Прелести жизни Книга первая Мера жизни Том – 1

Не знаю, как мне поступить? Нарушить обычай предков и отдать тебя в рабство Мансуру или разориться и отдать долги? Кто тогда будет кормить семью? Моя семья приняла тебя, как своего. Поэтому советуюсь с тобой, как с родным человеком из своей семьи.

Ахмед вопросительно посмотрел на меня, словно лишь от меня зависела судьба его семьи. Тоже не знал, что ему ответить, тупо смотрел себе под ноги. Молчание моё опасно затянулось.

Надо было решать. Конечно, из любой проблемы можно найти выход. Проблемы к нам с рождения приходят и вместе снами покидают нас. Но! Как мне быть?

– Расскажи о себе, – подсказал Ахмед, – чистая, правда, лучшая защита от нападения. – Возможно, что в твоём рассказе найду истину нашего с тобой общего спасения? Только правда спасёт нас от гибели и разорения. Мы должны спасти нашу семью. Всё зависит от нас двоих.

– Родился и вырос в очень древнем роде терских казаков, – с риском для своей жизни, начал свой рассказ. – Наш род живёт среди мусульман Кавказа. Владею многими тюркскими языками. Хорошо знаю латинский, греческий, русский и другие языки Европы. У нас в хуторе такая точно большая семья, как у тебя. Вот и вся моя жизнь.

– Спасибо за откровенность, – совершенно неожиданно для меня, сказал Ахмед на турецком языке. – Ещё в Палестине понял, что ты не турок. Твой акцент тебя выдал. Ты вынужден был тогда врать, так как имел право на защиту. Много лет, через Дамаск, ходил за товарами в Турцию. Хорошо изучил турецкий язык. Теперь стал стареть и дальние переходы не для меня. Мне нужно время, чтобы найти выход из положения, в котором находимся мы с тобой. Будь в моём доме не рабом, а гостем и родственником. Мой дом – твой дом. Имей надежду на своё возвращение к себе домой. Мы оба что-то придумаем, чтобы ты вернулся к своему родному очагу.

Ахмед ушёл по своим делам, а стоял ошарашенный неожиданным разговором. Мне даже на ум не приходило, что смогу когда-то вернуться домой и, вдруг, всё резко изменилось. Достаточно было одного разговора, чтобы появился шанс на возвращение.

Сколько бы времени не прошло на моё пребывание в этом доме, но всё равно вернусь в свою семью, где ждут меня родные. Главное, это то, что у меня появился шанс. Надо как-то помочь себе и семье Ахмеда.

– Ты идёшь со мной? – спросил Бахтар, прервав моё раздумье. – Нас ждут друзья и стадо. Идём!

– Конечно, идём, – рассеянно, ответил ему. – Нужно Салиму закончить резьбу на пастушьей палке.

Обнявшись, как братья, мы быстро пошли в сторону кошар. По дороге к нам присоединились друзья. Парни были, в основном, мои ровесники. Постоянно грязному Уркелу, примерно, двадцать лет. Молчаливому Кафузу было, около, тридцати лет.

Конечно, не беру в счёт шантрапу. Они постоянно, словно стайка воробьёв, сопровождала нас целый день на пастбище. Только кушать детвора отправлялась домой.

Не уходили с нами дальше пяти километров. Детям расстояние было, как табу – близко можно, а дальше нет. Возможно, так было отработано в нескольких поколениях?

На это были особые причины. В горах Хиджаза водилось много хищников. В основном, это были шакалы, гиены, лисицы, дикие кошки и даже волки.

Местные жители говорили, что пастухам доводилось видеть львов, пуму и леопарда. Не знаю, насколько, правда. Судить ни мне. Но во время похода каравана на Хиджаз, слышал рёв хищных зверей. Словно львиный рёв.

В этот день продукты мы взяли с собой. Нам предстоял перегон отары на новое более дальнее пастбище. Вероятно, что пастухам были известны уроки истории, когда овцы и кролики едва ни съели всю Англию.

Чтобы стадо на корню не объело и не вытоптало вокруг траву, овец и коз постоянно перегоняли на новое пастбище и только на новый сезон возвращались к исходу выпаса.

