Письма из замка дракона 2/3

Перед битвой, которая случилась как раз в день Пасхи, сработала, наконец, моя интрига, и к Эдуарду перешел от Варвика герцог Кларенс с 12 тысячами войска. Варвик Делатель королей потерпел поражение и был убит.

Письмо об этом герцогу Бургундскому я сама написала под диктовку короля Эдуарда, для чего он вызвал меня от мадам Кларенс. Он запечатал письмо, и я сумела доставить его в тот же день из Лондона в Дижон сестре короля, герцогине Бургундской, а она, прочитав его, послала меня уже к самому герцогу под Амьен, и к нему я также успела в ТОТ ЖЕ день!

Ты, наверное, понимаешь, что, хотя я служила мадам Кларенс и выполняла поручения короля Эдуарда, мне было не за что любить его неохотного союзника, герцога Бургундского. Хоть он и был не тем герцогом, при котором было аррасское дело вальденсов, но все-таки его сыном. Поэтому чувства, которые герцог выказал, прочитав письмо, были мне, каюсь, приятны. Он был РАСТЕРЯН, так как не знал, радоваться ему или огорчаться, ведь Эдуард, став снова королем, хоть и с его помощью, мог ему припомнить, что оказывал он эту помощь тайно, заявляя притом, что ничего такого не делает, а политики едва ли не больше ценят гласную поддержку, чем денежную помощь.

И в самом деле, теперь они не очень дружат. Впрочем, в прошлом году герцогу удалось зазвать Эдуарда во Францию – повоевать вместе с ним против Людовика – но, стоило герцогу отвлечься и уехать по делам своей армии, которая была в Лотарингии, и Эдуард тут же поддался на уговоры Людовика, заключил с ним мир, получил за то ДЕНЬГИ и уплыл обратно в Англию.

А моей истории пятилетней давности конец. Добавлю только, что де Коммин позже покинул герцога, столь легко посылавшего его с опасными поручениями, вот как к Вэнлоку, когда тот открыто встал на сторону Варвика. И перешел на службу к Людовику XI. За что герцог его не простил и вряд ли простит ДО САМОЙ СМЕРТИ. Они с королем Франции уже много раз за эти несколько лет воевали и заключали мир, и ни разу герцог не включил де Коммина в списки врагов, прощенных по случаю заключения мира.

Рассказ получился длинный, но теперь, я надеюсь, ты, брат Клод, больше не считаешь меня не способной выполнить то дело, за которое я взялась по твоему НАСТОЯНИЮ.

Эти страницы я даже не собираюсь, как обычно, умолять тебя, брат Клод, передать также моим родителям. Они только ТЕБЕ. О том, что было в Аррасе, они знают лучше меня, о встрече с де Коммином я им рассказывала, а о том, что я, переселившись в Циуатлан, ввязалась, тем самым, в очередную авантюру уже внутри той авантюры, которую ты мне поручил, им лучше и вовсе не знать.

Теперь о НОВЫХ событиях.

НАКОНЕЦ-то вы, любезный брат мой Клод со товарищи, разрешили нам собраться и обсудить, как сообща устроить наш с вами заговор. Не знаю, О ЧЕМ вы думали раньше, когда запрещали это (фраза зачёркнута). Впрочем, молчу – считай, что я этого не писала. Вот, зачеркиваю. За это разрешение я тоже тебя опять согласна называть братом. Ибо в нем и братская забота проявилась, и братство по заговору. А то мы тут и так одни, да еще каждая сама по себе была.

Все они пришли ко мне в Циуатлан. Тут есть такие комнаты для посиделок. Возражала только фам Сомех, но к себе не звала – это было бы подозрительнее для сонасельниц ее башни, монашек, чем для моей – фрейлин. Так что пришлось ей согласиться. И она же, удивительно, первая явилась. То есть первая была я – чтобы все подготовить, а немного спустя она. Оказалось, она специально пришла чуть пораньше: хочет спросить, как ее секретное имя. Ей его почему-то не написали. И спросила, обращаясь ко мне «фам Сомех». Я сказала ей, что вообще-то по секретному имени обращаться не надо, но, если на то пошло, я – фий Тес, а фам Сомех – это она. Она очень удивилась, но тут как раз пришли монсеньора Тов и фрау Мем и согласились со мной. Со мной она, может, еще поспорила бы. С того что хоть она – крестьянка, а я – из патрицианской семьи, но она в Тепачолицли, а я в Циуатлане, и потому она имеет моральное право считать себя в этом выше меня. Насчет фрау Мем не знаю, но спорить с монсеньорой Тов ей в голову не пришло.

