–
На лошади ездить приходилось, попробую и на ишаке, все равно весь свой арсенал на себе далеко не утащить. Ты, Рустам ака, поймай мне скотинку не очень упрямую и прыткую, а я тебе подскажу, как из этой истории выпутаться.
Рустам, должность которого называлась раньше инспектором дорожного движения, и был он как бог на дороге, выбирая кого наказать, кого помиловать, теперь уже смирился с участью человека на побегушках у новых хозяев. Почему бы одному из прежних, тем более такому страхолюдному не сбегать, не выловить шелудивого осла. Сделав несколько неторопливых шагов, он вдруг услышал новые выстрелы из-за спины и, втянул голову в плечи. Но пули не впились в готовую расстаться с духом плоть, и даже не просвистели мимо, предупреждая о возможном таком расставании. Почти не поворачивая ни ног, ни тулова, ни шеи мент всё ж обернулся. На дороге старик развлекался, расстреливая поврежденную легковушку из его казённого пистолета. – Он совсем сошел с ума, – подумал, почувствовавший себя, совсем младшим, лейтенант, а ноги его быстрее понеслись выполнять указание.
Расейский, осмотрев животное, остался более доволен чем осматриваемый. Но мнением ослов редко интересуются. Из чехлов передних сидений и проводки почившего авто изобразил подобие переметных сумок, в которые загрузил какой-то нехитрый скарб и трофеи. Но удобно пристроил короткоствольный автомат, поближе под руку ручной гранатомет, а за спину закинул снайперскую винтовку, угадываемую под рваным мешком. Пару ручных гранат он положил в подсумки на ремне когда-то камуфлированных брюк, спрятанные под ватным халатом. Также халатно прикрыл и заношенную в хлам тельняшку. Рустам в это время из автоматных ремней изобразил подобие уздечки. Когда «аксакал» неспешно сподобился в дорогу, протянул постовому его пистолет – когда прибудет смена? За полчаса до ее появления прострелишь себе ногу, или еще лучше живот, только смотри, чтоб пуля навылет прошла и желательно, никаких важных органов не задела. Прибывшим начальникам объяснишь, подъехали неизвестные на двух машинах, обстреляли вас. Ты успел ранить водителя в «Форде», потом ранили тебя, и от близкого взрыва гранаты потерял сознание. Видел только, как раненого унесли двое на чехлах с этой машины. Понятно растолковал? Вижу, не дурак, пусть и при такой службе, значится выкрутишся…. Помолчав немного, видимо обдумывая что-то своё, старший брат всех шайтанов совсем не в тему спросил: – А какой сегодня день, в смысле какого года месяц?
– Йаум аль сабат месяца эсфанд лунной хиджры.
– Да, понятно, все с тобой. А по нормальному календарю? Выслушав ответ и покивав головой помолчал немного, как бы обдумывая еще что-то, но не сказал, только пожал лейтенанту руку и, повернувшись, спокойно пошел по дороге, ведя ишака на поводу.
Рустам смотрел на медленно удаляющуюся в меркнущем свете призрачную фигуру. Мелькнула было мысль, о том, что спина представляет собой хорошую мишень, и за такого убитого новые хозяева достойно наградить могут, но пережитый страх не позволял даже поднять руку с зажатым в ней пистолетом. Чуть позднее, когда налетчик стал почти невидим в сумраке, донесся его голос хорошо слышимый в ночи: – Рустам, твой пистолет без патронов, пару штук я оставил в бардачке машины, – тебе хватит. Да, а машину лучше подожги, так для джуней, поди, убедительнее будет.
Рядом с лежащим на обочине ханем пискнула рация. Этот звук, как хороший удар вывел младшего лейтенанта из оцепенения. Он не торопясь, подошел и раздавил «Моторолу» каблуком сапога, подождав несколько минут, зарядил свое оружие, отойдя подальше к обочине, приставил пистолет к животу. Как непомерно тяжело, оказывается, нажать курок, когда пуля должна поразить свое же тело. Но дикий рус прав, только ранение может стать убедительным фактом для обязательного расследования. И в упор стрелять нельзя, на одежде останутся следы пороха и пуля должна обязательно пройти навылет, а то найдут её родную в тебе же. Как же так стрелять в себя, да еще и умудриться не задеть важных органов. Тут-то конечно не только пот прошибет, но и понос скрутит. Сразу вспомнится, что как никак, а правоверный суннит. Сами собой всплывут в памяти суры из Корана. Вот прямо к случаю – ал-кафирин:
Ля а’ буду ма та’ будун,
Ва ля антум а бидуна ма а буду205.