К этому времени фактически обновлялось целое стадо, здесь лишь сохранялась постоянная численность. Таким образом, арабы берегли природу и не подвергали свои семьи голоду.

Излишки овец шли на продажу местному населению, которые тоже сохраняли контроль на содержание небольшого стада вблизи городских полей. Посева зерновых культур на корм животных тут не проводили.

Можно было встретить отдельные полянки в долине гор у маленьких селений. В высокогорных лугах пасли коз и овец, пастбища которых продолжались в долине.

У подножия гор паслись лошади и ишаки. Засушливые степи отводились на выпас верблюдам, которые ели всё подряд. Пробыли мы на высокогорных лугах несколько дней.

Питались плодами и ягодами, которые в изобилии произрастали в этих местах. Большую часть плодов и ягод встречал впервые. Мне непривычно было кушать плоды похожие на груши, у которых был вкус кисло-солёный.

Однако эти плоды утоляли хорошо жажду и голод. Кроме этого, мы пили козье молоко, размачивая в нем сухие лепёшки. Вначале не приятные мне на вкус продукты, постепенно понравились мне.

С полным удовольствием уплетал их за обе щеки. Особенно, это солёные маслины, которые в этих краях произрастают повсюду. Как у нас на Кавказе растут в долинах дикие сливы, кизил и алыча.

Которых, почему-то, совсем не растут в этих засушливых краях? В одну из ночёвок в горах мне приснился странный сон. Словно, голос прозвучал с небес.

– Ты явился сюда, – произнёс голос, – чтобы встретить свою любовь, которая будет у тебя первая и последняя. Ты обречён на безбрачье. Ты сам обрежешь плоть свою и оставишь здесь своё потомство. Затем вернёшься в родные края, но всегда будешь помнить эти места. Где у тебя будет сын.

– Но ведь у нас вера разная!? – возразил, голосу, сквозь сон. – Это не позволяет нам любить.

– Вера и религии разные, а Бог один, – пояснил мне голос. – Жизнь у вас тоже одна на всех.

Больше ни стал возражать голосу. Продолжил спать. Тот сон хорошо запомнился. С первой зарей мы начали последний перегон отары в кошары.

Расчёт был такой, что следующую ночь мы должны спать дома. Как только отара выровняла своё движение, вдруг, собаки забеспокоились и побежали вперёд стада.

Беспокойство собак было не напрасно. Мы издали заметили, как на отару напала огромная стая волков. Мало того, что силы были не равные. Примерно, пять собак на три десятка волков.

Кроме того, волки оказались очень хитрые. Когда собаки ввязались в драку с волками впереди, основная часть волков напала на отару сзади и с флангов. На вооружении чабанов были ножи и палки.

У Кафуза было самопальное ружье. Вроде русской берданки с запалом. Кафуз успел один раз прямо в упор выстрелить в волка и то, лишь ранил его.

После выстрела Кафуза из ружья, волки отпрянули на одно мгновение. Затем с удвоенной яростью набросились на нас. На каждую собаку и на каждого человека приходилось по несколько матерых волков, которые выигрывали в ярости и силе, особенно перед собаками.

В ход пошли ножи и палки. Из пяти собак две сразу были разорваны волками в клочья. Остальные собаки дрались яростно, истекая кровью от волчьих укусов.

Люди также были покусаны волками. Больше всех пострадал Кафуз. Видимо, что раненый волк был вожаком стаи, так как, получив ранение, волк не сбежал трусливо в кусты, а набросился на Кафуза.

Следом за вожаком на Кафуза напали ещё два волка. Он отбивался от волков ножом и прикладом ружья. Двое волков напали на меня. Первого волка зарезал прямо вовремя его прыжка.

Мой нож угодил волку в брюхо, которое распорол очень сильно и волк, истекая кровью, издох сразу. Второй волк вцепился в мою ногу когтями и зубами.

Нанёс волку несколько ножевых ранений, но все они были незначительными. Мне пришлось бить волка, чем попало с такой силой, что волк неожиданно спасовал и отступил от меня.

Тогда быстро воспользовался моментом и добил волка своей тяжёлой палкой. Избавившись от нападения двоих волков, поспешил к Бахтару. Волки сбили парня с ног и пытались вцепиться ему в горло, фактически, принял бой с волками на себя.

