«В Лилипутии существует такой обычай. Когда какой-нибудь министр умирает или получает отставку, пять или шесть лилипутов обращаются к императору с просьбой о том, чтобы он разрешил им повеселить его пляской на канате. Во дворце, в главной зале, натягивают как можно туже и выше канат не толще обыкновенной нитки для шитья. После этого начинаются пляски и прыжки. Тот, кто подпрыгнет на канате выше всех и ни разу не упадет, занимает освободившееся министерское место. Иногда император заставляет всех своих министров и придворных плясать на канате вместе с новичками, чтобы проверить ловкость людей, которые правят страной. Говорят, что во время этих развлечений часто бывают несчастные случаи. Министры и новички падают с каната кувырком и ломают себе шею».
Вы думаете, что всё изменилось в наш компьютерный век спустя триста лет? Не угадали, в части назначения министров – всё тоже самое, только хуже. Всё-таки, серьёзная подоплёка в подготовке кадровых резервов на должность министра плюс стремление к самоподготовке в Лилипутии присутствовала и каким бы ты не был приближённым ко двору или любимым родственником самого короля, но пляска на канате требует, кроме желания и определённых навыков. Сейчас у нас складывается печальная обстановка, когда в обход пляски на канате, могут министром назначить любую бестолочь и тупицу.
Часть 2. Путешествие в Бробдингнег (Страну Великанов)
Всё относительно,– сказал Джонатан Свифт и отправил Гулливера в страну великанов. Да, мы огромные Гулливеры по жизни относительно, своих маленьких детей, жены, подчинённых… Одновременно мы ничтожны относительно более умных, сильных, ловких, выносливых…, но самое главное – мы лилипуты относительно тех, кто расположен над нами в социальной иерархической лестнице.
Очутившись лилипутом в стране великании, Гулливер найден местным фермером, ростом 22 метра (в Лилипутии все размеры в 12 раз меньше наших, в Бробдингнеге – в 12 раз больше). Но, как все суровые начальники-доминанты, великаны отвратительно пахнут, кожа у них наимерзчайшая, вся в огромных вонючих пятнах и прыщах… А если молодые бизнес-леди, то есть социальные великанши, сажают малыша Гулливерчика погулять по «прекрасному» обнажённому телу от сисек до других экзотических красот, то что это, как не классические садомазохистские оттенки серого. Недалеко современные «светские дамы» сегодня доэволюционировали.
Фермер относится к нему, как к маленькой диковинке и тут же придумывает себе бизнес в виде публичного показа за деньги. На современном языке фермер из фермера превращается в успешного продюсера. Гулливер попадает в рабство шоу-бизнеса в качестве звезды раба. В чём прелесть публичной работы, да в том, что благодаря масс-медиа технологиям ты информационно становишься доступен не только низшим слоям социума, но и высшим, благодаря которым есть шанс преодолеть ступенечку социального лифта. Гулливеру повезло, его после унизительных ярмарочных выступлений замечает и покупает королева Бробдингнега и оставляет при дворе в качестве забавной престижной безделушки «не, как у всех».
Благодаря Свифту мы понимаем, что разницы в потрясениях и стрессах между лилипутским и гулливерским статусом невелики. Лилипуты тебя эксплуатируют и великаны. Только в великании тебя каждая гигантская оса или обезъяна норовят изничтожить. Благодаря своей индивидуальности Гулливер, хотя бы обеспечен кровом и пропитанием, пусть даже в качестве диковинки и общается с королями. Как и в лиллипутской части, автором сатирически критикуются нравы социального общества восемнадцатого века.
