об этом можно и умолчать. И так любому очевидно: испытание СВЕРХРАЗУМОМ – нелёгкий груз.
Теперь в команде Нергала не было никого, кто б согласился занять это почётное место. Даже просто так. Без всяких испытаний. Инстинкт самосохранения подчинённых оказался сильнее чувства долга и Нергал не мог их за это винить, помня о незавидной участи последнего оператора. На днях коллеги торжественно утилизировали труп Ануна. Он не пошел в переработку на концентрат или удобрение, как труп какого-нибудь серва, вместо этого тело разложили на составляющие органические вещества и использовали для создания регенеративной смеси. Отныне каждый рокан, который пройдет излечение в медицинской капсуле, получит на память частичку незадачливого оператора.
Но если с Ануном всё было ясно, то ситуация с Шедом до сих пор оставалась неразрешенной. Старший техник замкнулся в себе, упорно не желая, не только исполнять свои прямые обязанности, но даже просто приближаться к лаборатории. Таков был итог его общения с Призраком – так окрестили члены группы неизвестный программный сбой в работе Большого Блока. Призрак имел наглость периодически брать на себя управление высокоточным оборудованием и утверждал, что является не кем-нибудь, а самим мастером Энкой! Это вызывало определённые сомнения. Как известно, настоящий Энка был уважаемым Хранителем Инструмента, пока не совершил дерзкий и совершенно необъяснимый поступок. А точнее – чистой воды саботаж. Необъяснимый конечно только для непосвященных, поскольку всегда есть те, кто точно знает, что происходит. За свой проступок Энка, по личному настоянию Первого Думузи, который счёл его разум слишком ценным для утилизации, был обращен в одну из ман Большого Блока. Так сказать – «был влит». Только вот, как уже было сказано, каждый разум, прежде чем стать маной и попасть в Большой Блок, обязательно проходил процедуру очищения от собственного «Я». То есть напрочь утрачивал индивидуальность сознания. И те, кто приходили в проект добровольно, готовились к этому действу многие планетарные циклы. Всё это время они посвящали тренингам, делая процедуру слияния более безопасной и увеличивая КПД донорской части своего разума. Те же, кого в ману обратили принудительно, были вынуждены проходить ускоренную процедуру очищения – путем медицинского вмешательства. Такой процесс для разума донора был болезненным и крайне затратным, а получившаяся мана представляла минимальную ценность. Но и этот, отнюдь не гуманный метод, можно было считать актом величайшего милосердия. Ибо разум, заключенный в ману, но не лишённый осознания себя как личности, обрекался на вечные муки… Вот и мастер Энка, прежде чем стать маной и попасть в Большой Блок, был милосердно обезличен. Процесс этот Нергал контролировал персонально, имея беспрепятственный допуск в медицинский отсек и зная там всё оборудование, как Старший Брат знает шесть своих пальцев, а значит вероятность того, что мана Энки сохранила часть личности достаточную для отождествления СЕБЯ, сводилась к нолю. Но даже если допустить подобную возможность, всё равно – никакой роканский разум не был в состоянии взять под контроль Большой Блок, в который уже входило великое множество ман! Он просто растворился бы в их общем торсионном поле! Исключение составлял оператор, который работал с Блоком как бы извне, не вливаясь, подобно мане, а лишь аккуратно направляя потоки излучения в заданном направлении. При этом оператор должен был обладать отменным физическим и психическим здоровьем, чтобы сохранить контроль над собственной личностью и не быть поглощённым Блоком.
Единственным возможным вариантом, который допускал Нергал, была всё же некоторая вероятность того, что в ходе принудительного стирания личности Энки, медицинская капсула дала сбой и какая-то часть «Я» бывшего Хранителя Инструмента, попала-таки в Большой Блок. Так же можно было допустить (хоть это было почти невероятно), что торсионное поле маны Энки не только не приняло общую конфигурацию торсионного поля Блока, но и поляризовало оное поле старшего техника Шеда! Это было допустимо, если их торсионные поля обладали примерно одинаковым угловым моментом вращения. Чаще всего такие совпадения встречались у генетически родственных особей, но бывали и исключения. Из всего перечисленного следовало, что остатки личности мастера Энки, наслоились на личность старшего техника Шеда и теперь мастер Шед является в некотором роде призраком бывшего Хранителя Инструмента! А значит именно он – Шед и есть Призрак Большого Блока, который вносит в его работу дисбаланс на уровне ментального контакта! Всё не так уж сложно!
Только вот мастер Шед уже очень давно не приближался к Большому Блоку, а никакой ментальный контакт не возможен вне стен лаборатории, имеющих сверхмощную изоляцию. На то она и секретная!
Нергал грустил, а загадка Призрака Большого Блока оставалась неразгаданной.