Когда подоспел на помощь к Бахтару, волки оставили его и набросились на меня. Сильно искусанный Бахтар был не в силах помогать мне, отбиваться от волков.

У меня началась новая схватка с волками. Тоже истекал кровью, но всё же продолжал истерически драться с волками. Бил волков палкой и ножом, но никак не мог от них отбиться.

Когда волки загрызли наших собак, то набросились на людей. Теперь силы людей с волками были неравные. Волков оказалось слишком много. Нам было не до отары.

Надо было защищать свои жизни. Отбиваясь от волков, мы сгруппировались в одном месте, как бы прикрывая свои тылы. Кругом нас валялись трупы волков, собак и овец.

Бахтар и Кафуз едва держались на ногах. У меня по ногам и рукам всюду текла кровь. Боли почти не чувствовал, так как мысли были заняты борьбой за собственное выживание.

Когда, во время очередного удара по волку, мой нож застрял в его костях, отбивался пастушьей палкой. Чтобы меньше с правой руки текла кровь, быстро обернул её тканью от головного тюрбана. В этот момент на меня напал очередной волк и вцепился в тряпку. Кисть моей руки, обёрнутая в ткань, оказалась в пасти зверя.

Понял, что мне от волка теперь не избавиться. Схватился левой рукой за холку волка, а правую руку со всех сил засунул дальше в пасть волка до самой глотки.

Волк извивался на моей руке изо всех сил. Буквально навалился на него всем телом и удержал волка до тех пор, покуда волк совсем издох. В это время друзья отбивали от меня других волков.

Никак не мог избавиться от издохшего волка на моей руке. Моя рука буквально застряла в пасти зверя. Стал прикрываться дохлым волком, а левой рукой с палкой помогал друзьям отбиваться от других волков.

Силы у нас совсем не равные. На восемь человек двадцать волков. Неизвестно чем закончилась бы наша война с волками, если бы на помощь не пришли люди из ближнего селения.

Позже подоспели люди из нашего дома верхом на лошадях. Только так мы остались живы. Когда последние волки отступили под натиском людей, почувствовал боль во всем теле и потерял сознание.

Вернее, сознания лишился не от боли, а от сильного перенапряжения во время драки с волками. У меня совсем не было силы на движение. Когда увидел бегущих к нам людей, то сразу свалился на землю.

Пришёл в себя в доме Ахмеда. На мне, пожалуй, не было такого места, где бы волки не добрались. Весь был ободран и растерзан. Лейла рядом со мной.

Обрабатывала мои раны, как настоящая медицинская сестра. Мы были одни. Когда наши взгляды встретились, Лейла тускло улыбнулась и поцеловала меня в щеку.

Мне её поцелуй был лучшим лекарством. Попытался придержать Лейлу в объятьях, но мои руки так сильно болели, что едва шевельнул руками и потерял сознание.

У меня потемнело в глазах, весь куда-то провалился. Словно сквозь сон чувствовал прикосновение рук Лейлы и запах её тела. Мне неизвестно, сколько времени был без чувств.

Заживающие раны показывали, что продолжалось несколько дней. Открыл глаза и растерянно осмотрелся вокруг. Рядом с постелью стояли Ахмед, Лейла, забинтованный Бахтар и несколько человек из семьи.

По их траурным лицам видно, что в семье произошла какая-то беда. Возможно, что кого-то загрызли волки?

– Что случилось? – спросил, едва открывая рот от заживающих ран на моём лице. – Кто-то умер?

– Кафуз умер, – ответил Ахмед, сдерживая слезы. – Он потерял много крови, умер от ран.

У меня самого слезы подкатились к глазам. Умер самый тихий человек в этой семье. Кафуз плохого слова никогда никому не сказал. Дрался он, как истинный герой, до последней капли крови.

До чего несправедлива, судьба-природа, забирает от нас самых лучших людей. Конечно, всем было жалко Кафуза.

Стал подниматься с постели. Ахмед и Лейла, помогли мне встать на ноги и выйти из дома.

У меня кружилась голова. Болели сильно обе ноги. Распухла плоть моя.