Так описывает доверительную беседу с королём Гулливер: «Мой краткий исторический очерк нашей страны за последнее столетие поверг короля в крайнее изумление. Он объявил, что, по его мнению, эта история есть не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, революций и высылок, являющихся худшим результатом жадности, партийности, лицемерия, вероломства, жестокости, бешенства, безумия, ненависти, зависти, сластолюбия, злобы и честолюбия… Потом, взяв меня в руки и тихо лаская, обратился ко мне со следующими словами, которых я никогда не забуду, как не забуду и тона, каким они были сказаны:
«Мой маленький друг Грильдриг, вы произнесли удивительнейший панегирик вашему отечеству; вы ясно доказали, что невежество, леность и порок являются подчас единственными качествами, присущими законодателю; что законы лучше всего объясняются, истолковываются и применяются на практике теми, кто более всего заинтересован и способен извращать, запутывать и обходить их… Из сказанного вами не видно, чтобы для занятия у вас высокого положения требовалось обладание какими-нибудь достоинствами; ещё менее видно, чтобы люди жаловались высокими званиями на основании их добродетелей, чтобы духовенство получало повышение за свое благочестие или учёность, военные – за свою храбрость и благородное поведение, судьи – за свою неподкупность, сенаторы – за любовь к отечеству и государственные советники – за свою мудрость. Что касается вас самого (продолжал король), проведшего большую часть жизни в путешествиях, то я расположен думать, что до сих пор вам удалось избегнуть многих пороков вашей страны. Но факты, отмеченные мной в вашем рассказе, а также ответы, которые мне с таким трудом удалось выжать и вытянуть из вас, не могут не привести меня к заключению, что большинство ваших соотечественников есть порода маленьких отвратительных гадов, самых зловредных из всех, какие когда-либо ползали по земной поверхности».
Столь объёмная цитата из книги позволяет понять, насколько времена не меняются или наоборот сваливаются нравственно вниз в нашу современную эпоху цинизма, лжи и лицемерия.
Король великанов – один из немногих положительных руководителей высшего государственного ранга в книге Свифта. Он эффективно и справедливо управляет своей страной. Предложение Гулливера использовать порох для завоевательных войн отвергает с возмущением и запрещает под страхом смерти упоминание об этом дьявольском изобретении. В седьмой главе король говорит крылатую фразу: «Всякий, кто вместо одного колоса или одного стебля травы сумеет вырастить на том же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу, чем все политики, взятые вместе».
Неплохо бы было, на каких-нибудь мировых саммитах руководителей государств по регулированию ядерных вооружений и продовольственной безопасности вспомнить мудрые слова гуманиста-короля.
Сам король Бробдингнега, как образцовый руководитель задаёт Гулливерчику вопросы про европейские системы управления:
– Не случается ли порой, что на всякие высокие должности назначаются разнообразные моральные уроды, только и ждущие возможности безнаказанно грабить простой народ?
– Так уж ли все эти назначения проходят по воле народа? А не с помощью ли обмана, коррупции и преступлений какие-нибудь отвратные личности захватывают все высокие посты в вашей хваленой Англии?
– Разве не случается, что чужой человек, с туго набитым кошельком, оказывает давление на избирателей, склоняя их голосовать за него или наиболее достойного гражданина? Почему эти люди, так страстно, стремятся попасть в упомянутое собрание, если пребывание в нем, по моим словам, сопряжено с большим беспокойством и издержками, приводящими часто к разорению семьи, и не оплачивается ни жалованьем, ни пенсией? Такая жертва требует от человека столько добродетели и гражданственности, что его величество выразил сомнение, всегда ли она является искренней. И он желал узнать, нет ли у этих ревнителей каких-нибудь видов вознаградить себя за понесенные ими тягости и беспокойства путем принесения в жертву общественного блага намерениям слабого и порочного монарха вкупе с его развращенными министрами.
– Какие качества требуются от тех, кто возводится в звание лорда: не случается ли иногда, что эти назначения бывают обусловлены прихотью монарха, деньгами, предложенными придворной даме или первому министру, или желанием усилить партию, противную общественным интересам?
– Действительно ли эти лорды всегда так чужды корыстолюбия, партийности и других недостатков, что на них не может подействовать подкуп, лесть и тому подобное?