Но бесполезно посылать проклятия на голову расейского, которому сам дьявол помогает. Про этого он уже наслышался страшных легенд. Ну, тогда Бисм-аллахи-р-рахмани-р-рахаим206….
Как же вовремя произнесенная моилитва просветляет. Не надо стрелять в себя. Лучше укрыться пока у родича, а потом с ним заняться делом. Уж я то знаю как подъехать к любому блокпосту, что там прибрать для прибытка, прекратившейся на сегодняшней должности.
А бывший человек ведя за поводья, недовольного, но покорного своей скотской судьбе ишака, улыбался, скаля ровные, неимоверно крепкие зубы. – Когда-то, в далекой, прошлой жизни вроде-бы у меня на этот день приходились именины. – с чего вспомнилось вдруг? – Когда был премило-маленьким, горели обещанием подарков свечки, воткнутые в долгоожидаемый праздничный торт. Когда, считал себя матерым жизне и женолюбцем, обзывался офицером, – дружно звенели наполненные стаканы, томно улыбались женщины, суля незабываемый подарок. Вся суета сует, так мимолетна и беззапамятовано проходима. Сегодня вручением гостинцев никто не обременяется. По крайне мере по своему волеизлиянию. Остается разве самому себе сделать подношение, в виде дополнительных боеприпасов. Как однажды высказался неудавшийся философ, накропавший эту галиматью, – «День рождения – это попытка обменять не самые полезные блюда из дорогих продуктов на не самые необходимые вещи или почти дорогие безделушки. И еще короче. День полный порожних хлопот и ожиданий, незаметно переходящий в завтрашнюю головную боль». Да, с годами не поздравлять, а соболезновать надо. Разве что после семидесяти. Там каждый год, как никому не нужный подвиг.
Что там говорил мент, про мокик на следующем укрепленном посту? Может быть, подарить его себе на день рождения, поменять на уставшего осла. Заодно и помочь успокоиться нескольким ханям. До блокпоста самый раз в темноте доберусь, а там как раз с прибором ночного видения на винтаре ….
– С ночником, со снайперской…, подло из-за угла, в ни чего не подозревающих людей, – где же Ваша честь, боец?
– Что-то слышал я в прошлой жизни от одного друга о воинской чести. На словах он не признавал её, но в последние минуты жизни следовал ей до конца. Только ни враги, ни друзья о ней тогда не вспоминали…. Какие придуманные условности могут иметь место, когда окружен сворой волков? Уж не зубами ли с ними меряться, ожидая выхода один на один. Иль всё ж долбануть картечью? А мне-то не обезоруженные делегаты слёта мирных пахарей будут противостоять. Они пришли на войну, значит отнимать чужие жизни, следственно должны быть готовы отдать свою. Я-то знаю, мне подарок может состояться в виде счастливого конца, по вине какой-нибудь пули дуры. Но где тот счастливый конец даже в сказках? Жили-были Иванушка Дурак да Василиса в дальней молодости Прекрасная. Жили долго и временами казалось счастливо. Потом состарились и умерли в один день. Потому как она его грибочками отравила, а он перед кончиной догадался о злодеянии, собрал последние силушки и придушил женушку. О, есть одна сказочка со счастливой развязкой, это та, которая про колобка. Но и там все переврано, поскольку Колобок, фиг знает с какого мусора и пыли наметён, да довольно продолжительное время, по грязным дорогам катался. Ну и какой у лисы может быть хепиэнд, если она об этого сухаря сначала зубы обломала, а потом еще и инфекцию подхватила? Эх, Вовчик, день ангела хранителя может статься днем Харона, который переправит душу в мир иной….