Опять вспомнил слова голоса с небес, который сказал, что сам обрежу плоть свою и оставлю здесь своё потомство.

Мне было неудобно спрашивать присутствующих о случившемся со мной. Осторожно присел на пороге дома на тюфяк, подложенный Ахмедом. Откинулся на стену дома, тяжело вздыхая от боли, которая пронизывала моё израненное тело.

– Тебе надо долго отдыхать. – сказал Ахмед. – Раны у тебя не глубокие, но ты потерял много крови. Лейла и Альман присмотрят за тобой. Спасибо тебе за спасение моего сына и нашего стада.

– Просто защищал жизнь человека. – сказал ему. – Любой бы на моём месте мог драться с волками.

Ахмед по-отцовски похлопал меня по плечу. Вскочив на коня, он ускакал со двора. Бахтар тоже оставил меня в покое. Ушёл под хозяйственный навес, прихрамывая слегка. Поднялся, опираясь на плечо старика Альмана, вошёл в дом.

Альман, это тот старик с бабкой. Они действительно, оказались отцом и матерью Ахмеда. Выходит, что Лейла внучка Альмана. У них даже черты лица имеют много похожего.

– Что случилось? – спросил, Лейлу, когда Альман оставил нас наедине. – Прошу, расскажи мне.

– Волки загрызли собак. – стала рассказывать Лейла. – Зарезали десять овец. Умер от ран Кафуз.

9. Дом ростовщика.

– Это знаю, – прервал, рассказ Лейлы. – Меня интересует другое. Что было позже со мной?

– Позже. Тебя привезли в дом с волком на руке. – продолжила рассказ Лейла. – Дохлому волку пришлось разрывать пасть, чтобы вытащить из пасти твою руку. Ты приходил в себя и вновь терял сознание. В бреду и в сознании, ты постоянно твердил, что тебя посетил Всевышний и велел тебе обрезать собственноручно плоть свою, чтобы оставить здесь своё потомство. Отец собрал семью на совет и всё решил, что надо выполнить волю Всевышнего. Мужчины совершили ритуал и отдали тебе в руки ритуальный нож, которым ты сам совершил обрезание своей плоти.

Затем ты обратно потерял сознание. Всегда была тут, рядом с тобой. Отец и дедушка не выгнали меня. Кивком головы поблагодарил Лейлу за её рассказ и крепко уснул нормальным сном.

Проснулся от сильного голода. В животе урчало. Голова кружилась от истощения. Рядом сидела Лейла и внимательно следила за моим пробуждением. Она помогла мне подняться с постели и выйти из дома на свежий воздух.

– Ты уже выздоравливаешь! – радостно, сказала Лейла. – Тебе надо хорошо питаться, чтобы мог набраться много сил.

Ни стал возражать и отправился вместе с Лейлой под навес, где мне приготовили пищу. Во дворе увидел, что дом сильно обеднел. Не было дорогих ковров, которые постоянно сушились после влажной чистки.

Заметно убавилось в стойле лошадей. Двор опустел от привычных дорогих вещей домашнего обихода. Даже пища показалась мне ни столько сытной, как раньше. Видимо, семью постигло большое разорение.

– Что случилось в доме? – спросил, Лейлу. – Скажи. Почему дом сильно обеднел за это время?

– У нас нет собак, охранять отару овец и коз, – ответила Лейла. – Собак загрызли волки. У нас нет чабанов, которые могли бы перегонять отару на пастбище. Один чабан умер от ран, нанесённых ему волками. Другие чабаны не могут выйти на пастбище из-за ран, полученных от стаи волков. Чабаны со стороны к нам не идут работать. Говорят, что с твоим появлением нашу семью постигли неудачи.

Но, самоё главное, отец не может вернуть Мансуру свой долг. Ростовщик требует, чтобы мы ему отдали тебя или рассчитались с ним за долги имуществом. Отец начал продавать имущество, чтобы вернуть долги Мансуру.

– Лейла, пожалуйста, отведи меня к Мансуру. – требовательным тоном, сказал. – Покажи его дом.