Разрешив это мелкое затруднение, все замолчали.

Несмотря на разрешение, ваш запрет был ранее так хорошо усвоен, что, собравшись вместе, мы никак не могли начать разговор. Кто ж вас знает – вдруг окажется, что это была ОШИБКА, и вы вновь запретите, да еще в дальнейшем окажется, что и сейчас было нельзя? Не с самих же себя вы за эту ошибку спросите, правда?..

К тому же, уж очень мы РАЗНЫЕ. И потому мы не похожи на военный отряд, каким должна стать всякая компания заговорщиков – если они хотят добиться успеха. Скорее, мы именно что одиночные агенты, причем у наших кураторов как будто были совершенно разные представления о том, какой агент скорее добьется успеха в этом не самом обычном предприятии, и вот они запустили нас, как на соревнование, и чей агент преуспеет, тому куратору и приз. Понятно тогда, почему ты, братец – да и остальные кураторы – не хотели, чтобы мы разговаривали о деле между собой и помогали друг другу. Да, видать, поняли, что так, поодиночке, у нас точно ничего не выйдет. А выйдет ли вместе – сомнительно, но чем черт не шутит… Не знаю, кому как, а мне стало грустно от этих мыслей. И, наверное, всем…

В общем, смотрели мы друг на друга, смотрели, и тут я вспомнила про несчастливый день – среду. Дописываю и отправляю-то я письмо сегодня, в воскресенье, 24 марта, но начала его писать сразу после того, как 19-го, во вторник, получила от тебя письмо, а 20-го, в среду, пришлось это собрание устроить. Чтобы не терять времени. И стремени (устойчиво сидеть в седле). А ведь в этот день лучше было нам не собираться, и вообще не заниматься делами!

Так вот, когда никто не знал, с чего начать, я вспомнила твой совет у остальных спросить, они мое мнение про среду разделяют ли. И твое, кстати. И – ты были ПРАВ. Даже дважды. Первое – только у монсеньоры Тов несчастливый день был среда, у двух других – четверг! Хорошо еще, что у нас с тобой в этом нет разногласия. Второе – да, я удивилась, как ты и предсказал! Ведь четверг – это несчастливый день на будущий год (до которого уже было 4 дня, когда мы собрались, а теперь, когда я срочно дописываю и отправляю письмо, будущий год настанет уже завтра). Я решила подумать и в результате замолчала. И все замолчали и опять стали переглядываться.

Прошло немного времени в таких гляделках, и стало нам смешно, такой у нас у всех был похоронный вид.

Фрау Мем говорит (очевидно, нашу компанию имея в виду): невкусно будет, коль приправы – соль, сахар, перец и лимон!

И так это у нее лихо получилось, как стихи. А еще немка! Интересно, кто из нас, по ее мнению, среди этих приправ – кто?.. Пока я думала, монсеньора Тов обратила внимание не на аллегорию, а на прямой смысл, и заметила, что все эти приправы вполне могут сочетаться. Тогда я переделала:

В пирожное не ложит повар горчицу, перец и хинин!

Но монсеньоре Тов и это почему-то не понравилось, и она предложила что-то свое… Кажется, даже фам Сомех увлеклась игрой, не помню, я-то придумывала свое, и, как только придумала, сказала:

В один браслет не вставит мастер коралл, рубин и изумруд!

По-моему, хорошо. Но кто оценит? Это ведь только хороший ювелир так не сделает. И я скорей стала придумывать еще. Свои стихи предложили монсеньора Тов и Марсия, пока я придумала, причем фрау Мем очень удачно сочинила что-то про животных. Я:

Воз соли влечь поди, попробуй, хоть ты и призовой рысак!

