Бог, который исчез, или Made in ∞

Памятный день после ночной родительской ссоры выдался легким. Каин освободился быстро. Он искупался в озере, а потом подумал, что можно найти занятие и поинтереснее. Например, поискать мать. То-то она удивилась бы, а он похвастался бы, что уже все сделал. Кроме того, у него давно зрела мысль выведать, куда она ходит. Мальчик не мог избавиться от подозрения, что персики в лесу все-таки где-то есть, но мать не хочет ему их приносить после той истории с косточкой.

Жизнь с отцом в лесу многому его научила, и теперь он уверенно шел по легким, но заметным для опытного человека следам Евы, которой, впрочем, и в голову не приходило их запутывать. Он ушел не так уж далеко, когда услышал негромкие голоса. Каин замедлил шаг и двинулся осторожней. На его лице появилась улыбка. Наверняка мать встретила отца и остановилась с ним поболтать. А тут еще неожиданно появится и он. Вот начнется потеха. Будет здорово, и они вместе пойдут домой.

Голоса становились все слышней. Хитроватое и шаловливое выражение лица мальчика сменилось на гримасу удивления. Один голос он точно знал: говорила мать. Только каким-то странным тоном, будто ворковала. А второй был похож на отцовский, но все же был другим. Умирая от любопытства, Каин еще осторожнее стал подкрадываться. И вскоре сквозь не очень густую листву буквально в двух шагах увидел расположившуюся на траве пару. Обнаженная Ева с мягкой улыбкой полулежала рядом с сидящим незнакомцем. Мальчик еще подумал, какая его мать красивая, и с удивлением отметил, что никакого следа от утреннего синяка на ее лице нет. Он исчез. Может, мать знает какие-нибудь лечебные травы, помогающие при ушибах?

Но долго над этим он не размышлял, целиком переключив внимание на незнакомца. Каин никогда в жизни не видел других мужчин и поразился его величественному виду. В общем, он был похож на отца, разве что носил какую-то странную одежду и был, в отличие от Адама, без бороды. Это, кстати, вначале смутило мальчика, который даже подумал, что, может, рядом с матерью все-таки женщина, но тут же отбросил эту мысль. Незнакомец говорил низким, как у отца, голосом, был мускулист, и у него не было видно груди. Каин с любопытством таращился на него, но чутье подсказывало ему, что ничего хорошего, если его заметят, не будет. И благоразумным, видимо, было бы незаметно скрыться. Но тут заговорила Ева:

– Любимый! – сказал она. – Ты ведь бог и должен знать древний язык.

Каин оторопел. Рядом с матерью был бог. А он знал только одного бога. И мальчика осенило. Какое счастье. Настоящее чудо. Наконец-то бог простил родителей и пришел к ним. То-то обрадуется отец. Да здравствует славный, великодушный Саваоф, который вернулся.

Самаил, а это был он, удивленно пожал плечами. Когда-то, очень давно, боги почему-то решили изменить свою речь. Конечно, в том, что ими руководила скука, они не признавались, и те, кто придумали нововведение, объясняли его целесообразность: это облегчит общение и очистит язык от обидных двусмысленностей. На самом деле это было развлечение. Язык надо было учить, и было смешно слушать, как обитатели вечности, путаясь в падежах и допуская ляпсусы, общались по-новому. Вскоре это надоело, и все заговорили, как раньше. Хотя «новый» (древний, как его назвала Ева) язык и не забыли. Но зачем он понадобился Еве?

– Древний язык? Что тебе в нем? И откуда о нем тебе известно?

Ева немного смутилась.

– Как откуда? – переспросила она. – От Саваофа. Он же дал нам имена из древнего языка. Адам значит «смертный». Ева – «вторая». Каин, как мне сказал муж, – «первый». А что означает Лилит, не знаю.

Самаил засмеялся.

– Тебе и про нее известно?

Ева скривилась.

– Да уж наслышана, – раздраженно произнесла она. – Хотя я ей не судья.