«Мой (Гулливера) краткий исторический очерк нашей страны за последнее столетие поверг короля в крайнее изумление. Он объявил, что, по его мнению, эта история есть не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, революций и высылок, являющихся худшим результатом жадности, партийности, лицемерия, вероломства, жестокости, бешенства, безумия, ненависти, зависти, сластолюбия, злобы и честолюбия».
Касаемо самой страны-великании Бробдингнегии, налицо присутствие признаков прогресса просветительского общества относительно Лиллипутии, если вспомнить многолетнюю войну в лилипутии из-за спора с какой стороны надо разбивать куриные яйца: с тупого или острого конца. Знания великанов недостаточны, но вполне компенсируются высокими моральными устоями. Предпочтение истории, поэзии и математике автором высказываются с явной личной симпатией. Математика, озвучена с прикладным приоритетом и направлена на улучшение земледелия и разных отраслей техники.
В этой стране не разрешается формулировать ни один закон при помощи числа слов, превышающего число букв алфавита, а в нём их насчитывают всего двадцать две; но лишь очень немногие законы достигают даже этой длины. Все они выражены в самых ясных и простых терминах, и эти люди не отличаются такой изворотливостью ума, чтобы открывать в законе несколько смыслов; писать комментарий к какому-либо закону считается большим преступлением.
Сотни тонн законов, миллионы судей, юрисконсультов, правозащитников, правоохранников при полном беззаконии о котором стонут простые люди, которые живут в полном беззаконии и безысходности. Прав тот у кого кошелёк толще – простая истина бедных кухонек с пустыми холодильниками. За кражу куска в маркете можно получить тюремный срок и спокойно поплёвывать на свободе, если тащишь из казённой кладовки миллионами. Тонны путанных несвязанных по смыслу фраз тысяч законов наводят на мысль великомудрости Свифта математически выраженное, как обратно пропорциональной зависимости преступности от количества правосудителей, законов от преступлений: чем больше первого добра, тем меньше правосудия.
В «Народном соглашении», левеллеров времён Английской революции говорилось:
«Число законов должно быть уменьшено для того, чтобы все законы поместились в один том. Законы должны быть изложены на английском языке, дабы каждый англичанин мог их понять».
Сен-Симон говорил, что законов должно быть не более чем может, поместиться в голове простого обывателя. О простых и понятных законах говорило много умных людей, но как говорится, юриспрудентский воз настолько подрос, что теперь только «нео ля гераклю» под силу разгрести этот «юридический навоз» с правовых конюшен.
Часть 3. Путешествие в Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобдриб и Японию
В третьей части похождений Гулливера Дж.Свифт от размерных контрастов подводит читателя к тому, что человек может при полной внешней размерной идентичности удивлять своим традиционным поведенческим межнациональным антагонизмом. Многообразие национальных особенностей служат основанием конфликтности, нередко с кровопролитными войнами. Что с того, если жители Лапуты увлечены математикой и музыкой, поэтому донельзя рассеяны, уродливы и не устроены в бытовом отношении. Наверное по временам европейского восемнадцатого века камень в огород итальянцев и французов. Другие, одержимы абсурдными псевдонаучными идеями. Продвинутые власти Бальнибарби содействуют новаторам прожектёрам, вводящим в экономику государства свои «инвестиции-инновации», из-за чего по факту страна находится в страшном упадке. Ой, что-то кого-то напоминает. Кроме того, Гулливер совершает поездку на остров Глаббдобдриб, знакомится с кастой чародеев, способных вызывать тени умерших, и беседует с легендарными деятелями древней истории. Сравнивая далёких предков и своих современников Гулливер делает выводы о вырождении знати и моральной деградации человечества. В стране Лаггнегг, он узнает про струльдбругов – бессмертных людей, обречённых на вечную бессмысленную старость, полную страданий и болезней. В конце третьей части Гулливер во вполне реальную страну под названием Япония, в то время закрытую и неведомую для Европы. Японцы, в те времена, не жаловали европосов давали визы только голландским купчишкам, и то лишь в порт Нагасаки. Экзотические японцы появились на пути Гулливера, дабы подразнить читателя и взбодрить европейские туристические агентства.