Она ни стала возражать мне. Мы отправились с ней по узким улочкам Медины. Мы долго шли в жару по пыльным улицам старого города. Мои раны покрылись коркой, но ткань одежды беспокоила их.

Сильно болела правая нога, отчего прихрамывал. Лейла придерживала меня во время ходьбы. В тени глинобитных и каменных домов сидели старики, которые внимательно следили за нашим продвижением по улочкам.

Старики нас не обсуждали. Лишь встречные женщины в накидках на лице, что-то бормотали укоризненно нам в след.

Конечно, все жители Медины знали давно, что произошло в доме Ахмеда. Знали и про моё существование. Только каждый относился к этому по-разному. Кто-то считал меня героем, а кто-то врагом семьи Ахмеда.

Каждый из них был по-своему прав. С моим приходом в доме Ахмеда поселилось несчастье. Но в этом не было моей вины. Это ни сам пришёл в дом Ахмеда. Это он сам привёз меня сюда силой.

Дом Мансура сильно выделялся среди домов Медины. То был особняк в европейском стиле. Дом ростовщика совершенно не похожий на дом обычного араба в государстве Саудидов.

Рядом стоящая мечеть выделялась своим великолепием и высотой минарета от дома ростовщика. По закону ислама ни одна постройка не могла быть выше и краше мечети с минаретом, предназначенным молитвам во славу Аллаха. Поэтому дом Мансура здесь был одноэтажным.

Двор у дома ростовщика был выложен камнями, в виде орнамента. Навес над двором подпирали массивные столбы из редких деревьев. Всё, что было укрыто от знойного солнца, украшалось дорогими коврами, ценной посудой на стенах и разным оружием.

По двору разгуливали павлины, перья которых переливались разными цветами радуги. Среди этого великолепия, в тени деревьев, сидел жирный, как бычок, мужчина средних лет.

Сразу понял, что это Мансур, который был полон восхищения собственным достоинством. Мансур даже не обратил на нас внимание. Женщины отгоняли огромными веерами назойливых мух, которые липли на ростовщика, как на огромную кучу дерма.

Вероятно, эти мухи знали на кого садятся. Мансур сам, изредка, пытался отогнать мух, которые постоянно прилипали к лицу. Он отгонял мух от своего лица и опять закрывал глаза, отдавая сам себя наслаждению в тени деревьев и в окружении прелестных женщин.

– Уважаемый! – обратился, к ростовщику. – Можно потревожить ваш отдых своей речью?

– Тебя слушаю. – ответил Мансур, не открывая глаз, нервно отгоняя мух. – Говори несчастный.

– Тебе нужен раб из Европы. – сказал ему. – Прими его, пришёл в твой дом. Не тревожь дом Ахмеда.

– Мне не нужен искалеченный волками раб. – отказался Мансур. – Мне нужны богатства Ахмеда.

– Если тебе не нужно моё физическое тело. – не отступал от своего решения. – Тогда прими мой разум, как дар, посланный Аллахом. От моего присутствия в твоём доме станешь богаче, чем от долгов Ахмеда.

– Чем можешь удивить? – спросил Мансур. – Своим разумом или руками, в которых нет силы?

– Тем и другим, – ответил. – Могу говорить и читать на многих языках. Если пожелает твоя душа, то украшу резьбой деревянные колонны твоего дома так красиво, что к тебе будут приходить отовсюду люди и поклоняться к изяществу, как божеству. Ты станешь известен не только в Медине, но также в других местах.

Ростовщик открыл глаза. Посмотрел на меня в упор масляными глазками. Пожевал что-то за щекой. Перевёл взгляд на деревянные колонны своего дома. Встал с насиженного места.

Прошёлся вялой походкой по огромному двору. Отогнал от себя женщин с веерами, словно назойливых мух от своего лица.

– Скажи мне ясно, что ты хочешь взамен? – поинтересовался Мансур. – Если у тебя получится задуманное, в мой дом будут приходить люди, как к святыням Аллаха. Выполню твоё желание.

– Хочется, чтобы ты вернул добро в дом Ахмеда. – ответил ему. – А мне помог вернуться на Родину.

– Всего такая малость! – удивился ростовщик. – Ожидал от тебя больших требований. То, что ты сказал, насчёт Ахмеда, выполню сразу, как только двор заполнится гостями. Остальное позже.