Мальчик плохо слышал последние фразы. У него было черно на душе. Это красивое существо рядом с матерью вовсе не было Саваофом. Это был другой бог.

Самаилу не очень хотелось вступать в расссуждения о Лилит, и он постарался вернуть разговор к началу.

– Так зачем все-таки тебе понадобился древний язык?

Ева смущенно покраснела.

– Я хотела спросить тебя, как на нем будет «сын бога»?

Самаил опешил и внимательно посмотрел на Еву. Та покраснела еще сильней.

– На древнем языке это звучит как Авель. «А» значит сын. А «вель» – бог, – задумчиво произнес он, и нежно сжал руку женщины. – Ты хочешь сказать, что у тебя будет ребенок?

Ева кивнула и выжидающе на него посмотрела.

Самаилу было не по себе. В вечном мире было большой редкостью, когда боги становились отцами. И никаких особенных чувств, сколько он в себе не искал, найти не смог. А ситуация, похоже, вновь осложнилась. Но Ева была дорога ему, и он, решив, что как-нибудь потом с этим разберется, просто наклонился и поцеловал женщину.

– Ты рад? – спросила Ева, ожидавшая какой-то иной реакции.

Самаил пожал плечами.

– Это для меня совершенно непривычно, – честно признался он. – Даже не знаю, что ответить… Наверно, да, если ты рада.

Бог какое-то время помолчал, а затем нерешительно проговорил:

– Хотя знаешь что…

Ева, не понимая, подняла глаза.

– Что?

Самаилу почему-то не очень хотелось продолжать, но он все-таки выдавил из себя:

– Надеюсь, ты не забыла, что я – бог?

Женщина удивленно кивнула. А бог продолжил:

– Ты помнишь, как мучилась, когда вынашивала и рожала Каина? Ты сама рассказывала, что тебе не раз хотелось его за это убить.

Сидевший в кустах мальчик при этих словах чуть не прикусил язык.

– Тогда знай, – буднично добавил бог. – Так же, как я излечил твой синяк, в моих силах оградить тебя и от других страданий. Я могу сделать, чтобы этот ребенок никогда не родился.

Ева на мгновение задумалась. Перед ней замелькали воспоминания. Это действительно было очень больно. И она даже подумала, что избавиться от таких мучений было бы правильно. Но что-то в душе восстало.

– Нет, любимый, – сказала она. – Пусть мой еще нерожденный сын останется во мне. Я не могу тебе позволить отправить его в небытие. Ведь в нем будет течь и твоя кровь. Но я благодарна тебе, что ты не забыл подумать и обо мне.

В этом месте и Самаил чуть смутился, а Ева продолжала:

– Что касается мук и боли, – женщина усмехнулась, – то такова наша человеческая участь. Спасибо великому Саваофу…

Женщина снова задумалась.

– Знаешь, Самаил. Мне, наверно, тогда было так тяжело, потому что это был первый раз. А теперь я, по крайней мере, знаю, что меня ждет, – сказала она и потянула на себя Самаила.

Каин с удивлением и подробностями, потому что было светло, увидел, как бог делает с матерью то же, что иногда по ночам делает отец. Но его удивило, что Еве это нравилась. Она крепко обнимала Самаила, и ее тело ритмично двигалось вместе с ним. А потом она застонала, но это совсем не было похоже на звук, испытываемый при боли. Это был стон наслаждения. Они некоторое время тихо лежали, а потом Ева, повернувшись спиной к мальчику, что-то негромко и неразборчиво сказала богу, а тот в ответ весело рассмеялся.

Каин во все глаза всматривался в спину матери. Он предполагал, что после «спинного» камня у нее должна была оставаться приличная ссадина. Но спина была абсолютно чистой. Мальчик вгляделся в растеленную шкуру, на которой возлежала мать. Она был пуста. «Спинного» камня не было.

– Ты чудесная женщина, – ласково и искренне проговорил Самаил и погладил Еву по плечу. Та как-то мурлыкнула и улыбнулась.