Часть 4. Путешествие в страну гуигнгнмов
Когда у лилипутов, великанов и прочих человекообразных заумных организмов ничего приличного не выходит, Дж.Свифт обязан был закономерно закончить свою сатиру альтернативой человеку, что он и сделал. Пробродив множество земель в поисках «умного» человека Гулливер в очередной раз прибился к берегу земли с обитающими неведомыми доселе человеку существами. Кабы, я был писателем гулливерщиком, то обнаружил бы там, более организованных представителей фауны: говорящих муравьёв, пчёл, дельфинов или слонов, но Свифт в лице Гулливера в четвёртой части своей тетралогии обозначил самых популярных в те времена животных – разумных говорящих лошадей. С пониманием приоритетов тех времён – лошадь была в восемнадцатом до автомобильном веке ещё вне конкуренции. Вместо автосалонов по всему миру располагались конефермы с дилерскими сетями по всему миру. В разряде джипообразных полноприводов и кроссоверов располагались лошадки побольше, в секторе спортивных торговались гоночные лошадки и как всегда в массовом секторе цена-качество были лошадки ито-исё или нито-нисё, но доступно кошелькам основного населения. А так, как это был ещё и живой организм,а железяка, то какие могут быть вопросы к выбору превосходящего человека существа лошадке.
Да, и название умным существам писатель придумал самое созвучное с именем главного героя Гулливера – гуигнгнмы. В последней точке своего исследовательского путешествия Гулливер умозрит умных лошадок гуигнгнмов и тупых отвратных человечкообразных существ йеху, где соответственно первые добросовестно управляют вторыми.
Вот так без восторга, но с уважением и почтением Дж.Свифт описывает впечатления Гулливера о стране гуигнгнмов: «Дружба и доброжелательство являются двумя главными добродетелями гуигнгнмов, и они не ограничиваются отдельными особями, но простираются на всю расу. Таким образом, чужестранец из самых далеких мест встречает здесь такой же прием, как и самый близкий сосед, и, куда бы он ни пришел, везде чувствует себя как дома. Гуигнгнмы строго соблюдают приличия и учтивость, но они совершенно незнакомы с тем, что мы называем этикетом. Они не балуют своих жеребят, но заботы, проявляемые родителями по отношению к воспитанию детей, диктуются исключительно разумом. И я заметил, что мой хозяин так же ласково относится к детям соседа, как и к своим собственным. Гуигнгнмы думают, что природа учит их одинаково любить всех подобных им и один только разум устанавливает различие между индивидуумами соответственно высоте их добродетели».
Что касается способностей гуингмов выстраивать лошадиные иерархологические пирамиды, то они выглядят следующим образом: «обычные обыватели – белые, гнедые и темно-серые хуже сложены, чем аристократичные – серые в яблоках, караковые и вороные; они не обладают такими природными дарованиями и в меньшей степени поддаются развитию; поэтому всю свою жизнь они остаются в положении слуг, даже и не мечтая о лучшей участи, ибо все их притязания были бы признаны здесь противоестественными и чудовищными».
Ассортимент способов, как можно достигнуть поста главного министра, описанный Гулливером гуингму, до сих пор не претерпел каких-либо значительных перемен:
– уменье расчета в женитьбе своей, зародниться с босами;
– предательство на службе своего конкурента и низвержение его с верхней (боковой, нижней) иерахической ступеньки;
– яростное обличение в общественных собраниях испорченности двора.
В современной жизни наиболее популярными остаются два последних способа.