Эта аллегория до них дошла, но монсеньоре Тов не понравилась форма, и она взялась переделывать. Не любит она меня. А что делать? Аристократы не любят горожан, даже простых бюргеров, а уж патрициев – в особенности. Зачем ей потребовалось простой воз превращать в изысканную карету? Для благородства? Фрау Мем же, которая искренне не видела тут никакого соревнования, а только забаву, в своем варианте походя переделала карету обратно в воз. А животных, которых предлагалось запрячь, пришлось бы везти со всех концов мира. И ведь над кем мы так весело смеемся? Над собой же смеемся! Смешно, но у нас все-таки нашлось нечто общее: вот эта самая способность посмеяться над собой. Тут мысль у меня сделала забавную петлю. Не посмеяться ли теперь над этим смехом над собой? И я, не успев подумать как следует, продекламировала:

В одну канаву срать не сядут слон, мышь, макака и удав! Ой, извините.

Юмора хватило не всем. Фрау Мем заржала, как лошадь – впору впрягать в тот самый воз, или карету, на выбор. Остальные предпочли изобразить смущение и возмущение, хотя, я уверена, им ТОЖЕ было смешно. Забава окончилась. Всем как-то сразу стало понятно, что такое взаимопонимание – это замечательно, но этого мало. Мы тут не для сочинения стихов.

Наступило неловкое молчание. Опять никто не начинал разговор. Пожалуй, все-таки мы боялись не переступить уже отмененный запрет, а просто боялись. До сих пор мы только рассказывали вам в письмах что видели, а уж вы злоумышляли на кецалькўецпалина. Или следует писать доброумышляли, ведь зло, направленное против зла, это добро?.. Теперь же мы должны были ближе подобраться к сражению с ним, а стало быть, подвергнуться БОЛЬШЕЙ опасности. Казалось бы, что может испугать тех, кто уже подвергся таким опасностям, что чуть не были подвергнуты пыткам, чуть не сгорели в костре, были унесены кецалькўецпалином – и уцелели? Но это зависит от характера подвергшихся. Кто любит авантюры – с готовностью устремляется в них, чтобы позднее ужасать собеседников описанием опасностей, в каких пришлось побывать, а кто попал в них случайно, тоже, конечно, не преминет в дальнейшем похвастаться, но тем более будет стараться избегнуть новых приключений, хоть предыдущие старания и не помогли избегнуть их ранее, и хоть приключения окончились счастливо. К тому же, это они только пока что окончились счастливо. Даже не вступая в противостояние с Тенкутли в его собственном тепанкальи, мы не можем точно сказать, что никакая опасность здесь нам не грозит. Конечно, все здесь в один голос говорят, что Тенкутли нас не обидит, но кто знает, не обманывают ли они нас дружно, ради своей или даже нашей пользы. Ведь бывает ложь во спасение, и, если кецалькўецпалин намерен нас съесть – это я ради примера говорю – было бы дурной услугой со стороны тех, кто об этом знает, сообщить грустную весть нам, если бежать отсюда все равно невозможно. Или они могут думать, что это было бы дурной услугой, принимая во внимание, что вообще-то это спорно. Я, правда, и сама не знаю, что предпочла бы в таком случае – знать или не знать? Вот в чем вопрос.

Но, выбрались мы уже из опасных приключений или нет, мы вовсе не обязательно должны были к ним привыкнуть. Нас тут четыре женщины, которых вы НАСИЛЬНО извлекли из их мирных домов и отправили в опасное предприятие; но характер их оттого не изменился. Да и очень уж разные мы все, чтобы легко делать общее дело.

Пока я размышляла об этих обстоятельствах, разговор начала фам Сомех. Это был

РАЗГОВОР об ИМЕНИ МОНСЕНЬОРЫ ТОВ и ДЕРЕВНЕ МИРЕЙ

Она попыталась заискивать перед монсеньорой Тов, предположив, что ее, фам Сомех, деревня названа по имени той. Но та ни предположения, и в самом деле глупого, ведь она не сеньора де Мирей… ни разговора не поддержала. Оказывается, на самом деле монсеньора Тов – вообще ее второе имя… Я только подавала реплики «Как интересно!», и один раз попыталась сгладить неловкость ситуации, когда монсеньора Тов, опровергая предположение фрау Мем, сказала, что она не от инквизиции скрывалась, а от короля Франции Людовика, и фрау Мем сказала на это: «Тоже ничего себе!». На самом деле эти слова выражали восхищение, еще бы – иметь врагом самого Всемирного Паука могут только очень значительные персоны! Но монсеньора Тов, не привыкшая на равных разговаривать с бюргерами, которые не всегда маскируют или хотя бы сдабривают иронию большой порцией лести, видимо, приняла эти слова за попытку ее ОЦЕНИТЬ, то есть – за выражение превосходства, обиделась, и отвечала: «Спасибо, ваша снисходительность мне льстит». Тут уж я попыталась спасти ситуацию. Все-таки я из семьи патрициев, хоть и испытавшей лишения, а патриции, будем откровенны, будучи бюргерами, всегда старались подражать аристократам. Хотя аристократов эти попытки, скорее всего, смешат, а бюргеров определенно злят, но все же патриций – именно тот, кто поймет их обоих и поможет им хоть немного понять друг друга и меньше пенять друг на друга.

