После инструктажа я рассказываю, что сегодняшняя тренировка нужна на случай, если спускаемый аппарат по каким-нибудь непредвиденным причинам приземлится не в намеченной точке. Космонавт должен уметь выжить в любых условиях.
– Каких еще непредвиденных? Я думал, у вас здесь все просчитано и продумано.
– Разное случается. Лучше быть готовым, – отвечаю уклончиво.
Я не хочу пугать паренька, не хочу забивать ему голову лишними мрачными мыслями и сам не хочу вспоминать свое падение.
– Тренировка начнется в этой капсуле.
Я останавливаюсь и показываю на спускаемый аппарат.
– Это настоящая капсула.
– Макет?
– Нет. Настоящий спусковой аппарат. Просто отслужил. Он одноразового использования.
Артем улыбается. Он явно хочет пошутить насчет ассоциаций, связанных с одноразовыми использованными предметами, которые родились в его разноцветной голове, но молчит.
Я рассказываю, что космонавту нужно лететь в позе эмбриона. Говорю, что внутри корабля три места, оборудованные специальными креслами. Их отливают персонально для каждого. Рассказываю, что важно, чтобы сидения повторяли форму спины космонавта, что при ударе это помогает равномерно распределить нагрузку по поверхности тела.
– Это помогает сохранить здоровье, – говорю, и перед глазами всплывают картинки из прошлого. Как я пытался выбраться. Как смотрел на свои неподвижные ноги.
Носимый аварийный запас, говорю я. Сокращенно НАЗ. Говорю и показываю содержимое.
– Здесь есть все необходимое.
Я показываю аптечку, охотничьи спички, свисток, мачете, стаканчик, складной нож.
– Это светосигнальный патрон.
Артем внимательно слушает и записывает за мной.
Я объясняю, для чего в НАЗ солнцезащитные очки, почему в комплекте шесть литров воды, а Фрукт заглядывает в капсулу.
– Ух ты ж «ё», – вырывается у него фраза и он тут же умолкает, извиняется, что перебил.
– Артем, что у вас вызвало такую реакцию?
Он тычет пальцем в иллюминатор.
– Дед, как там можно втроем поместиться?
Артем удивляется и фотографирует.
– Если все правильно выполнить, можно, – я улыбаюсь и показываю большой палец вверх.
Я показываю свое хорошее настроение. Артему, коллегам, руководству, соседям, зеркалу. Приветливо улыбаюсь. А сам… Списанный, разочаровавшийся во всем «Дед» одноразового использования. Пора с этим кончать. Пора позволить пустоте забрать меня.
– Курс выживания обычно длится сорок восемь часов. Но для курсантов по программе «Космический туризм» его сократили до двенадцати.
– А что так?
– Считается, что вы не останетесь в одиночестве. Будет кому позаботиться о вашей безопасности.
– Я и сам в состоянии. Без курсов.
– Тем не менее, приступим. Для начала наденьте скафандр.
Я объясняю, что это аварийно-спасательный. Рассказываю, в каких случаях его используют космонавты, как он надувается и для чего.
Помогаю надеть.
Он просовывает руки, а я спустя вот уже несколько месяцев тренировок, смотрю на него и вспоминаю наше первое с ним занятие. Вспоминаю его фразу о способном ученике. И как ни странно, Артем не соврал. Он действительно способный. К тому же, что удивительно, он оказался выносливым, смышленым и талантливым. Он постоянно что-то помечает у себя в телефоне и фотографирует свое лицо, периодически грубо отгоняет людей из кадра, но стоит признать, из Артема получился бы хороший космонавт.
Этот фрукт – мое последнее задание.
Если кто-то говорит слово «последний», например, «сделай это в последний раз», любой пилот поправит: «Говори крайний! В крайний раз!» Пилот исправит. Не буду объяснять, в чем разница между «последний» и «крайний». Но этот фрукт – мое последнее задание.
После трудного дня с выживанием в сыром лесу, с длительными переходами через чащу, разведениями костров, сооружениями палаток для ночлега, с репетицией спасательной операции Артем уставший, но довольный собой оборачивается и на прощанье говорит:
– Спасибо вам. Большое спасибо. До завтра.
К моему удивлению Артем не только попрощался и поблагодарил. Он обратился на «Вы» и впервые не назвал меня «Дед».
Центрифуга.
Обучение подходит к концу. Курсанту предстоит еще один медицинский осмотр и тренировка в центрифуге.
В кабинете пахнет как в старом кинотеатре. Никогда не любил этот запах и никогда не любил этот вид тренировок.
– Человек на борту испытывает перегрузки порядка четырех g.
Я помогаю Артему усесться.
– Профессиональные космонавты тренируются на восьми g. Для вас, Артем, будет достаточно шести.
– Дед, не надо меня жалеть. Заряжай десятку.
Артем храбрится. А я вижу, как ему не по себе. Ему страшно.
– Будем смотреть по вашему состоянию, – говорю и киваю, мол, учтем пожелания.
Я не буду рассказывать, что курсанту от перегрузок может стать плохо. Не скажу, что при десяти g, самый опытный пилот теряет сознание. Я лишь помогаю Артему пристегнуться и объясняю, для чего на пульте кнопки.
– Когда будете видеть огоньки, нажимайте вот сюда. Лампочки будут загораться в разных местах, вы должны как можно быстрее отреагировать на их появление.
Артем смотрит на панель, на рычаг с красными кнопками. Он сглатывает пересохшим ртом и кивает – понял.
– Сейчас двери откроются, вас подкатят и поместят в центрифугу. Волноваться не стоит. Мы будем видеть вас на мониторе и поддерживать звуковую связь на протяжении всего упражнения.
– А я и не волнуюсь, – говорит Артем.
Он пытается улыбнуться, а я замечаю, как едва заметно подрагивают его скулы.
– Я буду называть порядок перегрузки и предупреждать перед увеличением значения.
Артема помещают в камеру центрифуги.
– Артем, вы готовы?
– Поееехали! – раздается из динамиков голос Фрукта.
Не знаю ни одного человека, который не произнес бы эту фразу находясь в обществе космонавтов. Хотите чаю? Поехали! Вечером созвонимся? Поехали! У меня родился сын. Меня списали на пенсию. Я смертельно болен. Поехали-поехали-поехали! Но я думаю неплохо, что следующее поколение использует и помнит эту фразу. Не факт, что это новое поколение знает, откуда она. Но. Поехали!
Кабина с курсантом движется по кругу. Огромные механизмы набирают оборот.