Смерть наступила в результате травм несовместимых с жизнью в результате падения машины, принадлежавшей Кондрашову, с большой высоты и возникшего пожара.
Судебно-медицинская экспертиза показала, что все трое находились в состоянии алкогольного опьянения.
Это подтверждает также осмотр места, откуда произошло падение, где были найдены пустые бутылки от водки и коньяка.
Предполагается, что, устроив пикник и выпив, вышеназванные лица собрались домой. Находящийся в нетрезвом состоянии Кондрашов, вероятно, перепутав, подал машину к обрыву вперед, а не назад. Это привело к падению и гибели вышеназванных граждан.
Кроме того, при осмотре места происшествия был найден находящийся в розыске пистолет Макарова, украденный у инкассатора банка «Прогресс» Липкина Н.П. Пистолет, вероятно, принадлежал ранее судимому Немцову.
В кабинете Константина раздался звонок.
– Костя! Как дела?
Константин услышал показавшийся ему подозрительным голос Николая.
Он вскочил.
– Коля! Только, ради бога, не говори, что у тебя есть еще идеи. Хватит мне…
Николай усмехнулся.
– Да нет. Хотел просто узнать, как ты. Хотя… Если задуматься… Мы с тобой – очень интересная команда.
Майор
Майор сидел за столиком. Несколько дней назад он получил то, что казалось ему самой лучшей игрушкой, которая когда-нибудь у него была. Он редко покидал свое жилище, а тут вдруг ужасно захотелось солений, и он поехал в маленький соседний городишко на рынок. Он ходил по ряду, где вкусно пахло огурцами, помидорами, чесноком, и вдруг к нему подошел какой-то забулдыга. Неизвестно почему. У майора на лбу не было написано, что он бывший военный. Мужик развернул какую-то тряпочку и показал старый русский пистолет, который назывался наган.
– Купишь? – спросил он.
Оружие находилось в хорошем состоянии, и майор не удержался.
Когда-то он жил в столице, но потом началась война. А во время так называемого точечного удара ракета попала в его дом, и погибли жена и дочь. И майор пошел воевать. Он и раньше служил, в мирное время, в специфическом подразделении среди людей, которых лучше не задирать. Он провоевал несколько лет. А потом наступил мир, и солдаты стали возвращаться по домам. Но у майора дома не было. Он выбрал место в глуши и снял там дом. Но местные жители его не приняли. Они считали его чужаком, он таким и был. К счастью, деревня стояла на берегу озера, и майор купил списанный баркас и довольно долго оборудовал его под жилье. Теперь он жил полным бобылем, ни в ком не нуждаясь, лишь время от времени на стареньком велосипеде выезжая за продуктами в деревню или город, или за бензином для электрического генератора.
Сейчас он сидел и разглядывал спокойную успокаивающую воду озера. Он вложил патрон в наган и крутанул барабан, а затем нажал на курок. Раздался сухой щелчок.
– Сегодня не мой день, – подумал майор.
Он уже несколько дней играл в русскую рулетку. Поняв, что все еще жив, майор вставил, как надо, патрон и прицелился. На воде метрах в двадцати он устроил поплавок, на котором стояла пустая бутылка виски. Раздался выстрел. Майор был метким стрелком, и бутылка разнеслась вдребезги.
Однажды снова наступило время закупать продукты. Майор вывел велосипед на дорогу и увидел стоящий старенький жучок «фольксвагена» и двух крупных мужчин, которые избивали молодую женщину. Наконец, та потеряла сознание и упала, и один из мужчин, похабно улыбаясь, наклонился и стал задирать ей юбку.
Майор подошел.
– Нужно чем-нибудь помочь? – буднично спросил он.
– Хочешь умереть? – сказал в ответ стоящий мужчина и направил на него пистолет.