А есть ли он, этот загробный мир и что там ждет, Вовчик не задумывался. Он понимал, главный подарок, каждый новый миг, наполненный ярким солнечным, теплом или призрачным лунным светом, насыщенный сладким воздухом, обеспеченный какой-нибудь пусть далеко не изысканной едой, и главное постоянным движением, ощущаемым, даже когда просто лежишь в поле, покусывая травинку. Он все еще, глубоко по-своему, любил жизнь, пусть и не дорожил ни своей ни чужой, как неповторимым даром. Он даже не был злым. Как это растолковать? Во, был философ такой, лет за двести до нашей эры жил, Плотином прозывался, – вселенскую любовь проповедовал. Он изрек: – «Зло не свойственно Душе, это неизбежная примесь, появляющаяся в результате попадания во множественность проявленного мира». Немного витиевато. Нынче проще говорят: – Это не я такой, то меня так жизнь скрутила.
Во, мужика как крепко торцануло, – такие диалоги сам с собой задвигает…. А Вы бы как себя чувствовали, когда не далее чем позавчерась, могли спокойно отдохнуть в приютившем на ночь ауле. Да что-то все время гонит подальше от мирного жилья. А утром узнал, что приезжали ночью чужие солдаты. Кого-то в селении расстреляли. Причем и того, кто на ваше присутствие донес. Нетрудно выяснить откуда пришлых принесло. И поскольку взял на себя ответственность за прошлое гостеприимство, то приговорил расстреливавших к расстрелу. Не всем конечно, приговор привел в исполение. Но среди тех, кого пострелял в случайной армейской машине должны же быть приговоренные? Ну если нет, то ведь не следователь же. Да и прокурор-то так себе. Всем одну статью без разбора.
Вовчик предвидел сомнения аджикского мента и его готовность выстрелить в спину, потому и пистолет разрядил, но это по недавней привычке устранять ненужные случайности. Он в абсолюте не боялся своей гибели. Нельзя убить то, что уже умерло. Невозможно остановить спокойную поступь Костлявой, воистину неутомимой труженицы, собирающей причитающуюся природе подать, – души отмерившие свой краткий, как горение искорки отлетевшей от костра, век. Впрочем, случаются такие искры, как выдаются и люди, которые взлетают слишком далеко и порождают пламя. Себя он к таковым ни в коем разе ни относил, ну разве, пока не загасили, слегонца подсушить хворост для будущего огня.
Идет себе по обочине дороги старик в заношенном халате, ведет за поводья конька-горбунка отягощенного причиндалами, придуманными людьми, для облегчения работы естественного отбора. И самый наметанный глаз вряд ли рассмотрит в этом аксакале зверя, за версту чующего опасность. Но, самое бесчеловечное, не ведающего страха. Единственное что в нем осталось от Homo Sapiens – умение убивать без малейшей искорки сомнения.
ЭПИЛОГ
Шурка, чего ж ты перестал сочинять свои нечитабельные росказни. Да и многословие твое почти улетучилось.
Как глубоко решил зарыть свой талант? На что вообще ты размениваешь себя? Про тебя ведь и не знают почти, и хоть размечтался, да вряд ли потом вспомнят. Вся твоя слава достанется этому джуню возомнившего себя великим вождем.
– Так и что? Главное дела тут вершатся, а под каким флагом сегодня не важно. Про талант, – если следовать известному мифу, то это наиболее честный способ сохранить чужое состояние. Когда это свое, то закопают его только вместе с тобой. А пока…. Кому-то за славой или деньгой гоняться, а кому от водки стлеть. А мне вот так досталось, пусть может и тоже сгорю синеньким пламенем. Зато позри, от нашего огня вокруг разрумянивается такой премиленький пожар. Одно удручает, рядом со мной превратятся в пепел близкие люди. Они-то и не понимают, куда я их втравил…. А может всеж не я, а судьба, пусть в нее не верю. А надо хоть во что-то верить?.... Так что, какие могут быть стихи, когда вокруг безобразная сказка? Я всеж тут, мабудь, в страшных если не легендах то россказнях останусь.
Фу, отстань, когда ты рядом, то льется слишком много слов. Не до них теперь. Лучше придумай как Пашку кактося домой отправить.
Пашка? А ты чего в этих богом забытых краях забыл? Далеко, очень далеко, тебя ждут. Мама поседела от горя поскольку нет ни весточки. Девочка которая любит. Пацан растет без отца….