Я: Марсия хотела сказать, что восхищена вашей храбростью.

Монсеньора Тов: О, нет! Не могу присваивать не свойственные мне добродетели. Для того, чтобы скрываться, никакая храбрость не нужна!

Но тут фам Сомех спросила, какое же тогда у нее первое имя, если не Мирей и оказалось – Жанна.

Я: О! Как Жанна Дева. УДИВИТЕЛЬНОЕ совпадение. У нас во Франции почему-то всех героинь зовут Жаннами.

Жанна, то есть монсеньора Тов, буду уж называть ее как раньше: Вы ошибаетесь по всем пунктам. Совпадение самое заурядное, я не героиня, и во Франции совсем не всех героинь зовут Жаннами. Просто Жанн много.

Я: Героиня бы нам в нашем положении НЕ ПОМЕШАЛА.

Но монсеньора Тов не согласилась и с этим, как будто задалась целью противоречить всем словам собеседниц. По ее мнению, героини глупы, когда ведут себя так, как они ведут, рассчитывая на везение. А везет им совсем не всегда, что видно на примере того, как кончила та же Жанна д’Арк. А нам тем менее следует полагаться на удачу, что положение наше очень сложное и опасное.

Я спросила, нельзя ли нам все-таки называть ее Жанной, ведь здесь нет короля. И не похоже, что инквизиция ему докладывает что-то об этом месте.

Но она отказалась, более всего огорчив фам Сомех, которая, как мне показалось, уже запутавшись в именах и, наверное, все еще полагая, что ее деревня, может быть, названа в честь монсеньоры Тов, хотела, должно быть, получить для нее и право называться в честь Жанны, с намеком на Жанну д’Арк, чтобы и всех окончательно запутать.

о ХРАМАХ СЕНТ-ЭТЬЕН в РАЗНЫХ ГОРОДАХ

Фам Сомех, однако, не окончательно потеряла надежду установить с нами более близкие отношения, как с идущими вместе на опасные дела. На этот раз она обратилась уже ко мне, по поводу еще одного совпадения – что я из города Сент-Этьен, а у них в Тулузе на площади есть собор Сент-Этьен.

Я бы и хотела ради поддержания разговора согласиться, но не могла, не погрешив против истины, и потому заметила ей, что это не такое уж редкое совпадение, ведь таких храмов МНОГО.

Остальные согласились и стали вспоминать, какие кто знает города, в которых есть храм Сент-Этьен. Причем про некоторые, как оказалось, фам Сомех знала и сама.

Беседа получилась не очень короткой, из-за того, что со многими из городов с храмами Сент-Этьен, как оказалось, связаны какие-то события, затрагивавшие кого-то из присутствовавших, или войны между Бургундией и Францией, касающейся всех. Монсеньора Тов, оказавшаяся в центре внимания из-за того, что хорошо знала политику и историю, рассказала, как четыре года назад герцог Бургундский безуспешно штурмовал Бовэ, а я вспомнила, что моя семья проезжала его – ОЧЕНЬ быстро! – по дороге из Арраса в Париж. А когда оказалось, что в защите города решающую роль сыграла еще одна Жанна, не Жанна д’Арк и не наша Жанна, которая теперь монсеньора Тов, которая когда-то где-то – скорее всего, там же, в Нормандии – перешла дорогу аж самому королю, а простая горожанка Бовэ Жанна Хашетт, я, конечно, воскликнула, что я же говорила, что во Франции всех героинь зовут Жаннами!