– Кто же задает такие вопросы? – ответил майор и нанес молниеносный удар тому в переносицу. Тот отключился. Второй стал подниматься и получил удар ногой в голову. А потом майор несколько раз стукнул его головой об капот машины. Он поднял пистолет. Это было действительно боевое заряженное оружие. Майор поколебался, а потом застрелил обоих мужчин. Он оттащил их тела в сторону озера на обочину, а потом отогнал туда же «фольксваген» и столкнул, наблюдая, как тот, заскользив по откосу, набирает скорость и, плюхнувшись в воду, тонет.
Женщина все еще была без сознания. Майор поднял ее как тюк и понес к себе. Там он раздел ее и опустил в теплую ванну. Видя, что она начинает приходить в себя, он вышел и занялся трупами, а потом пошел пить виски на палубе. Выждав, он вернулся и еле успел отскочить. Женщина, одетая в его собственный старый халат, чуть не зарубила его тесаком, который висел у него на стене. Он, вспоминая свою военную выучку, только успевал уворачиваться и, в конце концов, выскочил наружу, услышав как тесак с треском врезается в дверь.
– Я тебя убью, сволочь, – мстительно сказала женщина.
– Меня? – удивился много повидавший майор. – А за что?
– Ты меня изнасиловал.
– Я? – еще сильнее удивился майор, а потом сообразил, что женщина довольно долго была без сознания и не очень четко представляет, что происходило.
– Слушай, – сказал он, – давай договоримся. У двери есть засов. Закрой его. Будет спокойнее и тебе, и мне. А затем посмотри в иллюминатор слева. Невдалеке увидишь что-то вроде буйка. Присмотрись и скажи, что там есть.
Женщина заперла дверь и посмотрела. На этом подобии поплавка лежали две головы.
Женщина охнула.
– Так это же те, кто на меня напал.
Она вышла, все еще держа в руках тесак.
– Ты хочешь сказать, что убил этих бандитов?
Майор усмехнулся.
– В принципе, если хочешь, может подплыть и проверить. Может, они еще живы. И вообще, давай закончим эту историю.
Майор вытащил наган и зарядил его двумя патронами. Женщина отпрянула, а он выстрелил и, разбив вдребезги, сбил головы в воду.
– Но тебя же арестуют, а может, и казнят! – удивленно и испуганно сказала женщина.
– Чему быть, того не миновать, – философски ответил тот. – Хотя вряд ли. Я их никогда не видел, и мотива у меня нет. Машины нет, тел нет. И я очень сомневаюсь, что они члены парламента и их сильно будут разыскивать.
Майор сделал паузу.
– Хочешь виски?
Женщина, поколебавшись, кивнула. Он налил ей в свой стакан. Та, взглянув на него, храбро глотнула.
– Меня успели изнасиловать?
Майор с пониманием и жалостью посмотрел на нее.
– Успокойся. Нет
Женщина вдруг стала смущаться и сильнее кутаться в халат.
Майор остановил ее руки и безо всякого выражения на лице распахнул одеяние.
– Тебе нечего стесняться. Ты красивая. Встань и покажи свою спину.
Женщина не знала, как реагировать, потому что была голой, но встала и повернулась.
Майор какое-то время смотрел.
– Кроме ушибов и ссадин, у тебя ничего нет. Все заживет. Кстати, если ты достаточно пришла в себя, сделай доброе дело, вытащи свое барахло из стирки и повесь его. Я сейчас не в настроении вешать твои трусики.
– Ты постирал мои вещи?
– Нет смысла «стирать» человека, а потом одевать его в грязное. И стирал не я, а машина, – отрезал майор.
Женщина сделала то, что он просил, а затем они сидели и почти не разговаривали. Только один раз майор спросил:
– А зачем ты вообще села к ним машину?
– А я и не садилась, – удивилась та и рассказала, что работает кассиршей в городе, и что у нее есть жених, а шла она проведать тетю, и по дороге к ней подъехал «фольксваген». Вначале мужчины с шуточками предлагали подвезти, а потом напали.
К вечеру одежда высохла, и женщины убежала, хотя и не помнила точно, поблагодарила ли она майора. Но затем стала его навещать. Она приносила ему то домашние пирожки, то кексы. А майор с удивлением заметил, что перестал играть в русскую рулетку.