– Женщина – отражение мужчины, – сказала она, укладывая голову на живот бога. – И чем больше ее любят, тем сильнее она возвращает любовь.

Самаил смутился. Его пугала глубина скрытых в Еве чувств. Боги в своих страстях более поверхностны и прагматичны. И он переменил тему.

– А какое наказание мы придумаем твоему мужу за то, что он тебя обидел? – притворно грозным тоном спросил Самаил.

Каин испугался. Он догадывался, что с богами шутки плохи.

– Хочешь, он весь день будет мучиться от зубной боли и его щека распухнет, как твоя?

Ева представила себе Адама с распухшей щекой и рассмеялась.

– Да нет. Оставь его, – сказала она. – Он ведь хороший и меня по-своему любит. Мне жаль, что он убил мои чувства к нему, променяв мою любовь на преклонение перед Саваофом. Но он все равно мой муж. Да и я тоже могла бы быть поуступчивей. Соитие с ним перестало быть удовольствием, но не превратилось в наказание. А так только зря сына напугали.

Самаил помолчал. Женщина была решительна и мудра. И она очень изменилась с тех пор, как он узнал ее в Эдеме.

– А почему бы тебе не подыграть ему и тоже не изобразить преклонение перед Яхве? Вам бы обоим стало проще, – спросил Самаил.

Ева отрицательно покачала головой.

– А мне уже не надо «проще». Есть вещи, которые я ему не могу простить, – ответила она. – И потом я люблю тебя.

Самаил отвернулся и тайком тяжело вздохнул.

Видя, что мать и бог увлеклись разговором, Каин стал потихоньку отползать. Пора было возвращаться домой. Голова буквально разрывалась от множества странных мыслей. Теперь он, наконец, понял, почему мать недолюбливает Саваофа. Он отобрал у нее мужа, отца Каина. Но ведь тот был ей не нужен? У нее был свой живой бог. А не какое-то таинственное и невидимое существо. И она своего бога скрывала. Поразмыслив, мальчик подумал, что и отец ничем не лучше. Он ведь держал в тайне от матери существование святилища бога Саваофа. Эта мысль помогла Каину успокоиться. Взрослые и раньше выглядели странными и запутанными существами. Так какое ему дело до их тайн? Пусть сами их и хранят. А уж он-то точно не проболтается. Он любит их обоих и ссориться ни с кем не хочет.

Однако некоторые вещи из подслушанного и увиденного остались ему непонятны. Например, кто такой Авель, и почему мать не взяла с собой «спинной» камень. Может, забыла?

Вопреки страхам Евы, беременность у нее протекала легко. Она, можно сказать, даже ее не замечала. Только следила за тем, как начинает округляться живот. Женщина невольно сравнивала ощущения с теми, которые испытывала, когда вынашивала Каина, и с трудом теперь сдерживала вновь проснувшуюся неприязнь к первенцу. Тот-то заставил ее помучиться. Она много раз пыталась себя перебороть, уговаривая, что ребенок ни в чем не виноват, но поделать так ничего и не смогла. Факты говорили сами за себя. Ее даже ни разу не затошнило. Дитя бога мирно и незаметно зрело в ее чреве.

И, тем не менее, Ева стала раздражительной и, заводясь с пол-оборота, набрасывалась на домочадцев. Адам, которого жизнь научила пониманию того, что беременность и роды даются женщинам нелегко, стал с ней трогательно терпелив. Особенно он поразил ее, когда заявил, что не притронется к ней по-мужски всю оставшуюся беременность и потом столько времени, сколько ей понадобиться, чтобы прийти в себя. Это произошло после того, как он как-то ночью попытался предъявить жене свои права, а она соврала, что у нее болит низ живота.