Сразу затем фрау Мем рассказала о соборе Сент-Этьен в лотарингском городе Туль, стоящем на двух холмах, напомнив мне о моем Сент-Этьене, стоящем меж двух холмов, а монсеньора Тов поведала нам об истории Лотарингии, и зачем на нее претендовал и почему разорил герцог Бургундский. Когда в своем рассказе она упомянула сожженный королем у бургундцев Аррас, я невольно воскликнула, что так этому Аррасу и надо! Моя семья ЕЛЕ-ЕЛЕ спаслась из него!

Монсеньора Тов: Не перебивай! Жители Арраса, долгое время не знавшие бедствий…

Я (очень тихо): Да, конечно… хотя и не все…

Но, поскольку она рассказывала долго, я успела успокоиться. В конце концов, то, что я вспомнила про Аррас, было ДАВНО. И, когда монсеньора Тов рассказала про Невер, главный город графства Ниверне, где тоже церковь Сент-Этьен, и упомянула, что там делают замечательный фаянс, я подумала или сказала: надо будет сказать отцу. Когда-то он торговал фаянсом. Правда, Невер, как и Аррас, у герцога Бургундского, но я повидала много войн, и все идет к тому, что недолго ему ими владеть. Хотя, можете не передавать, отец почти наверняка знает про Неверный фаянс.

Еще она рассказала про чертов мост в городе Каор, где делают черное вино. И в связи с ним вспомнила про альбигойцев и тамплиеров.

Тут и я кое-то припомнила и сказала: А когда я жила в Париже, мне рассказывали, что тамошний знаменитый Собор Парижской Богоматери появился при объединении двух церквей: Сент-Этьена и, более ПОЗДНЕЙ, церкви Богоматери!

Фам Сомех: О, Господи.

Я: Но сейчас он так не называется; ЗАТО они собираются строить возле Сорбонны церковь Сент-Этьен-дю-Мон. Пока деньги собирают. А может, уже и строят, я в Париже давно не была. А южнее Парижа есть герцогство Беррийское. В тамошнем главном городе Бурж есть большой собор Сент-Этьен. По слухам, в нем под алтарем хранится сосуд с кровью этого святого.

Тут монсеньора Тов еще что-то вспомнила, и фрау Мем именно в этом месте предложила пересчитать храмы Сент-Этьен, и все, кто вспомнил о таковых, стали называть их снова. Я предложила за два номера Париж, если считать Собор Парижской Богоматери, который когда-то был Сент-Этьен, и церковь Сент-Этьен-дю-Мон, которую, может быть, уже строят, но фам Сомех возразила, что это нечестно. Посчитали уже вспомненные и стали вспоминать еще, увеличивая счет. Тут монсеньоре Тов и мне надоело вспоминать, зато фрау Мем вошла в АЗАРТ и добавила храмы в Священной Римской империи, хотя у них Этьен называется Стефаном, но это тоже он. Она заново раззадорила и монсеньора Тов, которая теперь уже сама заговорила о Жанне д’Арк и ее соратнике Жиле де Рэ, и рассказала о нем длинную историю, как его обвинили в ужасных преступлениях и колдовстве и казнили, а все его неприятности начались с того, что он заложил замок Сент-Этьен де Мальмор. Это оказался номер семнадцать.

На этом все выдохлись, и я в ШУТКУ предложила позвать доктора Акона – он знает все, о чем ни спроси. Наверное, сможет припомнить еще столько же храмов.

Я-то пошутила, но фам Сомех воспротивилась ВСЕРЬЕЗ. Наверное, она думает, раз я в Циуатлане, значит, предательница. Разве можно приглашать доктора на собрание заговорщиц против него же?! – возмутилась фам Сомех. – Да мы вообще должны перед всеми – а особенно перед ним – изображать, что незнакомы! Ну, то есть только что познакомились, когда он нас спа(зачеркнуто) похитил. Вообще-то мы действительно тогда между собой и познакомились. Но все должны думать, что на этом дело и кончилось. Ну, познакомились, стали здороваться, но ведь в тот же день познакомились и еще с толпой девушек, живущих тут… которые ни при чем… то есть, конечно, хорошо бы они тоже были причем, но тс-с-с… Это пока не обсуждается и даже в письмах об этом писать нельзя.

Но ведь это она сама сказала, что это совпадение – то, что у них в Тулузе есть собор Сент-Этьен, а я живу в городе Сент-Этьен.