Однажды было совсем поздно. Женщина пришла и увидела, что майор спит. Она хотела было уйти, но тот был солдатом, и она заметила, что он невозмутимо ее разглядывает.
– Я рад тебя видеть, – сказал он. – Подожди минутку. Я сейчас вернусь. Если что-то хочешь, то знаешь, где холодильник.
Майор пошел в ванную, побрился и принял душ. Теперь он чувствовал себя увереннее.
А когда вернулся, увидел на своей кровати голую, в довольно бесстыжей позе женщину. Он лег рядом, легонько поцеловал ее в губы, потом в соски и провел рукой между ног. И все. Он просто лежал рядом с ней.
– Ты что, не можешь? – спросила женщина, и ее рука скользнула по животу мужчины вниз.
– Ну, почему же ты врешь? – улыбнулась она и легла на него.
Утром она легонько чмокнула его в щеку и ускакала.
Как-то снова нежданно-негаданно она зашла к нему с молодым человеком.
– Познакомься. Это мой жених Милош. Я рассказала ему, что ты меня спас.
Парень, преданно глядя в глаза, благодарно начал жать майору руку. Они мило посидели за бутылкой виски и болтали о пустяках, а вечером началась гроза. Майор не любил гостей, но ему стало жалко выставлять молодую пару под дождь, и он предложил переночевать у него. Те согласились, ведь он объяснил, что у него есть место для ночевки. Это была неправда. Он скорчился в незаметном уголке баркаса, слушая, как дождь хлещет по крыше и гремит гром. Он и так-то плохо спал после войны, а тут… Наконец, ближе к рассвету он не выдержал и решил, что пора вставать. Ему нужно было пройти через каюту, где спали его гости. В их возрасте сну не могло помешать ничто. Он увидел красивую молодую женщину, обнимавшую молодого красивого человека, и ее голую грудь, эротично покоившуюся на его груди. Майор вышел на палубу. И сел за свой столик. Дождь не мешал ему. Он достал наган. Хлопок выстрела совпал с ударом грома. Майору разнесло полголовы.
Женщина проснулась первой. И увидела труп, наган и коробку с патронами. Она подняла оружие и неумело стала его заряжать. В это время проснулся ее жених и тоже вышел. Он увидел свою невесту рядом с трупом и пистолетом в руках.
– Боже! – испуганно произнес он. – Что ты натворила?
Женщина навела на него наган, а потом выстрелила себе в рот. Ее тело выбросило за борт.
Библиотека
Ровно в девять утра Валентина Викторовна, Вэвэ, как прозвали её сослуживцы, с незнакомым многим простым труженикам радостным чувством предвкушения начала рабочего дня отперла двери своего кабинета. Наконец она могла вольготно раскинуться в своём роскошном офисном кресле на колёсиках, хозяйским взглядом зыркнуть на новую игрушку, последний «пентиум», и окинуть нежным взглядом висящий в углу под потолком, как православная икона, экран плазменного телевизора. Нет-нет, Вэвэ была не каким-нибудь топ-менеджером или директором фирмы, а, вы будете смеяться, – заведующей обычным филиалом районной библиотеки. Не верите?
А вы ещё не видели всё её библиотечное хозяйство и два роскошных с розовыми унитазами туалета, и под стать им душевые. Хотя в остальном интерьер соответствовал названию учреждения и состоял из стеллажей с расставленными и рассортированными по темам и алфавиту книгами, отгороженными небольшой стойкой, – местом для библиотекаря и парой-тройкой столиков с простенькими стульями, имитирующими читальный зал.