Ева по привычке даже списала его необычную покладистость на то, что он снова держит где-нибудь козу. Но козы, как ни странно, в этих местах не водились. И тогда у женщины мелькнула уже совершенно шальная мысль: может, он разыскал свою Лилит. Это казалось не таким уж невозможным. Ведь он все время шлялся неизвестно где, мог запросто и натолкнуться. Но сердце ей подсказывало, что дело не в этом, что Адам без задней мысли жертвовал своими интересами ради нее. От этого ей становилось почему-то стыдно, и это странным образом делало ее раздражительной. Адам стойко терпел и даже объяснил Каину, что мать в ближайшие месяцы будет в плохом настроении, потому что у нее в животе зреет новое человеческое существо. Мальчик или девочка. Адам предпочел бы девочку. Он на своем опыте хорошо усвоил, каково быть мужчиной, не имея женщины, и хотел, чтобы у Каина была пара. В конце концов, они с Евой волею Саваофа были предназначены стать родоначальниками целого племени людей.

Время шло. Живот Евы рос, и у нее появилась легкая одышка. Теперь уже безо всяких просьб Адам оставлял Каина на хозяйстве и требовал, чтобы он делал всю тяжелую работу. А женщина, пользуясь свободой, продолжала бегать на свидания с Самаилом. Хотя делала это только для того, чтобы его увидеть. С момента, когда у нее появился видимый животик, бог интерес к ней как к женщине потерял. Но рвать отношения не собирался. Ему не хотелось мучиться угрызениями совести, а кроме того, в нем проснулся исследовательский интерес – понаблюдать, как все это у женщин происходит. Да и то, что беременность – это ненадолго, и когда-нибудь Ева вернется в прежнее состояние, он помнил. Он еще сможет наверстать упущенное.

Наконец, Ева почувствовала, что скоро должно начаться. И все страхи снова нахлынули на нее. Она уже не верила, что вынашивала сына бога, и поэтому боль будет меньше. И в который раз с ужасом вспоминала роды Каина. И когда пришла первая схватка, Ева дико закричала не столько от боли, сколько от страха. Испуганный Каин опрометью кинулся к матери. А та, бледная и покрытая потом, сидела в углу пещеры. Ее глаза были расширены, и она без конца повторяла:

– В этот раз я умру. Я знаю.

– Мама! Что с тобой? – теребя мать за руку, закричал мальчик.

Ева с трудом поняла, что рядом с ней сын, а осознав это, попыталась улыбнуться.

– Ничего, сынок,– ответила она. – Мне скоро будет очень больно, и, возможно, я умру.

Они оба помолчали. Но боли не было.

– Каин! – сказала мать. – Если я умру, а ребенок все-таки родится, брось его в озеро. Все равно вы не сумеете его выкормить Зачем же ему мучиться?

Мальчик кивнул. Ему было страшно смотреть на мать. Он тоже очень боялся, а еще больше боялся того, что собирался сказать, но все-таки произнес:

– Мам! А может, я сбегаю позову твоего бога? Он всемогущий и не даст тебе страдать и умереть. Только скажи, куда.

Ева с изумлением и странным облегчением взглянула на мальчика. Он, оказывается, знал о ее отношениях с Самаилом.

– Ты знал, куда я хожу?

Каин кивнул.

– И видел нас вместе? И ничего не сказал отцу?

– Нет.

Ева помолчала, а потом взяла сына за руку.

– Наверно, ты единственное надежное существо на свете, –проговорила она. – Не уходи, я постараюсь потерпеть, а с тобой мне будет легче. Только положи мне руку на голову.

Мальчик положил свою ладошку матери на затылок. Она ласково грела и успокаивала, и Ева подумала, что все будет хорошо. Роды были быстрыми и легкими.

Как ни странно, с Авелем с самого начала почти никаких забот не было. Даже это имя, вопреки опасениям Евы, Адам принял спокойно. Видимо, он был так рад, что у жены все обошлось благополучно, что не стал создавать из-за этого лишнюю заморочку. Вот если бы родилась девочка, тогда он, может быть, и поспорил. А так было даже справедливо, что имя второму сыну дала она, потому что первенца Каином назвал он. К тому же ему не хотелось выглядеть дураком. Ведь, если следовать его логике, то ребенка нужно было назвать на древнем языке Вторым. То есть Евой. А зачем ему две Евы?