о РАЗНЫХ ГОРОДАХ СЕНТ-ЭТЬЕН

Я: Соборов Сент-Этьен много. Но не только поэтому это не такое уж совпадение, мой город и твой собор. Городов Сент-Этьен тоже немало. Что ты так смотришь, не веришь?

Фам Сомех: Разве города могут называться одинаково? Я о таком не слыхала.

Я: Ну, не совсем одинаково. Мой Сент-Этьен – он вблизи большого города Лион. Там есть реки Рона и Сона, и горы, Альпы, неподалеку. Может, ты слыхала?

Фам Сомех: Кажется, видела на карте, когда мы вместе смотрели, над какими местами дракон нас нес. И название слыхала, там делают шелковые ткани. Но я никогда шелковых платьев не носила. Может, ты сейчас скажешь, что в Лионе тоже есть храм Сент-Этьена? Восемнадцатый?

Я: Храма Сент-Этьена в Лионе нет, но я не удивлюсь, если он там когда-то был. Или когда-то будет. Или и то, и другое. Но я не про храмы, а про города. В Лионе, действительно, делают шелк, а в Сент-Этьене – ткацкие станки для лионских ткачей. И оружие для всей Франции. Причем столько, что телеги с углем – там кругом шахты – и железной рудой, из Прованса, тащатся в Сент-Этьен караванами. Еще немного, и их придется сцеплять между собой, чтобы умещались на дороге, а дорогу сделать из железа, чтобы дольше не разбивалась.

Ну так вот, кроме моего Сент-Этьена, который просто Сент-Этьен, в этой самой области между Роной и Сеной вблизи Альп есть еще Сент-Этьен-дю-Буа, Сент-Этьен-дё-Кросей, Сент-Этьен-дё-Сен-Жуар и Сент-Этьен-дё-Фонбелон!

И тут все стали вспоминать и подсчитывать уже города Сент-Этьен по всей Франции.

Я припомнила еще Сент-Этьен-о-Мон недалеко от Арраса, в котором жила – это севернее Нормандии, где жила монсеньора Тов, когда звалась своим первым именем Жанна.

В дальнейшем моя семья перебралась в Париж. Там, немного севернее, но еще в области Иль-де-Франс, есть город Сен-Этьенн-сур-Сюппе. К западу от Лиона, возле которого мой Сент-Этьен, есть земля Овернь. Там есть Сент-Этьен-де-Мор. К югу от моего Сент-Этьена, в области у Средиземного моря, в Приморских Альпах, есть Сен-Этьенн-де-Тине и Сент-Этьен-лез-Орг. Самый большой город там Марсель, а поближе, не такой большой, как Марсель, но тоже гораздо больше тех Сент-Этьенов – Ницца. А к западу от этой области, между ней и Тулузой, к востоку от нее, в области, где главный город – Монпелье… уж о нем-то фам Сомех наверняка слыхала, раз живет в Тулузе? Там есть Сент-Этьен-д'Олбаньян.

Тут монсеньора Тов добавила, что и к западу от Тулузы, недалеко от Бордо, есть Сент-Этьен-дё-Бегори. И это уже второй город неподалеку от фам Сомех.

Но фам Сомех не сочла, что эти города недалеко от Тулузы. Монпелье! Бордо! Это очень далеко.

Пришлось напомнить ей, что, хоть это и не области, где главный город – Тулуза, а соседние, но все же входившие в древние Лангедок и Аквитанию. Но, мало этого, и недалеко от самой Тулузы есть свой Сент-Этьен – Сент-Этьен-дё-Тюлмон!

Этим я фам Сомех окончательно добила.

Но не смогла ответить на ее изумленный вопрос, откуда же их так много?

И опять посоветовала спросить доктора Акона. Заодно можно с ним лучше познакомиться. А то все мы с ним разговариваем, а фам Сомех его избегает.

Фам Сомех некоторое время с нами препиралась. Разговаривать с доктором Аконом она очень не любит, боится его. Он ведь демон или колдун, повелевает драконами, а она – колдунья только по неправильному обвинению.

Я, коварно: А ты своим неправильным обвинителям пишешь о том, что ты с демоном или колдуном не разговариваешь? Они, небось, велят разговаривать, а ты увиливаешь. А тут отличный повод для разговора. Демон, демон. Подумаешь! Держи за спиной скрещенные пальцы, и он тебя не съест.