Когда-то в бывшем Союзе ходил анекдот про мировую войну, в которой русские, естественно, не могли не победить американцев, хотя у обеих сторон закончились и бомбы, и ракеты. Им повезло, из ниоткуда вдруг всплыла всеми забытая, избежавшая учёта ракетная база, решившая исход конфликта. Так вот, упомянутая библиотека была такой базой. Она располагалась в бывшей конюшне какого-то графа. Её здание за годы советской власти успело послужить и каким-то революционным штабом, и КПЗ, и общежитием текстильного техникума, а в итоге сгорело, хотя и недостаточно, чтобы пустить на снос. Годы шли, и наконец, после вяло текущего, как какая-нибудь инфекция, многолетнего ремонта оно по воле какого-то среднего ранга чиновника превратилось в районную библиотеку. Хотя решение хранить в этом месте книги не могло не наводить на размышления. Это была то ли просто глупость, то ли, чем чёрт не шутит, продуманная провокация тайных антисоветчиков. Но в силу определённых обстоятельств доступ к знаниям, источником коих и было это учреждение, для простых потребителей был максимально затруднён. Библиотека располагалась в отдалении от жилого массива и школ, на отшибе, а именно на границе полудикого городского парка, который пытались разбить на месте бывшей графской усадьбы, но толком так и не разбили. Самого-то графа народные массы в революционном запале порешили, но с тех пор начали твориться в усадьбе всякие нехорошие шалости. Не изменили ситуацию ни гражданская, ни отечественная война, ни развитой, ни даже зрелый социализм. И, что характерно, ни перестройка, ни мутные девяностые. Короче говоря, простой народ в вечерние часы не очень любил посещать эти места, а днём все были или в школе, или на работе. В итоге работать, а точнее ничего не делать, в этой библиотеке было одно удовольствие. Числилась она спокойненько на чьём-то балансе и никому не мешала, потому что ничего не просила. Не претендовали ни на её помещение, ни на землю под ним ни братки, ни олигархи. Деньги сотрудникам, конечно, платили, правда, фуфельные, но говорят же, что счастье не в них. Разве Воланд не наградил мастера в конце истории покоем в окружении любимых книг?..
Так вот, Вэвэ в этой библиотеке была заведующей. И числились у неё в штате всего два сотрудника: библиотекарь Владик, точнее Владислав Игоревич Скрепкин, и уборщица Настя, а официально Анастасия Эдуардовна Кравчук. Честно говоря, Вэвэ не переставала удивляться тому, что эти двое молодых и красивых людей согласились у неё работать за мизерную зарплату. У обоих было высшее образование, оба остроумны и современны. Допустим, Владик хотя бы окончил библиотечный институт, но красавица Настя, выпускница МВТУ им. Баумана… Ей-то что здесь ловить? Даже жениха не поймаешь, разве что Владика, хотя тот, как ни странно, никакого интереса, помимо дружеского, к Насте не проявлял. А та без тени смущения каждый день надевала перчатки, брала вёдра и швабры, и драила все помещения. Что за мазохизм такой? Вэвэ даже подумывала, правда с долей сомнения, что это, может, у них какая-то форма подвижничества или, чем чёрт не шутит, покаяния. И страшно боялась, что эта идиллия вдруг закончится, ребята опомнятся и подадут заявление об уходе, ставки в штатном расписании останутся незаполненными, а о библиотеке вдруг вспомнят и за ненадобностью закроют.
Вэвэ, с опаской покосившись на закрытую дверь кабинета, откинулась в кресле и, не по-женски широко, но удобно раскинув ноги, позволила воздуху забраться под немодную задравшуюся кверху юбку, а затем взгромоздила их по-американски на стол. Вэвэ было 52 года, и она выглядела никак. Именно никак. То есть, естественно, она была существом женского пола, но как бы в виде наспех вылепленной заготовки. Ещё не старая, но и не молодая. Не толстая, не худая. Черты лица не красивые, не уродливые. Одета не модно, но и не безвкусно. Просто подходи и лепи, что хочешь. Чуть макияжа и стиля – и среднего возраста мужчины будут «писать кипятком». Одежда а-ля ватник и платок – и начнут уступать место в метро.