Неплохие результаты даёт уменье пополизства. Некоторые достигнув большого мастерства языкового массажа эрогенных зон начальника становятся для него незаменимыми и оказывают солидное влияние на судьбы империи. Раболепие, искусное потакание прихотям и страстям своего господина, как минимум, награждается хорошими премиальными. Это сейчас копрофагия (поедание человеческого кала) считается психическим отклонением. А когда-то в племенах европейского обитания приближённые вождя очень даже «с удовольствием» лакомились какашками от вождя, выражая аппетитными чмоками свою преданность вождю, принося своеобразную клятву на говне. Сии факты отмечены у М.Монтеня в «Опытах». И никто-никогда не посчитает сколько человеческих душ загублено на алтаре монархов без суда и следствия – просто не понравился шефу. Но это не кануло в лета, это всё имеем и преумножаем.
Закончив и опубликовав свою «Гулливериаду» Джонатан Свифт задел нервишки бонз религиозных и либеральных ценностей. Многие объекты политической сатиры немедленно обрушились с резкой критикой на писателя-философа. Они утверждали, что оскорбляя человека, он тем самым оскорбляет Бога как его создателя. Кроме богохульства, Свифта обвиняли в мизантропии, грубом и дурном вкусе, причём особое негодование вызывало четвёртое путешествие в страну умных лошадок – гуингмов и глупых человечишек. Товарищ Свифт, начальство надо облизывать и подлизывать – это основа карьерного роста, материального благополучия и орденов до пуза.
ГЛАВА 10
Исторические традиции русской идиотократии
Вспомним русского классика М.Е.Салтыкова-Щедрина. «Идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они непременно злы (в идиоте злость или доброта – совершенно безразличные качества), а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им одним. Издали может показаться, что это люди хотя и суровых, но крепко сложившихся убеждений, которые сознательно стремятся к твердо намеченной цели. Однако ж это оптический обман, которым отнюдь не следует увлекаться. Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа, которые ломят вперед, потому, что не в состоянии сознать себя в связи с каким бы то ни было порядком явлений…
Обыкновенно, противу идиотов принимаются известные меры, чтоб они, в неразумной стремительности, не все опрокидывали, что встречается им на пути. Но меры эти почти всегда касаются только, простых идиотов; когда, же придатком к идиотству является властность, то дело ограждения общества значительно усложняется. В этом случае грозящая опасность увеличивается всею суммою неприкрытости, в жертву которой, в известные исторические моменты, кажется отданною жизнь… Там, где простой идиот расшибает себе голову или наскакивает на рожон, идиот властный раздробляет пополам всевозможные рожны и совершает свои, так сказать, бессознательные злодеяния вполне беспрепятственно. Даже в самой бесплодности или очевидном вреде этих злодеяний он не почерпает никаких для себя поучений. Ему нет дела ни до каких результатов, потому, что результаты эти выясняются не на нем (он слишком окаменел, чтобы на нем могло что-нибудь отражаться), а на чем-то ином, с чем у него не существует никакой органической связи. Если бы, вследствие усиленной идиотской деятельности, даже весь мир обратился в пустыню, то и этот результат не устрашил бы идиота. Кто знает, быть может, пустыня и представляет в его глазах именно ту обстановку, которая изображает собой идеал человеческого общежития?»
(«История одного города» М.Е.Салтыков-Щедрин)
Морда, галстук, папка, фрак…
Он – начальник? Он-дурак!
Ох, ох, ох… Воистину, Михаил Ефграфович, читая Вашу «Историю одного города», извиняюсь за сказанное, слышу сопение и шелест Вашей усталой бороды. Просто наваждение, какой-то спиритический сеанс. Ваш жизненный трудовой опыт служения в государственных органах России, помноженный на талант писателя – учёного, на уровне глубокого психоанализа достоин тщательнейшего изучения во всех винтиках государственного управления, но кто-то из героев Ваших книг добросовестно искореняет бессмертное наследие здравомыслия. Воплощённый в книгах, для всех поколений образ руководителя, не был модернизирован по сей день, только потому, что классифицированные типажи «глуповских градоначальников» до сих пор остаются на своих насиженных местах. На стенках портреты, на лбах обновлённые таблички «эффективный менеджер», «успешный бизнесмен», а карманах профессорские золочёные визитки. Знаю, Вы здесь рядом и любуетесь нашей «бессмертной системой» – системой государственного управления, в которой по-прежнему гордо восседают они по образу и подобию:
ОПИСЬ ГРАДОНАЧАЛЬНИКАМ, В РАЗНОЕ ВРЕМЯ В ГОРОД ГЛУПОВ ОТ ВЫШНЕГО НАЧАЛЬСТВА ПОСТАВЛЕННЫМ (1731–1826)
1) Клементий, Амадей Мануйлович. Вывезен из Италии Бироном, герцогом Курляндским, за искусную стряпню макарон; потом, будучи внезапно произведен в надлежащий чин, прислан градоначальником. Прибыв в Глупов, не только не оставил занятия макаронами, но даже усильно к тому принуждал, чем себя и воспрославил. За измену бит в 1734 году кнутом и, по вырывании ноздрей, сослан в Березов.