Фам Сомех, дрожащим голосом: Хорошо, я поговорю.

И мы, чтобы не вызывать лишнего внимания, пошли на обед, так и не поговорив ни о чем полезном. А после обеда я опять попала в опасные для жизни приключения.

КАК МЫ с ФРАУ МЕМ КАТАЛИСЬ на ЛОДКЕ

Все-таки польза в этой беседе была!

Кажется, мы подружились с фрау Мем.

Сегодня, 27 марта, когда я пишу письмо, мы с ней вместе катались в 11 УТРА на акалпечтли, это лодка такая, по атезкатлю, в котором разводят кўитлапетлатлей, и так УВЛЕКЛИСЬ разговором, что не заметили, как слишком приблизились к тому его концу, где из него вытекает атойатль Ногера Рибагорсана.

Так ли? Фам Сомех, которая смотрела в щелку больше всего, когда кецалькўецпалин нес нас от Тулузы до Тепанкальи, нашла на карте, что это Ногуэра Пальяреса, но ей ее бабка со слов доминиканцев написала, что это ошибка, и у нас тут течет Ногера Рибагорсана, или Ногуэра Рибагорзана. Тут-то она называется просто речка, или атойатль. И это еще вопрос, тем ли именем надо называть атойатль до науатилоцотля, каким она называется после него, ведь на самом деле неизвестно, это одна и та же ли атойатль, или одна атойатль падает в ауэкатлан, а другая вытекает из тепетля?

Мы поспешно стали разворачиваться, но наша дружба еще не дошла до того, чтобы мгновенно без слов понимать друг друга. Наоборот, мы ЗАПУТАЛИСЬ, затем что сначала каждая хотела повернуть, загребая сильнее, тогда уже, увидев, к чему это приводит, обе стали табанить, чтобы развернуть акалпечтли в противоположную сторону. Это не помогло повороту, но хотя бы удаляло нас от стока. Однако быстро табанить трудно, и вскоре мы уже плыли по атойатле.

Это было ужасно! Не знаю, как мы не перевернулись сразу же. Согласие наше выразилось только в том, что мы дружно впали в ПАНИКУ. Если бы не это, мы, может быть, гребя из всех сил, сумели бы пристать к берегу, несмотря на то, что он быстро проносился мимо. А так одна из нас немедленно выпрыгнула за борт и попыталась добраться до берега вплавь, тогда как другая осталась в акалпечтли, не находя в себе душевных сил на прыжок в холодное стремительное шашамакатиу, но не имея и физических сил, чтобы махать обоими тяжелыми ауичтли сразу.

К счастью, той из нас, что выпрыгнула, повезло: она действительно добралась до берега в ЕДИНСТВЕННОМ, наверное, оставшемся по дороге к туннелю удобном месте и, промокшая и замерзшая, побежала по берегу за акалпечтли. Как помочь, было непонятно, ведь прыгать, скорее всего, было поздно, ввиду того, что шашамакатиу все усиливалось, и в атойатле стало много больших тетлей, или ацацазмольи, о которые можно было запросто разбиться.

Нет, этого словами не описать. Атойатль выглядела совершенно беспощадно. Акалпечтли, не приспособленная к такому шашамакатиу, черпала бортами и уже была заполнена наполовину или больше. Но тут нам ПОВЕЗЛО еще раз: бежавшая споткнулась об оставленную кем-то на берегу веревку, смотанную в бухту. Подобрав веревку, она увидела, что ей уже не догнать лодку, которая с приближением к науатилоцотлю плыла все быстрее, и изо всех сил бросила веревку вдогонку терпящей бедствие подруге. Наугад оставив себе один из торчащих из бухты концов. Оказалось, правильный: веревка не запуталась, а размоталась в воздухе и долетела до акалпечтли. И та, что осталась в акалпечтли, ее поймала!

Обе мы ни за какие деньги не взялись бы повторить это, даже стоя на берегу, а не когда одна бежит по каменистому берегу, не глядя под ноги, и другая прыгает в акалпечтли по водяным валам и большую часть времени вцепляется в борта, глядит же поневоле на проносящиеся мимо огромные тетли, торчащие из воды, и одетые шубой разлетающихся от них брызг и пены ацацазмольи! Так что везение было ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ. Ой, то есть, конечно, не везение, а Божья помощь! Тогда некогда было об этом думать, но мы обе очень обрадовались.