А единственная Ева, придя в себя и обнаружив, что и она, и ребенок целы, и успокоив кричащего младенца, снова впала в мрачное настроение, когда мальчик, только что спокойно спавший, разорался дурным голосом. Она не сомневалась, что несколько месяцев ее, да и Адамовой, жизни станут адом. Единственное, что поддерживало, было то, что их жизнь теперь была намного более спокойной и размеренной, чем несколько лет назад. Запасов еды могло хватить на случай даже продолжительной бескормицы, а шкур убитых животных хватит, чтобы укрыться от любого холода. И был Каин – как оказалось, с виду неприметная, но мощная опора ее жизни. Теперь она это хорошо понимала.

Пессимистические ожидания Евы не оправдались. Если не считать первый суматошный день, мальчик вел себя идеально. И хотя Адам, укладываясь на ночь, всякий раз подозрительно поглядывал в сторону его колыбельки, тот, как правило, сладко и спокойно спал, как бы приглашая и родителей тоже выспаться. Да и днем почти не плакал, с удовольствием разглядывая мир своими смышлеными серыми глазами. Он быстро научился улыбаться и смеяться и с искренней радостью встречал всех членов своей небольшой семьи. Неудивительно, что его любили и баловали. А из-за светлых, почти желтых волос и веселой улыбки стали называть Авеля Солнечным, или просто Солом.

Отец, сюсюкая с ним, обещал сделать из него настоящего охотника, мать души в нем не чаяла, и когда никто не мог ее видеть, называла его Мой Солнечный Сын Бога. У Каина же, наконец, появился друг. Не отец, не мать, а друг и брат.

Вначале его немного раздражало, что мать перестала обращать на него внимание и не без удовольствия спихнула на него всю тяжелую работу. Но он научился видеть в этом и положительную сторону. Он уже почти безо всякого преувеличения чувствовал себя взрослым. У него даже иногда возникало ощущение, что они с матерью поменялись ролями. Она чаще стала прислушиваться к его советам, а временами вообще вела себя, как будто она его ребенок, а не наоборот. Да и Адам начал относиться к нему почти как к равному. С ним вообще произошло нечто странное. Рождение второго сына сделало его обожание Саваофа беспредельным. Он горячо, со слезами на глазах благодарил бога за его благосклоность. И, естественно, продолжал осыпать дарами.

Однако необходимость заниматься нудными семейными делами не могла не вызвать у Каина глухой внутренний протест, который проявился неожиданной тягой к усовершенствованиям. Ему пришла мысль, что глупо ходить и искать съедобные растения, рассчитывая на удачу и на то, что их не успели сожрать лесные зверьки. Можно было попробовать выращивать их рядом с домом. Ведь земля практически ничем не отличалась. Ева, с которой он поделился идеей, не удержалась и похвасталась, что она первая это придумала и еще задолго до его рождения пересадила поближе к дому ягодные кусты, которые исправно плодоносили до сих пор. Воодушевленный Каин посадил у озера, недалеко от воды, которую это растение любит, дикий рис, а также вкопал в землю несколько видов съедобных корешков. Прижилось все! И через два года они перестали зависеть от леса как источника растительной пищи.

И тогда на матери осталось только приготовление еды и обработка шкур для одежды. Каин, за которым хвостиком таскался подросший Авель, следил за растениями и ловил рыбу. Адам, как и раньше, охотился, хотя семья могла уже неделями безбедно жить независимо от того, поймал он кого-либо или нет. Но у него был свой интерес, о котором Ева по-прежнему не догадывалась. Он уходил на встречу со своим богом.