Но она не всегда была такой. Вэвэ родилась «женщиной для мужчины». Не обычной женщиной, а именно «женщиной для мужчины». Душечкой. Такой домашней, милой, уютной. Симпампушечкой. А её мужчина, обожаемый Митенька, взял и пять лет назад умер. У него была гипертония и запоры. Но запоры мешали сильнее. Давление-то он и не чувствовал, а так временами на головокружение жаловался. Но ведь, как назло, зайдёт он к врачу с каким-нибудь пустяком или за очередным слабительным, а тот на ровном месте возьмёт и намерит сдуру что-то своим тонометром. К нему с запором вообще-то пришли… Но таблетки от гипертонии, когда не забывал, Митенька всё-таки глотал. А вот запор сильно мешал. И живот крутит, и газы распирают. Чего только не пробовал: и пилюли, и масла, и диеты, и морковки со свёклой неизвестно, сколько сожрал, а толку чуть. А в тот раз его прилично прихватило. Тужился, тужился, да всё вхолостую. Только голова вдруг внезапно и сильно разболелась. А когда из туалета вышел, Вэвэ заметила, что левую ногу стал приволакивать, да и рука левая что-то неловкая какая-то стала. И когда говорит, будто жуёт одновременно что-то. А вечером взял и помер. Вроде как вначале заснул, а потом захрипел и помер. Даже «скорой» не дождался. Кровоизлияние в мозг, сказали.
Мужа Вэвэ любила, хотя знала, что у него есть от неё тайна. И такая, что ей даже было противно о ней не только думать, но и вспоминать. Ладно бы бабу себе завёл. С кем не бывает. Да и простила бы она ему бабу, лишь бы к ней не ушёл. А тут такое…
Был у них загородный домик, дача, и ездил её благоверный туда регулярно с приятелем Лехой на рыбалку. А Вэвэ, пока был жив муж, не очень эти вылазки на природу любила. Необходимость копаться в огороде её не вдохновляла, да и удобств в доме не было никаких. Кроме того, мужики прилично там поддавали, а пьяного Дмитрия она не переваривала. И вот как-то мужчины в очередной раз свалили на выходные, а она осталась одна. И что-то ей стало тоскливо. Ни с того, ни с сего. А, может, просто климакс. Маялась она, маялась и решила к мужу поехать. Всё-таки родная живая душа, пусть даже и выпившая. Зашла в магазинчик, прикупила всяких вкусностей, чтобы мужчин порадовать, и поехала. Только зря она это сделала. Не до неё им было. Собой они занимались. То есть в самом прямом интимном смысле. Вэвэ очумело постояла, подглядывая в окошко, да так и уехала. Но мужу ничего об увиденном не сказала. А он оставался прежним. Добрым и любящим Митенькой. И супружеский долг выполнял исправно. Хотя Вэвэ теперь не так, как раньше, безоглядно поддавалась возбуждению. Она невольно вспоминала ту дачную картинку… Обиду она выместила на телевизоре и газетах. И не дай бог было ей увидеть передачу или статью про СПИД, или фильм о перипетиях жизни гомосексуалистов, об их «любви». Она плевалась, ругалась, выбрасывала газету в мусор или переключала телевизор на другую программу. Дмитрий на эти выходки жены внимание не обращал. Так всё и катилось, пока Митенька не покинул этот свет.
Осталась Вэвэ одна. Единственный ребёнок, сын, вырос, женился и жил отдельно. Да и не было между ними особенной близости. Вроде и она его любит, и он её, вот только ауры их друг от друга, похоже, отталкиваются. Невестка усилий, чтобы сблизиться со свекровью, не прикладывала. Так что, кроме редких совместных праздничных ужинов и дежурных звонков «как и что», ничего её особо с сыном не связывало. А «женщина для мужчины» без мужчины переходит в аморфное состояние. Будь она помоложе, стала бы, наверное, искать другого мужика и следила бы за собой получше, однако, когда тебе за пятьдесят… Но, слава богу, у неё была библиотека, и, главное, появился Владик, а за ним и Настя.