– А чего я. Не могу же я просто дизертировать. Да и захотел бы, но как? А то, что они там живы, так может потому, что я тут воюю. Старик погранец объяснил мне, драться за близких можно и здесь. Чего бы я там в армии – многоразовый камикадзе, по выражению, светлой памяти Бати. Но столь ли многоразовый? А тут Шурка. Пропадет он без меня. Умный черт, но доверчивый. А с этими, которые местные. За ними глаз да глаз. Вот Катьку бы как-то домой отправить. Всеж война не женское дело?
Екатерина? Война не женское дело. Тебя дома никто не ждет?
– Дома? Война и там. И такая скверная. И девочкам и даже бабушкам работы хватит. Это-то как раз нашим не в первой. А здесь я страшная ведьма. Поверите, я еще ни одного человека своими руками не убила, а смотрят на меня местные…. Вернее вообще смотреть в мою сторону боятся. Как и на Михаила. Но на него-то понятно почему, душу-то разглядеть не всем дано. А на меня, потому что…. Потому-что принимают за предвестницу жуткой участи. Не сказать, что мне это как-то нравится…. Я с этого просто БАЛДЕЮ…. Кто и что я дома? А тут каждый день в кайф, каждый миг как последний. Извите если мало кто это поймет….
Как это никого не убила? Да ты столько настреляла. Вот хоть вчера. Распотрошила человека, так что родная жена опознать сможет только по одному месту, да и то это место в целости сохранилось поскольку очень уж миниатюрное.
– Вчера? А это который мне весь парус изрешетил? Я, что убила его? Он был человек? А когда в меня стрелял, во мне человека не видел? Ну и я с высоты не разобрала. Так что почти квиты. Не, а второй вообще стингером шарахнул. Хорошо успела хлопушку с горящей фольгой под себя запустить. Тут не в рпгешке комповской. Второй жизни не начитэришь. Зато адреналина, столько ни один геймер не хапал. Короче, тут еще работать и работать, чтоб настроить правильное…., ну не знаю как выразиться. У Александра поинтересуйтесь, он объяснит кому надо и как надо. Да, а о доме что-то не амаркордится. Вот Мишка тоскует от того что дембелем только пообзывался, а дембеля так и не понюхал, родителей не повидал и вообще от родины в другую сторону подался.
Архангел, дома ж тебя ждет ведро самогона и состарившиеся от горя родители. А с армии тебя по ранениям должны комиссовать.
– Да если меня таким встретят дома родители, то действительно враз состарятся. а подружки увидят – в туалет бежать уже поздно. И кому я такой комиссованный там…? Да и не за всех ребят с заставы я расплатился. А с Александром Олеговичем я в десятеро и в сотни раз, если жив буду, поквитаюсь. Не уберег я свой участок границы пусть и не по своей вине. Но зато теперь он проходит там где я сейчас и за него я еще подерусь. Это вот старичкам нашим про дембель напомните, они свое повоевали.
Подполковник. Да, господин Лие, это я к Вам обращаюсь. Приказ о Вашем новом звании пришел когда вы в последнем рейде были. Ждет он Вас дома, как и звание героя Расеи, правда посмертное.
– Вот видишь – посмертное. Теперь доказать будто жив, побегать надо. А бегать не на чем. Там я давно для всех умер, а тут еще как существую. И даже без ног, но со своим опытом очень даже пригожусь. За рядовым командиром ой какой пригляд нужен. А вот папашка его, который в этом боится признаться, совсем отмороженный. Ему уже три пенсии положено: по выслуге, по ранению, по инвалидности, да и по возрасту рядышком.
Прапор, тебя про то чтоб оставить эту войну я и не спрашиваю. Ты до последнего вздоха с ней. Но чего ты сыну не откроешся?
– Да, вот столько лет не знал он про меня, а тут нате те. Нарисовался. Я на него лучше со стороны погляжу. Где чо подскажу, где убережу. Ну а то, что до последнего вздоха на войне, то это еще поглядим, чей вздох будет последним – мой, или этой гребаной войны.
Было ли это, будет ли это. Разве возможно в настоящей, пусть не всегда уютной, но не изгаженной бредовым измышлением реальности, все происходящее?
Пусть Бог хранит Расею и народ ее, не способный жить без трудностей. Для счастья так немного надо. Мирное небо над головой, и понимание того, что надо с любовью относиться к окружающему. Ценить, иногда кажущееся таким малым, то, что имеем поскольку потеря и этого может быть так горька и невосполнима.