***
Прошло время, и крошечный генератор сделал своё дело. Спарка ожила. Чего нельзя было сказать о коконе, в котором стояли обычные батареи, теперь совершенно опустошенные. Спрашивается, почему учёные до сих пор не используют в коконах ту же технологию, позволяющую черпать энергию из окружающего пространства? Ответа на этот вопрос Асаг не знал. Он вообще был далек от точных наук, да и в технике разбирался не слишком хорошо. Так, на уровне пользователя. И среди рокан таких как он было большинство. В прежней своей жизни все они были лишь исполнителями. Руками Старших Братьев. Не нужно слишком много знать самому, когда за тебя решают другие. Главное – быть внимательным и правильно исполнять всё, что велит Старший. Однако, как корень каракавы пролежав какое-то время в морской воде обязательно просолится, так и рокан, долго исполняя волю своего Брата, рано или поздно наберётся части его знаний. Просто ТОГДА эти знания были никому не нужны. Но они накапливались. Записывались и откладывались в клетках серого вещества роканских черепов. Теперь обладатели этих черепов стали ПРАКТИКАМИ – двигателями прикладной науки и основой выживания переселенцев. Особая каста среди них – технари, самые уважаемые члены роканского общества. А вот все эти псевдоучёные, на самом деле – дутые аруньки (пустотелые хлебцы с начинкой из сладкой пены) и ничего больше! Что из того, что перед отправкой их поднатаскали в теории? Навесили титулов и званий, как будто они полноценные Старшие Братья? Чушь! Всё чушь! Асаг был в этом убеждён, и никто не заставит его изменить своё мнение. Вот не стало Энки и положение колонистов ещё больше ухудшилось. Энка был уникум. Энка, как никто другой разбирался во всяких железяках! Даже сама идея гибридной техники принадлежала ему. А кто теперь станет новым Хранителем Инструмента? Может быть тот пустозвон, что именуется ныне Шестым Думузи? Нет, он не снизойдет до починки машин и приборов, не станет ломать голову над тем, как собрать из рухляди боевую спарку. Да и не сможет. Шестой только придумывает теории, одна нелепей другой и преданно заглядывает в зрительные сенсоры Первому. Когда не станет последних практиков, таких, каким был Энка, всем им придёт конец. Ведь никто из рокан не хочет ничему по-настоящему учиться. Никто не хочет начинать новую жизнь. Никто не хочет задерживаться тут надолго. НИКТО НЕ ХОЧЕТ ВЗРОСЛЕТЬ!
Асаг тоже не хочет. Раньше Асаг был охранником. Охранял территорию своего Брата от непрошеных гостей – диких животных, в изобилии водившихся на материке, где тот обосновался. Брат не хотел их истреблять. Ему нравилось естество окружающей природы, её гармония. Но зверюшки имели свойство проникать туда, где им не место, портить оборудование и таскать чужую еду. Поэтому всю свою жизнь, до ОТПРАВЛЕНИЯ, Асаг занимался тем, что высматривал малоразумных тварей, а потом пугал, отгоняя за границы владений. На случай нападения особо агрессивной живности, у него был бич. И мог тот бич только на время оглушить, парализуя нервную систему зверюги. НО НИКАК НЕ УБИТЬ. До прибытия на ЭТУ планету Асаг вообще никогда и никого не убивал. Убивать он научился уже здесь. Первым, кого он убил, был нерадивый серв. Не улучшенный конечно, каких выводят в Колонии-1, а обычная рабочая особь, в прошлом маленький дикарский детёныш. Проступок серва был невелик, но тогда Асаг счёл его вину достаточной, что бы наказанием стала ликвидация. И он оторвал нарушителю голову. Роканы как минимум в два раза сильнее обычного серва и примерно в полтора улучшенного. Но самое главное преимущество – коконы. Анатомические коконы. Любой из них, кроме самого лёгкого, имеет искусственные мышцы, связки и кучу прочих усилителей. Рокан в коконе – это боевая машина, он не то, что серва, он и любого крупного хищника разорвёт пополам. Позже Асаг пришёл к выводу, что тогда он просто испытал себя. Ему хотелось научиться убивать. А уж когда чего-то очень хочешь, то повод осуществить задуманное подвернётся сам собой. Нужно было опробовать свои силы. Убедиться, что он, Асаг, может действовать в новых условиях так же решительно и бесстрашно, как ВЕЛИКИЙ ЭНКИДА.