Бегать к богу, но другому, снова начала и Ева. Как только Авель подрос и стал меньше нуждаться в опеке, возобновились ее свидания с Самаилом. Она со смешанным чувством ревности и облегчения заметила, что младший сын не отлипает от Каина, и им лучше и интереснее вдвоем, а не под присмотром взрослых, и дала себе свободу. Это вызвало у Каина некое неопределенное недовольство, но, видя, что в семье все течет мирно, мать и отец ладят, мальчик успокоился. Он как-то даже случайно подглядел, как отец «полежал» на матери, и это не вызвало, как раньше, у нее недовольство.

Но однажды произошла неприятность. Отца, которого, видимо, несколько расслабила относительно безмятежная жизнь, чуть не задрала рысь. Он оказался недостаточно проворен. Ему чудом удалось отбиться, домой он вернулся с трудом, хромая и истекая кровью.

Следующие сутки вернули Еву на много лет назад, в дни, когда они только пришли на эту землю. Ее муж снова оказался на краю смерти. И хотя в этот раз лихорадки у него не было и рана с виду заживала, жизнь едва теплилась в его теле. И снова, забыв обо всем, Ева дни и ночи просиживала над мужем, отпаивая его водой и мясными отварами. И снова слушала, как муж в полубреду разговаривает не с ней, а со своим богом, как всегда каясь в том, что нарушил запрет, и моля простить его и сохранить жизнь.

Адам выздоровел. И Ева даже не очень обиделась за то, что за спасение он, как и в прошлый раз, поблагодарил бога, а не ее. Нечто подобное она и ожидала. Но это происшествие дало ее мыслям неожиданный толчок. Она испугалась за Авеля. Ведь Адам все уши прожужжал, что хочет из него, ее маленького Сола, сделать настоящего охотника. Женщина подумала, что охота – очень опасное занятие, и это чудо, что ее муж дважды избежал смерти. Ей вовсе не хотелось видеть раненного Авеля, а тем более рыдать над его мертвым телом. И она решила заставить Адама придумать младшему сыну другое занятие, но так, чтобы муж не заподозрил, что инциатива исходит не от него.

Как-то ночью Ева воспользовалась моментом, когда выздоровевший Адам был в благодушном настроении, и как бы невзначай завела разговор.

– Твоя нога совсем прошла?

Адам, который уже отвернулся и собирался спать, буркнул что-то неразборчивое.

– А ты даже не рассказал, как это произошло, – продолжала Ева.

Адам возмутился.

– Как не рассказал? Рысь меня подрала.

Ева сердито повернула мужа к себе лицом.

– Да знаю я, что рысь. Но как? Как это случилось?

– Как-как? Да так. Недоглядел я. Задумался. Поверишь, первый раз такого маху дал, – со злостью на самого себя сказал Адам. – Знал же, что место небезопасное. И не раз видел, как эта зверюга с веток на холку косуле сигает и когтями шею рвет. И раньше я ее кисточки еще издалека приметил бы, а тут только и успел пригнуться. Она, хоть и промахнулась, но уже снизу мне бедро прилично зацепила. Все жилы разодрала, пока я ее копьем не проткнул.

Ева, не отвечая, какое-то время лежала, о чем-то задумавшись. Адам снова отвернулся, но сон у него пропал.

– Ты помнишь, что нам рассказывал Саваоф? – мягко после паузы спросила женщина.

Адам от удивления, что жена упомянула великого бога без обычного раздражения, даже сел.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что мы смертны. Что смерть, хотя и бывает внезапной, но, если ее не торопить, приходит нескоро. Незаметно силы начинают угасать, пока человек сам не начинает понимать, что смерть – это избавление. И умирает.

– Ну и что? – не понимая, спросил Адам.

– А то, – уже с некоторой горячностью ответила женщина. – Может, мы с тобой уже начали стареть и теряем силы, и скоро ты не только с рысью, но и с мышью не справишься. И охотником станешь никаким, а нам придется обходиться без мяса. И питаться тем, что добывает Каин рыбной ловлей и выращиванием растений. Что, кстати, вовсе и неплохо.

Адама кольнуло ревнивое чувство к Каину. Он вовсе не чувствовал, что ослабел с годами. А Ева еще подлила масла в огонь.