Когда Скрепкин пришёл в первый раз в ещё прежнюю библиотеку на смену занимавшей его будущую должность старушке Татьяне Павловне, собиравшейся на пенсию, Вэвэ не поверила, что он всерьёз собирается здесь работать. И даже, слушая его высокопарные рассуждения о роли культурного воспитания в циничном, лишённом идеалов мире, скептически на него поглядывала и искала подвох. Дурой-то она не была. Наконец, Владик, видя очевидное её недоверие, прекратил разглагольствовать и, рассмеявшись, сказал:
– Да уберите вы уже с лица подозрительное выражение. Я действительно хочу работать. Я люблю книги, люблю тишину и уединение, хотя ничто мирское мне тоже не чуждо. Мне нужно место, чтобы собраться с мыслями. Я хочу попытаться написать что-то своё. А для этого ничего не может быть лучше, чем окружение книг. И, самое главное, я – богатый человек, мне не нужно думать о куске хлеба. Мои родители, к несчастью, погибли, но от отца мне досталось ох как немало денег. Поэтому я ещё намерен на свои средства в этом богоугодном заведении кое-что изменить.
И действительно изменил. Привёл в порядок старый фонд, прикупил новых книг, поменял стеллажи, компьютеризировал картотеку и список абонентов. Вэвэ только диву давалась. А ещё, что её удивило и насмешило, но в глубине души очень обрадовало, он великолепно оборудовал туалеты, а также душевые по типу гостиничных. Вэвэ, хоть и понимала разумом, что туалеты в общественных учреждениях необходимы, но всё же была продуктом социализма, при котором чистый и хорошо оборудованный общественный туалет был понятием чуждым, подходящим скорей проклятым загнивающим капиталистам. Она даже спросила Владика, зачем всё это. Можно ведь просто чаще мыть старый нужник, а туалетную бумагу из дома приносить. Тот только рассмеялся.
– Каждый по-своему с ума сходит, Валентина Викторовна. А если серьёзно, то для меня целая драма воспользоваться общественным туалетом. Проще описаться или, извините, обкакаться. Ненавижу их ещё с детского садика. Грязь, вонь, хлорка… А здесь я работаю и собираюсь работать творчески. Возможно, даже буду оставаться ночевать. И категорически настаиваю на том, что должен чувствовать себя при этом комфортно, тем более что плачу за всё из своего кармана.
А ещё Владик купил новое кресло в кабинет Вэвэ, поставил в нём новейший компьютер, повесил телевизор и разместил уютненько в углу маленький холодильник, в котором сотрудники хранили свои «снеки». И теперь Валентина, плотно закрыв дверь, могла спокойно наслаждаться утренним повтором телесериалов или путешествовать по Всемирной паутине. В этой почти райской жизни её немного раздражал лишь большой, постоянно запертый холодильник приятеля Скрепкина в коридоре библиотеки. Владик как-то попросил разрешение его там временно разместить, пока друг не подберёт для него новое помещение. Но история затянулась, а Вэвэ стеснялась спросить, когда же этот посторонний предмет покинет её учреждение.
А где-то через полгода появилась Настя. До этого у них была Верка, здоровенная немолодая бабища, которая приходила, когда хотела, и убирала халтурно, так что и Вэвэ самой тайком приходилось иногда браться за тряпку. Но увольнять Верку было накладно, вряд ли кого-то другого удалось бы найти. А у той, как выяснилось, и свой интерес был. Её сожитель любил, оказывается, фантастику почитать и своей бабой, не халам-балам, а работницей библиотеки, гордился. Но взаимовыгодное сотрудничество закончилось, когда внезапно пропали, а точнее были пропиты Веркиным кавалером несколько хороших и новых, только что купленных на деньги Владика книг. И Верку попросили освободить помещение. Хорошо ещё, что функцию лица, сообщающего ей об увольнении, взял на себя Скрепкин. И справился с ней отлично. Обычно горластая хабалка Верка не посмела и пикнуть, когда всегда мягкий, ясноглазый Владик вдруг строго сказал ей, что библиотека в её услугах больше не нуждается. Она только смачно плюнула на недавно начищенный паркет и буркнула: «Утрётесь». И, даже, несмотря на потерю столь дефицитного работника, Вэвэ вздохнула с облегчением.