Вот уж кто был НАСТОЯЩИМ! Не фальшивка, как Асаг и другие, лишь играющие в могущество, а истинный Вершитель и Творец Нового Мира! Отважный первопроходец, бесстрашный воин, великодушный вождь! ЛЕГЕНДА. Когда Асаг прибыл на планету с третьей партией колонистов, первое что он услышал были «Хроники возмездия» – истории о мужестве и стойкости его предшественников, глубоко потрясшие Асага и наложившие отпечаток на всё его дальнейшее существование. Одно дело было узнавать из официальных источников о гибели колонистов Первой волны, начавшихся боевых действиях и карательной операции в отношении одичалого аборигенного населения планеты и совсем другое – самому проехать по местам сражений, ступить на заросшие пепелища, ощупать конечностью выбоины на стенах разрушенных дикарских убежишь, увидеть своими глазами участников этих событий и услышать от них шокирующие подробности… О которых Старшие Братья никогда бы не оповестили будущих переселенцев. И, конечно же, главным героем всех этих историй был Энкида! Асаг застал Третьего Думузи на самом пике могущества и последующие планетарные циклы, числом два согнутых перста и костяшка (или двадцать пять лет, по исчислению дикарей), жил и благоденствовал под его управлением.
Как же сожалел Асаг, что не оказался в рядах второй партии! Что не ему довелось сражаться плечом к плечу с великим Третьим, которого каждый рокан почитал в ту пору как самого Этана-Думузи! Ведь когда Асаг прибыл, основные события новой роканской истории, казалось, уже произошли. Отгремели бои, дикари были усмирены и трудились во благо возрождения цивилизации, всю грязную работу за рокан делали сервы, ставшие для них тем же, чем некогда были роканы для Старших Братьев, а сами роканы делали невнятные попытки приспособиться к новой жизни, чуждому и незнакомому для них миру. Всё это было каким-то липким и душащим, как болото, по которому теперь Асаг вынужден был тащиться. И только редкие вылазки за рекрутами, да охота на бродяг, уклоняющихся от работы и бегущих из дикарских поселений в ещё более дикие леса, хоть как-то скрашивали его будни. Но Асаг был рад и этому! Он, не ропща исполнял любую порученную, даже самую монотонную и скучную работу, тщательно изучал и соблюдал должностные инструкции, никогда открыто не дерзил начальству, и год за годом планомерно поднимался вверх. Всё ради того, чтобы однажды оказаться возле своего кумира и в один прекрасный день стать его рукой. Хотя бы левой. Но сбыться мечтам долготерпивца, было не суждено. Как всегда, по прошествии двадцати пяти планетарных циклов, прибыла очередная, четвертая по счёту партия. Она была самой большой за всю историю переселения – целый Кулак Кулаков! По десятичной системе счисления, используемой дикарями, Кулак Кулаков равнялся трём тысячам шестистам. Именно столько рокан сошло с транспортных паромов, спускавшихся с орбиты один за одним в течение нескольких звёздных суток. И в их числе прибыл тот, кто положил конец правлению Энкиды, ввергнув его в безвестность. Мечты Асага были разрушены, но движение вверх по карьерной лестнице уже ничто не могло остановить – в этом теперь заключался сам смысл его существования. А Энкиду постепенно начали забывать… Прибыли пятая и шестая (последняя) партии колонистов, численность их была уже гораздо меньше, чем четвёртой, но, тем не менее, они были весьма значительны и ещё больше размыли устои старого общества. Вновь прибывшие словно ознаменовали смену поколений. Они уже не восторгались подвигами первых поселенцев, и старожилы постепенно теряли свой авторитет, имевший вес в трудные времена, но практически не востребованный в этот длительный период затишья. Истории о былом, были для новичков всего лишь историями, и они не знали другого Думузи, кроме того, что властвовал в совете в день их прибытия. Энкида же к тому времени исчез. Будто растворился. К его поиску были привлечены значительные силы службы безопасности, с пристрастием опрошены все, кто хоть как-то соприкасался с ним в последнее время, но результатов это не дало. Многие авторитетные роканы придерживались мнения, что он погиб волей Стража. Как известно, после низложения Энкида многие циклы провёл на охране границ Его владений, и кто знает, в какую авантюру за это время мог влезть. Такая версия никого из близко знавших Энкиду не удивляла. К тому же за последнюю сотню лет, по местному исчислению, Страж всё больше выходил из себя, и территория вокруг зоны «Прима» порой просто пылала от выбросов негативной энергии. В замес попадали все, кому не повезло оказаться поблизости. Так погибло уже не менее двух согнутых перстов патрульных сервов, а среди колонистов поговаривали, что пострадали и несколько рокан. Даже мол, коконы с усиленной защитой их не спасли. Колонисты шушукались, строили на этот счет разные предположения, а Асаг никаких предположений не строил. Он и так в силу своих служебных обязанностей знал – всё это чистая правда. Страж буянит, защитные линии трещат по швам, гибнут при этом и сервы и роканы. Конечно, информация была засекречена для широких масс, но всё, что однажды было произнесено ВСЛУХ, рано или поздно просочиться через любые грифы секретности, и станет СЛУХОМ. Именно так они и рождаются.