– А может, оно и к лучшему, – задумчиво протянула она. – Достаточно нам с тобой уже горбиться. Пускай теперь дети постараются. И Каин в первую очередь.

– Ну, уж нет, – вспылил Адам. – Не знаю как ты, но я себя слабым не чувствую. Даже после раны. Рано мне на себе ставить крест.

На самом деле Адам всего больше опасался того, что не сможет посещать свое святилище. Их дерево памяти его давно не устраивало, оно стало обыденным, хотя по привычке к нему и приносились мелкие дары.

– Вот и славно, что ты сильный, – с удовлетворением сказала Ева. – Но сильный не значит умный. Раньше, когда нам нечего было есть, у тебя не было выбора и ты ходил на охоту. И мы все тебе благодарны.

Адам покраснел от удовольствия и смущения, хотя темнота и скрыла эту краску.

– Но теперь, когда дом – полная чаша, – продолжала Ева, – глупо ставить под угрозу свою жизнь и наше благополучие. Разве ты хочешь, чтобы я осталась без мужа, а дети без отца? Чтобы твой маленький Сол вырос, не помня своего сильного и умного папы?

У Адама сжалось сердце. Ева опять была права. И, слава Саваофу, что она так его любит.

– Что ты предлагаешь? Мне заняться работой Каина? – с оттенком пренебрежения спросил мужчина.

– Ну, почему же? – сделала удивленные глаза Ева. – Ты привык иметь дело с животными. Наверно, твое занятие должно быть связано с ними. Но Каин, заметь, постиг, что за растениями можно не ходить в лес, а выращивать поблизости. А что тебе помешает разводить животных, а не охотиться за ними? Были же у нас когда-то козы.

Адам, собравшийся было вспылить, услышав про коз, взглянул на жену, но, увидев, что она не имеет в виду ничего плохого, сдержался.

– Здесь мне не попадались козы, – немного обиженно проговорил он. – Зато есть овцы. А у них и мясо, и шкура. Да при этом они довольно глупы. Можно попробовать приручить их.

Ева благодарно расцеловала мужа.

– Милый, – сказала она. – Ты не представляешь, какой камень свалился с моей души. Теперь ты будешь в безопасности. А когда Сол подрастет, он станет тебе помощником. Как ты здорово все придумал!

И Адам гордо выпятил грудь.

С овцами получилось даже проще, чем Адам предполагал. Подумав, он решил, не имеет смысла ловить их по одной, а лучше попытаться отбить от стада и приручить сразу нескольких. На это требовалось время. Адам предупредил жену, что, вероятно, исчезнет на несколько дней. Еве это было не в новинку. Она давно привыкла, хотя и не любила, к тому, что иногда он оставался ночевать в лесу.

Но мужа не было больше месяца. Дни шли за днями, и Ева, удивляясь сама себе, уже не находила себе места. Казалось, давно прошли дни, когда любовь к этому мужчине жгла ее сердце. И вот на тебе. Снова, как годы назад, она прислушивалась к каждому шороху, надеясь услышать долгожданные шаги мужа, нагруженного добычей.

Когда он, наконец, вернулся, у него был вид триумфатора. Его план полностью удался. Видимо, Саваоф продолжал покровительствовать ему.

После нескольких дней бесплодных поисков он натолкнулся на бегущих овец, которых гнала стая волков. Перепуганные животные, от страха нарушившие закон неделимости стада, распались на группки, превратившиеся в легкую добычу голодных хищников. Это Адама как раз и устраивало. Одну такую группу он защитил от волков, которые, ошалев от изобилия легкодоступной пищи, не очень стремились нападать на неведомое, отгонявшее их от добычи существо. Итогом этой удачной операции стали три овцы, баран и несколько ягнят. Поняли ли эти туповатые травоядные, что Адам спас их от хищников, выяснить было невозможно, но они не возражали, когда он остался с ними рядом. И человек, не торопя события, потихоньку стал «пастись» рядом с ними, продолжая отгонять нахальных шакалов и одиноких волков, желавших полакомиться сладким мясом.