А Настя была просто конфетка. Девочка-сексапилочка с картинки. Very very sex appeal. Ну, куда ей тряпку в руки? А девочка тем временем на судьбу не жаловалась, честно выполняла свою работу и мило кокетничала с некоторыми несколько зачастившими в библиотеку молодыми читателями. Только дружески. Не более. И, не поверите, как эта противоестественная, по её мнению, ситуация мучила Вэвэ. Она по-бабски ничего не понимала. Было поначалу время, когда она решила, что Настёна подбивает клинья под Владика, тот ведь не скрывал, что при деньгах, да и ездил на «лексусе». Но, как ни пыталась, ничего похожего на рождение служебного романа Вэвэ выявить не сумела. Дружба – да. Лёгкий флирт – да. А больше – ни-ни. А ведь Валентине хотелось другого. И не из каких-то низменных побуждений. Не из желания залезть в чужие трусы. Наоборот, она искренне желала им счастья. Она бы по-человечески только обрадовалась, если бы эти два молодых человека нашли друг друга. Настя – чудесная женщина, и у неё должен быть достойный мужчина. А то, что она пока не проявила заинтересованности, это, может, и правильно. Отсутствие чересчур открытого интереса – как раз по-женски. Главное, чтобы мужчина был настойчив.
А Владик разочаровал. Равнодушная скотина. Ни рыба ни мясо. Но, доходя в размышлениях до такого вывода, Вэвэ немедленно начинала себя упрекать в предвзятости и необъективности. Разве она достаточно знает этих ребят? И кто она вообще им такая? А может, у каждого уже есть любимый человек. И наверняка ведь есть, а как же может быть иначе. Хотя как было бы здорово, если б они взяли и поженились. Просто не библиотека была бы, а семейное предприятие.
Помните сказку «Золотой ключик»? Там было мудро замечено, что в голове у Буратино водились коротенькие мысли, подходящие её деревянной сущности. Вот и у душечки Валентины в голове были мысли соответствующего размера. И страсти кипели такие же. И многое ей просто было невдомёк. Она, например, хоть и обратила внимание, но не поняла, зачем рядом с их забубённой библиотекой раскатали площадку под стоянку автомобилей. И пешие-то читатели были у них не так часто, а уж автомобилисты – это вообще из категории феномена. Она даже спросила Владика, к чему это всё, но тот лишь отмахнулся. Мол, денег у них не просят, а делают своё дело как часть программы дальнейшего благоустройства, и, может, даже покрасят им фасад здания, всё-таки оно старинной постройки и с виду ещё ничего. Не придавала она значение и тому, что, если она оставалась до закрытия, то, уходя, частенько встречала одного и того же средних лет крепкого мужчину, который в последнее время даже начал с ней здороваться. Наверное, ухажёр по Настину душу, с оттенком неприязни думала она, и тут же душечка её поправляла: а, может, родственник встречает девушку, чтобы она одна по вечерам не шлялась возле парка. И в подвал здания Вэвэ не доводилось заглянуть. А стоило бы. Вот бы она изумилась.
Вечерняя и ночная жизнь библиотеки, в отличие от рутинной дневной, была бурной и интересной. Владик не без основания гордился собой, когда придумал сделать в действующей библиотеке бордель. И непростой, а элитный для геев – просто конфиденциальное место свиданий. В этом, наверное, было какое-то извращённое эстетство, когда мужчины совокуплялись друг с другом среди сокровищ мировой литературы. Но странным образом места рядом с Толстым и Бальзаком по популярности не выигрывали первенство. Народ предпочитал «красный уголок», созданный Вэвэ без всякой задней мысли. Как в любой библиотеке, у Валентины Викторовны был большой запас советской идеологически выдержанной литературы: труды классиков марксизма-ленинизма, история КПСС, самые-самые вопиющие шедевры непуганого социалистического реализма, другими словами, то, что ни один нормальный человек в СССР по доброй воле не прочитал. И Вэвэ в том числе. Но просто выкинуть эту макулатуру или спрятать в запасник у неё рука не поднималась. Всё-таки часть отечественной истории. Да и к печатному слову она относилась с пиететом, иначе и библиотекарем работать бы не смогла. Вот Вэвэ и выделила в общем зале угол для всего этого богатства и просто из шалости повесила над ним портрет Ленина, обозначив секцию табличкой «Красный уголок». И это привело к непредсказуемым результатам. Некоторые немолодые посетители принимали её демарш за чистую монету и со скупой непрошеной слезой жали Валентине руку, отчего она, мучась угрызениями совести, ужасно краснела. А геи прикипели к этому месту, что привело в условиях свободного рынка к росту ночных расценок. Наверное, это было очень эротично – «тибидохаться» рядом с трудами Ленина о гегемонии пролетариата. Только подумайте, днём посетители из старперов пускали в этом углу слезу, а ночью другие, иногда ровесники первых, пилили друг друга… Триумф сублимации полового чувства.