– Тогда ударим по рукам! – поддержал, желаемое и протянул Мансуру руку, израненную волками.

– По рукам! – согласился Мансур, брезгливо пожимая мою руку. – Можешь приступать к работе.

– Нет, сейчас не могу. – возразил ему. – Ты прикажи своим людям подпереть чем-то места, где стоят деревянные столбы. Столбы пусть закрепят на вертеле, как барашка над костром, чтобы можно было делать резьбу на дереве, поворачивая столбы по кругу. Тем временем подготовлю инструмент к резьбе по дереву. Когда всё будет готово, то ты позовёшь меня, начну выполнять свою работу.

– Согласен. – ответил Мансур. – Мои люди выполнят твою просьбу и сообщат тебе об этом.

10. Воля Аллаха.

Лейла взяла меня под руку, мы отправились обратно домой. Мансур приказал своей охране проводить нас до дома Ахмеда, так как время было к вечеру. Темными улицами Медины ходить опасно.

Кроме того, ходили слухи, что несколько человек из банды Кайсума остались живы и хотят отомстить нам за смерть своего вожака.

Даже были попытки проникнуть в дом Ахмеда. Лишь благодаря тому, что у Ахмеда очень большой род, нападений на дом не было. Только заметили вблизи дома не знакомых людей.

Мы не прошли и половину пути, как путь нам преградили люди, вооружённые палками и ножами. Охрана наша состояла из четырёх человек, а вооружённых людей было с десяток.

В сумерках наступающей ночи нам было трудно разглядеть лица людей. Мы остановились на расстоянии друг от друга. Никто не решался нападать первым. С обратной стороны вышел человек, который приблизился к нам на длину своей палки.

– Мы из дома Ахмеда. – сказал мужчина. – Мы ищем Лейлу и Гурея. Время позднее, а их нет дома.

– Чахбер! – радостно, воскликнула Лейла. – Это мой дядя. Дальше нас провожать не надо.

– Вы нас хотя бы предупредили о своём уходе. – взволнованно, сказал Чахбер. – Вас всюду ищут.

– Мы думали, что быстро вернёмся. – стала оправдываться Лейла. – Разговор затянулся надолго.

Охранники ростовщика повернули обратно, а мы продолжили свой путь. Дальше всё было нормально. Никто нас не беспокоил. Лишь редкие прохожие сторонились нашей толпы, уступая нам дорогу.

Чахбер и один парень из дома Ахмеда помогали мне передвигаться. Лейла шла рядом с нами и наблюдала за моей хромотой. Когда мы вошли во двор Ахмеда, сразу направился к кузнецу по имени Кейшим, который был родственником этого дома.

При свете масляной лампы объяснил Кейшиму какие мне надо сделать инструменты к резьбе по дереву. Он ни стал откладывать свою работу на завтра и приступил раздувать мехами печь кузницы.

Был не в силах помогать ему и после сытного ужина отправился спать в свою комнату. Лейла и Альман проводили меня до самой постели. Помогли переодеться в ночную одежду и уложили спать.

Лейла на прощание поцеловала меня в щеку и отправилась следом за своим дедом. Ещё долго ощущал теплоту губ Лейлы на своей щеке. Думал, что она воспринимает меня, как своего брата или как героя, спасающего её семью.

Мне же хотелось познать к себе любовь Лейлы, а после, что будет, то и будет. Хотелось, чтобы сон мой посланный Богом сбылся наяву, а Лейла была близка со мной. Ведь не могу же оставить своё потомство с нелюбимой мне женщиной.

Надо чтобы между мной и Лейла была взаимная любовь способная дать нам дитя. Проснулся до рассвета и сразу пошёл в кузницу. Кейшим спал под навесом.

Рядом с ним лежали его изделия. Возможно, что не владел арабским языком так, как русским, чтобы толково объяснить Кейшиму суть своего заказа, но работа была выполнена столь искусно, что ею можно было любоваться, как произведением искусства?

Штихеля, стамески, долото и ножи были выполнены в арабском кузнечном стиле. Форма инструментов была тонка и изящна. Словно всё делали не из металла, а вырезали из куска мягкой древесины.