2) Ферапонтов,Фотий Петрович, бригадир. Бывый брадобрей оного же герцога Курляндского. Многократно делал походы против недоимщиков и столь был охоч до зрелищ, что никому без себя сечь не доверял. В 1738 году, быв в лесу, растерзан собаками.
3) Великанов, Иван Матвеевич. Обложил в свою пользу жителей данью по три копейки с души, предварительно утопив в реке экономии директора. Перебил в кровь многих капитан-исправников. В 1740 году, в царствование кроткия Елисавет, быв уличен в любовной связи с Авдотьей Лопухиной, бит кнутом и, по урезании языка, сослан в заточение в чердынский острог.
4) Урус-Кугуш-Кильдибаев, Маныл Самылович, капитан-поручик из лейб-кампанцев. Отличался безумной отвагой и даже брал однажды приступом город Глупов. По доведении о сем до сведения, похвалы не получил и в 1745 году уволен с распубликованием.
5) Ламврокакис, беглый грек, без имени и отчества, и даже без чина, пойманный графом Кирилою Разумовским в Нежине, на базаре. Торговал греческим мылом, губкою и орехами; сверх того, был сторонником классического образования. В 1756 году был найден в постели, заеденный клопами.
6) Баклан, Иван Матвеевич, бригадир. Был роста трех аршин и трех вершков и кичился тем, что происходит по прямой линии от Ивана Великого (известная в Москве колокольня). Переломлен пополам во время бури, свирепствовавшей в 1761 году.
7) Пфейфер, Богдан Богданович, гвардии сержант, голштинский выходец. Ничего не свершив, сменен в 1762 году за невежество.
8) Брудастый, Дементий Варламович.
Назначен был впопыхах и имел в голове некоторое особливое устройство, за что и прозван был »Органчиком». Это не мешало ему, впрочем, привести в порядок недоимки, запущенные его предместником. Во время сего правления произошло пагубное безначалие, продолжавшееся семь дней, как о том будет повествуемо ниже.
9) Двоекуров, Семен Константинович, штатский советник и кавалер. Вымостил Большую и Дворянскую улицы, завел пивоварение и медоварение, ввел в употребление горчицу и лавровый лист, собрал недоимки, покровительствовал наукам и ходатайствовал о заведении в Глупове академии. Написал сочинение: »Жизнеописания замечательнейших обезьян». Будучи крепкого телосложения, имел последовательно восемь амант. Супруга его, Лукерья Терентьевна, тоже была весьма снисходительна, и тем много способствовала блеску сего правления. Умер в 1770 году своею смертью.
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил петь непристойные песни. Летал по воздуху в городском саду, и чуть было не улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен в 1772 году, а в следующем же году, не уныв духом, давал представления у Излера на минеральных водах.
11) Фердыщенко, Петр Петрович, бригадир. Бывший денщик князя Потемкина. При не весьма обширном уме был косноязычен. Недоимки запустил; любил есть буженину и гуся с капустой. Во время его градоначальствования город подвергся голоду и пожару. Умер в 1779 году от объядения.