Скоро уже и доверчивые детеныши, а потом и их мамаши спокойно позволяли Адаму приближаться и гладить их. Наконец, и баран признал в нем друга и перестал угрожающе нагибать рогатую голову при его приближении. И тогда Адам стал незаметно гнать их в сторону своего святилища, к полю, покрытому сочной травой. В соответствии со своим планом, он собирался держать там овец. Он построил просторный загон, укрепив его от хищником рядом колючих кустов. И теперь днем, когда хотел, мог выгуливать животных, а на ночь загонять в укрытие. А главное, его святилище было рядом. И со временем Адам почти полностью забросил охоту, занимаясь ею изредка для развлечения, а все время отдавал уходу за растущим стадом и благодарственным молитвам Саваофу.

Каин и Авель были неразлучны. Старшего брата это радовало. Ему нравилось быть наставником и покровителем. Хотя дело было не только в этом. Рано повзрослевшему, привыкшему с раннего возраста выполнять любую работу Каину Авель давал возможность прожить заново детство. Проживать то, чего было так мало у него самого. Они вместе от души проказничали. А родители, что раньше бывало с ними нечасто, смотрели на эти шалости сквозь пальцы. Ева на них почти не обращала внимания и сердилась редко, только тогда, когда очередная выдумка могла оказаться опасной. А отец, к удивлению, в те редкие моменты, когда бывал дома, не упускал случая попытаться сподвигнуть мальчишек на что-нибудь хотя и не нужное, и даже глупое, но до слез смешное. Это казалось странным и самому Адаму, но когда он видел вихрастые головы мальчишек, и особенно золотистые волосы Авеля, ему становилось так хорошо на душе, что невольно хотелось совершить что-нибудь эдакое, чтобы их развеселить.

Если разобраться, главную роль в этом сыграло то, что семья, перестав бояться завтрашнего дня, могла себе позволить не видеть в детях, а тем более в младшем ребенке, только дополнительные рабочие руки. Но над этим никто особенно не задумывался. А маленький Авель понемножку делился со всеми радостями никогда не испытанного другими беззаботного детства.

…Годы шли, и, казалось, ничто не может нарушить размеренный пасторальный ход жизни. Взрослые, каждый храня свою тайну, со временем научились бережно и уступчиво относиться друг к другу, а мальчишки просто росли, наслаждаясь свободой и привилегиями своего возраста.

Но постепенно Каин стал замечать, что меняется. Его собственные руки и ноги стали казаться ему почему-то очень длинными. И только потом до него дошло, что он просто вырос. А дальше он увидел нечто такое, что заставило его несколько дней ходить раздувшимся от гордости. Купаясь, он увидел у себя в паху несколько грубых и длинных волосков. Каин пришел в восторг. Он понял, что скоро станет таким же большим и волосатым, как отец. И, наверно, у него вырастет борода. А затем в один миг сломался и пропал его звонкий мальчишеский голосок. Он тайком от всех, уйдя подальше, подолгу перекрикивался с пустым жбаном для воды, только чтобы получше услышать эхо новых взрослых интонаций.

Но одновременно в нем пропало что-то детское, и присутствие Авеля стало для него, если и не обременительным, то менее желательным. Он не понимал причины и справедливо считал, что Сол в общем прав, когда обижается на него за какую-то порой охватывающую его раздражительность.

Ему хотелось одиночества. Он стал хуже спать, но дело было не в бессоннице. Он сторожил родителей, чтобы подсмотреть, как отец «лежит» на матери. Этот странный ритуал почему-то начал привлекать его внимание, и когда он наблюдал за ним, его руки невольно ползли вниз, туда, где набухало жаром непонятное желание. Он заметил, что его одежды пачкаются после этого чем-то мокрым. Ему стало нравиться глядеть на мать, когда она купалась в озере, и он часто, убежав от Авеля, подглядывал за ней из-за кустов, снова давая волю рукам.