Было интересно на изделия смотреть, ну, а работать, тем более будет приятно. Только бы мне быстрее начать свою работу. Теперь моя работа зависела от расторопности людей дома ростовщика Мансура.

Собрал осторожно весь инструмент, и чтобы не разбудить Кейшима, тихо ушёл в дом. В своей комнате зажёг масляную лампу и на куске белой бумаги стал делать наброски будущего орнамента для резьбы на деревянных столбах Мансура.

Карандашом мне служили кусочки графита, которыми дети Ахмеда украшали свои красивые камушки и играли ими во дворе дома. Мне надо было сделать несколько эскизов.

– Ты не спишь? – услышал, голос Лейлы за спиной. – Пришла посмотреть на тебя спящего.

Она присела рядом со мной. Ничего не ответил ей, но, когда повернулся в её сторону, так наши чувства сами сказали всё за нас. Её глаза и губы были так близки, что всё произошло, само собой.

Потерял разум и способности владеть своими чувствами. Наши губы слились в едином поцелуе, а сердца так сильно застучали, что казалось, они вот-вот выскочат наружу.

Совершилось то, чего мы страстно хотели и сильно боялись. Наши тела соединились в едином порыве и были подвластны движению любви. Нарушил девственность Лейлы.

Она того сама желая, стала страстно извиваться подомной, нарушая стонами окружающую нас тишину.

Мы так были увлечены друг другом, что не заметили, как в дом вошёл старик Альман.

– Дедушка, прости нас! Мы жить не можем, друг без друга. – в один голос взмолились мы, когда заметили присутствие Альмана. – Мы сами не знаем, как это могло случиться. Аллах соединил нас. Сам Аллах соединил наши души и тела.

– В том нет вашей вины, – успокоил нас, Альман. – На то воля Аллаха. Лишь он может управлять чувствами. Раз он пожелал, чтобы встреча произошла, то так тому и быть. Всё во имя Аллаха!

Лейла поцеловала руки Альмана. Последовал её примеру. Старик снял с Лейлы ночную рубашку, испачканную кровью нарушенной девственности, понёс рубашку Ахмеду.

Мы не знали, как поступать дальше. Ждали развязки, прижавшись, друг к другу в постели испачканной девственной кровью. Теперь никто не мог разлучить нашу любовь.

Прошло пару минут, прежде чем в комнату вошли старики, а за ними отец и мать Лейлы. Мать внесла в комнату ночную рубашку Лейлы, испачканную девственной кровью, положила на постель перед нами.

Затем наклонилась над нами и поцеловала каждого в лоб. Следом за матерью поцеловали нас отец Лейлы и оба старики. После чего прочитали молитву во имя Аллаха.

Без слов мы поняли, что родственники одобрили наши действия, совершенные по воле Аллаха. С этого момента мы стали, как муж и жена. Лейла и, поцеловали руки каждому из старших.

После этой церемонии благословения, нам принесли чистую белую одежду, надели её на нас. В этом наряде мы вышли во двор, который стали накрывать не проданными коврами.

Во дворе все представители большой семьи. На коврах разложили праздничное угощение. Меня и Лейла усадили на почётное место. Из моей комнаты вышла мать Лейлы и показала всем ночную рубашку дочки, запачканную девственной кровью.

Все присутствующие стали поздравлять нас и класть к нашим ногам подарки. Каждый, трогал нас руками за голову, а мы трогали их руки. Когда поздравления закончились, Ахмед сделал жест рукой и пригласил всех отведать праздничную пищу.

Во время трапезы никто ничего не говорил. Одобрительно показывали руками в нашу сторону, а жестами своими хвалили хлеб и соль праздничного двора этого дома.

Весь этот день в доме был праздником. После того, как мы с Лейлой, фактически, стали мужем и женой, у меня появилась большая ответственность за семью Ахмеда, так как его семья теперь по-настоящему стал моей семьёй.

С нетерпением дождался, когда за мной пришли люди Мансура. Взял с собой инструмент и отправился в дом ростовщика. На пыльных улицах Медины меня настороженно провожали взглядами прохожие и седые старики с чётками в руках.