Конец ли это, иль только начало конца, или просто новое начало, – кто знает? Русь, дай ответ.
P.S.
Всё как-то запущено в той, толи плоской, по отношению к нам, толи вовсе параллельной реальности. Но мы то, слава Всевышнему, благополучно проскочили все перипетии того мира. И «ваааще никакая» холодная война не переросла в ядрёную ядерную. Всяческие пророчества о бедах и конце света, это только пугалки для великовозрастных младенцев. Как теперь говорят детям старше шеснадцати. И «Поднебесная», в нашей плоскости, завоевывает первенство экономическим, а не военным путем. И излишек народонаселения мирно переселяется к своим собратьям проживающим по всему известному миру исподволь и почти незаметно.
Вообще Тани (так они себя называют, а никакие не чайники, а уж тем более китайцы) в большинстве своём доброжелательный и трудолюбивый народ. Конечно, у всех есть свои уроды и на рынках Пекина, как и Парижа и Москвы и т.д. и т.п. сумочку с деньгами держите застегнутой да поближе к груди. Но зато в Париже аль Москве, в приличном, на неискушенный взгляд, ресторане, Вам вместо дорогой лягушатины постараются втюхнуть курятину. А вот в Пекине, Сянгане иль Даляне (бывшем Дальнем) всё наоборот. Но особо не расстраивайтесь, из-за специфичного соуса, особой разницы вы не распробуете.
В современном Китае везде Вам обеспечен любезный прием. Молодые поулыбаются, а пожилые так еще и изобразят что-то типа поклона. Но в пограничных торговых городах, едва вылупившихся своими небоскребами из трущебных деревушек, за покупками лучше ходить не поодиночке. Никто Вас не кинется грабить, или выкажет явную агрессию, но…. Короче, лучше двигаться небольшой толпой. В компании оно ведь веселее, верно? И не придется обязательно покупать неподходящую вещь, если уж рассматривали иль вааще примеряли….
Или во! В аквапарке (несоизмеримо недорогом по сравнению с российскими), есть бассейн с горячей водой, где распологаются места оборудованные гидромассажем. Что я Вам парю? Вы и сами всё прекрасно знаете. Ну, таки вот. Одна куня, довольно преклонного возраста, заметив чо я нацелился занять энтное место, прошмыгнула без очереди и мстительно окинув взглядом, раскинула свои, нечасто встречаемые у данного народа, широкие телеса. На соседних местах несколько раз поменялись клиенты и некоторые с пониманием кивком уступали свое джакузи, но я упорно любовался старушкой, которая была готова свариться, но не пропустить пришлого бледнозадого. Короче, порядком сомлевшую куню увели соплеменники. И только тут, до меня, омываемого вожделенными струями гидромассажа, наконец-то снизошло – может у неё наши погранцы жениха на Даманском убили или вааще простить не может, что мы, юсики, предали дело Ленина, Сталина и великого кормчего Мао. Всё-всё, сам ужо просек, чо понесло внедопустимые дебри. Не наше это дело задумываться, нам работать надо, чтоб хватило денежек на…. Короче чтоб хватило.
Кстати, миф о супер трудолюбии танов несколько преувеличен. Конечно, и железная дорога на большинстве пути огорожена забором, а то дай волю крестьянам, так и на перронах вокзалов высадят капусту. Ну, это от недостатка пригодных земель. Но и в Гоби и на Гималаях есть плодородные территории, надо только захотеть и суметь их обработать. Иль вот – на строительстве дорог и небоскребов Таны пашут как потерпевшие. Но и наши, даже и молдаване, могут работать много лучше. Особенно когда прораб заявится после недельного запоя, оглядит ход работ и хмуро так выдавит: – Ну, к концу месяца наряды закрою…. На сколь поработали, столь и получите! (вот-вот главное чтоб присутствующий стимул давлел над присутствием).
К чему я это всё нагородил? А, вспомнил! О том, что в нашей-то реалии всё хорошо и дальше будет только еще и прекрасно. О том, что…. Всё – всё, вижу, что утомил разговорами. Переходим к тостам, а они, если не грузинские, то не должны вызывать зуд у слушателей, поэтому – За близкий мир во всём мире и всеобщее благоденствие!