12) Бородавкин, Василиск Семенович. Градоначальничество сие было самое продолжительное и самое блестящее. Предводительствовал в кампании против недоимщиков, причем спалил тридцать три деревни и, с помощью сих мер, взыскал недоимок два рубля с полтиною. Ввел в употребление игру ламуш и прованское масло; замостил базарную площадь и засадил березками улицу, ведущую к присутственным местам; вновь ходатайствовал о заведении в Глупове академии, но, получив отказ, построил съезжий дом. Умер в 1798 году, на экзекуции, напутствуемый капитан-исправником.
13) Негодяев,Онуфрий Иванович, бывший гатчинский истопник. Размостил вымощенные предместниками его улицы и из добытого камня настроил монументов. Сменен в 1802 году за несогласие с Новосильцевым, Чарторыйским и Строговым (знаменитый в свое время триумвират) насчет конституций, в чем его и оправдали последствия.
14) Микаладзе, князь, Ксаверий Георгиевич, черкашенин, потомок сладострастной княгини Тамары. Имел обольстительную наружность и был столь охоч до женского пола, что увеличил глуповское народонаселение почти вдвое. Оставил полезное по сему предмету руководство. Умер в 1814 году от истощения сил.
15) Беневоленский, Феофилакт Иринархович, статский советник, товарищ Сперанского по семинарии. Был мудр и оказывал склонность к законодательству. Предсказал гласные суды и земство. Имел любовную связь с купчихою Распоповою, у которой, по субботам, едал пироги с начинкой. В свободное от занятий время сочинял для городских попов проповеди и переводил с латинского сочинения Фомы Кемпийского. Вновь ввел в употребление, яко полезные, горчицу, лавровый лист и прованское масло. Первый обложил данью откуп, от коего и получал три тысячи рублей в год. В 1811 году, за потворство Бонапарту, был призван к ответу и сослан в заключение.
16) Прыщ, Иван Пантелеич. Оказался с фаршированной головой, в чем и уличен местным предводителем дворянства.
17) Иванов, статский советник, Никодим Осипович. Был столь малого роста, что не мог вмещать пространных законов. Умер в 1819 году от натуги, усиливаясь постичь некоторый сенатский указ.
18) Дю Шарио, виконт, Ангел Дорофеевич, французский выходец. Любил рядиться в женское платье и лакомился лягушками. По рассмотрении, оказался девицею. Выслан в 1821 году за границу.
20) Грустилов, Эраст Андреевич, статский советник. Друг Карамзина. Отличался нежностью и чувствительностью сердца, любил пить чай в городской роще и не мог без слез видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя несколько сочинений идиллического содержания и умер от меланхолии в 1825 году. Дань с откупа возвысил до пяти тысяч рублей в год.
21) Угрюм-Бурчеев, бывый прохвост. Разрушил старый город и построил другой на новом месте.
22) Перехват-Залихватский, Архистратиг Стратилатович, майор. О сем умолчу. Въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки.
Всех глуповских начальников сплочает одно общее свойство, имеющее четыре основных признака – КАЗНОКРАТСТВО, КАЗНОБРАТСТВО, КАЗНОТРАТСТВО, КАЗНОКРАДСТВО.
Казнократия – основной тип существующих ныне в мире общественно-политических отношений на уровне государства, синоним плутократии. Какими бы политическими конституционными словами не декларировалось принципы государственного устройства, демократия, тоталитаризм, монархия в основе остаётся – могущество госказны, которое зависит не столько от количества сокровищ в кладовых, сколько от эффективности её применения на благо общества и населения, но крошки кормящие кладовщиков, иногда превращаются в большие злоупотребления.
Казнобратство – сколько бы не интерпретировалось существо коррупции, пока существуют товарно-денежные отношения, всегда будут властные группы людей, которые на определённых условиях взаимодействуют на «родственно-кумовских доверительных договорённостях», при этом найти принципиальные организационные различия между государственно-политической элитой или своячковой группки старых корешей проблематично.