В глазах людей тайное беспокойство о неизвестности, которую нёс с собой, в своём сознании. Охрана, сопровождавшая меня по городу, держалась от меня на почтенном расстоянии.

Словно охраняла ни меня, а своих горожан, у которых мог разрушить уклад повседневной жизни, сложившийся веками. Возможно, что так и должно было произойти с моим присутствием, так как сюда принёс иной быт и культуру?

11. Труд во имя свободы.

За время ожидания работы двор ростовщика очень сильно изменился. Средина огромного двора была занята семью разноцветными шатрами. В каждом шатре находился один деревянный столб, закреплённый в горизонтальном положении, так, как сказал Мансуру.

Места опор столбов под домом и навесами были укреплены свежеспиленными деревьями.

Вблизи таких деревьев не было. Значить хозяин двора посылал своих людей в другие места, где росли деревья.

Мне было жалко спиленные деревья. В этих местах при таком количестве деревьев мог быть хороший оазис, который укрывал от зноя большое количество животных и людей.

Но отпустим это решение на волю Аллаха, который распорядился спилить деревья. Ни стал выбирать столб к лучшей работе. Сказал людям ростовщика поднять к верху края первого шатра, чтобы можно было работать при дневном свете большую часть времени.

Столб из белой древесины. Хорошо ошкуренный и гладкий ствол, как бумага под роспись.

Это меня сразу вдохновило и обрадовало. Таким образом, мне будет легче и быстрее утвердиться в глазах Мансура.

У меня закрепилась уверенность в работе, в победе семьи Ахмеда, которые с надеждой отпустили меня работать у ростовщика. Первый орнамент посвятил своей родине России.

Расчертил ствол русским растительным орнаментом. Чтобы между столбами был единый стиль рисунка, опорную часть верха и низа решил украсить резьбой в виде греческих и римских колонн, которые видел вовремя своего путешествия по Греции и Италии.

На роспись первого столба у меня ушёл целый день. Только сумерки будущей ночи прервали мою работу.

– Скажи людям, чтобы никто не подходил к шатрам и к столбам, – сказал, Мансуру, перед уходом.

– Не беспокойся, – ответил он. – Шкуру сдеру, как с барана, с того, кто приблизится к шатрам. Пока ты делаешь работу, у каждого шатра постоянно будет находиться охрана.

Возвращался домой поздно вечером, в сопровождении усиленной охраны. Лишь только когда вошёл во двор Ахмеда, охрана повернула обратно. У ворот двора меня ждала Лейла.

Она радостно обняла меня. Поцеловал её в пылающие губы. Мы пошли в свой дом, чтобы вновь в постели заняться любовью.

После нашего благословения перебрался в семейный дом, в котором жили старики и родители. В доме нам выделили украшенную коврами комнату, которая была нам райским уголком.

В комнате было так хорошо и уютно, словно посетил свой детский уголок в родовом Старом хуторе. Кроме ковров в комнате были атласные одеяла, стёганные шёлковыми нитками.

Это было непривычно видеть мне, но приятно ощущать искреннюю теплоту и внимание со стороны хозяев дома. В комнате были также пуфики и подушки, совершенно ни такой формы, как делали у нас на Кавказе.

Выполнены они из атласа и шелка. Изделия заполнены козьим пухом и шерстью. На стенах висели украшения из дорогой посуды и оружия. Комната большая, нет ощущения жары.

– Тебе приготовила еду. – целуя меня, сказала Лейла. – Посмотри, какой хороший суп из барашка.

По русским понятиям этому изделию далеко до настоящего супа. Просто отваренный на бараньем мясе бульон с зеленью и кусочками сваренного теста. Что-то вроде наших галушек.

Но всё равно вкусно. Приятно пахло курдючным бараньим салом и пахучей травой. Ел с таким аппетитом, что словно меня не кормили, целую неделю.

Лейла была очень довольна тем, что ем её блюдо с таким удовольствием. Она звонко смеялась и постоянно целовала меня, когда делал паузу во время еды. Лейла была настолько искренна в своём восторге, что удивлялся её порыву. Мы оба, как дети, радовались неожиданно пришедшему к нам счастью, которое поддержали в доме её отца с благословения самого Аллаха.