А главным боссом в ночной, да, в общем, и дневной, библиотеке был Владик. Как вы понимаете, с его способностями ему ничего не стоило заморочить голову душечке Валентине и ненавязчиво взять административное управление культпросвета под контроль. На раскрутку площадей здания и прилежащей территории пошли его деньги. Их происхождение было покрыто густым мраком, рассеять который никто особо не стремился. В наше время это, знаете ли, могло оказаться накладным. Все предпочитали верить версии о наследстве, доставшемся после смерти отца. Так оно, в общем, и было. Отец Владика действительно погиб. Но вот какая беда, сначала кто-то долго пытал его, рвал ногти, жёг и бил по мошонке током. Узнать, по-видимому, что-то очень хотел. И, наверное, отец бы, в конце концов, не выдержал и всё рассказал, но не успел – умерел от разрыва сердца. Однако голову ему всё-таки железным прутом размозжили. Нечего было «общак» воровать. Но Владику повезло. Его совершенно неизвестный папочка оказался не только хитрым, но и сентиментальным. Он не только подельников сумел насосать, но и грехи молодости перед покойной матерью Скрепкина попытался искупить. И деньги так спрятал, что никаких концов, ведущих к сыну Владику, найти было невозможно.
Правду об отце, криминальном авторитете, юноша узнал уже взрослым, перед смертью матери. А это, знаете ли, неприятно, когда почитаемая и любимая женщина на смертном одре сознаётся, что родила тебя от залётного квартирного вора. Для неё та коротенькая и совершенно неожиданная связь была постыдным воспоминанием. Хотя ребёнка она сохранила и воспитала его вместе с бабушкой. Они обе воспитывали Владика, как считали правильным. Любовью, хорошими примерами и книжками. Но что-то сработало не до конца. Покойную мать и до сих пор здравствующую бабушку Владик любил и старался не огорчать, и рос в общем хорошим мальчиком. Только его «хорошесть» была поверхностной, наносной. И так называемое «плохо» было для него намного привлекательнее, чем так называемое «хорошо». Он был просто осторожней ровесников. Понимал, что, пойманный на «плохом», будет наказан. А может, причина была в отцовских генах. Или, может, в том, что в его детстве было слишком много женского начала. А ему надо было вместо того, чтобы читать «Анну Каренину», мечтать о карьере лётчика-испытателя или чемпиона по боксу, или вообще заняться чем-нибудь другим, абсолютно мужским, таким, чтобы адреналин рвал сосуды, а тело только бы и мечтало о минуте передышки. Но разве такое найдёшь в школе, где бабушка была завучем, или в институте культуры, где пацаны вообще были наперечёт? И даже девчонки, занимавшие не последнее место в его жизни, со временем стали раздражать. Их у него было много. Они так и липли к нему, вроде бы традиционно интеллигентному, но в то же время циничному и бесшабашному. Но и они ему скоро наскучили, и Владик ничего не мог с собой поделать. Ему приелась их предсказуемость. Он быстро понял, что секс, как и всё остальное, может надоесть и превратиться в рутинную обязанность, а девичьи долгосрочные интересы были настолько прозрачны, что даже не стоили упоминания. У всех одно и то же. Стабильный мужик, материальный достаток, семья, дети. Плюс-минус какая-то непыльная работа. Отличаются лишь уровни запросов. Каждому Сеньке – своя шапка.