Но тут везение кончилось. Или Божья помощь. Оказалось, ни стоя на берегу, ни, тем более, в прыгающей акалпечтли, невозможно вытягивать лодку против шашамакатиу. У нас просто не хватало сил. Для Бога нет ничего невозможного, и Он мог бы просто перенести акалпечтли или девушку из нее на берег; но такие чудеса Он совершал очень редко. О них есть в Писании: как расступалось море, или как останавливалось солнце. Гораздо чаще чудеса выглядят именно как то, что получилось с веревкой, когда даже можно усомниться, было ли это чудо – или все же только счастливая случайность. Реже бывают и такие чудеса, когда человеку хватает сил на то, что кажется для него невозможным, причем обычно как раз в минуту смертельной опасности. Здесь такого не произошло.

Атойатль неумолимо тащила акалпечтли. Та, что на берегу, упала и ее поволокло по тетлям. Она держалась за веревку, но ее ум мутился от ударов об них. Та, что в акалпечтли, упала – хорошо, что не в воду, а на дно акалпечтли, и зацепилась за скамейку, – но мокрая веревка выскальзывала из ее усталых рук. Из ПОСЛЕДНИХ сил она намотала ее на скамейку и, когда веревка перестала рваться из рук, завязала. Но акалпечтли не стала от этого вести себя тише – наоборот, оказалось, что, когда она плыла в шашамакатиу, ее швыряло меньше, можно было даже сидеть, держась за борта, а теперь, чтобы не вылететь, оставалось только лежать на дне и цепляться за скамейки руками и ногами.

И вот, когда мы обе почти теряли сознание… нет, нам не повезло снова, хотя могло показаться и так. Никакого чуда не понадобилось, сработали, как позднее сказала одна из нас (вы легко угадаете, что это была та, что живет в Мачтилойане, а не та, что в Циуатлане… но где был ее такой умный ум, когда она предлагала покататься на лодке? И мой, когда я соглашалась? Ей-то что, она выросла на реке, нырять и плавать умеет), законы ПРИРОДЫ. Шашамакатиу тянул акалпечтли в одну сторону, веревка – в другую, но не совсем в противоположную, а слегка вкось. В результате ее прибило к берегу. И та, что была в акалпечтли, поняла, что произошло, и, собрав последние силы, вывалилась из акалпечтли на берег и на шаг или два отползла от воды.

Тут мы немного СГЛУПИЛИ, да оно и понятно, кто бы остался на нашем месте рассудительным. Нам надо было и второй конец веревки привязать к чему-нибудь, да вот хоть к деревьям – или это кусты? – растущим прямо на камнях на берегу атойатли, маленьким, но очень прочным, кажется, такое дерево или куст называется тлашкатль, и она способна своим стволом раскалывать тетли, когда они мешают ее росту. Затем можно было бы позвать на помощь несколько девушек или одного кецалькўецпалина. Или принести ворот и веревку на него наматывать – тогда даже, наверное, только нас двоих хватило бы, если, конечно, сперва как следует отдохнуть – и можно было бы и акалпечтли спасти.

Но нам обеим это просто не пришло в голову. Одна отпустила веревку, другая безучастно смотрела, как та змеится мимо нее. Акалпечтли уплыла в науатилоцотль, до которого оставалось совсем немного, а мы даже не посмотрели ей вслед. Если бы КТО-ТО был с той стороны науатилоцотля, и знал о происшествии, и акалпечтли, вопреки вероятию, не утонула, то тянущаяся за ней веревка могла бы помочь кому-нибудь как-нибудь ее поймать… Но это уже совсем никчемные рассуждения о том, чего быть не может. Ведь даже Бог не может сделать бывшее не бывшим.

Обе мы были насквозь мокры, избиты и измучены, обеих трясло от холода, страха и усталости. Мы полежали немного и, опираясь друг на друга, или даже, скорее, вися друг на друге, поплелись в тепанкальи, признаваться в своей ГЛУПОСТИ, которая привела к потере хорошей акалпечтли. Но нам не казалось, что Тенкутли нас за это накажет. Наверное, поглядев на нас, сочтет уже наказанными.